Глава 21. МЕСТО ЛИЧНОСТИ В НОВОМ МИРЕ НАУК О ПОВЕДЕНИИ - О становлении личностью. Психотерапия глазами психотерапевта

В предыдущей лекции я попытался показать, хотя и очень кратко, достижения наук о поведении, а также их возможности прогнозировать поведение и управлять им. Я постарался нарисовать тот новый мир, к которому мы безудержно стремимся со все возрастающей скоростью. Теперь я хочу рассмотреть вопрос о том, как мы – отдельные люди, группы и культура в целом – будем жить, реагировать, приспосабливаться к этому дивному новому миру. Какое место будет отведено нам перед лицом грядущих изменений?

Я собираюсь остановиться на двух вариантах ответа на этот вопрос, а затем хочу поделиться некоторыми соображениями, которые могут привести и к третьему варианту ответа.

* * *

Отрицание и игнорирование

Одним из вариантов нашего отношения может быть отрицание такого научного развития. Мы просто примем, точку зрения, что человеческое поведение нельзя изучать по-настоящему научно. Мы можем придерживаться того мнения, что человеческое существо не способно объективно относиться к самому себе, следовательно, настоящая наука о поведении невозможна. Мы можем сказать, что человек обладает свободой воли и всегда свободен в своих действиях, что делает невозможным научное изучение его поведения. Недавно на конференции по общественным наукам, как это ни странно, я слышал, как хорошо известный экономист высказывал такое мнение. А один из самых знаменитых богословов страны пишет: "В любом случае научное исследование прошлого поведения не может стать основой для предсказания будущего поведения" [3, с. 47].

Отношение обычных людей примерно такое же. Человек с улицы не обязательно отрицает, что наука о поведении возможна, он просто игнорирует происходящие в ней достижения. Конечно, он немного волнуется, когда слышит, что коммунисты пытались изменить сознание захваченных в плен солдат посредством "промывания мозгов". У него могут вызвать небольшое раздражение откровения, опубликованные, например, в книге Уайта [13], который показал, как, опираясь на науки о поведении, современные промышленные корпорации интенсивно используют методы манипуляции людьми. В общем, он не видит в этом никаких поводов для беспокойства, – точно так, как в случае первых теоретических заявлений о том, что атом можно расщепить.

Мы можем, если нам хочется, вместе с ним не замечать эту проблему. Мы можем пойти еще дальше, как те интеллектуалы прошлого, которых я цитировал, и, обращаясь к наукам о поведении, заявить, что "нетути такого зверя". Но поскольку ни одна из этих реакций не кажется особенно умной, я оставляю их и перехожу к описанию гораздо более разумной и гораздо более распространенной точки зрения.

Устройство человеческой жизни с помощью науки

Среди ученых, изучающих поведение, считается само собой разумеющимся, что открытия этой науки будут использованы для прогнозирования поведения человека и управления им. Вместе с тем многие психологи и другие ученые не придают этому обстоятельству достаточного значения. Исключением является доктор Б.Ф.Скиннер из Гарварда, который очень ясно призывает психологов использовать эту способность управлять человеком для создания более совершенного мира. Пытаясь изложить свою точку зрения, Скиннер несколько лет назад написал книгу "Уолден-2" [12], в которой дает художественное описание того, к чему он относится как к утопическому сообществу, в котором во всех сферах жизни полностью применяются все знания наук о поведении: при вступлении в брак, рождении детей, в этическом поведении, на работе, в играх и в художественном творчестве. Позднее я приведу несколько цитат из этого произведения.

Есть также несколько писателей, которые поняли важность грядущего влияния наук о поведении. Олдос Хаксли в своей книге "О дивный новый мир"84 [1] рисует ужасающую картину сахаринового счастья в научно управляемом мире, против которого в конце концов восстает человек. Джордж Оруэлл85 в романе "1984" [5] изображает мир, созданный властью диктатуры, в котором поведенческие науки используются как инструмент абсолютного управления людьми, причем они управляют не только поведением, но и мыслями людей.

Авторы-фантасты также сыграли свою роль, позволив нам увидеть возможный путь развития в мире, где поведение человека и его личность оказываются всего лишь предметами научного исследования, таким же, как химические элементы или электрические разряды.

Я хотел бы, используя все свои способности, попытаться сделать упрощенный набросок культуры в том обществе, в котором мы формировали бы человека с позиций наук о поведении.

Прежде всего для этого нужно понимание, почти допущение, что научное знание – это сила, дающая власть над людьми. Скиннер говорит:

"Мы должны признать тот факт, что какой-то определенный контроль за делами человека неизбежен. Мы не сможем здраво разбираться в делах людей, если не будем принимать во внимание структуру и строение внешних условий, влияющих на их поведение. Изменение окружающей среды всегда было условием развития культуры, и вряд ли мы сможем использовать какие-либо более эффективные научные методы без того, чтобы не вызвать более серьезных изменений... Наука и раньше приводила к опасным процессам и создавала опасные материалы. Использование в полной мере фактов и методов наук о человеке, не допуская чудовищных ошибок, будет очень трудным и, конечно, рискованным. Сейчас не время для самообмана, потворства своим эмоциям или принятия отношения, которое теперь уже бесполезно" [10, с. 5 6-5 7].

Следующее допущение состоит в том, что эта власть управлять должна быть использована. Скиннер считает, что она будет применяться с благотворными целями, хотя и признает опасность ее использования во вред людям. Хаксли считает, что, хотя она используется с благими намерениями, на практике это приводит к кошмару. Оруэлл описывает, к каким результатам приводит такое злонамеренное управление диктаторским правительством всеми сторонами жизни людей.

Ступени процесса

Давайте рассмотрим некоторые элементы, входящие в понятие управления человеческим поведением с помощью наук о поведении. Каковы будут ступени процесса, посредством которого общество может самоорганизоваться так, чтобы, пользуясь терминами науки о человеке, определять, какой быть человеческой жизни?

Первым стоит вопрос о выборе цели. В последней работе доктор Скиннер в качестве одной возможной цели поведенческой технологии предлагает следующую:

"Пусть человек будет счастливым, информированным, умелым, производительным и послушным" [10, с. 47].

В своей книге "Уолден-2", где он мог использовать художественную форму для выражения своих взглядов, Скиннер останавливается на этом подробнее. Его герой говорит:

"Ну хорошо, а что вы скажете о конструировании личности? Это бы вас заинтересовало? Управление темпераментом? Дайте мне необходимые параметры, и я дам вам такого человека! Что вы скажете об управлении мотивацией, формировании интересов, которые сделают людей в высшей мере производительными и преуспевающими? Это кажется вам фантастикой? Тем не менее, уже существуют некоторые методы такого рода, а остальные можно разработать экспериментально. Только подумайте о возможностях!.. Давайте управлять жизнью наших детей и посмотрим, что нам удастся из них сделать" [12, с. 243].

По сути своей, Скиннер здесь говорит о том, что современные знания в науках о поведении вкупе со знаниями будущего дадут нам такую возможность, которая сегодня кажется невероятной: добиться заранее определенных результатов в формировании желаемых типов поведения и личности. Несомненно, это одновременно и счастливая возможность, и серьезная ответственность.

Второй элемент в этом процессе знаком каждому ученому, работающему в области прикладных наук. Поставив цель и определив задачи, мы применяем научный метод – контролируемый эксперимент, – чтобы отыскать средства для их достижения. Если, например, в настоящее время мы располагаем ограниченными знаниями об условиях, влияющих на производительность труда человека, дальнейшие исследования и эксперименты, несомненно, приведут нас к новым знаниям в этой области. И дальнейшая работа позволит нам получить знания о еще более эффективных средствах. Таким образом, научный метод самокорректируется, по мере того как открываются более эффективные пути к достижению выбранных целей.

Третий элемент управления человеческим поведением посредством наук о поведении – это вопрос о власти. Когда известны условия или методы достижения нашей цели, какой-нибудь человек или группа получает власть устанавливать эти условия или использовать эти методы. Возникающая при этом проблема не получала надлежащего внимания. Надежда на то, что власть, предоставляемая поведенческими науками, будет использоваться учеными или какой-то группой людей с благими намерениями, кажется мне тщетной, что доказывает как недавняя, так и отдаленная история. Гораздо более вероятным представляется то, что ученые, сохраняя теперешнее отношение к проблеме, окажутся в положении немецких ученых-ракетчиков, специализирующихся в создании управляемых снарядов. Сначала они преданно работали на Гитлера, чтобы уничтожить Россию и Соединенные Штаты. Сейчас в зависимости от того, кто их захватил, они преданно работают на Россию, чтобы уничтожить Соединенные Штаты, или на Соединенные Штаты, чтобы уничтожить Россию. Если ученые, изучающие поведение, озабочены только развитием своей науки, то кажется наиболее вероятным, что они будут служить достижению целей любого человека или группы, стоящих у власти.

Но это своего рода отступление от темы. Главное в этой проблеме заключается в том, что какой-нибудь человек или группа будут иметь и использовать власть для применения на практике методов, разработанных для достижения желаемой цели.

Четвертый элемент в процессе, с помощью которого общество может определить свою жизнь посредством наук о поведении, – это воздействие на индивидов методами и условиями, рассмотренными ранее. Если индивида подвергнуть воздействию заранее определенных условий, это приведет с большой долей вероятности к желаемой модели поведения. Люди становятся производительными, если в этом состояла цель, или покорными, или какими-либо еще в зависимости от того, какими было решено их сделать.

Чтобы показать, как ощущает это один из сторонников подхода, позвольте мне опять процитировать героя "Уолдена-2".

"Теперь, когда мы знаем, как работает положительное подкрепление и почему не работает отрицательное, – говорит он, объясняя отстаиваемый им метод, – мы можем действовать более обдуманно и, следовательно, более успешно в нашем созидании культуры. Мы можем достигнуть такого уровня управления, при котором управляемые, хотя они и следуют порядку намного точнее, чем при старой системе, тем не менее чувствуют себя свободными. Они делают то, что хотят делать, а не то, что их заставляют. Вот источник великой силы положительного подкрепления – нет ни сопротивления, ни возмущения. С помощью тщательной научной разработки мы управляем не итоговым поведением, а намерением вести себя – мотивами, желаниями, склонностями. Любопытно, что в этом случае никогда не возникает вопроса о свободе" [12, с. 218].

Общая картина и ее смысл

Давайте посмотрим, смогу ли я очень кратко очертить картину влияния поведенческих наук на индивида и общество так, как оно со всей полнотой трактуется доктором Скиннером, а также скрыто присутствует в установках и исследованиях многих, возможно большинства, ученых, занимающихся поведением. Наука о поведении, несомненно, движется вперед в своем развитии. Предоставляемая ею власть управлять поведением будет сосредоточиваться в руках одного человека или группы. Этот человек или группа, несомненно, будут выдвигать свои цели, а большинство из нас при этом все в большей мере будет подвергаться управлению с помощью столь тонких средств, что мы даже не будем сознавать их средствами управления. Таким образом, независимо от того, принадлежит ли власть совету мудрых психологов (если эти термины не противоречат друг другу), или товарищу Сталину, или Старшему Брату и выступает ли их целью счастье, производительность, преодоление эдипова комплекса, подчинение или любовь к Старшему Брату, мы, несомненно, будем приближаться к поставленной цели, возможно думая при этом, что сами желаем достичь ее. Таким образом, если верен такой ход рассуждений, оказывается, что наступает какая-то разновидность полностью управляемого общества – "Уолден-2" или "1984". Тот факт, что это произойдет не сразу, а будет устанавливаться постепенно, не меняет существа дела. Человек и его поведение станут плановым продуктом научного общества.

Вы вправе спросить: "А как же насчет личной свободы? Как насчет демократических концепций прав человека?" На это у доктора Скиннера есть совершенно определенный ответ. Он решительно заявляет:

"Тезис о том, что человек не свободен, важен при применении научных методов в изучении поведения человека. Свободное внутреннее "Я" человека, ответственное за поведение его внешнего биологического организма, есть всего лишь донаучный заменитель различных причин, выявляемых в ходе научного анализа. Все эти альтернативные причины поведения лежат вне личности" [11, с. 447].

В другом источнике он объясняет это положение более развернуто.

"Поскольку наука используется все шире, мы вынуждены принимать теорию, лежащую в основе ее фактов. Сложность состоит в том, что эта теория явно не согласуется с традиционными демократическими взглядами на человека. Кажется, что с открытием каждого нового обстоятельства формирования поведения человека остается все меньше того, что может быть приписано самому человеку. И поскольку такие взгляды становятся все более исчерпывающими, вклад самого индивида приближается к нулю. Столь высоко превозносимые творческие способности человека, его оригинальные достижения в области искусства, науки и морали, его способность выбирать и наше право отвечать за свой выбор – ничего этого нет в новом автопортрете. Раньше мы считали, что человек свободен, выражать себя в искусстве, музыке, литературе, исследовать природу, искать свой собственный путь спасения. Он может начать действовать по собственной инициативе, а также вносить спонтанные и необъяснимые изменения в свои действия. Даже в самых угрожающих условиях за ним остается право выбора. Он может оказывать сопротивление любым попыткам управлять им, даже если это может стоить ему жизни. Наука, однако, утверждает, что действия порождаются силами, сказывающимися на индивиде, и что его "странности" – просто другое название поведения, причины которого нам еще непонятны" [10, с. 51-53].

По мнению Скиннера, когда-то демократический взгляд на природу человека и правительства служил благой цели.

"Для сплочения людей против тирании было необходимо, чтобы индивид чувствовал свою силу, чтобы он знал, что имеет права и может управлять собой. Вооружение обычного человека новым пониманием своего личного достоинства, значимости и силы, необходимых ему для своего спасения сейчас и в дальнейшем, было зачастую единственным средством революционера" [10, с. 5 3].

Сейчас он считает, что такая философия устарела и даже создает препятствия, "если она мешает нам применять науку о человеке для описания человеческой жизни" [10, с. 54].

Личное отношение

До этого момента я старался нарисовать объективную картину некоторых достижений наук о поведении и объективную картину того общества, которое может возникнуть на основе этих достижений. Я, однако, имею весьма определенное личное отношение к картине того мира, который Скиннер открыто (а многие другие ученые не так явно) ожидает в будущем.

Я считаю, что такой мир разрушит человека, которого я узнал в самые проникновенные минуты психотерапевтической практики. В такие минуты я взаимодействую с человеком, который непосредственен, свободен и ответственен за свою свободу, то есть сознает свободу выбора, кем ему быть, и сознает также последствия своего выбора. Я не могу верить, как это делает Скиннер, что все это иллюзии, что непосредственность, свобода, ответственность и выбор в действительности не существуют.

Я чувствую, что сделал все от меня зависящее, использовав все свои способности, для развития наук о поведении, но если в результате моей работы и работы других ученых человек станет роботом, созданным и управляемым наукой, которую он сам создал, тогда я буду чувствовать себя по-настоящему несчастным. Если в будущей хорошей жизни индивиды станут лучше с помощью управления их окружением или контроля за поощрением, так что у них будет неизменно высокая производительность, хорошее поведение, счастье и что-либо еще, то я не хочу такой хорошей жизни. Для меня это псевдохорошая жизнь, включающая все, за исключением того, что делает жизнь хорошей.

Поэтому я спрашиваю себя: есть ли какой-то изъян в логике такого развития? Есть ли другой взгляд на значение наук о поведении для человека и для общества? Мне кажется, я знаю, в чем заключается этот изъян, и я понимаю, в чем состоит другой взгляд на эту проблему. Этим я и хочу с вами поделиться.

Проблема результатов и целей в науке

Мне кажется, что изложенная мною точка зрения основывается на неправильном восприятии соотношения между целями и результатами научных исследований. Я считаю, что в ней чрезвычайно недооценивается значение цели научного исследования. Я бы хотел выдвинуть два развернутых тезиса, которые, по-моему, заслуживают внимания. Затем я более детально раскрою смысл этих двух положений.

В любом научном предприятии – неважно, в "чистой" или прикладной науке, – существует предварительный личный субъективный выбор цели или ценности, которой, как считается, должна служить эта работа.

Этот субъективный выбор ценности, рождающий научное исследование, всегда находится вне этого исследования и не может стать составляющим элементом этой науки.

Позвольте мне проиллюстрировать первый тезис положениями из работы доктора Скиннера. Когда он пишет, что задача наук о поведении – сделать человека "производительным", "с правильным поведением" и т.п., он, несомненно, делает выбор. Ведь он, например, мог предложить сделать людей покорными, зависимыми и стремящимися к стадности. Однако, согласно его собственному утверждению в другой работе, человеческая "способность делать выбор", его свобода выбирать свой путь и предпринимать те или иные действия – все это не существует в научном представлении о человеке. В этом заключается глубокое противоречие или парадокс. Позвольте мне разъяснить это как можно лучше. Без сомнения, наука основывается на допущении, что поведение имеет свои причины – за определенным событием следует последующее событие. Следовательно, все детерминировано, нет ничего свободного, выбор невозможен. Но мы должны помнить, что сама наука и всякое отдельное научное исследование, всякое изменение в ходе научного исследования, всякая интерпретация смысла научных данных и всякое решение о применении этих данных основываются на личном, субъективном выборе. Таким образом, наука в целом находится в такой же парадоксальной ситуации, как и сам доктор Скиннер. Личный, субъективный выбор, который делает человек, служит движущей силой научной деятельности, в ходе которой делается заявление, что не существует ничего такого, как личный, субъективный выбор. Позднее я еще остановлюсь на этом бесконечном парадоксе.

Я подчеркнул тот факт, что каждый такой выбор, порождающий или развивающий какое-то научное исследование, есть выбор, основанный на определенной ценности. Ученый исследует это, а не то, потому что чувствует, что первое исследование для него более ценно. Он выбирает этот, а не тот метод для своего исследования, потому что выше его ценит. Он интерпретирует полученные данные определенным способом, потому что считает этот способ более истинным или более достоверным – иными словами, более соответствующим критерию, который он высоко ценит. При этом личный выбор таких ценностей никогда не является частью самой научной работы. Выбор ценностей, связанный с определенным научным исследованием, всегда и обязательно лежит вне этого исследования.

Хочу пояснить, что я говорю не о том, что ценности не могут быть предметом научного исследования. Неверно считать, что наука имеет дело только с определенными классами "фактов" и что в число этих классов "ценности" не входят. Все несколько сложнее, но один-два простых примера могут прояснить дело.

Если я ценю овладение начальными навыками чтения, письма и арифметики, полагая их в качестве цели обучения, то научные методы могут дать мне информацию о том, как этой цели достичь. Если для меня значима способность к решению проблем и я полагаю цель обучения в этом, научные методы могут помочь мне и в достижении этой цели.

Теперь, если я хочу определить, что "лучше": умение решать проблемы или знание элементарных основ грамоты, письма и арифметики, то с помощью научного метода также можно сопоставить их ценность, но только – и это очень важно, – только в терминах какой-то иной ценности, которую я выберу сам. Я могу считать ценным успешное обучение в колледже. Тогда я могу решить, что лучше соответствует этой ценности – умение решать проблемы или начальные навыки грамоты письма и арифметики. Я могу считать ценным личное совершенствование или профессиональные успехи или ответственную гражданскую позицию. Я могу определить, что "лучше" для достижения каждой из этих целей – умение решать задачи или навыки грамоты письма и арифметики, но ценность, которая придает смысл определенному научному исследованию, всегда должна быть вне этого исследования.

Хотя в этих лекциях нас больше интересует прикладная наука, тем не менее, все, что я излагаю, в равной степени справедливо и для так называемой чистой науки. В чистой науке обычно первичная субъективная ценность – достижение истины. Но это субъективный, личный выбор, и наука не может ответить на вопрос, лучший ли это выбор; чтобы на это ответить, необходима какая-то другая ценность. Например, генетики в России должны были сделать личный выбор между поисками истины и поисками фактов, подтверждающих правительственные догмы. Какой выбор "лучше"? Мы можем провести научное исследование этих альтернатив, но только в свете какой-то иной субъективно выбранной нами ценности. Если, например, для нас значимо выживание культуры, то мы можем с помощью научных методов исследовать вопрос о том, что больше связано с выживанием культуры: поиск истины или поддержка государственных догм.

Моя точка зрения состоит в том, что любая научная работа в области чистой или прикладной науки выполняется для достижения цели или ценности, которые выбираются людьми субъективно. Важно, чтобы этот выбор делался явно, поскольку та ценность, которую мы выбираем, не может быть проверена или оценена, подтверждена или опровергнута тем научным исследованием, для которого она послужила исходной точкой и которому она придает смысл. Первоначальная цель или ценность, всегда и обязательно лежит за пределами научного поиска, которому она дала начало.

Среди прочего это означает, что, если мы выбираем какую-то конкретную цель или несколько взаимосвязанных целей и ставим их перед людьми, а затем начинаем в ходе широкомасштабных исследованиях управлять их поведением для достижения этих целей, мы оказываемся зажаты в тиски нашего первоначального выбора, потому что данное научное исследование не может превзойти себя и выбрать новые цели. Только субъективный индивид может это сделать. Таким образом, если мы выберем в качестве нашей цели человеческое счастье (цель, заслуженно высмеянную Олдосом Хаксли в романе "Дивный новый мир") и привлечем все общество к участию в научной программе по осчастливливанию людей, то окажемся заключены в очень строгие границы, в которых никому не будет вольно сомневаться в указанной цели, ибо наши научные изыскания не смогут сами превзойти себя и изменить свои основополагающие цели. Не развивая подробно это положение, я бы хотел заметить, что столь значительная ригидность, неважно, у динозавров или в диктаторских режимах, совершенно не способствует выживанию культуры.

Однако если частью нашего замысла будет предоставление свободы некоторым "стратегам", которые не обязаны испытывать счастье, которые не подлежат соответствующему управлению и которые поэтому свободны в выборе иных целей, это будет означать, что избранная нами цель осчастливливания людей недостаточна и должна быть дополнена. Это означает также, что раз нужно создавать какую-то свободную элитарную группу, то совершенно ясно, что подавляющее большинство людей в этом случае будут просто рабами – неважно, каким красивым словом мы их назовем, – рабами тех, кто выбирает цели.

Возможно, однако, суть в том, что ход научного исследования выдвинет свои собственные цели, что новые данные, полученные уже на начальном этапе, изменят направление поиска, а последующие результаты изменят его еще более существенно, так что наука каким-то образом выработает свою собственную цель. По-видимому, такую точку зрения подразумевают многие ученые. Конечно, это правильное представление, но в нем не учитывается один элемент этого непрерывного развития – то, что при каждой смене направления научного поиска будет осуществляться субъективный, личный выбор. Научные результаты, результаты эксперимента никогда не говорят и не могут сказать нам, какую научную цель выдвинуть следующей. Даже в самых теоретичных областях науки ученый сам должен решать, что значат полученные данные, и сам должен выбирать, какой следующий шаг будет наиболее плодотворным в достижении поставленной им цели. А когда мы говорим о применении научных знаний, то, к сожалению, ясно, что все более глубокие знания о строении атома не предполагают одновременного выбора цели, с которой эти знания будут использоваться. Это субъективный, личный выбор, который предстоит сделать многим индивидам.

Таким образом, я возвращаюсь к положению, с которого начал этот раздел и которое я теперь повторю другими словами. Значение науки состоит в объективном достижении цели, которая была субъективно избрана одним человеком или несколькими людьми. Эти цели или ценности не могут быть предметом исследования в ходе того конкретного научного эксперимента или той работы, начало которой они положили и которой придали смысл. Вследствие этого любое обсуждение проблем управления людьми с помощью наук о поведении должно прежде всего (и очень серьезно) сосредоточиться на вопросе о субъективно определяемых целях, которые могут быть достигнуты в результате применения науки.

Альтернативные ценности

Если ход моих рассуждений, представленных здесь, верен, это открывает для нас новые перспективы. Если мы признаем тот факт, что наука берет начало благодаря субъективно избираемым ценностям, значит мы вольны выбрать те цели, которых хотим достичь. Мы не скованы такими бессмысленными целями, вроде достижения всеобщего управляемого состояния счастья, производительности и т.п. Я бы хотел предложить совершенно иную альтернативу.

Предположим, мы начнем с целей, ценностей и намерений, в корне отличных от тех целей, которые рассматривали. Предположим, мы сделаем это совершенно открыто, предложив их в качестве возможной ценностной альтернативы, которую можно принять или отвергнуть. Предположим, мы выберем комплекс ценностей, в центре которого находятся динамические, изменчивые элементы процесса, а не его статичные характеристики. Тогда мы можем выдвинуть такие ценности:

Процесс становления личности, как обретения чувства собственного достоинства и значимости через раскрытие всех своих потенциальных возможностей.

Процесс самоактуализации личности, как движения в направлении обретения все более сложного и разнообразного опыта.

Процесс творческой адаптации личности к постоянно изменяющемуся и обновляющемуся миру.

Процесс, в ходе которого знание преодолевает свои границы, подобно тому как теория относительности преодолела границы ньютоновской физики с тем, чтобы в будущем ее границы преодолело новое восприятие мира.

Если мы выберем ценности вроде этих, то поставим перед нашей наукой и методами изучения поведения совершенно иные вопросы. Мы пожелаем найти ответы на следующие вопросы:

Может ли наука помочь нам открыть новые благотворные образы жизни? Открыть межличностные отношения, в которых было бы больше смысла, и которые приносили бы нам больше удовлетворения?

Может ли наука дать нам сведения о том, как человечество может стать более разумным участником собственной эволюции – физической, психологической и социальной?

Может ли наука дать нам сведения о том, как высвободить творческий потенциал человека, что кажется совершенно необходимым, если мы хотим выжить в этом фантастически развивающемся атомном веке? Доктор Оппенгеймер говорил [4], что знания, которые раньше удваивались на протяжении тысячелетий и столетий, теперь удваиваются на протяжении жизни одного поколения или даже за десятилетие. Это значит, что если мы хотим адаптироваться к таким условиям, то должны сделать все возможное для высвобождения наших творческих сил.

Короче говоря, может ли наука открыть методы, с помощью которых человеческая личность быстрее всего сможет стать непрерывно развивающимся и самосовершенствующимся процессом в своем поведении, мыслительной деятельности и познании? Может ли наука спрогнозировать и создать условия для по сути своей "непрогнозируемой" свободы человека?

Одним из достоинств науки как метода есть то, что она может приближать и обеспечивать осуществление подобных целей так же, как она может служить статичным ценностям вроде состояния информированности, счастья, покорности. У нас есть некоторые доказательства этому.

Небольшой пример

Надеюсь, вы меня простите, если я проиллюстрирую некоторые возможности такого рода, обратившись к психотерапии – области, которую я знаю лучше всего.

Психотерапия, как указывают Мирлу [2] и др., может оказаться одним из наиболее тонких инструментов для управления человеком со стороны другого человека. Терапевт может осторожно сформировать индивида по своему подобию. Он может заставить индивида стать покорным и конформным. Когда определенные психотерапевтические принципы используются в экстремальных дозах, мы называем это "промыванием мозгов", разложением личности и трансформацией индивида по желанию манипулирующего им человека. Таким образом, принципы психотерапии могут использоваться как очень эффективное средство внешнего управления человеческой личностью и поведением. Способна ли психотерапия на нечто иное?

Я обнаружил, что в психотерапии, центрированной на клиенте [8], содержатся важные указания на то, что может сделать наука о поведении для осуществления ценностей, указанных мною. Помимо того что он в известной степени открывает новое направление в психотерапии, такой подход имеет важный смысл и в том, что касается отношения науки о поведении к управлению человеческим поведением. Позвольте мне описать наш опыт, касающийся существа обсуждаемой здесь проблемы.

В психотерапии, центрированной на клиенте, мы серьезно занимаемся прогнозированием поведения и влиянием на него. Как врачи мы создаем определенные условия в виде отношений, и в этом клиент принимает весьма малое участие. Очень скоро мы обнаружили, что при создании таких условий терапевт достигает наибольшего эффекта, если он а) искренен, целен, очевидно неподделен в отношениях, b) принимает клиента как особого, неповторимого человека, а также принимает все нюансы проявления клиента и с) относится к клиенту с сочувственным пониманием, смотря на мир его глазами. Наши исследования позволяют нам предполагать, что в случае создания таких эмоциональных условий для клиента, с его стороны последует определенное поведение. Такая формулировка может заставить подумать, что мы опять вернулись на круги своя и говорим о возможности предсказывать поведение, и следовательно, управлять им. Но именно в этом пункте имеется большая разница.

Условия, которые мы выбираем создать для клиента, вызывают такое его поведение, благодаря которому он становится более самостоятельным, менее ригидным, более открытым к данным чувственного восприятия, более организованным и цельным, более похожим на выбранный им для себя идеал. Иными словами, с помощью внешнего управления поведением мы создаем условия, в которых, по нашим предположениям, индивид начнет управлять собой сам с целью достижения самостоятельно выбираемых для себя целей. Мы создаем условия, которые порождают разнообразные формы поведения – самоуправление, повышенную чувствительность к реалиям внутреннего и внешнего мира, гибкой адаптации, – формы поведения, специфика которых по самой своей природе непредсказуема. Создаваемые нами условия вызывают поведение, которое по сути своей "свободно". Наша последняя работа [9] говорит о том, что наше предположение в значительной степени нашло подтверждение, и обращение к научным методам вселяет в нас надежду, что для достижения таких целей можно будет разработать еще более эффективные средства.

Исследования, проведенные в других областях – в промышленности, образовании, групповой динамике, – совпадают с нашими данными.

Я думаю, можно с осторожностью заявить, что наука добилась успехов в выявлении тех качеств в межличностного общения, которые, если они имеются у В, приведут А к более зрелому поведению, меньшей зависимости от других, большему самовыражению, большему разнообразию, к повышению гибкости и эффективности адаптации, усилению чувства ответственности и самоуправлению. В противоположность выражаемой некоторыми озабоченности, мы не считаем, что творческое адаптивное поведение, будучи результатом такого самонаправляемого разнообразного самовыражения, чересчур хаотично или изменчиво. Напротив, человек, который открыт своим переживаниям и склонен к самостоятельности, действует продуманно и гармонично, мысленно направляя свои поступки на достижение собственных целей. Его творческая деятельность не более хаотична и случайна, чем создание Эйнштейном теории относительности.

Поэтому мы полностью согласны с утверждением Джона Дьюи: "Развитие науки идет по пути освобождения, а не подавления у людей проявлений разнообразия, изобретательности, новизны и творческого подхода" [7, с. 359]. Мы пришли к убеждению, что прогресс в жизни отдельного человека или группы достигается тем же путем – за счет достижения разнообразия, свободы, творчества.

Одна из концепций управления человеческим поведением

Ясно, что излагаемая мною точка зрения резко отличается от изложенного ранее общепринятого взгляда на отношение науки о поведении к управлению человеческим поведением. Чтобы сделать это отличие еще более резким, я буду рассматривать возможности науки соответственно элементам процесса, описанным мною ранее.

В качестве фундаментальных ценностей нам представляется возможным выбрать человеческую личность, как самоактуализирующийся процесс становления, творческую деятельность и тот процесс, в ходе которого знание преодолевает свои границы.

Мы можем пойти дальше, установив с помощью научных методов условия, с необходимостью предшествующие этим процессам, и, продолжив экспериментальные исследования, найти более эффективные средства достижения указанных целей.

Установление таких условий для отдельных лиц и групп лиц оказывается возможным посредством минимального управления или контроля. Согласно современным представлениям, управление необходимо лишь для создания определенных условий в межличностных отношениях.

Современный уровень знаний свидетельствует о том, что в этих условиях люди становятся более ответственными, лучше осуществляют свои возможности, становятся более гибкими, оригинальными, разносторонними, творческими в адаптации.

Таким образом, первоначально сделанный выбор приводит к созданию такой социальной системы или подсистемы, в которой ценности, знания, способности к адаптации и даже сама концепция науки будут непрерывно меняться и совершенствоваться. Центром внимания будет человек как процесс становления.

Думаю, не вызывает сомнений, что излагаемый мною подход не ведет к появлению очередной Утопии. Предвидеть его конечный результат невозможно . Он включает постепенное, последовательное развитие, основу которого составляет постоянный субъективный выбор целей, которые выдвигают науки о поведении. Развитие осуществляется в направлении "открытого общества", как его называет Поппер86, где люди отвечают за свои личные решения. "Открытое общество" противоположно концепции закрытого общества, примером которого служит Уолден-2 [6].

Я думаю, ясно также, что самое главное – это процесс, а не конечный результат. Я считаю, что именно за счет выбора определенных значимых качественных элементов процесса становления мы сможем найти дорогу к открытому обществу.

Выбор

Я надеюсь, что помог прояснить очертания выбора, который предстоит сделать нам и нашим детям в отношении наук о поведении. Мы можем использовать наши все растущие знания для превращения людей в рабов, используя для разрушения их личности такие методы, о которых раньше и не помышляли, управляя ею с помощью столь тонких средств, что люди, может, никогда и не осознают ее утраты. Мы можем использовать наши научные знания, чтобы сделать людей в обязательном порядке поголовно счастливыми, примерно себя ведущими и высокопроизводительными, как это предлагает доктор Скиннер. Мы, если захотим, можем поставить перед собой цель сделать людей покорными, конформными, послушными. Наш выбор может носить и прямо противоположный характер: мы можем использовать науки о поведении таким образом, что они будут освобождать, а не управлять, приведут к созидательному многообразию, а не конформности, будут способствовать творчеству, а не пассивной удовлетворенности, приведут к развитию каждого человека в процессе его становления, помогут отдельным лицам, группам и даже концепции науки превзойти себя и найти новые пути адаптации к требованиям жизни и ее проблемам. Выбор зависит от нас самих, и, поскольку род человеческий таков, каков он есть, нам свойственно колебаться. Иногда мы совершаем почти губительный выбор, а в другой раз наоборот – в высшей степени созидательный.

Если мы выбираем использовать наши научные знания для того, чтобы сделать людей свободными, это потребует от нас искренне и открыто жить лицом к лицу с великим парадоксом наук о поведении. Мы признаем, что если рассматривать поведение как научный феномен, то лучше всего, конечно, считать, что оно вызывается предшествующей причиной. Это важный научный факт. Но способность к ответственному личному выбору, которая есть наиболее существенным признаком человека, а также главным опытом психотерапии, существующим до какого-либо научного исследования, – это не менее важный факт нашей жизни. Нам нужно жить, понимая, что отрицать реальность существования ответственного личного выбора столь же неразумно и недальновидно, как отрицать возможность существования наук о поведении. Тот факт, что эти два важнейших элемента нашего опыта кажутся взаимоисключающими, имеет, по-видимому, такое же значение, как и противоречие между волновой и корпускулярной теориями света, которые обе могут быть признаны правильными, хотя и несовместимы друг с другом. Мы не можем с пользой для дела отрицать нашу субъективную жизнь, равно как не можем отрицать и объективное описание этой жизни.

В заключение хочу сказать, что глубоко убежден в невозможности науки без субъективного выбора ценностей, которых мы желаем достичь. Избранные нами ценности всегда лежат вне той науки, которая обеспечивает их достижение. Определение целей и результатов, которые мы хотим получить, всегда должно осуществляться за пределами науки, которая их достигает. Мне это позволяет сделать обнадеживающий вывод о том, что человек с его способностью к субъективному выбору может и непременно будет существовать всегда, прежде и независимо от его любого научного предприятия. До тех пор пока мы – отдельные лица и целые группы – не откажемся от нашей способности к субъективному выбору, мы всегда будем свободными людьми, а не просто пешками нами же созданной науки о поведении.

Глава 21. МЕСТО ЛИЧНОСТИ В НОВОМ МИРЕ НАУК О ПОВЕДЕНИИ - О становлении личностью. Психотерапия глазами психотерапевта - К. Роджерс