Warning: date(): Invalid date.timezone value 'Europe/Kyiv', we selected the timezone 'UTC' for now. in /var/www/h77455/data/www/psyoffice.ru/engine/init.php on line 69 Warning: date(): Invalid date.timezone value 'Europe/Kyiv', we selected the timezone 'UTC' for now. in /var/www/h77455/data/www/psyoffice.ru/engine/init.php on line 69 Warning: strtotime(): Invalid date.timezone value 'Europe/Kyiv', we selected the timezone 'UTC' for now. in /var/www/h77455/data/www/psyoffice.ru/engine/modules/news/vuzliborg/vuzliborg_news.php on line 53 Warning: date(): Invalid date.timezone value 'Europe/Kyiv', we selected the timezone 'UTC' for now. in /var/www/h77455/data/www/psyoffice.ru/engine/modules/news/vuzliborg/vuzliborg_news.php on line 54 Warning: strtotime(): Invalid date.timezone value 'Europe/Kyiv', we selected the timezone 'UTC' for now. in /var/www/h77455/data/www/psyoffice.ru/engine/modules/news/vuzliborg/vuzliborg_news.php on line 56 Warning: date(): Invalid date.timezone value 'Europe/Kyiv', we selected the timezone 'UTC' for now. in /var/www/h77455/data/www/psyoffice.ru/engine/modules/news/vuzliborg/vuzliborg_news.php on line 57
|
Глава третья - ПЛАТИТЬ ЛИ ПО ВЕКСЕЛЯМ! - Дети и деньги - Могилевская Г.П.
"На родительской шее - до каких пор" - под таким названием проходила в 1975 году дискуссия в "Литературной газете". Среди многих выступлений самым интересным по содержанию и по форме показался мне литературный этюд журналиста Е. Григорянца "Булка, полная меду". В очереди на прием к врачу разговорились и поспорили два старика. Один дед какой-то совсем необычный, запоминающийся и молодежными потертыми джинсами, и колоритною своей речью. Рассказал старичок в джинсах, как в дополнение к пенсии имеет три работы (по совместительству сторожем, истопником и дворником). Работает ради вполне определенной цели - помогать детям. Дети у него "...взрослые само собой. Одному сыну - 52, другому - 43. Но смеяться нечего - дети всегда дети, и надо им помогать, пока есть силы. Нет-нет, не советом помогать, не воспоминанием, а натуральным способом. Одному - на телевизор не хватает, другой - дочку собирается замуж выдавать... Калеки? Это почему же они у него калеки? Вкалывают, зарабатывают. Старший - поваром, младший - слесарем-наладчиком... А все равно..." И далее старик рисует веселую картину своей семейной идиллии. Собирается у них по праздникам полный дом. Не только что их сыновья с женами и детьми, а и первые жены их сыновей с нынешними мужьями и детьми. "Стадион! Меня вся моя семейка знаешь как уважает!" - похвалился старик-работяга. А когда другой язвительно намекнул на то, что-де "за деньги кого хочешь уважать будут", посерьезнел: "Не скажи: я в уважениях разбираюсь - за деньги или не за деньги..." Похоже, правда, разбирается, он старик неглупый. Очень может быть, уважают не за деньги. Не за трешки и пятерки, что сует внукам, и не за телевизор и другие виды "натуральной помощи". Похоже, уважают за добрый, лукавый нрав, за открытость, за веселость, за неугомонность и жизнелюбие. А больше всего за то, что не калеками вырастил, научил и вкалывать, и зарабатывать. Что же до папашиных заработков и подарков, так пусть его потешится, пока здоровью не во вред. Зачем гордость ломать и старика обижать... Вот если такое наше предположение соответствует действительности, то у старика на "семейном стадионе" на самом деле порядок. Может он теперь по желанию своему "вкалывать" и подарки делать. Сыновнее уважение от этого не изменится. А уж вот если не так, и сыновья, которые чуть сами не деды, на стариковскую шею хотя бы отчасти рассчитывают - тогда худо. Тогда вырастил он все-таки калек, хотя и с руками и с ногами, и с приличной профессией. И пожалуй, лучше бы ему не увидеть, как цветы их уважения завянут без подкормки "натуральной помощью". Собственно говоря, теоретически старик вроде бы и не претендует ни на какую благодарность, хотя, несколько противореча себе, именно уважением детей старается доказать правильность своей жизненной практики. Теоретически старик защищает определенную этическую позицию, которую завещал ему его собственный дед. В ней-то и содержится корень вопроса: "Даст мне дед в руки булку и говорит: выковыривай мякиш. Я с удовольствием. И вот он нальет полную булку меду! - Старик сделал паузу, резко повернулся к другому старику и спросил: - А у меня в городе откуда мед возьмется, а?" - Таково образное выражение этой этической позиции. А вот и четкая декларация: "Да, я им помогаю, но ведь на них-то жизнь не кончается! Не кончается! Я - им, но ведь и они - своим детям и детям своих детей! И тоже сколько сил хватит, хоть до самого гроба. Знаешь, я не признаю: мы - детям, а дети - нам. Я признаю другое: мы - своим детям, а те - своим. И так, пока земля вертится, а добро никогда не пропадет!" Так это искренне сказано, так страстно и возвышенно, что мы готовы поверить: "Прав мудрый старик. За ним последнее слово - слово бескорыстия и любви"... А между тем автор, которого, казалось, тоже старик вполне убедил, под самый конец задает нам осторожный вопрос: "Хороша, конечно, булка, полная меду, да нет ли и в самом деле в ней капельки дегтя?" А ведь непременно есть. Еще до знакомства со стариком в джинсах и потом я встречала эту теорию, так сказать векторпо-поступательного движения добра от поколения к поколению. Не мы детям, а дети нам - зачем такие счеты? Мы - детям, дети - своим детям... Но вот передо мной письмо восьмидесятилетней Марии Филипповны из Красноярского края: "Дорогие, уважаемые товарищи! Простите, что отнимаю ваше время. У меня остался один сын Петр. Не бывал он дома больше десяти лет, и вот уже почти два года не получала ни письма, ни денег нисколько. Знаю от людей, что жив и работает. Может быть, на ваше обращение сын отзовется и пришлет матери хотя бы весточку. А увидеть его у меня надежды никакой уже нет..." Что ж, так и отвечать: "Не обижайтесь, мол, Мария Филипповна, на сына. Деньги он вам, конечно, по закону должен платить, обязан, а добро и ласка теперь уже пошли от него по назначению. В свое время вы их от родителей получили, сыну Пете передали, а он, в свой черед, своим детям переправил..." "Не корысти ради" - так и назвала свою статью на эту же тему журналистка, которую я искренне уважаю, но с которой в данном случае не могу не поспорить. Статья написана по поводу материнской обиды, высказанной в письме на имя редакции. В этой статье находим почти слово в слово речь знакомого нам старичка: "Может быть, мы выплачиваем своим детям только то, что задолжали когда-то своим родителям? И отданное нами тоже не пропадет - останется нашим же с вами детям?" Но ни намека на каплю дегтя. "Родительская любовь по природе своей не корыстна и не знает счета. Вот почему к ней искони применим вышедший во всех других случаях из употребления эпитет "святая". Так-то оно так, но разве не оскорбляет святыню родительской любви проявление сыновней и дочерней неблагодарности? И разве не в родительскую, тоже святую обязанность входит забота о том, чтобы дети не стали святотатцами? И доведись нам, какую бы теорию мы ни проповедовали, лицом к лицу столкнуться с неблагодарностью наших детей - разве не захлебнется наше сердце болью? Не корыстной обидой, а бескорыстной болью. Не за себя - за них. Совсем так, как было давно-давно со старым Лиром... "Насколько больней, чем быть укушенным змеей, узреть неблагодарного ребенка!" - горестно воскликнул старый король, изгнанный и оскорбленный своими дочерьми. Оттого ли, что не получил от них причитающейся ему по векселю родительской любви? Нет, оттого, что открылся перед его потрясенным взором черный порок, гнездящийся в душах его возлюбленных детей. Но оттого и бессмертен великий создатель Лира, что бури, которые бушуют в сердцах его величественных героев, созвучны чувствам людей совсем обыкновенных... Неблагодарность не только но отношению к родителям, неблагодарность как черта характера - истинный порок. И как всякий порок есть болезнь души и, следовательно, несчастье. Профилактика неблагодарности происходит прежде всего в семье. К сожалению, и заражаются этим тяжелым недугом, как правило, там же. Итак, "не ради благодарности человек делает добро"... Действительно, тот, кто оказывает помощь и поддержку, тот, кто приносит жертвы, малые и большие, совершает свое доброе дело не в расчете на благодарность, а из чувства сострадания и любви, из чувства товарищества, дружбы, долга, из внутренней потребности. Да, не в расчете па благодарность, не "за спасибо". Но и не в расчете на неблагодарность тоже! Вместе с потребностью помочь, отдать другому часть своего тепла, времени, внимания, заботы есть в нас ожидание ответного тепла, естественная потребность в благодарности. Ее часто стесняются, не смеют открыто проявить. В этой сфере, думается, не все правильно в общепринятых наших взглядах. От дающего мы требуем скромности. Но не слишком ли мы снисходительны к тем, кто безмятежно пользуется добротой, кто спокойно, как должное, принимает жертвы? А когда им все же напоминают о забытом ими чувстве благодарности, они, берущие, говорят дающему: "Если ищешь благодарности, то лучше избавь нас от своей доброты!" Как часто этой величественной формулой пользуется грубая неблагодарность, низменное желание только брать! И дающие стыдливо замолкают, стараются спрятать от самих себя неудовлетворенную потребность в благодарности. И скапливается в тайниках души горечь, и отравляет обидой. Больше всего это отзывается на семье, где люди соединены узами наиболее тесными, и все самые чувствительные стороны души открыты друг другу и отдаются друг другу во власть. Семья закладывает в развивающуюся душу семена добра, справедливости, чуткости, стойкости Увы как часто и семя неблагодарности тоже, ибо нигде, как в семье, не приносится столько незамечаемых жертв, нигде так дешево не ценится забота. Примеры... Их множество - от мелочей, вроде послеобеденного "спасибо", до сюжетов которыми не пренебрег бы Шекспир. Но оставим грандиозное великим, поговорим об обыденном. Кстати, о "спасибо". В иных семьях его .прочно ввели в обиход, но лишили внутреннего содержания, превратили просто в формальность. А формальность не греет.
...Выходной день, солнечное утро. Она встала пораньше, чтобы приготовить завтрак. Она хорошо знает вкусы каждого, все у нее учтено и продумано. Салат в трех вариантах: сыну - без укропа, дочери - без лука, мужу - с луком, но без редиса. Дымится выложенная горкой картошка, румянятся блинчики. Она удовлетворенно оглядывает стол и проводит последний, недостающий, по ее мнению, штрих - ставит на стол вазочку с несколькими гвоздиками. Остается только пригласить к завтраку. Не к праздничному, просто к воскресному завтраку. Почему бы ему не стать маленьким праздником? Муж садится за стол с газетой. Дочь еще долго говорит по телефону и входит, когда другие уже кончают завтракать. Сын сегодня не в духе, ему не до оценки маминых: румяных блинчиков. "Спасибо", - говорит он угрюмо и встает из-за стола. "Мерси", - роняет дочка и бежит переодеваться. "Благодарю", - степенно произносит муж и складывает газету. Как обычно на воскресенье он приготовил кое-какие материалы, над которыми надо посидеть. Она молча моет посуду. В общем, решительно все в порядке. Но лицо ее потухло и постарело, с него будто стерли выражение. Глаза сухи, и только глубоко внутри саднит знакомая ранка. Это ничего. Она сейчас станет убирать квартиру, стирать, готовить обед. Кроме того, у нее тоже немало недочитано, кое-что не продумано. Есть чем подлечить назойливую ранку. Правда, только на время. Ну а гвоздики лучше бы убрать куда подальше! А бывает и так. Предпраздничный день. И опять она. Та самая она или другая. Все последнее время было страшно некогда, и вот на носу праздник, а окна остались не мытыми. Она не какая-нибудь рабыня бытовых условностей. Но все-таки праздник и немытые окна - это несовместимо, против этого восстает все ее женское существо. И приходит второе дыхание. Она повязывает платок, закатывает рукава, раскрывает рамы. Времени в обрез. Ее охватывает веселый азарт, все спорится в руках, усталость не гасит оживления. Она успевает привести себя в порядок до того, как в двери знакомо щелкает замок. Вот сейчас муж оглядится и скажет, например: "Ничего себе ты тут работенку провернула!" Или: "Слушай, да когда же ты успела? Ты же, наверное, с ног валишься". Не дождавшись, говорит сама: "Знаешь, я все окна перемыла и полы натерла". А потом, помедлив: "Устала ужасно". - "Да, - отвечает муж вяло, - я тоже порядочно устал". Только теперь она чувствует, как на нее наваливается усталость. А восьмилетний Алешка как будто и внимания ни на что не обращал. Наверняка над этой маленькой сценкой и не задумался. Но дети впитывают впечатления кожей... Неблагодарность принимает разные обличья. Иной раз явится в виде эдакой рассеянности, а то и вовсе в благородном виде отрешенности от мелочей. В последний раз - еще одна она. У нее порядочно забот: в семье трое детей и две не слишком солидные зарплаты. Не о бедности тут речь. Однако же есть к чему приложить смекалку и старания. И она прикидывает, старается. У нее ничего в доме зря не пропадает. Она не купит первую попавшуюся, дорогую и ненужную вещь. Сама и перешьет, и свяжет, ничего не испортит, не пережарит, не пересолит. Зато не откажет детям в необходимом - ни в одежде, ни в развлечениях. Разумеется, она находит в этих стараниях и удовольствие, и немножко гордится собой. А с кем поделиться этой своей гордостью, как не с самыми близкими... "В этом месяце, - говорит она мужу, - Сашеньке сможем пальто купить. И еще часть денег осталось Вите на курточку". Муж пожимает плечами: "Зачем ты мне, собственно, докладываешь? Я ведь с тебя отчетов не спрашиваю!" Четырнадцатилетняя дочка даже не оторвалась взглядом от книжной страницы. Только, как эхо отцовских слов, набежало на лицо, да так и осталось на нем брезгливо-высокомерное выражение. Что же, впрочем, все она и она, точно страдательная сторона здесь только женщина. Вовсе нет. Вот письмо, написанное мужчиной, и тоже о неблагодарности и горечи, ею рожденной. "Мы поженились, когда я вернулся из армии. Наташа, жена моя, училась на втором курсе мединститута. Я пошел работать техником. Вскоре появился ребенок. Не бросать же было Наташе институт. Я от учебы временно отказался. Старался больше заработать. II все свободное время был с ребенком. Почти все хлопоты по хозяйству взял на себя. Теперь моя жена врач, и уже речь пошла об аспирантуре, растет дочка. Но радости в нашей семейной жизни нет. Жена почти не скрывает своего пренебрежения ко мне. По-прежнему (это уже вошло в наш уклад) хозяйственные хлопоты в основном на мне. Но не в этом дело. Тяжело чувствовать себя в своей семье чуть ли не человеком второго сорта, чье назначение только зарабатывать деньги и заниматься "презренным бытом". Учиться мне пока что так и не удается. По-прежнему много работаю дополнительно. Жена хоть и дипломированный специалист, но удовлетворить все свои потребности сама не может. У жены свои знакомые, свои интересы, которыми она со мной почти не делится, "не снисходит". Я очень привязан к ней и к дочке, но не знаю, выдержит ли моя любовь такое отношение. Недавно попытался высказать Наташе все, что накопилось. Она меня высокомерно выслушала и сказала: "Так и знала, что без попреков не обойдется". Дал себе слово никогда с ней об этом не говорить. А не думать не могу. Неужели это с моей стороны попреки и мелочность? И какой жизненный урок получит наша дочка в семье? Неужели, как и мать, станет высокомерной и неблагодарной?" Беспокойство вполне понятное, ибо именно неблагодарность законченно выражает себя в реплике ее матери. И если у этой женщины семья разрушится, виной тому будет именно неблагодарность, ставшая чертой характера. Но чтобы не впасть в односторонность, надо заметить, что обвинение в неблагодарности иногда относят не по адресу. Подчас неблагодарностью называют стремление человека сохранить свою независимость, противостоять посягательству на свою личность. В наш век в нашем обществе нет социальной почвы, на которой когда-то пышно расцветал деспотизм "благодетелей". Теперь нет бедных воспитанниц и невест без приданого, нет нахлебников, и "по гроб жизни обязанных" бедняков, и богатых покровителей. И все же чувство благодарности не имеет должного престижа, быть может, потому, что до сих пор не забыты в обществе претензии "хозяев жизни" быть хозяевами человеческих душ, покупать их за ломоть хлеба. Оттого, что не забыты еще их негодующие возгласы: "Неблагодарный!", "Неблагодарная!", если "облагодетельствованный" заявлял о своих правах. Ведь и теперь еще живет в сознании иных людей (и родителей!) эта собственническая "благодетельская" психология. Просто посочувствовал один человек другому, поддержал в трудный час. И начинает ему вдруг казаться, что приобрел он тем самым право вторгаться без зова во все подробности жизни друга, что теперь он может, не заботясь о такте и деликатности, судить его дела и поступки. А сопротивление такому вторжению воспринимает как неблагодарность. Есть и родители, которые под видом благодарности требуют от детей отказа от их законных прав личности. Но истинная благодарность выражает себя не в отказе от своих прав, а в свободном и радостном чувстве. Она никому ни над кем не дает власти, но объединяет людей в счастливый союз друзей. Мы много, упорно и справедливо критиковали родителей, которые в "поюкормлю", "одеваю-обуваю" находят основания для самоуспокоенности и даже права на деспотическую власть. Но во всякой медали, как известно, есть оборотная сторона, которую нужно вовремя увидеть. Сейчас нашим детям больше грозит не родительская "корысть", а неофициально узаконенная общественным мнением неблагодарность детей к родителям. Мы стыдливо замалчиваем свои огорчения, мы убегаем от острых тем, боясь услышать от сына или дочери предостерегающее и презрительное: "Попрекаешь?!" И все же ради наших детей приходится перетерпеть обидный упрек в недостатке бескорыстия и взяться за неблагодарный, увы непрестижный, труд воспитания в детях чувства благодарности к родителям, поскольку без этого чувства они не научатся благодарности вообще.
Категория: Библиотека » Возрастная психология Другие новости по теме: --- Код для вставки на сайт или в блог: Код для вставки в форум (BBCode): Прямая ссылка на эту публикацию:
|
|