С. Гроф. ОБЛАСТИ ЧЕЛОВЕЧЕСКОГО БЕССОЗНАТЕЛЬНОГО

Оживление переживаний, составляющих различные уровни СКО, – одно из наиболее частых и постоянно наблюдаемых явлений у пациентов в ЛСД-психотерапии. Это повторное переживание весьма живо, реалистичной многообразно; оно характеризуется разными убедительными признаками регрессии субъекта в те времена, когда он впервые переживал данное событие. Одна из наиболее, важных сторон этой регрессии состоит в том, что ощущение своего тела всегда соответствует возрасту, в который регрессировал субъект. Так, восстановление воспоминаний раннего младенчества включает чувство диспропорции между размером головы и остальным телом. При оживлении воспоминаний детства с сексуальным оттенком испытуемые с удивлением заявляют, что их пенис до смешного маленький, или же они могут ощущать, что на лобке нет волос, а молочные железы неразвиты. Весьма распространено наивное восприятие мира, отсутствие концептуальных рамок и переживание эмоций, типичных для возраста, в который регрессировал субъект. В этой связи можно упомянуть и более объективные признаки, такие, как отдельные черты рисунков, выполненных в периоды регрессии, или наличие нейрологических рефлексов, свойственных ранним стадиям развития (рефлекс Бабинского, рефлекс сосания или так называемые осевые рефлексы). Важнейшие эмоциональные переживания оживляются вместе со всеми физиологическими, сенсорными, эмоциональными и психическими характеристиками первичной реакции, а часто и с детальным реалистическим воспроизведением сопутствующих ситуаций.

Некоторые пациенты в психолитической терапии способны испытать глубокую возрастную регрессию буквально на первом же ЛСД-сеансе при относительно небольшой дозе. Такой легкий доступ к воспоминаниям детства предполагается наиболее характерным для истериков. В более общем случае необходимо провести несколько сеансов со средней дозой, прежде чем начнет наблюдаться более глубокая регрессия к детству. В исключительных случаях для наступления ощутимой регрессии и оживления памяти детства требуется значительное число воздействий. Такая сопротивляемость регрессирующему действию ЛСД особенно типична для пациентов с острым неврозом навязчивых состояний.

Список характерных травмирующих переживаний, испытываемых как ядро переживаний отрицательных СКО, охватывает широкий диапазон ситуаций, связанных с безопасностью и удовлетворением нужд ребенка. Наиболее старые ядра переживаний относятся к самым ранним стадиям младенчества, к периоду кормления грудью. Самым частым является оживление оральных (ротовых) фрустраций, связанных с жестким графиком кормления, с нехваткой молока, с напряжениями, тревогой, нервозностью, недостатком любви со стороны матери и с ее неспособностью создать эмоционально теплую, мирную и предохраняющую атмосферу. Столь же часто отмечаются и такие травмирующие переживания детства, как холод и другие неприятные ощущения, болезненные медицинские вмешательства, физические страдания во время болезней, насильственные процедуры или необходимость приема вызывающих отвращение жидкостей (рыбьего жира, различных медикаментов, сильных дезинфицирующих средств), угрожающие звуки, бомбардировка невыносимым потоком импульсов, которые ребёнок не в состоянии осмыслить, грубое лечение и эмоциональная изоляция. Иногда пациенты отмечали переживания, связанные с тем, что их роняли дети постарше или взрослые. Типичную группу неприятных переживаний составляют травмы, связанные с отнятием от груди и с искусственным кормлением, ассоциирующимся с твердостью и холодом ложки, скверным вкусом пищи или тем, что она слишком горяча, с небрежностью кормящего. У нескольких пациентов всплыли проблемы, связанные с зубной болью, когда попытки кусать и жевать сопровождались болезненными ощущениями.

Особую важность представляют события, угрожающие жизни ребенка вследствие ограничения его дыхательной деятельности. Чаще всего при этом встречаются воспоминания об удушье в результате попадания жидкости или твердых тел в дыхательные пути, об эпизодах, когда испытуемые тонули в ванне во время купания, о случаях дифтерии, удушливого кашля, пневмонии, о помехах от аденоидов, ограничивающих дыхание, об угрозе придавливания грудью или телом спящей матери.

Переживания периода между младенчеством и детством также часто оказываются важной частью негативных СКО. Это проблемы, связанные с уринацией и дефекацией, и конфликты с родительским авторитетом по поводу приучения к туалету. Среди других важных воспоминаний, весьма часто отмечаемых испытуемыми как травмирующие, случаи наблюдения половых сношений взрослых (особенно родителей – это первичные сцены с точки зрения Фрейда), обнаружение анатомических различий полов, связанное со страхом кастрации или завистью к пенису, сексуальные взаимодействия со сверстниками, сексуальный соблазн со стороны взрослых, ведущий к преждевременному половому пробуждению, и наблюдение родов у людей и животных. Наиболее серьезными переживаниями этой категории являются переживания, связанные с мастурбационными манипуляциями при неоправданном страхе и чувстве вины или же при наказании за это со стороны взрослых.

Травмирующие воспоминания более поздних периодов жизни, находящиеся в тесной связи с ядром переживаний, весьма многочисленны и охватывают довольно широкий диапазон. В этом контексте мне хотелось бы упомянуть лишь о наиболее частых из них. Эмоциональная неприязнь самых разных видов, а также события, вызывающие шок и ужас, грубое лечение, ведущее в результате к физическим и психическим страданиям, наиболее типичны для этой группы. Столь же общим есть заметное предпочтение родителями одних детей другим и соперничество между братьями и сестрами, чрезмерное использование отрицательных приемов в воспитании детей – таких, как постоянные придирки, провокация чувства вины, сравнивание с другими, унижение, высмеивание и недооценка со стороны родителей, братьев и сестер, ровесников, учителей и одноклассников. Другие частые ситуации характеризуются сложными семейными взаимоотношениями, ненадежным поведением взрослых родственников, включая сюда пренебрежение, предательство, ложь и нарушение обещаний, а также наблюдение сцен, расшатывающих родительский авторитет и порождающих чувство неуверенности.

События отрочества очень редко становятся типичными ядрами переживаний. Если же это случается, они обычно имеют форму подавленных стрессовых ситуаций в половой сфере – таких, как изнасилование, совращение отчимом или мачехой и даже родителями и наблюдение жестоких и отвратительных сексуальных сцен. Обычно же воспоминания более поздних периодов жизни можно обнаружить в поверхностных слоях СКО, имеющих ядро переживаний в раннем детстве.

Перечень приятных детских воспоминаний, составляющих ядро переживаний положительной СКО, значительно проще, чем перечень воспоминаний травмирующих. Он включает эпизоды безопасности и удовлетворения, такие, как переживание "хорошей груди" и других видов либидозного и "ощущательного" удовольствия, чувства, что тебя принимают, любят и ценят, интереса и тяги к приключениям, к обычному нормальному окружению, к животным и к играм со сверстниками.

Достоверность и объективность детских воспоминаний в том виде, как они всплывают в ЛСД-сеансах, остается открытым вопросом. С первых же наблюдений за переживаниями этого вида я воспринимал их как довольно интересную теоретическую проблему и старался использовать все доступные средства, чтобы в каждом отдельном случае провести объективную проверку. Конечно, обстоятельства не всегда способствовали этому. Иногда я наталкивался на довольно скудные воспоминания со стороны свидетелей (родителей, старших сестер и братьев, знакомых, домашних докторов, учителей, прислуги и т.д.) и на отсутствие записей. В других случаях свидетели, которые могли бы помочь делу, были уже мертвы или же недосягаемы. Нередки были и такие случаи, когда эмоциональная природа проблемы делала проверку невозможной. Это было особенно ясно в отношении ситуаций, в которых, как предполагалось, свидетель сам был участником пережитых событий, и для того, чтобы подтвердить воспоминание, он должен был бы допустить, что вел себя тогда нежелательным или неприемлемым образом. Иногда, впрочем, необычная природа воспоминания и особые обстоятельства давали возможность получить ценные данные и добиться некоторого проникновения в проблему их достоверности.

В этих отдельных случаях расспросы живых свидетелей, а также другие способы ведения исследований часто обнаруживали поразительную точность некоторых из этих воспоминаний. Стало очевидным, что события раннего детства и даже младенчества могут быть восстановлены в ЛСД-сеансах с невероятной точностью, в самых мельчайших деталях. В этом можно было бы усомниться в том случае, если бы пациент брал инициативу на себя и собирал необходимые доказательства самостоятельно. При таких обстоятельствах не исключалось бы искажение данных. Однако большинство наиболее важных доказательств в пользу точности воспоминаний имело место в ситуациях, где исследование проводилось профессионалами, которые, ради того чтобы избежать искажения информации, всячески противостояли суггестивному влиянию со стороны как пациентов, так и свидетелей. Проблемы и противоречия, с которыми встретились исследователи этой области, можно лучше всего продемонстрировать на нескольких клинических примерах. Они были отобраны из десятков подобных им записей, собранных за десятилетие психолитической работы в Праге.

Дана, пациентка с довольно острой и сложной невротической симптоматикой, вспомнила в ЛСД-сеансах один из травмировавших ее эпизодов своего младенчества, который она отнесла приблизительно к концу первого года жизни. Она в деталях описала интерьер комнаты, где случилось это событие, вплоть до таких моментов, что оказалась в состоянии точно воспроизвести в рисунке узор на занавеси кроватки и на скатерти. Мать Даны, независимо от дочери, попросили описать комнату, о которой шла речь. Будучи ознакомлена с материалом пациентки, она крайне удивилась точности описания травмирующего события, а также физического окружения в тот момент. Подобно многим другим родителям, столкнувшимся с оживлением таких событий в памяти, она сочла поразительной и пугающей саму мысль, что ее дочь имеет доступ к обстоятельствам своего раннего детства. Это вызвало в ней сильное чувство вины и привело к извинениям с ее стороны. Она не могла понять механизма доступа к столь рамным воспоминаниям. Описание комнаты было фотографически точным даже в самых мелких деталях, достоверность описания была вне всяких сомнений из-за необычности мебели и некоторых других предметов интерьера. В комнате было зеркало непривычного вида, распятие на стене, нетривиальное по исполнению, а вышивка и отделка отличались специфическими чертами. В этом случае явно не было возможности передать эту информацию какими-либо средствами. До того как пациентке исполнилось два года, семья переехала в другое место, а дом вскоре был признан негодным и снесён. Внутреннее убранство комнаты не использовалось в их дальнейшей жизни: мать Даны раздала многие вещи. Не было ни фотографии комнаты, ни каких-либо ее описаний, и мать не помнит, упоминалось ли о каком-либо из предметов обстановки в присутствии дочери.

Второй пример касается более спорного воспоминания. В этом случае удивительно не время, а содержание. Природа оживленного материала настолько необычна, невероятна, что врач считал это переживание чистейшей фантазией до тех пор, пока отчет о нем не пополнился дополнительными наблюдениями.

Ева, пациентка, проходящая психолитическую терапию в связи с многочисленными невротическими симптомами преимущественно истерического характера, пережила в одном из ЛСД-сеансов весьма необычное и драматическое событие из своего детства. Она относит его к периоду, когда ей было 10 лет. Реконструкция имевшей место последовательности событий была следующей: в это время они с братом, бывшим на год моложе нее, очень заинтересовались половыми вопросами и однажды обсуждали темы зачатия, беременности и родов, а также загадочную проблему, как мужчина и женщина участвуют в процессе воспроизведения. Поскольку предварительные изыскания, как оказалось, не привели к какому-либо удовлетворительному результату, они решили обратиться за информацией к отцу. Выслушав их, отец решил, что лучший способ просветить детей – это преподать им практический урок. Он позвал в комнату жену и заставил ее раздеться. Вопреки ее возражениям и сопротивлению, он продемонстрировал сексуальное взаимодействие на глазах у детей. Во время акта отец воспользовался презервативом и объяснил им его назначение и применение. После совокупления он открыл дверцу печки и бросил кондом в огонь.

Переживание этого события сопровождалось значительным эмоциональным облегчением. После проработки этого переживания Ева поняла, что, по-видимому, именно это воспоминание объясняет многие ее психопатологические симптомы и бросает новый свет на ее иррациональное поведение, особенно в сексуальных ситуациях. Прояснилась для нее и навязчивая озабоченность печкой: она не раз ощущала сильное желание сидеть перед ней, смотреть на огонь и ворошить палкой угли, будто стараясь отыскать что-то.

Это событие казалось совершенно неправдоподобным, несмотря тот факт, что отец Евы был эмоционально неустойчивым человеком – хроническим алкоголиком со многими психопатическими и садомазохистскими чертами поведения. Иногда его жене и детям приходилось убегать из дому или запираться на чердаке, так как он преследовал их с ножом или топором, угрожая убить. Эти сцены не оставались семейной тайной: они были настолько явными и шумными, что втянутыми в них оказывались и соседи. Их ужасало также его садистское обращение с животными, особенно с кошками. Он устраивал специальные капканы для кошек и, поймав очередную жертву, прибивал ее на дверях хлева, оставляя умирать на палящем солнце. Хотя это и подтверждало наличие серьезной психопатологии у отца, идея представления родительских половых сношений как средства сексуального просвещения детей казалась слишком неправдоподобной. Понимание того, что дикие сексуальные фантазии у истерических пациентов – обычное явление, лишь прибавляло сомнения относительно достоверности данного переживания.

Два года спустя отец Евы покончил самоубийством во время очередного запоя. Ее младший брат был первым, кто обнаружил труп, и должен был с помощью соседей вынести тело отца из дома. Он реагировал на это событие резким психическим срывом – ощутил панический страх, начал видеть и слышать дух мертвого родителя. Как и при жизни, тот продолжал его преследовать, угрожая расправой. Толкаемый нечеловеческим страхом, брат Евы убежал из дому и много дней провел в южной части страны, ночуя в лесу. Там его обнаружили, опознали и отправили в больницу. В конце концов ему предложили нашу исследовательскую программу и провели психолитическую терапию. Во время одного из сеансов, к крайнему удивлению психотерапевта, он до мельчайших подробностей вспомнил тот же случай, что и его сестра, выздоровевшая двумя годами раньше. Оба отчета были удивительно похожими во всех деталях и относились к одному и тому же временному периоду. Вся доступная информация указывала на то, что инцидент был подавлен как у сестры, так и у брата и что они никогда не обсуждали его до лечения. Ева не делилась своим переживанием с братом, так что другого обмена информацией о ее лечении быть не могло.

Большинство переживаний, которые испытуемые принимают как происходившее в действительности, а не только как символ или продукт их фантазии, обычно представляются правдоподобными или, по крайней мере, возможными для стороннего наблюдателя. Когда такие переживаний становятся известными, они помогают прояснить симптомы пациента и объяснить некоторые иррациональные, на первый взгляд, элементы его поведения. Оживление этих событий сопровождается также очевидными изменениями в его клиническом состоянии. По-видимому, каждый из восстановленных эпизодов вносит недостающее звено в понимание динамики психопатологических симптомов пациента. Полнота всплывшего бессознательного материала формирует затем достаточно законченный гештальт, более или менее удовлетворительную мозаику с весьма логической и понятной структурой. Это близко к феномену, который Фрейд когда-то описал как "принцип картинки-загадки"* при обсуждении логической связи материала, полученного при психоанализе невротических пациентов [6].

* Головоломка, в которой нужно сложить мелкие кусочки, чтобы получилась законченная картинка.

В исключительных случаях восстановленные переживания кажутся настолько необычными и обладают столькими невероятными чертами, что трудно поверить в их подлинность. Согласно моему собственному опыту, испытуемый обычно разделяет с терапевтом сомнения относительно достоверности таких событий.

Одним из наиболее поразительных примеров этого вида были наблюдения, проведенные во время психолитического лечения Георгия, пациента с характерным неврозом, привыкшего к ряду обезболивающих, психостимулирующих и снотворных препаратов. Отклонения в поведении ставили его на грань психоза, его неоднократно привозили в больницу после передозировки различных лекарств. Во многих ЛСД-сеансах Георгий отмечал оживление шести разных сцен из детства, в которых он оказывался свидетелем садистских убийств маленьких девочек, совершенных его отцом. Эти сцены включали в каждом конкретном случае различные сложные виды половых извращений, вплоть до изнасилования с последующим зверским убийством. Он мог описать детали окружения, в котором происходили убийства, и подробности криминальных действий. Помимо этого, он оживил многие сцены, изображавшие все виды кровосмесительных и извращенных действий между членами его семьи, ближайшими родственниками, знакомыми и прислугой. В некоторых из них он был только наблюдателем, в других – жертвой. Хотя представлялось невероятным, чтобы эти переживания действительно имели место, формальные аспекты и механика такого восстановления, так же как и сопровождавшие их эмоциональные и моторные реакции, были неотличимы от [неразб.] повторных переживаний, действительно имевших место в случае других пациентов. И последствия этих переживаний для клинического состояния Георгия были такими же, как и при реальных воспоминаниях.

Отношение самого Георгия к этим переживаниям долгое время колебалось между принятием возможности, что его отец был убийцей-садистом, и восприятием "воспоминаний" как продукта своей собственной фантазии. Когда же в конечном итоге он столкнулся в своих сеансах с жестокостью биологических родов, он принял весьма критическую позицию относительно правдивости этих событий и предложил альтернативную психодинамическую интерпретацию. Его окончательное заключение состояло в том, что эти "переживания", вероятно, явились продуктом его отчаянного сопротивления повторному прохождению родового опыта и способом стимулирования реакции, задерживающей его проявление. В ужасных сценах убийства взрослый мужчина (его отец) убивал маленьких девочек. В родовом переживании, которое он отказывался видеть, взрослая женщина (его мать) убивала маленького мальчика (Георгия). Жестокий и кровавый характер рождения поддерживался и копировался в фантазиях убийства. Как результат эффективной защиты против опыта реальной угрозы родовой травмы были изменены пол главного героя и роль Георгия – жертва стала наблюдателем. Здесь Георгий понял, что содержание "воспоминаний" удовлетворяло также и его потребность мстить всему женскому роду за агонию рождения. Он чувствовал, что подобные психодинамические механизмы и мотивирующие силы могут действовать и в случаях реальных садистских убийств.

Неоднократно столкнувшись с наблюдениями подобного рода, я понял, что имею дело с современным вариантом старой проблемы объективной реальности воспоминаний, всплывающих во время психоанализа. Фрейд в своих ранних исследованиях обнаружил, что каждый из его истерических пациентов рассказывал историю сексуального совращения в детстве. Он допустил, что такая травма представляет главный этиологический фактор в развитии истерического невроза. Когда позднее он собрал достаточное число свидетельств, указывающих на то, что некоторые из утверждаемых совращений или изнасилований происходили лишь в фантазии его пациентов, в первое время он был настолько обескуражен, что почти оставил дальнейшие психоаналитические поиски. Он разрешил эту проблему, когда понял, что для пациента эти явления обладают психической реальностью безотносительно к их объективно-исторической реальности. Мы можем последовать примеру Фрейда в отношении восстановления переживаний в ЛСД-сеансах. Будь они реальными воспоминаниями или живыми фантазиями, извлеченными из источников и созданными механизмами, недостаточно понимаемыми в настоящее время, они оказываются весьма релевантными с точки зрения психопатологии пациента и динамики ЛСД-психотерапии.

Оживление детских переживаний, сопровождаемое мощным эмоциональным отреагированием, – частое и регулярное явление в ЛСД-психотерапии, которое отмечают многие психотерапевты в разных частях света. Хотя окончательно восстановленное в памяти переживание обычно имеет форму единственного травмирующего события, которое субъект относит к детству или младенчеству, систематическое исследование ряда последовательных сеансов показывает, что ситуация намного сложнее. Есть несколько клинических фактов, поддерживающих, как сказано выше, концепцию СКО, согласно которой детские воспоминания представляют собой ядра или более глубокие уровни сложных сгущений воспоминаний, действующих в качестве управляющих динамических систем.

Во-первых, это интенсивность эмоционального заряда, на который должна последовать реакция, прежде чем можно будет полностью оживить индивидуальные детские воспоминания. Количество высвобожденных эмоций оказывается непропорциональным серьезности имевших место травматических событий. Даже если принять во внимание биологическую, физиологическую и психологическую специфику ранних стадий развития и высокую уязвимость детской психики, то все равно явно прослеживается значительное расхождение между "причиной" и "следствием". Поэтому есть смысл рассматривать эмоциональный заряд как суммарный продукт, сложившийся в результате ряда подобных травматических ситуаций в различные периоды жизни.

Во-вторых, повторное переживание травмирующих событий детства часто сопровождается далеко идущими изменениями клинической симптоматологии, поведенческих стереотипов, ценностей и позиций. Мощное трансформирующее действие переживания таких воспоминаний и их осмысление предполагают, что имеется более общий динамический принцип.

Третья, и самая важная, причина мышления в терминах СКО, а не отдельных воспоминаний базируется на контент-анализе последовательного ряда сеансов психолитической серии. До того как испытуемый сможет оживить травмирующее воспоминание раннего детства (ядро переживаний), он должен встать лицом к лицу со многими ситуациями более позднего периода жизни и проработать те из них, где наблюдается та же или похожая тема и включены те же самые основные элементы. Все эти травматические ситуации из различных жизненных периодов связаны с эмоциями одного и того же качества и с такими же защитными механизмами. Их оживление сопровождается тем же самым набором соматических симптомов – таких, как головная боль, тошнота, рвота, боли в различных частях тела, удушье, мышечные спазмы, дрожь. Одно или несколько физических проявлений подобного рода могут происходить как постоянные и повторяющиеся явления, сопровождающие содержание различных слоев отдельной СКО. В этой связи следует упомянуть интересное наблюдение из психолитической терапии. У некоторых лиц определенные органы тела при ЛСД-процедуре играют весьма специфическую роль. По некоторым причинам, еще не до конца понятым, оказывается, что эти органы привлекают и накапливают напряжения, возникающие в организме, в ответ на ряд травматических ситуаций, имевших место на различных стадиях индивидуального развития. В курсе психолитической терапии имеет место обратный процесс, а именно последовательный разряд, снятие напряжений различного происхождения с этих пораженных органов. Чаще всего в этот процесс вовлекаются такие части тела, как мышцы, сердечно-сосудистая система, кишечник и мочеполовой аппарат.

Как уже упоминалось выше, СКО имеют фундаментальное значение для понимания ЛСД-сеансов с психодинамическим содержанием. Кроме того, по причине неспецифического действия ЛСД знание этих систем, полученное при исследовании этого препарата, непосредственно применимо к динамике бессознательного при безлекарственной терапии и при функционировании человеческой личности в здоровом состоянии и в случае болезни. Поэтому следует воспользоваться материалом, полученным при ЛСД-психотерапии, попытаться осмыслить происхождение этих систем и реконструировать их динамику.

Наиболее важной частью СКО служит ядро переживаний. Это первое переживание особого вида, зарегистрированное мозгом и заложившее фундамент отдельной СКО. Таким образом, ядро воспоминаний представляет собой прототип, матричный образец для записи последующих событий подобного рода в память. Не так просто объяснить, почему определенные виды событий имеют настолько мощное травмирующее действие на Ребенка, что они влияют на психодинамическое развитие индивида на протяжении многих лет и десятилетий. Психоаналитики обычно предполагали в этой связи некоторые конституциональные или наследственные факторы неизвестной природы. Исследование ЛСД, видимо, указывает на то, что эта специфическая чувствительность может иметь важные детерминанты в глубоких слоях бессознательного, в функциональных врожденных динамических матрицах, трансперсональных по своей природе. Некоторые из этих факторов, будучи вынесенными в сознание при ЛСД-психотерапии, имеют форму родовой, расовой или филогенетической памяти, архетипических структур или даже переживаний прошлых воплощений. Другим важным фактором могло бы явиться динамическое сходство между отдельными травмирующими инцидентами в детстве и определенной гранью родовой травмы. Обсуждение трансперсональных и перинатальных факторов было бы преждевременным, если не описать сначала соответствующие уровни бессознательного в контексте ЛСД-психотерапии. Мы вернемся к некоторым из этих вопросов в последующих главах.

В этом контексте ограничим наше рассмотрение факторами, действующими на психодинамическом уровне. С этой точки зрения, важной переменной могло бы стать наличие определенных критических периодов в развитии ребенка, сравнимых с подобными периодами у животных, обнаруженных с помощью этологических экспериментов. В отдельный критический период ребенок может оказаться особенно уязвимым к переживаниям особого рода, которые могли бы иметь на него очень малое влияние (или вообще никакого) как на более ранних, так и на более поздних стадиях развития.

Фактором наибольшей важности оказывается эмоциональная атмосфера в семье и межличностные отношения ее членов. Одно-единственное событие может иметь огромное патогенное значение, когда оно случается на фоне особо неблагоприятной семейной обстановки. Однако оказывается, что и ежедневные патогенные взаимодействия с одним из членов семейства, длящиеся в течение месяцев и лет, могут непрерывно регистрироваться в памяти, собираться в конденсированном виде и образовывать в конечном итоге патологический фокус, сравнимый с фокусом, возникшим в результате макротравмы. В последнем случае ядро переживаний, вскрытое в ЛСД-сеансе, представляет вид переживания, несущего в себе сумму подобных событий. Интересно, что сами пациенты могут выявлять основополагающее качество таких переживаний в случаях, когда они возникают на ЛСД-сеансах в форме якобы единственного травмирующего события.

Вследствие комбинации вышеприведенных факторов (а возможно, и других неизвестных в настоящее время переменных), определенное событие жизни ребенка становится ядром СКО. Когда ядро переживаний завпечатлелось (импринтинг состоялся), оно начинает работать как матрица памяти, а более поздние аналогичные переживания записываются в тесной связи с первоначальным событием. Повторяющееся наложение следующих слоев может привести в результате к появлению специфического динамического сгустка воспоминаний, который я называю системой конденсированного опыта (СКО). Очевидно, формирование периферийных слоев СКО может происходить в силу двух динамических механизмов. Иногда пополнение новыми воспоминаниями происходит, так сказать, механическим путем. Жизнь приносит массу эмоциональных переживаний, и некоторые из них так или иначе напоминают ядро переживаний. Благодаря аналитической и синтетической работе памяти эти переживания включаются в СКО на основе схожих компонентов или общего сходства. Детальный анализ отчетов, сделанных во время психолитической терапии, предполагает, однако, действие значительно более важного динамического механизма. На самых ранних стадиях развития ребенок выступает более или менее пассивной жертвой окружения и обычно не играет активной роли в ядре переживаний, которую следовало бы рассмотреть. Позднее эта ситуация меняется, и индивид постепенно сам становится все более определяющим фактором в формировании своих межличностных отношений и жизненного опыта в целом. Однако когда фундамент СКО заложен, он явно начинает влиять на субъекта в плане его восприятия окружения, переживания мира, в плане его позиций и поведения. Под влиянием ядра переживаний он развивает устойчивые специфические ожидания и общие опасения в отношении определенной категории людей и определенных ситуаций. Они порождаются общим формообразующим ядром переживаний и могут быть логически выведены из его особого содержания.

Например, в результате раннего травмирующего события или повторявшегося отрицательного опыта у ребенка может укорениться мысль, что людям вообще нельзя верить. В связи с этим он постоянно пребывает начеку и в каждом новом человеке видит потенциального врага или агрессора. Другой вид травмирующего переживания может привести к убеждению, что эмоциональная вовлеченность несет с собой значительный риск разочарования и эмоциональной боли, что это слабость, от которой нужно избавиться любой ценой. Подобно этому, особое детское переживание может заставить индивида чувствовать, что сексуальный опыт опасен, унизителен, и отвратителен. Иногда эти убеждения могут достигать высокой степени обобщения. По причине определенного детского отрицательного опыта человек может считать всех женщин слабыми и ненадежными, капризными и иррациональными, не отличающимися постоянством или же сладострастными и соблазнительными. Аналогично этому, женщина может видеть всех мужчин в целом жестокими и садистски настроенными, ведомыми в половой жизни низкими инстинктивными импульсами или неразборчивыми и неверными по самой своей сути. Априорное ожидание приводит к специфическому неадаптированному поведению субъекта в отношении к новым знакомым определенной категории. Такое поведение будет определяться модальностью, продиктованной природой соответствующего ядра переживаний СКО. Испытуемый воспринимает таких людей как символических представителей группы, к которой их причислило его бессознательное, и ведет себя с ними соответствующим образом. В результате он не в состоянии действенным образом создать новые межперсональные отношения, ведущие к реалистическому и удовлетворительному взаимодействию и адаптироваться к ним. Принятие новых лиц в свой межличностный мир требует умения временно занять относительно нейтральную выжидательную позицию, пока взаимный контакт и межличностное взаимодействие с ними не обеспечат достаточную информационную обратную связь, которая приведет к реалистическому суждению.

Тогда с увеличением объема конкретной информации характер развивающихся отношений склоняется в положительную или отрицательную сторону – в зависимости от реального опыта общения с данным партнером. У того, кто владеет таким подходом в новых жизненных ситуациях, есть несомненный шанс иметь дело с другими людьми не только в смысле того, кем он их представляет, но и в том смысле, кто они есть на самом деле. Человек, встречи которого с новыми людьми омрачены сильным влиянием отрицательных СКО, вступает в новые отношения с глубокой предвзятостью. Вследствие взаимного характера человеческих отношений поведенческие стереотипы, основывающиеся на сильных априорных позициях, пробуждают в межперсональном и социальном окружении дополнительную ответную реакцию. Возникающий в результате сгусток опыта представляет собой приблизительный отпечаток начальной ситуации ядра переживаний.

Это можно продемонстрировать на примерах, описанных раньше. Под влиянием сильной СКО Петр активно искал садистов определенного типа и инициировал взаимодействие с ними. Таким образом, он выступал инструментом создания ситуаций, которые повторяли первичные травмирующие события его детства, составлявших ядро переживаний той же системы. Рената, очевидно, была преимущественно пассивной жертвой в травматической ситуации формирования ядра: хотя она и могла способствовать этой ситуации своей детской кокетливостью и соблазнительностью, главную роль в установлении этого стереотипа сыграл ее отчим. Однако в последующей жизни она сама бессознательно строила свои отношения с мужчинами по старому стереотипу и играла весьма активную и важную роль в многочисленных последующих его повторениях.

Необычное накопление случаев сексуальных нападений и попыток изнасилования, безусловно, выходит за пределы любой статистической вероятности и в значительной степени указывает на то, что вклад сексуальных травм в эти сцены был существенным. В случае Ричарда мощная СКО, описанная выше, не только блокировала его активность и способность утвердить и защитить себя действенным способом, но и привела к такому поведению, которое вызвало враждебность внешнего мира. Так, во время учебы в университете он привлек внимание властей своей позицией и стал, что называется, козлом отпущения в ситуации, когда многие из его коллег, в целом разделявшие его политические взгляды, умудрились выжить, не присоединяясь к системе, не сотрудничая с ней и не прибегая к компромиссу с собой.

Таким образом, ядро переживаний сопровождается в более поздние периоды жизни многими случайными или спровоцированными самим человеком ситуациями подобного же рода. Итак, непрерывная активизация и подкрепление первичного патогенного сгустка опыта многими другими взаимодействиями в более поздние периоды жизни могут, вероятно, объяснить интенсивность эмоционального заряда, связанного с индивидуальной СКО. Этот механизм может быть ответственным за значительное влияние этих систем на поведение человека и за нередко драматичные терапевтические эффекты, сопровождающие их редукцию, отреагирование и осмысление, включение в сознательный опыт.

Принцип суммирования эмоциональных зарядов, связанных с различными слоями СКО, – это только одно из объяснений огромного количества аффективной энергии, которая обычно должна разрядиться, прежде чем ядро переживаний будет изжито и система или истощится, или будет интегрирована, включена в сознательный опыт. Другой мощный источник энергии может быть обнаружен в перинатальных матрицах, лежащих в основе СКО. Сходство между родовым переживанием и определенными травматическими событиями более позднего периода жизни предполагает возможность разряда глубоких эмоциональных и инстинктивных энергий, связанных с этой наиболее фундаментальной травмой человеческой жизни, в то время когда СКО проявляется в ЛCД-сеансе (см. главу "Перинатальные переживания в сеансах ЛCД").

Постепенный рост СКО, который можно объяснить механизмом "положительной обратной связи",* отвечает за скрытый "инкубационный" период между первичными травмирующими событиями и будущим невротическим или даже психотическим расстройством. Психопатологические симптомы проявляются, как правило, к тому времени, когда СКО достигает определенной критической величины и травматические повторения затрагивают жизненно важные области пациента, мешая удовлетворению его основных потребностей. Понятие СКО находится в полном соответствии с многочисленными наблюдениями, полученными в ходе психолитической терапии психически больных. Детальный анализ динамики их симптомов обнаруживает глубокие параллели между содержанием ядра переживаний, их СКО и стереотипами их межличностного взаимодействия в момент начала проявления клинической симптоматологии. Во многих случаях многочисленные повторения основных тем одной или нескольких СКО в важнейших областях межличностных отношений непосредственно предшествуют первым проявлениям эмоционального или психосоматического расстройства. Помимо этого, сами симптомы часто можно расшифровать как символическое вхождение в силу ядра переживаний. Это хорошо видно из случая Ренаты. Начало ее канцерофобии совпало с попыткой мужа изнасиловать ее и с атаками со стороны сотрудников, а также с гинекологическим обследованием, обнаружившим у нее изъязвление шейки матки. Как было описано ранее, канцерофобия и весьма показательное поведение этой пациентки были символически связаны с ядром переживаний.

* Термин "положительная обратная связь" используется здесь в кибернетическом смысле, а не так, как его часто применяют в индивидуальной или групповой психотерапии. Межличностная обратная связь, которую индивид получает в ситуациях общения, подверженных влиянию устойчивой СКО, не исправляет норму, а создает тенденцию к уклонению от нее и к первоначальному сбою.