ФИЛОСОФИЯ ИЛЛЮЗИЙ ИЛИ, НАДО ЛИ СМОТРЕТЬ ПРАВДЕ В ГЛАЗА - Образ Я - Вадим Ротенберг

 "Предположим,  тебе  удалось пробить головой  стену.  Что  ты  будешь

делать в соседней камере?" Станислав Ежи Лец

 Я давно люблю и охотио цитирую этот едкий, мудрый, скептичный и такой

еврейский  афоризм  пана  Станислава.  Мне  всегда  казалось,  что   ясное

понимание   неизбежного  наличия  "соседней  камеры"   свидетельствует   о

трезвости взгляда на мир, об умении "смотреть правде в глаза" и  ничем  не

обольщаться.  И лишь недавно я ясно и с удивлением осознал,  что  все  эти

высоко ценимые мною качества никогда не мешали мне упорно биться головой в

стенку,  испытывая прочность того и другого. Более того, я  всегда  высоко

ценил  в  других эту готовность к бессмысленному, казалось бы,  пробиванию

стен,  и  меня  удручало, когда мои друзья делали слишком уж  прагматичные

выводы  из  цитированного  афоризма  и предпочитали  довольствоваться  той

камерой, в которой уже сидели, оберегая собственную голову и чужую  стену.

Как  совместить  мое безоговорочное согласие с позицией  Ежи  Леца  н  мою

полную  неспособность  принять эту позицию  как  руководство  к  действию?

Мешает  ли  мне  принять ее мой еврейский иррациональный  темперамент,  не

желающий   считаться  с  реальностью,  или  есть  на  то   другие,   менее

субъективные    в    более    основательные    причины?    За    очевидной

непоследовательностью  моего  поведения  стоят  некоторые  фундаментальные

психологические  законы,  которые  делают  достойной  обсуждения   частную

подробность  моей  биографии.  Прежде всего  опишем  один  психологический

эксперимент.

 Группе  здоровых испытуемых и группе больных депрессией  предлагалось

выполнить   серию   не   очень  сложных  технических  задач.   Особенность

эксперимента   состояла  в  том,  что  результативность  испытуемого   при

выполнении этих задач зависела не только от его усилий и умения, но  и  от

скрытого вмешательства экспериментатора, который мог способствовать успеху

или,   напротив,   неудаче.   Таким   образом,   ситуация   не   полностью

контролировалась   испытуемым,  и  он  был  предупрежден,   что   возможно

вмешательство внешних факторов, влияющих на решение, но не знал, как часто

эти  факторы будут вмешиваться. Именно это и предлагалось ему  оценить  по

завершении  эксперимента.  Иными словами, ему предлагалось  определить,  в

какой  степени  он сам контролировал ситуацию, а в какой степени  ситуация

была  под  контролем внешних сил. Предполагалось, что здоровые  испытуемые

оценят ситуацию более адекватно, чем депрессивные больные ожидалось,  что

больные  в силу их пассивности и низкой самооценки, будут чаще приписывать

себе  ответственность за неудачи, тогда как успех будут  воспринимать  как

следствие   внешних  воздействий.  Результат  эксперимента  опроверг   это

предположение   и  вызвал  изумление  экспериментаторов.  Оказалось,   что

депрессивные больные значительно точнее оценивают степень своего  контроля

над  ситуацией,  причем  не только при неудачах, но  и  в  случае  успеха.

Здоровые   же  испытуемые  продемонстрировали  явно  выраженную  тенденцию

переоценивать  собственный  вклад  в  успех  и  считали,   что   это   они

контролируют   ситуацию   и   добиваются  удач,   хотя   на   самом   деле

экспериментатор  им  подыгрывал. Таким образом,  здоровые  люди  оказались

склонны к необоснованному оптимизму и завышению своих возможностей,  тогда

как  депрессивные больные проявили неожиданную точность в своих оценках  и

самооценках.

 Этот эксперимент поставил психологов перед очень серьезной проблемой.

Рассматривая способность к объективному восприятию реальности  как  высшую

самостоятельную ценность, известный американский психолог  проф.  Селигман

пришел  к выводу, что депрессия имеет положительную сторону: она позволяет

объективнее   воспринимать  реальность,  освобождает  от   необоснованного

оптимизма,  искажающего восприятие. Селигман даже предположил,  что  из-за

этого  ценного качества умеренная депрессия имеет важное приспособительное

значение и именно поэтому не исчезла в процессе эволюции. Подразумевается,

что  всем  нам не худо быть немного депрессивными и благодаря этому  более

реалистичными.  Однако врачу-психиатру очень трудно  согласиться  с  такой

позицией.  Прежде всего, депрессия, даже умеренно выраженная, сопряжена  с

душевным  страданием  и уже по одному этому не может быть  "рекомендована"

человеку.  Во-вторых,  известно,  что депрессия  снижает  сопротивляемость

организма   ко   всем  вредным  воздействиям,  способствует  возникновению

соматических  заболеваний,  вплоть до самых  тяжелых,  снижает  адаптивные

способности  организма и в силу всех этих причин не может  играть  никакой

положительной,  приспособительной роли в эволюции.  В-третьих,  если  даже

депрессия  способствует более объективному взгляду на себя и на мир,  этот

взгляд   не  имеет  практического  значения,  ибо  депрессия  одновременно

блокирует  активное  поведение, так что никакой, самый  трезвый  подход  к

действительности не может реализоваться в поведении и привести к изменению

ситуации  в  желательном направлении. А зачем в таком случае "видеть  все,

как  есть", право же, это только способствует дополнительным мучениям, что

и  характерно для депрессии. Но в таком случае остается предположить нечто

противоположное:   неспособность   к   строго   объективному    восприятию

реальности,  оптимистический взгляд на вещи и на самого  себя,  эавышенное

представление  о  собственных возможностях и о способности  контролировать

ситуацию  -  все  эти особенности присущи здоровому человеку  потому,  что

позволяют ему активней бороться с трудностями и бросать миру вызов вопреки

отсутствию твердых, гарантированных шансов на выигрыш. В самом деле  -  ни

одна  задача, требующая нестандартного, творческого подхода, и впрямь ведь

не  имеет  очевидных решений и "объективно" выглядит нерешаемой, поскольку

ни  разу  не  была  решена  в прошлом. И почти любой  риск,  без  которого

невозможно  ни  одно серьезное начинание, представляется  неоправданным  с

точки зрения холодной логики и подсчета всех "за" и "против" - до тех пор,

пока  его не оправдает вовсе не гарантированный вначале успех. Это значит,

что  реальность  нельзя  оценивать  как  статичную,  то  есть  по  тем  ее

признакам,  которые она проявляет на данный момент, - в ее  оценку  должен

имплицитно  входить  также и учет предполагаемой  активности  человека  по

изменению реальности, и этот параметр остается субъективным и сомнительным

до тех пор, пока не реализуется. Его нельзя учесть вполне объективно - но,

с  другой  стороны, его нельзя и не учитывать. А для того, чтобы ничто  не

помешало   этому   потенциалу  реализоваться,  человек  должен   сохранять

оптимистический взгляд на свои возможности. Мы уже писали в этой  книге  о

"поисковой активности" - активности в условиях неопределенности.

 Вера  в  собственные  возможности,  оптимизм,  пусть  даже  несколько

избыточный  с  позиции  трезвого наблюдателя,  необходимы  для  проявления

поискового  поведения. Между тем, даже в тех случаях, когда эта активность

не  приводит  к успешному решению реальных задач, один бесспорный  выигрыш

она  гарантирует - выигрыш в здоровье, ибо сам процесс поиска как  таковой

повышает сопротивляемость организма к любым вредным факторам ("не  догоню,

так  хоть  согреюсь").  Так  что же, в конечном  счете,  предпочтительней:

объективно   оценить  задачу  как  нерешаемую,  а  свои  возможности   как

недостаточные,  отказаться от поиска решения и в  результате  утратить  не

только  шанс на решение задачи, но и ухудшить собственное здоровье  -  или

подойти  к  проблене с неоправданным оптимизмом, включиться в активное  ее

решение  и  по  крайней  мере  выиграть такую непреходящую  ценность,  как

здоровье, а там, глядишь, и создать своей активностью неучтенные, да и  не

существовавшие ранее шансы на выигрыш? Ответ представляется однозначным, и

именно поэтому здоровые люди, в отличие от больных депрессией, видят мир в

более  розовых  тонах,  чем  он объективно того заслуживает.  Есть  правда

объективного,  компьютерного учета всех статичных  факторов  реальности  и

есть  более  высокая  истина динамичного поиска,  который  эту  реальность

преобразует.  Для  предельного  обострения  проблемы  приведем   следующий

пример.   Каждый  человек  смертен,  и  перед  неизбежностью  собственного

исчезновения   любая   активность  может  считаться   бессмысленной.   Это

объективная  реальность, и депрессивные больные нередко  ее  осознают.  Но

здоровые   люди  наделены  способностью  игнорировать  эту  реальность   и

продолжать   активное   поведение,  руководствуясь  иллюзией   бессмертия,

воспринимая  неминуемую смерть как абстракцию. Если бы не эта иллюзия,  не

этот  необоснованный оптимизм, смерть каждого из нас наступила бы  раньше,

из-за  отчаяния  и  депрессии.  Но еще важнее,  что  остановилось  бы  все

развитие  человечества,  имеющее  гораздо  большее  значение,  чем  судьба

каждого  из нас в отдельности, ибо все общество превратилось бы в  большую

палату  депрессивных  больных. Следовательно,  тот  факт,  что  за  стеной

действительно находится соседняя камера, отнюдь не означает, будто  биться

головой  о  стену  совершенно  нелепо - глядишь,  в  результате  и  камера

расширится.

 Так действует этот закон на уровне индивидуальной психологии. Так  же

действует  он  и  на уровне социальной психологии больших групп,  примером

чего   является   создание   еврейского  государства.   Разве   объявление

независимости  в  условиях  1948 года не было проявлением  необоснованного

оптимизма  по отношению к реальности? Однако само объявление независимости

изменило  эту  реальность  -  по  меньшей мере,  изменило  психологический

климат,  и  это  оказалось решающим. "Тот, кто не верит в чудо,  не  может

считаться  в  Израиле реалистом", - сказал Бен-Гурион, и в этом  парадоксе

заключена   глубокая  психологическая  правда,  ибо  вера  в  чудо   (т.е.

"необоснованный"  оптимизм), определяя человеческую  активность,  способна

эту  реальность изменить. И поэтому другим названием этой главы  могло  бы

быть: "Два афоризма - Бен Гурион против Ежи Леца".