Лама Анагарика Говинда. ОСНОВЫ ТИБЕТСКОГО МИСТИЦИЗМА

<<< ОГЛАВЛЕHИЕ >>>

Каждое новое переживание, каждая новая ситуация в жизни расширяют горизонты нашего мировоззрения и непрерывно преобразуют нас. Человек изменяется непрерывно, и не только в связи с изменениями условий жизни, но – даже если бы эти условия оставались неизменными – вследствие постоянного притока новых впечатлений. При этом структура сознания становится все более разнообразной и сложной. Назовем ли мы это "прогрессом" или "вырождением", но мы должны признать этот закон жизни, когда дифференциация и координация уравновешивают друг друга.

Итак, каждое поколение сталкивается со своими собственными проблемами и вынуждено искать и находить собственные решения. Проблемы, так же как и средства их разрешения, возникают из условий прошлого и поэтому связаны с ними, но могут вовсе не быть тождественны им. Они не идентичны им во всем, но и не полностью отличны от них. Они – следствия постоянного процесса согласования.

Подобным же образом нам следует рассматривать и развитие религиозных проблем. Считаем ли мы их "прогрессом" или "вырождением" – они неизбежны в духовной жизни, которую невозможно загнать в жесткие неизменные формулы.

Великие религиозные и устоявшиеся философские положения – это не продукт индивидуального творчества, хотя первый толчок и мог быть дан яркими индивидуумами. Они появляются из зародышей творческих идей, великих переживаний и прозрений. Они развиваются в течение многих поколений согласно внутренне присущим им законам, точно так же, как дерево или любой другой живой организм. Это можно назвать "естественным развитием духа". Однако, для их роста, их раскрытия и созревания требуется время. Хотя все дерево потенциально заключено в семени, но требуется время для проявления его видимой формы.

То, что Будда мог проповедовать в словах, – это только часть того, чему Он учил одним своим присутствием, своей личностью и своим живым примером. И все это вместе – лишь фрагмент Его духовного опыта. Сам Будда сознавал недостатки и ограниченность слова и речи, когда Он не решался" проповедовать свое учение, вкладывая в слова то, что слишком тонко и глубоко для постижения обычной логикой и человеческим рассудком. (Тем не менее, еще встречаются люди, которые: видят в Буддизме не более чем "религию разума" и для которых разум строго ограничен научным освещением и непогрешимой логикой последнего столетия или "новейшими" открытиями науки!)

И все же, с учетом этих трудностей, Будда решил раскрыть Истину из сострадания к тем немногим, "чьи очи лишь слегка припорошены". Он всегда избегал говорить о запредельных состояниях и отказывался отвечать на какие-либо вопросы, касающиеся внеземного состояния Реализации, или подобных проблем, выходящих за пределы возможностей человеческого интеллекта. Он ограничивался тем, что показывал практический

Путь, который ведет к разрешению всех этих проблем. Указывая Путь, Он всегда объяснял сущность Своего Учения в такой форме, которая соответствовала возможностям Его слушателей; с земледельцами и ремесленниками Он говорил на их языке, приводя примеры из соответствующих профессий; с брахманами Он говорил на философском языке и приводил примеры, связанные с их представлениями о вселенной или с их религиозной практикой (жертвоприношения и т.д.); горожанам и домохозяевам Он говорил о гражданских обязанностях и добродетелях семейной жизни. Более глубокие аспекты своего Учения и своего опыта на высших стадиях медитации Он объяснял лишь ограниченному кругу наиболее развитых учеников, и прежде всего членам своей Сангхи.

И поздние школы Буддизма остались верны этому принципу приспособления своих методов проповеди и средств их реализации к нуждам отдельных людей, а также к духовному (или: исторически обусловленному) развитию своего времени. Когда буддийская философия стала более усложненной и обширной, вошло в практику большее число методов проповеди, подходящих каждому отдельному состоянию ума. Подобно тому, как Будда вел своих учеников шаг за шагом, точно так же позднее школы Буддизма оставляли более трудные аспекты своего учения, которые требовали более высокого уровня образования и знания, для тех, кто отвечал этим требованиям, и кто уже прошел предварительные формы обучения.

Эти более высокого уровня учения описывались как эзотерические, или "тайные", учения; однако их цель заключалась, вовсе не в том, чтобы отстранить кого-то от достижения высшей реализации или знания, но в том, чтобы избежать пустой болтовни и спекуляций со стороны тех, кто пытался воспринять, интеллектуально эти возвышенные состояния сознания, не стараясь обрести их посредством практики.

Когда Будда осуждал секретность и таинственность претенциозных жрецов, которые считали свое знание или свое положение прерогативой своей касты, или когда Он заявлял, что Он не делает никакого различия между "внутренним" (эзотерическим) и "внешним" (экзотерическим) учением и что Он ничего не прячет в кулаке, это, конечно же, не означало, что Он не делал никакого различия между мудрым человеком и глупцом, но что Он готов учить без ограничения всех тех, кто желал следовать за ним. Однако ограничение существовало, и оно исходило от самих Его слушателей и учеников, от их собственной способности понимания, и здесь Будда проводил границу между тем, что Он знал, и тем, что Он считал подходящим для проповеди.

Однажды, когда Просветленный пребывал в роще Симсапа, Он поднял пригоршню листьев, показал их своим ученикам и сказал, что точно так же, как мало листьев у Него в руке, по сравнению с листьями во всей роще, точно так же то, чему Он учит их, составляет лишь небольшую частицу того, что Он знает, и Он раскроет им ровно столько, сколько необходимо для достижения Освобождения Его учениками.

Этот вид различения применялся каждым учителем и не только в общем, но и в каждом отдельном случае. Дхарму не должно открывать тем, кто не был заинтересован в Ней или кто еще не созрел для Нее; Ее следовало проповедовать только тем, кто жаждет Высшего Знания, и в должное время и в должном месте.

Применительно к развитию Буддизма это означает, что каждая эпоха и каждая страна должны найти собственную форму выражения и собственные методы проповеди для того, чтобы сохранить живой идею Буддизма. Эта "идея" не философский тезис или метафизическая догма, это импульс к новой установке ума, с точки зрения которого мир и явления нашего сознания не должны были рассматриваться двойственно, а должны были бы восприниматься в их полноте и цельности. Благодаря этому перевороту в сознании все вещи внезапно представляются в новом свете и перспективе, поскольку внутренний мир и внешний мир становятся равными и взаимозависимыми явлениями нашего сознания – сознания, которое в соответствии с уровнем своего развития переживает разного рода реальность, различные миры. Однако уровень развития зависит от степени преодоления иллюзии индивидуального "я", а также эгоцентрического взгляда на мир, искажающего все вещи и явления и нарушающего их внутреннюю связь. Восстановление совершенного духовного равновесия путем преодоления этой иллюзии эготизма, источника всякой ненависти, алчности и страдания, – есть состояние Просветления. Все, что ведет к реализации этого состояния, есть Путь Будды, Путь, который не зафиксирован раз и навсегда, который существует не независимо от времени и личностей, но только в движении и приближении странствующего к цели, указанной Буддой. Это такой Путь, который каждый подвижник должен реализовать и создать заново.

Даже самая совершенная формулировка Учения Будды не спасла бы Его последователей от необходимости новых формулировок, ибо, хотя Учение и было совершенным, но люди, к которым Оно было обращено, не были совершенными восприемниками. То, что они смогли понять и передать другим, пострадало от общих присущих человеческому мышлению ограничений.

Кроме всего, мы не должны забывать, что Учение Будды было выражено на языке и в народных представлениях того времени, чтобы быть понятным. Даже если бы все те, кто сохранил слова Будды, были Архатами (святыми), то и это не могло бы изменить того факта, что учения, которые они передавали в той форме, были концептуально и лингвистически зависящими от времени их формулирования. Не могли бы они воспринять и проблемы, которые еще не существовали. Даже если бы их можно было предвидеть, они не смогли бы их выразить, потому что тот язык, при помощи которого эти проблемы могли бы быть выражены и поняты, еще не родился.

Сам Будда выразил бы свое Учение иным способом, если бы Он жил в VI в. н.э., а не в VI в. до н.э. – и это не потому, что Дхарма, или Истина, которую Ему надо было проповедовать, была бы другой, но потому что те, кого надо было учить, прошли бы 12-вековой путь исторического, практического, умственного и духовного развития и имели бы не только больший запас понятий и способностей их выражения, но также другую умственную направленность с другими проблемами и перспективами и другими методами их разрешения.

Те, кто слепо верит в слова, а также те, для кого историческая давность важнее, чем Истина, никогда не поймут этого. Они будут обвинять поздние буддийские школы в отходе от Будды, хотя в действительности они "отошли" только от обусловленных временем представлений современников Будды и их последователей.

Духовное столь же невозможно "зафиксировать", как и живое. Когда прекращается рост, не остается ничего, кроме мертвых останков. Мы можем сохранить мумифицированные тела в качестве исторических экспонатов, но жизнь этому не поддается. Таким образом, если в наших поисках истины мы не опираемся на фактическое свидетельство истории, то это не потому, что мы сомневаемся в формальной истинности или даже правдивости намерений со стороны тех, кто сохранил и передал эти формы, а потому, что мы считаем, что формы, созданные тысячелетия назад, нельзя принимать без разбора, дабы не причинить серьезный вред нашему складу ума. Даже самая лучшая пища, если ее долго хранить, становится ядом. То же самое с пищей духовной. Истину нельзя "перенять", ее все время надо открывать заново. Для того чтобы сохранить ее духовную питательность, следует все время менять формы ее выражения. Таков закон духовного роста, из которого вытекает необходимость переживать одну и ту же истину всегда в обновленной форме и развивать, распространять не столько результаты, сколько методы, посредством которых мы получаем знание и переживаем Реальность.

Если этот процесс духовного роста повторяется или переживается каждой личностью, то это означает не только то, что эта личность становится связующим звеном между прошлым и настоящим, но также и то, что прошлое оживает и омолаживается в настоящем переживании и преобразовывается в зародыш творческой потенциальности будущего. Таким образом, история заново формируется в настоящей жизни, становится частью нашего бытия, а не просто объектом изучения или поклонения, который в отрыве от своего происхождения и органических, условий роста утратил бы свою основную ценность.

Как только мы поймем этот естественный рост, мы прекратим определять различные фазы как "правильные" или "неправильные", "ценные" или "бесполезные"; мы должны будем: прийти к выводу, что видоизменения одной и той же темы или: "мотива" подчеркивают самими своими контрастами общий, фактор, самую суть их основы.

Основная природа дерева, например, никак не ограничивается его корнями, стволом, ветвями, побегами, листьями, цветами или плодами. Действительная природа дерева заключается в органическом развитии и взаимосвязи всех этих частей, т.е. в целостности его пространственного и временного развития.

Подобным же образом следует понять, что основная природа Буддизма находится не в замкнутых мирах абстрактной мысли, не в догме, освященной древностью, но исключительно в его развитии во времени и пространстве, в безмерности его движения и его развертывания, в его всеобъемлющем влиянии: на жизнь во всех ее аспектах, короче – в его универсальности.