А. А. Меграбян. ДЕПЕРСОНАЛИЗАЦИЯ

Психопатология в процессе своего историческою развития обнаруживает тенденцию постепенного расширения границ предмета своего исследования. Более того, в настоящее время наблюдается линия закономерного вовлечения в сферу психопатологии смежных промежуточных состояний, расположенных на грани между выраженной патологией и нормой сознания личности. Эта благотворная "экспансия" нашей науки в обыденную жизнь людей в поисках истоков заболевании вполне оправдана, если не считать уродливых попыток за рубежом несостоятельного толкования качественного различия между нормальной и больной психикой.

Из года в год неуклонно повышается интерес к проблемам нормы и патологии нервно-психической деятельности человека со стороны представителей сопредельных наук. Это вовсе не случайно. Речь идет не только о понимании ведущего значения центральной нервной системы для функционирования человеческого организма в целом. Современные выдающиеся физики и химики проникая своими методами в интимные механизмы жизнедеятельности организмов и в сложнейшие мышечные, нервные и мозговые процессы, обнаруживают там более рациональное и совершенное использование физико-химических закономерностей. Поэтому биофизика, электрофизиология и кибернетика получат дальнейшее ускорение в своем развитии на базе глубокого исследования и применения закономерностей высшей нервной деятельности человека.

Задача изучения нервной системы в норме, – это лишь одна сторона дела. Наши знания о головном мозге человека, приобретенные за последние 100 лет, говорят о том, что наиболее крупные открытия в этой области совершались учеными, работавшими в клиниках. Недаром в карту полушарий головного мозга вписаны имена крупнейших клиницистов мира. Идея использования патологии нервной и психической деятельности человека в качестве эксперимента природы приобретает все большую актуальность.

Яркой иллюстрацией этого положения может служить огромный интерес, проявленный акад. И.П.Павловым к клинике нервных и психических заболеваний. В своих ранних работах по кровообращению и пищеварению Павлов внес твердое убеждение в исключительном значении клинической казуистики, дающей бесконечный ряд всевозможных патологических вариаций и комбинаций функций человека. Еще в 1919 году в Обществе психиатров в Петрограде в своей речи он раскрыл важную роль клиники, способствующей развитию физиологического мышления, а в дальнейшем сам воспользовался областью психопатологических явлений в качестве вспомогательного материала при изучении физиологии больших полушарий.

Широкая область патологических явлений представляет собой как бы ряд всевозможных физиологических опытов, делаемых природой и жизнью, "... в самом деле, – говорил Павлов, – вместо нашего страшно грубого, по сравнению со сложностью и тонкостью изучаемого механизма, метода разрешения частей мозга, как аналитического приема, можно было рассчитывать в некоторых случаях на более ясное, отчетливое и более тон кое разложение целостной работы мозга на элементы, на разграничение отдельных функций мозга вследствие патологических причин, иногда достигающих чрезвычайно высокой степени дифференцировки действия".

Такова высокая оценка гениального ученого роли клиники психических заболеваний, часто выступающих в качестве естественного эксперимента в столь сложной области, как человеческая психика. В этом смысле психиатрия является серьезной пособницей не только нейрофизиологии, но и психологии.

Идея экспериментального изучения психических функций на самом человеке имеет значительную давность. Еще во второй половине XVIII столетия Дидро в своем "Письме о глухонемых" выдвинул мысль аналитически расчленить органы чувств человека и посмотреть, что он извлекает из каждого органа чувств, имеющегося у него. Одаренный богатым воображением философ-сенсуалист изобразил в шутливой форме общество людей, которые обладали только одним из органов чувств. Дидро, приводя ряд наблюдений над слепорожденными и глухими, говорит о весьма важном значении осязания для познания мира. Один слепорожденный, которого спросили, был бы он доволен, если бы был зрячим, ответил: "Если бы меня не одолевало любопытство, то я бы предпочел иметь длинные руки; мне кажется, что мои руки рассказали бы мне лучше то, что происходит на луне, чем ваши глаза и телескопы. Лучше было бы усовершенствовать у меня тот орган, который я имею, чем наградить меня недостающим мне органом".

В этом письме о слепых Дидро выступает как мыслитель с твердыми материалистическими и атеистическими убеждениями.

Через три года другой известный философ-сенсуалист Кондильяк остроумно придумал своеобразный способ анализа человеческой психики. Он вообразил себе одушевленную статую, которая способна испытывать все эмоции и понимать все мысли, однако в самом начале она не содержала бы ни одной из них. В эту "абсолютно пустую психику" Кондильяк в целях чистоты анализа пытался постепенно вводить отдельные ощущения одно за другим.

Данный метод философа оказался совершенно неприменимым по той простой причине, что в природе не было такой живой статуи. Поэтому он вынужден был искусственно, в своем воображении, создать Робинзона – статую – обогащающего свое сознание изолированно от общества других людей. Все же, несмотря на беспомощность этих искусственных построений. Кондильяк в своем "Трактате об ощущениях" высказывает ряд ценных догадок.

Несмотря на свои агностицизм Кондильяк в результате проделанного им сравнительного анализа ощущений пришел к выводам, которые объективно способствовали дальнейшему развитию материализма. Он также придавал огромное значение осязанию, которое, по его мнению, осуществляет непосредственное знание о предметах внешнего мира. Осязание Кондильяк назвал учителем всех остальных чувств, которые своим развитием обязаны ему.

Пытливая человеческая мысль в дальнейшем упорно нащупывала пути создания таких условий, при которых можно было не только на животных, но и на живом человеке изучать отдельные проявления психической деятельности.

В конце XIX столетия психолог Мэн де Бирай, изучая проблему сна и сомнамбулизма, высказывался о большой пользе, которую психология могла бы извлечь при исследовании названных явлений.

Позднее Тэн рекомендовал использовать сомнамбулизм в качестве эксперимента в психологии. В дальнейшем психолог П. Жане воспользовался патологическими состояниями сомнамбулизма и каталепсии. Путем клинического наблюдения, а также экспериментального гипнотического внушения пациентам Жане вызывал особое нарушение сознания, называемое им психическим авто магизмом

Наряду с экспериментально-клиническим, изучением нарушения сознания типа сомнамбулизма и каталепсии в этом же периоде стали появляться работы по исследованию нарушения сознания путем экспериментального введения в организм человека различных опьяняющих ядов.

Так, известные психиатры Моро де Гур, а также В.X.Кандинский и И.А.Сикорский, – наблюдали психические нарушения при помощи опьянения гашишем Левин, Эллис, а в дальнейшем К.Берингер и др. в условиях клиники исследовали расстройства сознания при опьянении алкалоидом мескалина. Ряд исследователей стал изучать влияние опия, кокаина и других ядов на психические функции человека. Таким образом, в психиатрии возникло экспериментально-фармакологическое направление, представители которого наблюдали на нормальных и патологических объектах исследования весьма важные с клинической точки зрения психопатологические феномены. Наиболее интересные данные были обнаружены при действии гашиша, мескалина эти яды вызывали психосенсорные, галлюцинаторные явления и необычайные переживания чуждости телесных ощущений, нарушения чувства реальности своего "я" и окружающей обстановки. Это сложное патологическое состояние сознания, называемое деперсонализацией или психическим отчуждением, известно клиницистам еще с прошлого столетия: в 70-ых годах была издана работа врача Р.Крисгабера, в которой было дано клинико-психологическое описание явлений деперсонализации у невротиков. Впоследствии эти необычайно интересные клинические факты были живо подхвачены психологами и даже философами в целях психологического и гносеологического исследования сознания и самоосознания личности.

В области клиники больших психозов имеются еще два направления, которые уделяют значительное внимание проблеме деперсонализации: так называемое "механистическое" – преимущественно французская школа, изучающая явления психического автоматизма при галлюцинаторно-бредовых психозах – и феноменологическое, – в основном немецкая школа, изучающая нарушения "сознания я", особенно при шизофрении. Эти два направления дают богатый материал и анализ динамики деперсонализационных явлений и перехода их в психические, бредовые состояния.

Наконец, существует клинико-анатомическое направление, изучающее апрактогностические и соматоагностические состояния при органических поражениях головного мозга. Представители данного направления пытаются подойти к анализу и объяснению феномена отчуждения, деперсонализации через органическое нарушение схемы тела и метаморфопсии, возникающее на почве локальных поражений мозга.

Если раньше ряд авторов считал синдром деперсонализации – специфическим, присущим только тому или иному заболеванию, то в последнее время для многих становится совершенно ясным, что данный синдром может встречаться при самых различных психических заболеваниях. Однако из этого факта некоторые авторы (Гауг и др.) делают неправильный вывод, т.е. что этот синдром теряет свое дифференциально-диагностическое значение, т.к. он встречается при многих других психических заболеваниях. Собственно говоря, такая судьба постигла и ряд других синдромов, однако их клинико-диагностическое значение вовсе не снизилось.

Задачи, поставленные нами в этой работе, выполненной на большом клиническом материале, сводятся к следующему: 1) уточнение и конкретизация дифференциальной диагностики данного синдрома при различных заболеваниях; 2) анализ психопатологической структуры феномена отчуждения и его динамики, перехода в другие психопатологические состояния; 3) выдвижение понятия коркового интегрирующего гностического чувства и 4) раскрытие двойственной природы сознания личности на основе фактических психопатологических данных и другие гносеологические выводы.

Мы убеждены в том, что сложная психопатологическая картина отчуждения есть наглядный пример природного эксперимента на патологическом материале, который может помочь раскрыть некоторые стороны сознания нормальной личности.

Эксперимент, о котором мечтал философ Кондильяк, построивший в своем воображении идеальную одушевленную статую, психолог Жане пытался полностью осуществить на живом человеке: он изучал явления нарушения сознания при сомнамбулизме и каталепсии методом гипнотического внушения и клинического наблюдения. Жане, несомненно, имел огромное преимущество перед Кондильяком. "... Благодаря болезненному состоянию, – писал он, – давно известному врачам, но мало исследованному философами, мы нашли подобную статую. При нервном заболевании, известном под именем каталепсии, наблюдается полное и внезапное исчезновение сознания, за которым следует постепенное восстановление его; этим состоянием мы и воспользуемся для своих экспериментов".

Мы можем продолжить сравнение Кондильяка и Жане с живыми статуями на нашем клиническом материале. Больные с явлениями деперсонализации переживают своеобразное двойственное состояние: им кажется, что они потеряли чувствительность и реальность ощущения своего тела, что не испытывают чувства реальности в восприятии внешнего мира; они говорят о потере своих эмоций, об отсутствии образов в процессе мышления, о полной "пустоте" своей психики. Больным кажется, что они переживают исчезновение своего "я", "обезличиваются" и превращаются в безвольные автоматы. Однако объективное исследование и поведение больных показывает в то же время относительную сохранность функций органов чувств, эмоциональных переживаний и разумность мыслительного процесса. Больные субъективно переживают опустошение своей личности и превращения в автоматически действующее существо и в то же время правильно, разумно рассуждают и действуют.

Эти "живые статуи", вернее "живые автоматы", т.е. пациенты с деперсонализацией и психическим автоматизмом, имеют то важное преимущество перед "статуями" Жане, что они во многих случаях находятся в более или менее ясном сознании и разумно анализируют свое состояние, чего не в силах сделать "статуи" Жане.

Несколько слов по поводу терминологии. Данный патологический феномен имеет различные обозначения. Одни авторы называют его "чувством ирреальности", другие называют "психоанестезией", третьи – "чувством потери я", четвертые – деперсонализацией, но так как деперсонализация неполностью охватывает данное явление, то ее делят на собственно деперсонализацию и дереализацию; пятые называют – чувством отчуждения. Наиболее часто встречающиеся термины – деперсонализация и отчуждение.

Слово деперсонализация в переводе означает обезличивание. Но этот синдром отнюдь не включает в себе потерю своей личности, своего "я". Больной разумно, анализируя себя, заявляет, что он сознание своей личности не потерял, но ему "кажется", что он теряет свою личность, свое "я", раздваивается и т.д. Даже при "полной деперсонализации", когда больные говорят о себе в третьем лице, и даже тогда они неплохо разбираются в своей личности и отделяют себя от внешней среды. Настоящая полная потеря ощущения своей личности, своего "я" фактически означает снятие синдрома деперсонализации. Недаром сам Дюга, автор термина деперсонализации, утверждает в своих работах, что это есть не потеря чувства "я", а наоборот – чувство потери "я".

Поэтому термин "деперсонализация" не совсем точен и не отражает внутренней противоречивости патологического состояния сознания. Нарушена чувственно-предметная сфера сознания "своего я", своего тела и внешнего мира. Высшие познавательные способности мышления и речи относительно сохранны; именно поэтому больные, сохранив запас предшествовавших знаний чувственно-предметных воспоминаний, могут иногда даже весьма точно описать тонкие нарушения своей психики. Когда они точнее выражают свое состояние, то говорят не о переживании потери, а о переживании чуждости "своего я", своего тела и окружающего мира. Они наблюдают самого себя и внешнюю среду как бы со стороны, как чуждое, незнакомое, непривычное и одновременно, разумно рассуждая, корригирует и правильно восстанавливают в уме реальность существующего, однако не преодолевая при этом болезненного состояния. Больной субъективно переживает такое патологическое изменение личности, которое можно назвать до известной степени деперсонализацией. Термин же "психическое отчуждение" выражает тот сложнейший психопатологический процесс, который приводит к психопатологической картине – синдрому деперсонализации. Понятие деперсонализация в широком смысле слова включает в себя и дереализацию, так как под нарушением личности данного типа мы понимаем не только нарушение способности осознания своего Я и своего тела, но и нарушение способности осознания реальности объективного мира.