В. М. Бехтерев. ВНУШЕНИЕ И ЕГО РОЛЬ В ОБЩЕСТВЕННОЙ ЖИЗНИ

Вопросы мысленного внушения не могут не интересовать человечество до тех пор, пока существование этого внушения не будет окончательно решено в том или другом смысле на основании достоверных данных. Ввиду этого собрание фактического материала, относящегося к данному вопросу, должно быть на первом плане, так как соответственная оценка этого материала и должна послужить к окончательному выяснению этого крайне важного и в то же время в высшей степени деликатного вопроса.

Руководясь этим, мы не можем не обратить внимание читателей на опыты мысленного внушения, произведенные д-ром Котиком и д-ром Певницким в соучастии с другими врачами над Софьей Штаркер, делавшей представления в одном из одесских балаганов.

Надо заметить, что подобные представления в народных театрах, по-видимому, не составляют исключительной редкости, и еще не далее как в апреле 1903 г. мне самому удалось наблюдать подобную же демонстрацию мысленного внушения в одном из народных театров Вены, где самая демонстрация явлений производилась при следующих условиях.

Молодая особа садилась на стул посреди сцены перед публикой, и ей плотно завязывались глаза большим платком. Затем предлагалось какому-либо из публики участвовать в опыте и задумать то или другое слово – безразлично какое бы то ни было. Участник опыта садился вблизи отгадывательницы, которая клала ему на лоб свою руку и после небольшого промежутка времени говорила вслух те слова, которые он задумывал. Так проделывалось с несколькими лицами, причем самое отгадывание как конкретных, так и отвлеченных слов производилось с видимою легкостью и безошибочно. Затем проделывались опыты с отгадыванием предметов, находящихся в карманах присутствующей публики при посредстве пожилого человека-индуктора, с которым обыкновенно производились опыты этого рода. Для этой цели последний обходит публику, нащупывает вещи в кармане и в случае, если он их не узнает на ощупь, просит их вынуть, чтобы он мог убедиться, что именно пред ним имеется; затем, думая о них и не произнося ни одного слова, он спрашивает отгадчицу: что здесь или что это такое? Все вопросы ставились вполне однообразно, вещи в большинстве случаев оставались в карманах зрителей и лишь в случае, если не были узнаны на ощупь, показывались индуктору, но так, что их мог знать только он сам, их собственник и ближайшие соседи; отгадчица же при этих опытах находилась на расстоянии по крайней мере 15-40 шагов и все время оставалась с завязанными глазами; следовательно, видеть предметы не могла ни в каком случае.

Никакого условного общения между индуктором и отгадчицей также не могло быть, так как вопросы первого всегда были однообразны и без каких-либо особых изменений в интонации голоса, а о каком-либо механическом общении не могло быть и речи. Ответы для огромного большинства предметов давались отгадчицей верные, причем простые предметы, как апельсин, лимон, гребенка, веревка, ножик, зубочистка и пр., давались быстро и уверенно, предметы же менее обычные отгадывались хотя также в огромном большинстве случаев точно, но менее скоро. Отгадывание некоторых предметов требовало даже порядочного промежутка времени. Изредка при этом делались ошибки; но ошибки эти почти тотчас же исправлялись после указания на неправильность ответа со стороны индуктора. Иногда ошибки указывали на предмет лишь приблизительно, например вместо "записная книжка" был дан ответ "билет", когда затем индуктор указал на ее ошибку и потребовал, чтобы отгадчица думала дальше, она после некоторого времени сказала верно: "Книжка"; на вопрос: "Какая?" – ответила: "Записная". Далее следовали вопросы о том, что в книжке записано, и индуктор последовательно заставил отгадчицу сказать по крайней мере десятка два записей, которые были сделаны в этой книжке, причем все эти записи прочитывались относительно быстро и с пунктуальной точностью без всяких даже малейших знаков со стороны индуктора.

По общей постановке дела с отгадыванием мыслей здесь, очевидно, было много сходства с тем, как проделывала свои опыты Софья Штаркер. К сожалению, я лишен был возможности проделать целый ряд опытов с отгадчицей при иных условиях, могу лишь сказать, что, будучи сам ближайшим наблюдателем тех демонстраций, о которых шла речь выше, я не нашел в них решительно ничего такого, чтобы можно было признать за обман или фокус. Тем не менее для решения вопроса о мысленном внушении крайне желательно не одно только констатирование факта, но и всестороннее изучение тех условий, при которых производятся самые опыты.

Если подтвердится, что в случаях такого рода мы имеем дело с настоящим мысленным внушением, то объяснение самих явлений с помощью передачи энергии от одного лица другому навязывается само собою. Как бы то ни было, мы не должны упускать из виду, что вопрос о мысленном внушении постепенно выходит из области загадочного и неведомого, так как с развитием учения о психике как проявлении энергии и с открытиями Blondlot и Charpentier об исходящих из нервной ткани во время ее деятельности лучах самая возможность мысленного внушения становится явлением, ничуть не противоречащим нашим основным научным воззрениям.³²

Ввиду этого крайне желательно, чтобы к изучению явлений мысленного внушения серьезные научные деятели перестали относиться с тем пренебрежением, которое, за малыми и всем хорошо известными исключениями, проявлялось в их среде до позднейшего времени.

1906 г.