ЧЖУАН-ЦЗЫ | ОГЛАВЛЕHИЕ Глава XIX ПОСТИГШИЙ ЖИЗНЬ 104Постигший сущность жизни

Глава XIX

ПОСТИГШИЙ ЖИЗНЬ

[104] Постигший сущность жизни не утруждает себя никчемными делами. Постигший сущность судьбы не утруждает себя делами, не ниспосланными судьбой. Чтобы поддерживать в теле жизнь, нужно опираться на разные вещи, но бывает так, что вещи имеются в избытке, а жизнь в теле поддержать невозможно. Чтобы сохранить себе жизнь, нужно прежде не лишаться своего тела, но бывает так, что тела не лишаются, а жизнь оказывается загубленной. Приход жизни нельзя отвергнуть, ее уход нельзя остановить. Как это прискорбно! Люди в свете полагают, что пропитания тела достаточно для поддержания жизни, а ведь, сколько ни питайся, жизнь свою в конце концов не сбережешь. Однако же в свете считают, что этого достаточно, и даже не знают, как жить по-другому.

Тому, кто хочет избавиться от забот о своем теле, лучше всего покинуть свет. Кто уйдет от света, тот избавится от тягот. А кто избавлен от тягот, тот душой прям и ровен. Кто душой прям и ровен, умеет жить каждодневным обновлением. А кто живет каждодневным обновлением, тот уже близок к правде. Заслуживают ли земные дела того, чтобы их отбросить, а жизнь – того, чтобы ее оставить? Отбросивший дела не утруждает себя. Оставивший жизнь неувядаем духом. Кто телом целостен и вернулся к полноте духа, тот станет единым с Небом. Небо и Земля – отец-мать всех вещей. Соединяясь, они создают тело. Разъединяясь, они кладут начало новой жизни. Когда и тело, и дух вечно живут, это называется "способностью перенести себя" [105]. В духовном стяжай еще более духовное – и тогда станешь опорой Небес.

Учитель Ле-цзы спросил у Стража Границы: "Высший человек идет под водой – и не захлебывается, ступает по огню – и не обжигается, воспаряет над всем миром – и не пугается. Позвольте спросить, как этого добиться?"

– Этого добиваются не знаниями и ловкостью, а сохраняя чистоту жизненной силы, – ответил Страж Границы. – Присядь, я расскажу тебе. Все, что обладает формой и образом, звучанием и цветом, – это вещи. Чем же отличаются друг от друга вещи и чем превосходят они друг друга? Формой и цветом – только и всего! Ведь вещи рождаются в Бесформенном и возвращаются в Неизменное. Какие могут быть преграды тому, кто это постиг? Такой человек пребывает в Неисчерпаемом и хоронит себя в Беспредельном, странствует у конца и. начала всех вещей. Он бережет цельность своей природы, пестует свой дух и приводит к согласию свои жизненные силы, дабы быть заодно с творением всего сущего. Небесное в нем сберегается в целости, духовное в нем не терпит ущерба. Как же могут задеть его внешние вещи?

Вот и пьяный, упавший с повозки, может удариться сильно, а до смерти не убьется. Тело у него такое же, как у других, а ушибется он по-особому – ведь дух его целостен. Он не знал, что едет в повозке, и не знал, что свалился с нее, мечты о жизни и страх смерти не гнездились в его груди, и вот он, столкнувшись с каким-либо предметом, не ведает страха. Если человек может стать таким целостным от вина, то насколько же целостнее может он стать благодаря Небу? Мудрый хоронит себя в небесном, и потому ничто не может ему повредить.

По дороге в царство Чу Конфуций вышел из леса и увидел Горбуна, который ловил цикад так ловко, будто подбирал их с земли.

– Неужто ты так искусен? Или у тебя есть Путь? [106] – спросил Конфуций.

– У меня есть Путь, – ответил Горбун. – В пятую-шестую луну, когда наступает время охоты на цикад, я кладу на кончик своей палки шарики. Если я смогу положить друг на друга два шарика, я не упущу много цикад. Если мне удастся положить три шарика, я упущу одну из десяти, а если я смогу удержать пять шариков, то поймаю всех без труда. Я стою, словно старый пень, руки держу, словно сухие ветки. И в целом огромном мире, среди всей тьмы вещей, меня занимают только крылатые цикады. Я не смотрю по сторонам и не променяю крылышки цикады на все богатства мира. Могу ли я не добиться желаемого?

Конфуций повернулся к ученикам и сказал: "Помыслы собраны воедино, дух безмятежно-покоен..." Не об этом ли Горбуне сказано такое?

Янь Хой сказал Конфуцию: "Однажды я переправлялся через поток Глубокого Кубка, и перевозчик управлял лодкой, словно всемогущий Бог. Я спросил его: "Можно ли научиться управлять лодкой?" "Можно, – ответил он. – Это легко может сделать хороший пловец, а если он к тому же и ныряльщик, то научится управлять лодкой, даже не видя ее в глаза". Я спросил его еще, но он не захотел говорить со мной. Позвольте спросить, что это значит?"

– Когда перевозчик сказал, что его искусству легко может научиться хороший пловец, он имел в виду, что такой пловец забывает про воду, – ответил Конфуций. – А когда он сказал, что ныряльщик может научиться его искусству, даже не видя лодку в глаза, он говорил о том, что для такого человека водная пучина – все равно что суша и перевернуться в лодке – все равно что упасть с повозки. Пусть перед ним опрокидывается и перевертывается все, что угодно, – это не поколеблет его спокойствия. Что бы с ним ни случилось, он будет безмятежен!

В игре, где ставят на черепицу, ты будешь ловок. В игре, где ставят на поясную пряжку, ты будешь взволнован. А в игре, где ставят на золото, ты потеряешь голову. Искусство во всех случаях будет одно и то же, а вот внимание твое перейдет на внешние вещи. Тот, кто внимателен ко внешнему, неискусен во внутреннем.

Конфуций сказал: "Не уходить, а быть неприметным, не выступать вперед, а быть на виду, неколебимо стоять в середине – кто усвоит эти три доблести, стяжает высшую славу. Но перед опасной дорогой, на которой из десяти убивают одного, отцы и сыновья, старшие и младшие братья друг друга предостерегают и осмеливаются выступать лишь в сопровождении воинов и слуг. Не есть ли это знание об опасностях, подстерегающих человека? А не знать, что в предостережениях нуждаются и те, кто возлежат на циновках и предаются чревоугодию, – это тоже большое заблуждение!"

Цзи Син-цзы растил бойцовского петуха для государя. Прошло десять дней, и государь спросил: "Готов ли петух к поединку?"

– Еще нет. Ходит заносчиво, то и дело впадает в ярость, – ответил Цзи Син-цзы.

Прошло еще десять дней, и государь снова задал тот же вопрос.

– Пока нет, – ответил Цзи Син-цзы. – Он все еще бросается на каждую тень и на каждый звук.

Минуло еще десять дней, и царь вновь спросил о том же.

– Пока нет. Смотрит гневно и силу норовит показать.

Спустя десять дней государь опять спросил о том же.

– Почти готов, – ответил на этот раз Цзи Син-цзы. – Даже если рядом закричит другой петух, он не беспокоится. Посмотришь издали – словно из дерева вырезан. Жизненная сила в нем достигла завершенности. Другие петухи не посмеют принять его вызов: едва завидят его, как тут же повернутся и убегут прочь.

Краснодеревщик Счастливый вырезал из дерева раму для колоколов. Когда рама была закончена, все изумились: рама была так прекрасна, словно ее сработали сами боги. Увидел раму правитель Лу и спросил: "Каков секрет твоего искусства?"

– Какой секрет может быть у вашего слуги – мастерового человека? – отвечал краснодеревщик Счастливый. – А впрочем, кое-какой все же есть. Когда ваш слуга задумывает вырезать раму для колоколов, он не смеет попусту тратить свои духовные силы и непременно постится, дабы упокоить сердце. После трех дней поста я избавляюсь от мыслей о почестях и наградах, чинах и жалованье. После пяти дней поста я избавляюсь от мыслей о хвале и хуле, мастерстве и неумении. А после семи дней поста я достигаю такой сосредоточенности духа, что забываю о самом себе. Тогда для меня перестает существовать царский двор. Мое искусство захватывает меня всего, а все, что отвлекает меня, перестает существовать для меня. Только тогда я отправляюсь в лес и вглядываюсь в небесную природу деревьев, стараясь отыскать совершенный материал. Вот тут я вижу воочию в дереве готовую раму и берусь за работу. А если работа не получается, я откладываю ее. Когда же я тружусь, небесное соединяется с небесным – не оттого ли работа моя кажется как бы божественной?

Плотник Искусный Молот чертил от руки точнее, чем с помощью циркуля и угольника, его пальцы следовали превращениям вещей и не зависели от его мыслей и желаний. Поэтому его сознание всегда было целым и не знало никаких преград. Мы забываем о ноге, когда сандалии нам впору. Мы забываем о пояснице, когда пояс халата не жмет. Мы забываем о "правильном" и "неправильном", когда наш ум нам не мешает. И мы не меняемся внутри и не влечемся за внешними вещами, когда нам не мешают наши дела. Не иметь дел с самого начала и никогда не иметь их потом – значит не создавать себе помех даже забвением помех.

Конфуций любовался водопадом в Люйляне. Вода в нем низвергалась с высоты тридцати саженей, река вокруг пенилась на расстоянии сорока ли. В те места не осмеливались заплывать ни рыбы, ни черепахи. Вдруг Конфуций увидел в бурных волнах плывущего человека. Решив, что кто-то задумал таким образом покончить с жизнью, он послал учеников спасти несчастного. Но в ста шагах вниз по течению незнакомец сам вышел на берег и пошел вдоль реки, распустив волосы и весело напевая. Конфуций догнал его и спросил:

– Я думал поначалу, что передо мной дух, а теперь вижу, что вы – живой человек. Позвольте спросить, есть ли у вас, великого пловца, свой Путь?

– О нет, у меня нет Пути. Я начал с того, что было мне дано от рождения, вырос в том, что угодно моей природе, и достиг зрелости в том, что является моей судьбой. Я вхожу в воду с течением, увлекающим на середину реки, и выхожу с течением, несущим к берегу. Я следую движению вод и не навязываю волнам свою волю. Вот как я удерживаюсь на плаву.

– Что значит "начать с того, что дано от рождения, вырасти в том, что угодно природе, и достичь зрелости в том, что является судьбой"?

– Я родился на суше и чувствую себя покойно на суше – вот что значит "данное от рождения". Я вырос в воде и чувствую себя покойно в воде – вот что значит "вырасти в том, что угодно природе". И я живу так, не ведая, почему я таков, – вот что значит "достичь зрелости в том, что является судьбой".

Тянь Кайчжи встретился с чжоуским царем Вэй-гуном, и царь спросил его:

– Я слышал, вы учились у жреца Шэня. Что узнали вы от него?

– Что я мог узнать от учителя? Я просто стоял с метлой у его ворот!

– Не отпирайтесь, почтенный Тянь. Я, единственный, хочу знать об этом.

– Я слышал от учителя, – сказал Тянь Кайчжи, – что умеющий взращивать жизнь подобен пастуху: присматривает за отстающими овцами и подгоняет их.

– Что это значит? – спросил Вэй-гун.

– В царстве Лу жил некий Одинокий Барс. Он обитал в глухом лесу, пил ключевую воду и ни с кем не делился своей добычей. Прожил он на свете семь десятков лет, а обликом был как младенец. На его беду ему однажды повстречался голодный тигр, который убил его и сожрал. Жил там и Чжан Смелый, который обитал в доме с высокими воротами и тонкими занавесями и принимал у себя всякого. Прожил он на свете сорок лет, напала на него лихорадка – и он умер. Одинокий Барс пестовал в себе внутреннее, а тигр сожрал его внешнее. Чжан Смелый заботился о внешнем, а болезнь сгубила его внутреннее. Они оба не восполняли то, что у них отставало.

Некий жрец, облаченный в церемониальные одежды, вошел в хлев и спросил жертвенную свинью:

– Отчего ты боишься смерти? Я буду откармливать тебя три месяца, семь дней блюсти ритуальные запреты, три дня поститься, а уж потом, подстелив белый тростник, положу тебя на резную скамью.

Некто, заботившийся о свинье, сказал:

– Уж лучше кормиться отрубями и мякиной, да оставаться в хлеву!

Некто, заботившийся о самом себе, сказал:

– Хорошо быть вельможей, который ездит на колеснице с высоким передком и носит большую шапку, а умрет – так его похоронят в толстом гробу, водруженном на погребальную колесницу.

Заботившийся о себе предпочел то, от чего отказался заботившийся о свинье. Чем же он отличается от свиньи?

Просо из Восточных степей показывал свое искусство езды на колеснице царю Достойнейшему. Он ездил вперед и назад, словно по отвесу, поворачивал вправо и влево, точно по циркулю. Достойнейший счел, что искусство Проса не имеет изъяна, и велел ему сделать сотню поворотов, а потом возвратиться.

Янь Врата Бытия повстречал Просо на дороге и сказал Достойнейшему:

– Просо загонит коней.

Царь ничего не ответил. В скором времени Просо вернулся и в самом деле загнав коней.

– Как ты узнал про это? – спросил царь Яня.

– Кони уже выбились из сил, а он их все понукал, – ответил Янь Врата Бытия, – вот я и сказал, что они скоро падут.

Некто по имени Сунь Изгой пришел к дому учителя Бяня Счастливого и, сетуя на свою судьбу, сказал:

– Меня, Изгоя, в своей деревне никогда не звали ленивым и никогда не звали трусливым. Но на полях моих не родилось зерно, а служба царю не принесла мне славы. И вот меня изгнали из моих родных мест. В чем же я провинился перед Небом? За что мне такая участь!

– Разве не слыхал ты, как ведет себя совершенный человек? – ответил Бянь Счастливый. – Он забывает о своей храбрости, о зрении и слухе, странствует привольно за пределами мирской пыли и грязи, скитается беспечно, не обременяя себя делами. Это называется "действовать, не упорствуя, быть старшим, не повелевая". Ты же выставляешь напоказ свои знания, желая поразить невежд, стремишься к чистоте, чтобы сделать явной грязь других. Ты блистаешь повсюду, словно желая затмить блеск солнца и луны. Между тем тело твое в целости и сохранности и участь твоя несравненно счастливее тех, кто погиб безвременно, кто глух, слеп или хром. Чего же ты ропщешь на Небо? Уходи прочь!

Сунь Изгой ушел, а Бянь Счастливый вошел в дом, сел на свое место, поднял лицо к небесам и сказал ученикам:

– Только что ко мне приходил Сунь Изгой, и я поведал ему о свойствах совершенного человека. Боюсь, он очень испугался, а потому может впасть в сомнения.

– О нет! – отвечали ученики. – Если то, что сказал почтенный Сунь, истинно, а то, что сказали вы, ложно, то ложь, конечно, не сможет опровергнуть истину. А если то, что сказал Сунь, ложно, а сказанное вами, учитель, истинно, то Сунь, конечно, усомнится и придет вновь.

– Нет, – ответил Бянь Счастливый. – В старину в окрестностях столицы Лу опустилась птица. Луский царь очень обрадовался, велел принести в ее честь обильные жертвы и исполнить песнь "Великое процветание", дабы усладить ее слух музыкой. А птица загрустила и не могла ни есть, ни пить. Вот что значит кормить другого тем, чем питаешься сам. Ведь чтобы кормить птицу так, как кормится она сама, нужно позволить ей жить в глухом лесу, скитаться по рекам и озерам, искать пропитание на воле, отдыхать на отмелях – только и всего. Как же мог не испугаться Сунь Изгой – человек, мало что видевший в жизни? Рассказывать ему про свойства совершенного человека – все равно что катать мышь в повозке или веселить перепелку барабанным боем: и та и другая, того и гляди, умрут со страху.

<<< ОГЛАВЛЕHИЕ >>>

Просмотров: 588
Категория: Библиотека » Учения

Другие новости по теме:

Л. Розенберг. ЖИЗНЬ В СВЕТЕ СМЕРТИ | ОГЛАВЛЕHИЕ Введение СТАРЕНИЕ И СМЕРТЬ 150 НАШИ ПОСТОЯННЫЕ

Л. Розенберг. ЖИЗНЬ В СВЕТЕ СМЕРТИ | ОГЛАВЛЕHИЕ Глава 1 Первый Вестник СТАРЕНИЕ НЕИЗБЕЖНО Нежелание

Л. Розенберг. ЖИЗНЬ В СВЕТЕ СМЕРТИ | ОГЛАВЛЕHИЕ Глава 2 Второй Вестник БОЛЕЗНЬ НЕИЗБЕЖНА Мое

Л. Розенберг. ЖИЗНЬ В СВЕТЕ СМЕРТИ | ОГЛАВЛЕHИЕ Глава 3 Третий Вестник СМЕРТЬ НЕИЗБЕЖНА Без

Л. Розенберг. ЖИЗНЬ В СВЕТЕ СМЕРТИ | ОГЛАВЛЕHИЕ Глава 4 Четвертый Вестник НАСЛЕДНИКИ СВОИХ ПОСТУПКОВ

Л. Розенберг. ЖИЗНЬ В СВЕТЕ СМЕРТИ | ОГЛАВЛЕHИЕ Глава 5 Практика БЛИЗОСТЬ С ЖИЗНЬЮ И

Л. Розенберг. ЖИЗНЬ В СВЕТЕ СМЕРТИ | ОГЛАВЛЕHИЕ Приложение МЕДИТАЦИЯ И ПРАКТИКА СОЗНАВАНИЯ Метод медитации,

Л. Розенберг. ЖИЗНЬ В СВЕТЕ СМЕРТИ | Словарь Все термины, за исключением отмеченных особо, даются

Э. Фромм. ЧЕЛОВЕК ДЛЯ СЕБЯ | Глава III ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ ПРИРОДА И ХАРАКТЕР Что я