Соотношения и взаимное влияние духовных и душевных переживаний при аффективных психозах. - Психиатрия и проблема духовной жизни - Мелихов Д. М.

Анализ различных взаимоотношении духовных и душевных переживании мы начнем с сравнительно простых и очень распространенных аффективных психозов, при которых первичными являются сдвиги в аффективных, витальных, жизненных биологических слоях психики со сменой периодов упадка, подавленности, депрессии и периодов подъема, экзальтации, так называемого маниакального состояния. Причем периоду депрессии соответствует замедление, заторможение мыслей и действии по темпу и мрачная окраска содержания мышления (идеи самоуничижения исключительной греховности, преступности, безнадежности, уныния, духовной гибели и самоубийства). Периоду экзальтации маниакального состояния соответствует быстрый темп движений, гиперактивность, обилие мыслей и отвлекаемость, скачка идей, переоценка своих возможностей, достигающая степени идей величия, могущества и т. д. Эти периодические смены фаз депрессии и подъема настроения, так называемые циркулярные психозы, в легких амбулаторных случаях носят название циклотимии, часть не диагностируются и проходят, как периоды особой продуктивности в работе, солнечного настроения, живости и остроумия в обыденной жизни, или наоборот, как периоды меланхолии, мрачного настроения, медлительности в мыслях и действиях. * В более тяжелых случаях приводят к неожиданному для окружающих самоубийству, осложняются бредовыми идеями преследования. воздействия, состояниями ступора, неподвижности и тогда дают основание для диагноза атипичного циркулярного психоза и циклофрении в одних психиатрических школах или для диагноза циркулярной и периодической шизофрении в других школах.

Для нас нозологическая оценка этих смешанных, осложненных, переходных форм не имеет значения. Важно лишь то, что возникают они у лиц особого психопатического склада, или на почве органической неполноценности мозга или в результате шизофрении, протекающей во время первых приступов по типу аффективных психозов. Типичные простые, неосложненные аффективные психозы, чаще развиваются у лиц мягких, общительных, эмоционально теплых синтонных, (т. е. гармоничных по своему складу), а по господствующему настроению относятся к конституционально депрессивным, склонным к пониженному настроению, чувству собственной малоценности, недооценивающих себя в духовной области, склонных к повышенному чувству Греховности, к слезам и печали о своих ошибках, к сомнениям в возможности прощения и редко их посещающему чувству радости прощения при покаянии. Другие, наоборот обладают повышенным фоном настроения: это гипертимики, они оптимисты. самоуверенные, деятельные, часто гиперактивные, но поверхностные, легкомысленные люди. Чувство покаяния и плача о грехах им не дано от природы, по их естеству. Если первых надо призывать к радости прошения, то вторым надо прививать чувство совести, самоконтроля, греха и покаяния. Третьи из предрасположенных к аффективным психозам живут под флагом постоянной смены периодов депрессии, экзальтации и периодов ровного среднего настроения или даже депрессии (циклотимики). Рассмотрим круг относящихся к этим заболеваниям проблем на примере болезни Н В Гоголя, который умер в 1852 г, когда еще циркулярный психоз не был описан.

Его болезнь в то время не была правильно распознана, врачи ее неправильно лечили, духовный его руководитель неправильно оценивал состояние больного, хотя он за 12 лет перенес 9 аффективных приступов болезни, которые усложнялись от приступа к приступу, принимали атипичную форму благодаря включению бредовых и кататонических (ступорозных) симптомов (заторможенности). И больной умер от тяжелого истощения с нарушением обмена веществ, бредом греховности, самоуничижения, а на высоте приступа с упорным отказом от пищи, полной двигательной и мыслительной заторможенности и мутизмом (10 дней не говорил ни слова). Сожжение 2го тома "Мертвых душ" было также совершено во время приступа депрессии с болезненным сознанием своей виновности и греховности своего творчества. По своему характеру Н. В. Гоголь был, конечно, не синтонным человеком. Биографы говорят о странной смеси упрямства, дерзкой самонадеянности и самого униженного смирения при склонности к ипохондрическим переживаниям и странным выходкам еще во время учебы в лицее. Нозологическая трактовка болезни Гоголя (для нашей задачи не имеющая существенного значения) до сих пор остается предметом дискуссии (маниакально-депрессивный психоз или приступообразная шизофрения, на первых этапах протекающая в форме аффективных приступов).

Первый приступ болезни Гоголь переносит в 1840 г. в Риме. Он сознает, что находится в необычайном болезненном состоянии и пишет в письмах о тяжести в груди, давление дотоле не испытанном, об остановившемся пищеварении (что типично для депрессии), о болезненной тоске, которой нет описания, как смертный ужас. Он пишет: "Солнце, небо — все мне неприятно. Моя бедная душа: ей здесь нет приюта. Я теперь гожусь больше для монастыря, чем для жизни светской". Противоположные состояния: — 5/03-1841 г. В письме к Аксакову: "Да, друг мой, я глубоко счастлив, я слышу и знаю дивные минуты, создание чудное творится и совершается в душе моей". 13/03 -"труд мой велик, мой подвиг — спасителен". Данилевскому — 7/VII — "О верь словам моим. Властью высшею облечено отныне мое слово". Языкову — 23/Х — "У меня на душе хорошо и свежо". Аксаков потом пишет об этих периодах: "Гоголь в эти периоды впадал в противный тон самоуверенного наставника". В состоянии патологической экзальтации появлялись мысли о его провиденциональном назначении. В первых приступах еще сохранялась критическая оценка своего состояния и поведения. Гоголь сам знал эти периоды возбуждения, наступавшие на выходе из депрессии на несколько недель, когда он не вполне владел своими чувствами и волей. В частности о "Переписке с друзьями" он писал о. Матфею и Иванову, что он написал и выпустил эту книгу "слишком скоро после своего болезненного состояния, когда ни нервы, ни голова не пришли еще в нормальный порядок".

В 1842 г. новый приступ депрессии и он пишет: "Мной овладела моя обыкновенная (уже обыкновенная) периодическая болезнь, во время которой я остаюсь почти в неподвижном состоянии в комнате иногда в продолжение 2-3 недель. Голова моя одеревенела. Разорваны последние узы, связывающие меня со светом. Нет выше звания монаха". (Письмо Прокоповичу). Снова в 1846 г. : состояние настолько тяжелое, что повеситься или утопиться кажется ему единственным выходом, как бы похожим на лекарство. "Молитесь, друг мой, да не оставит меня Бог в минуты невыносимой скорби и уныния" (письмо Языкову).

В 1848 г. перед поездкой в Палестину письма еще отражают сопротивление и борьбу наступающим приступам болезни. Он рассылает близким и друзьям составленную им молитву с просьбой вспоминать его и молиться о нем по этой записочке сверх того, что находится в обоих молебнах. "Душу же его исполни благодатных мыслей во все время дороги его. Удали от него духа колебания, духа помыслов мятежных и волнуемых, духа суеверия, пустых примет и малодушных предчувствии, ничтожного духа робости и боязни". (Письмо Шереметьевой 22/1 из Неаполя.)

Приступы учащаются и становятся тяжелее: 1849 г. — Жуковскому: "Что это со мной? Старость или временное оцепенение сил? Или в самом деле 42 года для меня старость? От чего, зачем на меня нашло такое оцепенение — этого я не могу понять. Если бы Вы знали, какие со мной странные происходят перевороты, как сильно все растерзано внутри меня. Боже, сколько я пережил (биограф Шенрок читает — пережог?), сколько перестрадал".

Последний приступ болезни (XII 1851-II-1852), в котором Гоголь погиб, протекал злокачественно, на фоне нарастающего депрессивного аффекта с бредовыми идеями самообвинения и гибели, с кататоническим ступорным состоянием, прогрессирующим истощением и полным отказом от пищи. Известно, что 2 суток он провел пред иконами на коленях без пищи и питья. Слуга обращается к друзьям, т. к. опасается за его жизнь. 11-12/02 он сжигает все рукописи 2-го тома "Мертвые души". С этой ночи он 10 дней лежит в напряженной позе в постели, ни с кем не говорит до самой смерти (вследствие бурно нараставшего истощения).

Итак, даже при отсутствии истории болезни и компетентного врачебного описания из этих потрясающих по наблюдательности и художественной точности самоописаний ясно следующее:

Гоголь страдал аффективно-бредовым психозом с приступообразным циркулярным течением.

Гоголь знал о своей ставшей обыкновенной периодической болезни и боролся с ней с помощью друзей и духовника о. Матфея.

Описание этой болезни в психиатрической литературе не было известным и впервые появилось через два года после смерти Гоголя (в 1854 г.). Поведение врачей и духовника в отношении патологических состояний Гоголя было ошибочным (Примечание).

При таких заболеваниях -обязанность духовника вовремя распознать аффективные витальные корни депрессии и маний, вовремя рекомендовать обратиться за помощью к врачу и помочь бороться во время депрессии с унынием, с греховными мыслями о самоубийстве с безнадежностью, мирской печалью, с тоской, которая "производит смерть", а во время экзальтации -помочь бороться с горделивыми мыслями, переоценкой своих возможностей, которые непосредственно смыкаются с состоянием прелести.

В религиозных переживаниях Гоголя были, особенно в первых приступах и даже до 1848 г. , элементы борьбы с болезнью, сопротивления, молитвенного призывания помощи Божией и просьбой к близким и друзьям о помощи в борьбе с мятежными помыслами, суевериями, пустыми приметами и малодушными предчувствиями. В дальнейших приступах и особенно в последнем было уже полное господство бреда греховности, самоуничижения, потери веры в возможность прощения, т. е. все то, что западными психологами религии расценивается как ложная мистика, продиктованная болезнью.

Отсутствие истории болезни, описания состояний больного между приступами и, наконец, недоступность для изучения творчества Гоголя в последние 10 лет его жизни не оставляет места для дискуссии о нозологическом диагнозе (циркулярный психоз атипичный или рецидивирующая, циркулярная шизофрения). В пользу последнего диагноза говорит отсутствие подлинных светлых промежутков, после частных, почти ежегодных приступов, изменения личности и творчества, утраты творческой свободы и того легкого жизнерадостного искрящегося весельем и юмором гения, которым Гоголь владел до начала болезни. Все это позволяет говорить о том, что у больного в ходе болезни наростали изменения личности, выходящие за рамки только ослабления и одряхления, которые наблюдаются у больных циркулярным психозом в более пожилом возрасте. Психиатр скажет, что в ремиссии у больного не было полного восстановления и наблюдались остаточные явления болезни, синдром изменения личности.

Примечание: При отказе от пищи и прогрессирующей истощении врачи применят с лечебной целью пиявки, кровопускание, рвотные средства вместо укрепляющего лечения, искусственного питания и т. п.

Духовник не понимал, что имеет дело далеко не с обычным покаянием, печалью о грехах здорового человека, которая в обшей диалектике здорового покаяния заканчивается радостью прошения и возвращением в дом Отца. У Гоголя была депрессия витальная, от природных биологических процессов, по естеству, печаль не та, которая от Бога, и которая производит неизменное покаяние ко спасению, а печаль мирская, которая производит смерть (по Ап. Павлу). По этому вместо ободрения и призыва к самопроверке, вместо разъяснения больному, что он впал в болезнь, которая имеет естественное биологическое происхождение, что эту болезнь надо принять и с терпением нести, как человек переносит тиф и воспаление легких или туберкулез, духовник советовал бросить все и идти в монастырь, а во время последнего приступа привел Гоголя в ужас угрозами загробной кары, так что Гоголь прервал ею словами: "Довольно! Оставьте! Не могу больше слушать! Слишком страшно!", и просил у него извинения за то, что "оскорбил его" (письмо Плетнева Жуковскому).

Болезнь и смерть Гоголя типичный случай, когда врачи еще не умели распознавать это заболевание, которое еще не было описано в медицинской литературе, а духовник — тоже не знал биологических законов развития этого заболевания, толковал его односторонне, духовно-мистически, а не в аспекте широкого горизонта человеческой личности, единства в ней биологического, психологического и духовного в их сложных взаимоотношениях. Таковы результаты недостаточной компетентности врачебного и (позволим себе сказать) духовного диагноза, которые в наше время уже непростительны: избежать их в таких случаях можно только объединенными усилиями врача и духовника, верующий больной нуждается в помощи их обоих.