Глава XII. Личность - Психология - Джемс

Личность и «.я». О чем бы я ни думал, я всегда в то же1 ремя более или менее осознаю самого себя, свое лич-) ое существование. Вместе с тем ведь это я сознаю, такчго мое самосознание являегся как бы двойственным—частью познаваемым и частью познающим, частью объ-ектом и частью субъектом; в нем надо различать двесчороны. из которых для краткости одну мы будем называть личностью, а другую—«я».>.Я говорю «две сто-роны», а не «две обособленные сущности», так как при-знание тождества нашего «я» и нашей личности даже всамом акте их различения есть, быть может, самое не-укоснительное требование здравого смысла, и мы   недолжны упускать из виду это требование с самого на-чала, при установлении терминологии, к каким бывыводам относительно ее состоятельности мы ни пришлив конце исследования. Итак, рассмотрим сначала 1) по-знаваемый элемент в сознании личности, или, как иногдаговорят, наше эмпирическое Ego, и затем 2) познающийэлемент в нашем сознании, наше «я», чистое Ego, каквыражаются некоторые авторы.

А. Познаваемый элемент в личности

Эмпирическое «я» или личность. Трудно   провестичерту между тем, что человек называет самим собой исвоим. Наши чувства и поступки по отношению к неко-торым принадлежащим нам объектам в значительнойстепени сходны с чувствами и поступками по отношениюк нам самим. Наше доброе имя, наши дети, наши про-изведения могут быть нам так же дороги, как и нашесобственное тело, и могут вызывать в нас те же чув-ства, а в случае посягательства на них — то же стремле-ние к возмездию. А тела наши — просто ли они нашиили это мы сами? Бесспорно, бывали случаи, когда лю-ди отрекались от собственного тела и смотрели на негокак на одеяние или даже тюрьму, из которой они когда-нибудь будут счастливы вырваться.

Очевидно, мы имеем дело с изменчивым материалом:

тот же самый предмет рассматривается нами иногдакак часть нашей личности, иногда просто как «наш», аиногда — как будто у нас нет с ним ничего общего. Впро-чем, в самом широком смысле личность человека со-ставляет общая сумма всего того, что он может на-звать своим: не только его физические и душевные ка-чества, но также его платье, дом, жена, дети, предкии друзья, его репутация и труды, его имение, лошади,его яхта и капиталы. Все это вызывает в нем аналогич-ные чувства. Если по отношению ко всему этому делообстоит благополучно — он торжествует; если дела при-ходят в упадок — он огорчен; разумеется, каждый из

перечисленных нами объектов неодинаково влияет насостояние его духа, но все они оказывают более   илименее сходное воздействие на его самочувствие. Пони-мая слово «личность» в самом широком смысле, мыможем прежде всего подразделить анализ ее на тричасти в отношении 1) ее составных элементов; 2) чувстви эмоций, вызываемых ими (самооценка); 3) поступков,вызываемых ими (заботы о самом себе и самосохране-

у Составные элементы личности могут быть подразде-лены также на три класса: 1) физическую личность,^ 2) социальную личность и 3) духовную личность. ^^—v"Физическая личность. Ь каждом из нас телесная ор-ганизация представляет существенный компонент нашейфизической личности, а некоторые части тела   могутбыть названы нашими в теснейшем смысле слова. Зателесной организацией следует одежда. Старая пого-ворка, что человеческая личность состоит из трех частей:

души, тела и платья,— нечто большее, нежели простаяшутка. Мы в такой степени присваиваем платье нашейличности, до того отождествляем одно с другой, чтонемногие из нас, не колеблясь ни минуты, дадут реши-тельный ответ на вопрос, какую бы из двух альтерна-тив они выбрали: иметь прекрасное тело, облеченное ввечно грязные и рваные лохмотья, или под вечно новымкостюмом скрывать безобразное, уродливое тело. Затемближайшей частью нас самих является наше семейство,отец и мать, жена и дети — плоть от плоти и кость откости нашей. Когда они умирают, исчезает часть нассамих. Нам стыдно за их дурные поступки. Если кто-нибудь обидел их, негодование вспыхивает в нас тотчас,как будто мы сами были на их месте. Далее следуетнаш домашний очаг, наш home. Происходящее в немсоставляет часть нашей жизни, его вид вызывает в наснежнейшее чувство привязанности, и мы неохотно про-щаем гостю, который, посетив нас, указывает недостат-ки в нашей домашней обстановке или презрительно кней относится. Мы отдаем инстинктивное предпочтениевсем этим разнообразным объектам, связанным с наи-более важными практическими интересами нашей жиз-ни. Все мы имеем бессознательное влечение охранятьнаши тела, облекать их в платья, снабженные украше-ниями, лелеять наших родителей, жену и детей и при-искивать себе собственный уголок, в котором мы могли

бы жить, совершенствуя свою домашнюю обстановку.

Такое же инстинктивное влечение побуждает наснакапливать состояние, а сделанные нами ранее приоб-ретения становятся в большей или меньшей  степениблизкими частями нашей эмпирической личности. Наи-более тесно связаны с нами произведения нашего кров-ного труда. Немногие люди не почувствовали бы своеголичного уничтожения, если бы произведение их рук имозга (например, коллекция насекомых или обширныйрукописный труд), созидавшееся ими в течение целойжизни, вдруг оказалось уничтоженным. Подобное  жечувство питает скупой к своим деньгам. Хотя и правда,что часть нашего огорчения при потере предметов обла-дания обусловлена сознанием того, что мы теперь дол-жны обходиться без некоторых благ, которые рассчиты-вали получить при дальнейшем пользовании утрачен-ными ныне объектами, но все-таки во всяком подобномслучае сверх того в нас остается еще чувство умалениянашей личности, превращения некоторой части ее в ни-что. И этот факт представляет собой самостоятельноепсихическое явление. Мы сразу попадаем на одну доскус босяками, с теми pauvres diables (отребьем), которыхмы так презираем, и в то же время становимся болеечем когда-либо отчужденными от счастливых сыновземли, властелинов суши, моря и людей, властелинов,живущих в полном блеске могущества и материальнойобеспеченности. Как бы мы ни взывали к демократиче-ским принципам, невольно перед такими людьми явноили тайно мы переживаем чувства страха и уважения.

Социальная личность. Признание в нас личности состороны других представителей человеческого рода де-лает из нас общественную личность. Мы не только стад-ные животные, не только любим быть в обществе себеподобных, но имеем даже прирожденную наклонностьобращать на себя внимание других и производить наних благоприятное впечатление. Трудно придумать бо-лее дьявольское наказание (если бы такое наказаниебыло физически возможно), чем если   бы кто-нибудьпопал в общество людей, где на него совершенно необращали внимания. Если бы никто не оборачивался принашем появлении, не отвечал на наши вопросы, не ин-тересовался нашими действиями, если бы всякий привстрече с нами намеренно не узнавал нас и обходился снами как с неодушевленными предметами, то нами овладело бы свого рода бешенство, бессильное отчаяние.Здесь облегчением были бы жесточайшие телесные муки,лишь бы при них мы чувствовали, что при всей безвы-ходности нашего положения мы все-таки не пали на-столько низко, чтобы не заслуживать ничьего внимания.

Собственно говоря, у человека столько социальныхличностей, сколько индивидов признают в нем личностьи имеют о ней представление. Посягнуть на это пред-ставление—значит посягнуть на самого человека. Но,принимая во внимание, что лица, имеющие представле-ние о данном человеке, естественно распадаются наклассы, мы можем сказать, что на практике всякий че-ловек имеет столько же различных социальных лично-стей, сколько имеется различных групп людей, мнениемкоторых он дорожит. Многие мальчики ведут себя до-вольно прилично в присутствии родителей или препода-вателей, а в компании невоспитанных товарищей бес-чинствуют и бранятся, как пьяные извозчики. Мы выстав-ляем себя в совершенно ином свете перед нашими деть-ми, нежели перед клубными товарищами; мы держимсебя иначе перед нашими постоянными покупателями,чем перед нашими работниками; мы — нечто совершен-но другое по отношению к нашим близким друзьям, чемпо отношению к нашим хозяевам или к нашему началь-ству. Отсюда на практике получается деление человекана несколько личностей; это может повести к дисгармо-ничному раздвоению социальной личности, например, вслучае, если кто-нибудь боится выставить себя передодними знакомыми в том свете, в каком он представля-ется другим; но тот же факт может повести к гармо-ничному распределению различных сторон личности, на-пример, когда кто-нибудь, будучи нежным по отноше-нию к своим детям, является строгим к подчиненнымему узникам или солдатам.

Самой своеобразной формой социальной личностиявляется представление влюбленного о личности люби-мой им особы. Ее судьба вызывает столь живое участие,что оно покажется совершенно бессмысленным, еслиприлагать к нему какой-либо иной масштаб, кромемерила органического индивидуального влечения. Длясамого себя влюбленный как бы не существует, пока егосоциальная личность не получит должной оценки в гла-зах любимого существа, в последнем случае его восторгпревосходит все границы.

Добрая или худая слава человека, его честь илипозор — это названия для одной из его социальных лич-ностей. Своеобразная общественная личность человека,называемая его честью,— результат одного из тех раз-двоений личности, о которых мы говорили. Представле-ние, которое складывается о человеке в глазах окру-жающей его среды, является руководящим мотивом дляодобрения или осуждения его поведения, смотря по то-му, отвечает ли он требованиям данной общественнойсреды, которые он мог бы не соблюдать при другой жи-тейской обстановке. Так, частное лицо может без зазре-ния совести покинуть город, зараженный холерой, носвященник или доктор нашли бы такой поступок несов-местимым с их понятием о чести. Честь солдата побуж-дает его сражаться и умирать при таких обстоятель-ствах, когда другой человек имеет полное право скрыть-ся в безопасное место или бежать, не налагая на своесоциальное «я» позорного пятна.

Подобным же образом судья или государственныймуж в-силу своего положения находит бесчестным за-ниматься денежными операциями, не заключающими всебе ничего предосудительного для частного лица. Не-редко можно слышать, как люди проводят   различиемежду отдельными сторонами своей личности: «Как че-ловек я жалею вас, но как официальное лицо я не могувас пощадить»; «В политическом отношении он мой со-юзник, но с точки зрения нравственности я не выношуего». То, что называют мнением среды, составляет одиниз сильнейших двигателей в жизни. Вор не смеет об-крадывать своих товарищей; карточный игрок обязанплатить карточные долги, хотя бы он вовсе не платилиных своих долгов. Всегда и везде кодекс чести феше-небельного общества возбранял или разрешал извест-ные поступки единственно в угоду одной из сторон на-шей социальной личности. Вообще вы не должны лгать,по в том, что касается ваших отношений к известнойдаме,—лгите, сколько вам угодно; от равного себе выпринимаете вызов на дуэль, но вы засмеетесь в глазалицу низшего по сравнению с вами общественного по-ложения, если это лицо вздумает потребовать от  васудовлетворения,— вот примеры для пояснения нашеймысли.

Духовная личность. Под духовной личностью, по-скольку она связана с эмпирической, мы не разумеем

того или другого отдельного преходящего   состояниясознания. Скорее, мы разумеем под духовной личностьюполное объединение отдельных состояний сознания, кон-кретно взятых духовных способностей и свойств. Этообъединение в каждую отдельную минуту может статьобъектом нашей мысли и вызвать эмоции, аналогичныеэмоциям, производимым в нас другими сторонами нашейличности. Когда мы думаем о себе как о мыслящихсуществах, все другие стороны нашей личности пред-ставляются относительно нас как бы внешними объек-тами. Даже в границах нашей духовной личности неко-торые элементы кажутся более внешними, чем другие.Например, наши способности к ощущению представля-ются, так сказать, менее интимно связанными с нашим«я», чем наши эмоции и желания. Самый центр, самоеядро нашего «я», поскольку оно нам известно, святоесвятых нашего существа — это чувство активности, об-наруживающееся в некоторых наших внутренних душев-ных состояниях. На это чувство внутренней активностичасто указывали как на непосредственное проявлениежизненной субстанции нашей души. Так ли это или нет,мы не будем разбирагь, а отметим здесь только свое-образный внутренний характер душевных состояний, об-ладающих свойством казаться активными, каковы быни были сами по себе эти душевные состояния. Кажет-ся, будто они идут навстречу всем другим опытным эле-ментам нашего сознания. Это чувство, вероятно, прису-ще всем людям.

За сосгавными элементами личности в нашем изло-жении следуют характеризующие ее чувства и эмоции.

Самооценка. Она бывает двух родов: самодоволь-ство и недовольство собой. Самолюбие может быть от-несено к третьему отделу, к отделу поступков, ибо сю-да по большей части относят скорее известную группудействия, чем чувствований в узком смысле слова. Дляобоих родов самооценки язык имеет достаточный запассинонимов. Таковы, с одной стороны, гордость, самодо-вольство, высокомерие, суетность, самопочитание, занос-чивость, тщеславие; с другой — скромность, унижен-ность, смущение, неуверенность, стыд, унижение, рас-каяние, сознание собственного позора и отчаяние. Ука-занные два противоположных класса чувствований явля-ются непосредственными, первичными дарами нашейприроды. Представители ассоцианизма, быть может,

скажут, что это вторичные, производные явления, воз-никающие из быстрого суммирования чувств удоволь-ствия и неудовольствия, к которым ведут благоприят-ные или неблагоприятные для нас душевные состояния,причем сумма приятных представлений дает самодо-вольство, а сумма неприятных—противоположное чув-ство стыда. Без сомнения, при чувстве довольства собоймы охотно перебираем в уме все возможные награды занаши заслуги, а, отчаявшись в самих себе, мы пред-чувствуем несчастье; но простое ожидание награды ещене есть самодовольство, а предвидение несчастья не яв-ляется отчаянием, ибо у каждого из нас имеется ещенекоторый постоянный средний тон самочувствия, со-вершенно не зависящий от наших объективных основа-ний быть довольными или недовольными. Таким обра-зом, человек, поставленный в весьма неблагоприятныеусловия жизни, может пребывать в невозмутимом са-модовольстве, а человек, который вызывает всеобщееуважение и успех которого в жизни обеспечен, можетдо конца испытывать недоверие к своим силам.

Впрочем, можно сказать, что нормальным возбуди-телем самочувствия является для человека его благо-приятное или неблагоприятное положение в свете — егоуспех или неуспех. Человек, эмпирическая личность ко-торого имеет широкие пределы, который с помощьюсобственных сил всегда достигал успеха, личность с вы-соким положением в обществе, обеспеченная матери-ально, окруженная друзьями, пользующаяся славой, ед-ва ли будет склонна поддаваться страшным сомнениям,едва ли будет относиться к своим силам с тем недове-рием, с каким она относилась к ним в юности. («Развея не взрастила сады великого Вавилона?») Между темлицо, потерпевшее несколько неудач   одну за другой,падает духом на половине житейской дороги, проника-ется болезненной неуверенностью в самом себе и отсту-пает перед попытками, вовсе не превосходящими егосилы.

Чувства самодовольства н унижения одного рода —их можно считать первичными видами эмоций наряду,например, с гневом и болью. Каждое из них своеобраз-но отражается на нашей физиономии. При самодоволь-стве иннервируются разгибающие мышцы, глаза прини-мают уверенное и торжествующее выражение, походкастановится бодрой и несколько покачивающейся, ноздрирасширяются и своеобразная улыбка играет на губах.

Вся совокупность внешних телесных выражений само-довольства в самом крайнем проявлении наблюдаетсяв домах умалишенных, где всегда можно найти  лиц,буквально помешанных на собственном величии; ихсамодовольная наружность и чванная походка состав-ляют печальный контраст с полным отсутствием всякихличных человеческих достоинств. В этих же «замкахотчаяния» мы можем встретить яркий образец проти-воположного типа — добряка, воображающего, что онсовершил смертный грех и навек загубил свою душу.Это гип, униженно пресмыкающийся, уклоняющийся отпосторонних наблюдений, не смеющий с нами громкоговорить и глядеть нам прямо в глаза. Противополож-ные чувства, подобные страху и гневу, при аналогичныхпатологических условиях могут возникать без всякойвнешней причины. Из ежедневного опыта нам известно,в какой мере барометр нашей самооценки и доверия ксебе поднимается и падает в зависимости скорее   отчисто органических, чем от рациональных причин, при-чем эти изменения в наших субъективных показанияхнимало не соответствуют изменениям в оценке нашейличности со стороны друзей.

Заботы о себе и самосохранение. Под это понятиеподходит значительный класс наших основных инстинк-тивных побуждений. Сюда относится телесное, соци-альное и духовное самосохранение.

Заботы о физической личности. Все целесообразно-рефлекторные действия и движения питания и защитысоставляют акты телесного самосохранения. Подобнымже образом страх и гнев вызывают целесообразное дви-жение. Если под заботами о себе мы условимся разу-меть предвидение будущего в отличие от самосохране-ния в настоящем, то мы можем отнести гнев и страх кинстинктам, побуждающим нас охотиться, искать про-питание, строить жилища, делать полезные орудия изаботиться о своем организме.   Впрочем, последниеинстинкты в связи с чувством любви, родительской при-вязанности, любознательности и соревнования распро-страняются не только на развитие нашей телесной лич-ности, но и на все наше материальное «я» в самом ши-роком смысле слова.

Наши заботы о социальной личности выражаютсянепосредственно в чувстве любви и дружбы, в желанииобращать на себя внимание и вызывать в других изум-ление, в чувстве ревности, стремлении к соперничеству,

жажде славы, влияния и власти; косвенным  образомони проявляются во всех побуждениях к материальнымзаботам о себе, поскольку последние могут служитьсредством к осуществлению общественных целей. Легковидеть, что непосредственные побуждения заботиться освоей социальной личности сводятся к простым инстинк-там. В стремлении обращать на себя внимание другиххарактерно то, что его интенсивность нисколько не за-висит от ценности достойных внимания заслуг данноголица, ценности, которая была бы выражена в сколько-нибудь осязательной или разумной форме.

Мы из сил выбиваемся, чтобы получить приглаше-ние в дом, где бывает большое общество, чтобы   приупоминании о каком-нибудь из виденных нами гостейиметь возможность сказать: «А, я его хорошо знаю!»—и раскланиваться на улице чуть не с половиною встреч-ных. Конечно, нам всего приятнее иметь друзей, выдаю-щихся по рангу или достоинствам, и вызывать в другихвосторженное поклонение. Теккерей в одном из романовпросит читателей сознаться откровенно, не доставит ликаждому из них особенного удовольствия прогулка поулице Pall Mail с двумя герцогами под ручку. Но, неимея герцогов в кругу своих знакомых и не слыша гулазавистливых голосов, мы не упускаем и менее значи-тельных случаев обратить  на себя   внимание. Естьстрастные любители предавать свое имя гласности вгазетах — им все равно, в какую газетную рубрику по-падет их имя, в разряд ли   прибывших и выбывших,частных объявлений, интервью или городских сплетен;

за недостатком лучшего они не прочь попасть даже вхронику скандалов. Патологическим примером крайнегостремления к печатной гласности может служить Гито,убийца президента Гарфильда. Умственный горизонтГито не выходил из газетной сферы. В предсмертноймолитве этого несчастного одним из искреннейших вы-ражений было следующее: «Здешняя газетная пресса вответе пред Тобой, Господи».

Не только люди, но местность и предметы, хорошознакомые мне, в известном метафорическом  смысле,расширяют мое социальное «я». «Ga me connait» (ономеня знает),— говорил один французский работник, ука-зывая на инструмент, которым владел в совершенстве.Лица, мнением которых мы вовсе не дорожим, являют-ся в то же время индивидами, вниманием которых мыне брезгуем. Не один великий человек, не одна женщина, разборчивая во всех отношениях, с трудом отверг-нут внимание ничтожного франта, личность которогоони презирают от чистого сердца.

В рубрику «Попечение о духовной личности» следу-ет отнести всю совокупность стремлений к духовномупрогрессу — умственному, нравственному и духовномув узком смысле слова. Впрочем, необходимо допустить,что так называемые заботы о своей духовной личностипредставляют в этом более узком смысле слова лишьзаботу о материальной и социальной личности в загроб-ной жизни. В стремлении магометанина попасть в райили в желании христианина избегнуть мук ада мате-риальность желаемых благ сама собой очевидна. С бо-лее положительной и утонченной точки зрения на буду-щую жизнь многие из ее благ (сообщество с усопшимиродными и святыми и соприсутствие Божества)   сутьлишь социальные блага наивысшего порядка.   Толькостремление к искуплению внутренней (греховной) при-роды души, к достижению ее безгрешной чистоты   вэтой или будущей жизни могут считаться заботами одуховной нашей личности в ее чистейшем виде.

Наш широкий внешний обзор фактов, наблюдаемыхв жизни личности, был бы неполон, если бы мы не вы-яснили вопроса о соперничестве и столкновениях междуотдельными ее сторонами. Физическая природа ограни-чивает наш выбор одними из многочисленных представ-ляющихся нам и желаемых нами благ, тот же фактнаблюдается и в данной области явлений. Если   бытолько было возможно, то уж, конечно, никто из нас неотказался бы быть сразу красивым, здоровым, прекрасноодетым человеком, великим силачом, богачом, имею-щим миллионный годовой доход, остряком, бонвиваном,покорителем дамских сердец и в то же время филосо-фом, филантропом, государственным деятелем, воена-чальником, исследователем Африки, модным поэтом исвятым человеком. Но это решительно невозможно.Деятельность миллионера не мирится с идеалом свя-того; филантроп и бонвиван — понятия несовместимые;

душа философа не уживается с душой сердцееда в од-ной телесной оболочке.

Внешним образом такие различные характеры какбудто и в самом деле совместимы в одном человеке. Ностоит действительно развить одно из свойств характера,. чтобы оно тотчас заглушило другие. Человек должентщательно рассмотреть различные стороны своей личности, чтобы искать спасения в развитии глубочайшей,сильнейшей стороны свого «я». Все другие стороны на-шего «я» призрачны, только одна из них имеет реальноеоснование в нашем характере, и потому ее развитиеобеспечено. Неудачи в развитии этой стороны характерасуть действительные неудачи, вызывающие стыд, ауспех — настоящий успех, приносящий   нам истиннуюрадость. Этот факт может служить прекрасным приме-ром умственных усилий выбора, на которые я вышенастойчиво указывал. Прежде чем осуществить вы-бор, наша мысль колеблется между несколькими раз-личными вещами; в данном случае она выбирает однуиз многочисленных сторон нашей личности или нашегохарактера, после чего мы не чувствуем стыда, потерпевнеудачу в чем-нибудь, не имеющем отношения к томусвойству нашего характера, которое остановило исклю-чительно на себе наше внимание.

Отсюда понятен парадоксальный рассказ о челове-ке, пристыженном до смерти тем, что он оказался непервым, а вторым в мире боксером или гребцом. Чтоон может побороть любого человека в мире, кроме од-ного,— это для него ничего не значит: пока он не одо-леет первого в состязании, ничто не принимается им врасчет. Он в собственных глазах как бы не существует.Тщедушный человек, которого всякий может побить, неогорчается из-за своей физической немощи, ибо он дав-но оставил всякие попытки к развитию этой стороныличности. Без попыток не может быть неудачи, без не-удачи не может быть позора. Таким образом,   нашедовольство собой в жизни обусловлено всецело тем, ккакому делу мы себя предназначим. Самоуважение оп-ределяется отношением наших действительных способ-ностей к потенциальным, предполагаемым — дробью, вкоторой числитель выражает наш действительный успех,а знаменатель наши притязания:

самоуважение =

успех

притязания

При увеличении числителя или уменьшении знаме-нателя дробь будет возрастать. Отказ от притязанийдает нам такое же желанное облегчение, как и осуще-ствление их на деле, и отказываться от притязания бу-дут всегда в том случае, когда разочарования беспре-станны, а борьбе не предвидится исхода. Самый яркий

из возможных примеров этого дает история евангель-ской теологии, где мы находим убеждение в греховно-сти, отчаяние в собственных силах и потерю надеждына возможность спастись одними добрыми делами. Ноподобные же примеры можно встретить и в жизни накаждом шагу. Человек, понявший, что его ничтожествов какой-то области не оставляет для других никакихсомнений, чувствует странное сердечное облегчение. Не-умолимое «нет», полный, решительный отказ влюблен-ному человеку как будто умеряют его горечь при мы-сли о потере любимой особы. Многие жители Бостона,crede experto (верь тому, кто испытал) (боюсь, что тоже можно сказать и о жителях других городов), моглибы с легким сердцем отказаться от своего музыкально-го «я», чтобы иметь возможность без стыда смешиватьнабор звуков с симфонией. Как приятно бывает иногдаотказаться от притязаний казаться молодым и строй-ным! «Слава Богу,— говорим мы в таких случаях,— этииллюзии миновали!» Всякое расширение нашего «я»составляет лишнее бремя и лишнее притязание.   Пронекоего господина, который в последнюю американскуювойну потерял все свое состояние до последнего цента,рассказывают: сделавшись нищим, он буквально валял-ся в грязи, но уверял, что никогда еще не чувствовалсебя более счастливым и свободным.

Наше самочувствие, повторяю, зависит от нас самих.«Приравняй свои притязания к нулю,— говорит Кар-лейль,— и целый мир будет у ног твоих. Справедливописал мудрейший человек нашего времени, что жизньначинается только с момента отречения».

Ни угрозы, ни увещания не могут воздействовать начеловека, если они не затрагивают одной из возможныхв будущем или настоящих сторон его личности. Вообщеговоря, только воздействием на эту личность мы можемзавладеть чужой волей. Поэтому важнейшая заботамонархов, дипломатов и вообще всех стремящихся квласти и влиянию, заключается в том, чтобы найти уих «жертвы» сильнейший принцип самоуважения и сде-лать воздействие на него своей конечной целью. Но ес-ли человек отказался от того, что зависит от воли дру-гого, и перестал смотреть на все это как на части своейличности, то мы становимся почти совершенно бессиль-ны влиять на него. Стоическое правило счастья заклю-чалось в том, чтобы заранее считать себя лишенными

всего того, что зависит не от нашей воли,— тогда ударысудьбы станут нечувствительными. Эпиктет советуетнам сделать нашу личность неуязвимой, суживая ее со-держание и в то же время укрепляя ее устойчивость:

«Я должен умереть — хорошо, но должен ли я умирать,непременно жалуясь на свою судьбу? Я буду открытоговорить правду, и, если тиран скажет: «За твои речиты достоин смерти»,— я отвечу ему: «Говорил ли я те-бе когда-нибудь, что я бессмертен? Ты будешь делатьсвое дело, а я—свое: твое дело—казнить, а мое—умирать бесстрашно; твое дело — изгонять, а мое —бестрепетно удаляться. Как мы поступаем, когда от-правляемся в морское путешествие? Мы   выбираемкормчего и матросов, назначаем время отъезда. На до-роге нас застигает буря. В чем же должны в таком слу-чае состоять наши заботы? Наша роль уже выполнена.Дальнейшие обязанности лежат на кормчем. Но корабльтонет. Что нам делать? Только одно, что возможно,—бесстрашно ждать гибели, без крика, без ропота на Бо-га, хорошо знаяд что_всякий, кто родился, должен когда-нибудь и умереть»Т

В свое время, в своем месте эта стоическая точказрения могла быть достаточно полезной и героической,но надо признаться, что она возможна только при по-стоянной наклонности души к развитию узких и несим-патичных черт характера. Стоик действует путем само-ограничения. Если я стоик, то блага, какие я мог бысебе присвоить, перестают быть моими благами, и во мнеявляется наклонность вообще отрицать за ними значе-ние каких бы то ни было благ. Этот способ оказыватьподдержку своему «я» путем отречения, отказ от благвесьма обычен среди лиц, которых в других отношенияхникак нельзя назвать стоиками. Все узкие люди огра-ничивают свою личность, отделяют от нее все то, чемони прочно не владеют. Они смотрят с холодным пре-небрежением (если не с настоящей ненавистью) на лю-дей, непохожих на них или не поддающихся их влиянию,хотя бы эти люди обладали великими достоинствами.«Кто не за меня, тот для меня не существует, т. е., на-сколько от меня зависит, я стараюсь действовать так,как будто он для меня вовсе не существовал». Такимпутем строгость и определенность границ личности мо-гут вознаградить за скудость ее содержания.

Экспансивные люди действуют наоборот: путем расширения своей личности и приобщения к ней других.Границы их личности часто бывают довольно неопреде-ленны, но зато богатство ее содержания с избыткомвознаграждает их за это. Nihil humanum a me alienumputo (ничто человеческое мне не чуждо). «Пусть пре-зирают мою скромную личность, пусть обращаются сомною, как с собакой; пока есть душа в моем теле, я небуду их отвергать. Они—такие же реальности, как ия. Все, что в них есть действительно хорошего,   пустьбудет достоянием моей личности». Великодушие этихэкспансивных натур иногда бывает поистине трогатель-но. Такие лица способны испытывать своеобразное тон-кое чувство восхищения при мысли, что, несмотря наболезнь, непривлекательную внешность, плохие условияжизни, несмотря на общее к ним пренебрежение, онивсе-таки составляют неотделимую часть мира бодрыхлюдей, имеют товарищескую долю в силе ломовых ло-шадей, в счастье юности, в мудрости мудрых и не ли-, шены некоторой доли в пользовании богатствами Ван-дербильдтов и даже самих Гогенцоллернов.

Таким образом, то суживаясь, то расширяясь, нашеэмпирическое «я» пытается утвердиться   во внешнеммире. Тот, кто может воскликнуть вместе с Марком Ав-релием: «О, Вселенная! Все, что ты желаешь, то и яжелаю!», имеет личность, из которой удалено до пос-ледней черты все, ограничивающее, суживающее ее со-держание—содержание такой личности всеобъемлюще.

Иерархия личностей. Согласно почти   единодушнопринятому мнению, различные виды личностей, которыемогут заключаться в одном человеке, и в связи с этимразличные виды самоуважения человека можно пред-ставить в форме иерархической шкалы с физическойличностью внизу, духовной — наверху и различнымивидами материальных (находящихся вне нашего тела)и социальных личностей в промежутке. Часто природ-ная наклонность заботиться о себе  вызывает  в насстремление расширять различные стороны личности; мыпреднамеренно отказываемся от развития в себе лишьтого, в чем не надеемся достигнуть успеха. Таким-тообразом наш альтруизм является «необходимой добро-детелью», и циники, описывая наш прогресс в областиморали, не совсем без основания напоминают при этомоб известной басне про лису и виноград. Но таков ужход нравственного развития человечества, и если мы со-

гласимся, что в итоге те виды личностей, которые мы всостоянии удержать за собой, являются (для нас) луч-шими по внутренним достоинствам, то у нас не будетоснований жаловаться на то, что мы постигаем их выс-шую ценность таким тягостным путем.

Конечно, это не единственный путь, на котором мыучимся подчинять низшие виды наших личностей выс-шим. В этом подчинении, бесспорно, играет известнуюроль этическая оценка, и, наконец, немаловажное зна-чение имеют здесь суждения, высказанные нами о по-ступках других лиц. Одним из курьезнейших законовнашей (психической) природы является то обстоятель-ство, что мы с удовольствием наблюдаем в себе извест-ные качества, которые кажутся нам отвратительными удругих. Ни в ком не может возбудить симпатии физи-ческая неопрятность иного человека, его жадность, че-столюбие, вспыльчивость, ревность, деспотизм или за-носвдвость.' Предоставленный абсолютно самому се^е,я, может быть, охотно позволил бы развиваться этимнаклонностям и лишь спустя долгое время оценил поло-жение, которое должна занимать подобная личность вряду других. Но так как мне постоянно приходится со-ставлять суждения о других людях, то я вскоре при-учаюсь видеть в зеркале чужих страстей, как выража-ется Горвич, отражение моих собственных и начинаюмыслить о них совершенно иначе, чем их чувствовать.При этом, разумеется, нравственные принципы, внушен-ные с детства, чрезвычайно ускоряют в нас появлениенаклонности к рефлексии.

Таким-то путем и получается, как мы сказали,  ташкала, на которой люди иерархически располагают раз-личные виды личностей по их достоинству. Известнаядоля телесного эгоизма является необходимой подклад-кой для всех других видов личности.  Но чувственныйэлемент стараются приуменьшить или в лучшем случаеуравновесить другими свойствами характера. Матери-альным видам личностей, в более широком   смыслеслова, отдается предпочтение перед непосредственнойличностью — телом. Жалким существом почитаем мытого, кто не способен пожертвовать небольшим количе-ством пищи, питья или сна ради  общего   подъемасвоего материального благосостояния. Социальная лич-ность в ее целом стоит выше материальной личности вее совокупности. Мы должны более дорожить нашей

честью, друзьями и человеческими отношениями,  чемздоровьем и материальным благополучием. Духовнаяже личность должна быть для человека высшим сокро-вищем: мы должны скорее пожертвовать   друзьями,добрым именем, собственностью и даже жизнью,  чемутратить духовные блага нашей личности.

Во всех видах наших личностей — физическом, со-циальном и духовном — мы проводим различие междунепосредственным, действительным, с одной стороны, иболее отдаленным, потенциальным, с другой, между бо-лее близорукой и более дальновидной точками зренияна вещи, действуя наперекор первой и в пользу послед-ней. Ради общего состояния здоровья необходимо жерт-вовать минутным удовольствием в настоящем; надо вы-пустить из рук один доллар, имея в виду получить сот-ню; надо порвать дружеские сношения с известнымлицом в настоящем, имея в виду при этом приобрестиболее достойный круг друзей в будущем; приходитсяпроигрывать в изяществе, остроумии, учености, дабынадежнее стяжать спасение души.

Из этих более широких потенциальных видов лич-ностей потенциальная общественная личность являетсянаиболее интересной вследствие некоторых парадоксови вследствие ее тесной связи с нравственной и религи-озной сторонами нашей личности. Если по мотивам че-сти или совести у меня хватает духу осудить мою семью,мою партию, круг моих близких; если из протестанта япревращаюсь в католика или из католика в свободомыс-лящего; если из правоверного практика аллопата я ста-новлюсь гомеопатом или каким-нибудь другим сектан-том медицины, то во всех подобных случаях я равно-душно переношу потерю некоторой доли моей социаль-ной личности, ободряя себя мыслью, что могут найтисьлучшие общественные судьи (надо мной) сравнительнос теми, приговор которых направлен в данную минутупротив меня.

Апеллируя к решению этих новых судей, я, быть мо-жет, гонюсь за весьма далеким и едва   достижимымидеалом социальной личности. Я не могу рассчитыватьна его осуществление при моей   жизни; я могу дажеожидать, что последующие поколения, которые одобрилибы мой образ действий, если бы он им был известен,ничего не будут знать о моем существовании послемоей смерти. Тем не менее чувство, увлекающее меня,

есть, бесспорно, стремление найти идеал   социальнойличности, такой идеал, который по крайней мере заслу-живал бы одобрение со стороны строжайшего, какойтолько возможен, судьи, если бы таковой был налицо.Этот вид личности и есть окончательный, наиболее ус-тойчивый, истинный и интимный предмет моих стрем-лений. Этот судья—Бог, Абсолютный Разум, ВеликийСпутник. В наше время научного просвещения происхо-дит немало споров по вопросу о действенности молитвы,причем выставляется много оснований pro и contra. Нопри этом почти не затрагивается вопрос о том, почемуименно мы молимся, на что не трудно ответить ссылкойна неудержимую потребность молиться. Не лишено ве-роятия, что люди так действуют наперекор науке и навсе будущее время будут продолжать молиться, покане изменится их психическая природа, чего мы не имеемникаких оснований ожидать. <...>

Все совершенствование социальной личности заклю-чается в замене низшего суда над собой высшим; в лицеВерховного Судии идеальный трибунал представляетсянаивысшим; и большинство людей или постоянно, илив известных случаях жизни обращаются к этому Вер-ховному Судии. Последнее исчадие рода человеческогоможет таким путем стремиться к высшей нравственнойсамооценке, может признать за собой известную силу,известное право на существование.

Для большинства из нас мир без внутреннего убе-жища в минуту полной утраты всех внешних социаль-ных личностей был бы какой-то ужасной бездной. Я го-ворю «для большинства из нас», ибо индивиды, вероят-но, весьма различаются по степени чувств, какие ониспособны переживать по отношению к Идеальному Су-ществу. В сознании одних лиц эти чувства играют бо-лее существенную роль, чем в сознании других. Наибо-лее одаренные этими чувствами люди, наверное, наи-более религиозны. Но я уверен, что даже те, которыеутверждают, будто совершенно лишены их, обманываютсебя и на самом деле хоть в некоторой степени обла-дают этими чувствами. Только нестадные животные,вероятно, совершенно лишены этого чувства.   Можетбыть, никто не в состоянии приносить жертвы во имяправа, не олицетворяя до некоторой степени принципправа, ради которого совершается известная жертва, ине ожидая от него благодарности.

Другими словами, полнейший социальный альтруизм

едва ли может существовать; полнейшее социальное са-моубийство едва ли когда приходило человеку в голо-ву. <...>

Телеологическое значение забот о своей личности.

На основании биологических принципов легко показать,почему мы были наделены влечениями к самосохране-'нию и эмоциями довольства и недовольства собой. <...>Для каждого человека прежде всего его собственноетело, затем его ближайшие друзья и, наконец, духовныесклонности должны являться в высшей степени ценнымиобъектами. Начать с того, что каждый человек, чтобысуществовать, должен иметь известный минимум эгоиз-ма в форме инстинктов телесного самосохранения. Этотминимум эгоизма должен служить подкладкой для всехдальнейших сознательных актов, для самоотречения иеще более утонченных форм эгоизма. Если не прямо, топутем переживания приспособленнейшего все духи при--выкли принимать живейший интерес в участии своихтелесных оболочек, хотя и независимо от интереса кчистому «я», интереса, которым они также обладают.

Нечто подобное можно наблюдать и по отношениюк судьбам нашей личности в воображении других лиц.Я бы теперь не существовал, если бы не научился пони-'мать одобрительные или неодобрительные выражениялиц, среди которых протекает моя жизнь. Презритель-ные же взгляды, которые окружающие меня люди бро-сают друг на друга, не должны производить на меняособенно сильного впечатления. Мои духовные силытакже должны интересовать меня более, чем духовныесилы окружающих, и на том же основании. Меня быне было в той среде, где я теперь нахожусь, если бы яне влиял культурным образом на других и не оказывалбы им поддержки. При этом закон природы, научившийменя однажды дорожить людскими отношениями, с техпор навсегда заставляет меня дорожить ими.

Телесная, социальная и духовная личности образуютестественную личность. Но все они являются, собственноговоря, объектами мысли, которая во всякое время со-вершает свой процесс познания; поэтому при всей пра-вильности эволюционной и биологической точек зрениянет оснований думать, почему бы тот или другой объ-ект не мог первичным инстинктивным образом зародитьв нас страсть или интерес. Явление страсти по проис-хождению и сущности всегда одно и то же, независимоот конечной цели; что именно в данном случае является

объектом наших стремлений — это дело простого факта.Я могу в такой же степени и так же инстинктивно бытьувлечен заботами о физической безопасности моего со-седа, как и моей собственной телесной безопасности.Это и наблюдается на наших заботах о теле собствен-ных детей. Единственной помехой для чрезмерных про-явлений неэгоистических интересов является естествен-ный отбор, который искореняет все то, что было   бывредным для особи и для ее вида. Тем не менее многиеиз подобных влечений остаются неупорядоченными, на-пример половое влечение, которое в человечестве про-является, по-видимому, в большей степени, чем это не-обходимо; наряду с этим еще остаются   наклонности(например, наклонность к опьянению алкоголем, любовьк музыке, пению), влечения, не поддающиеся никакимутилитарным объяснениям. Альтруистические и эгоисти-ческие инстинкты, впрочем, координированы. Стоят они,насколько мы можем судить, на том же психологиче-ском уровне. Единственное различие между ними в том,что так называемые эгоистические инстинкты гораздомногочисленнее.

Итог. Следующая таблица может служить итогомсказанного выше. Эмпирическая жизнь нашей личностиможет быть подразделена следующим образом.

Материальная

Социальная

Духовная

Б. Познающий элемент в личности

Сравнительно с эмпирической личностью, чистое Egoпредставляет гораздо более сложный предмет для ис-следования. «Я» есть то, что в каждую данную минутусознает, между тем как эмпирическая   личность естьтолько одна из сознаваемых объектов. Другими слова-ми, чистое «я» есть мыслящий субъект.   Немедленновозникает вопрос: что такое этот «мыслящий субъект»?Является он одним из преходящих состояний сознанияили чем-то более глубоким и неизменным? Текучесть на-шего сознания представляет саму воплощенную измен-чивость. Между тем всякий из нас добровольно рас-сматривает свое «я» как нечто постоянное, неизменяю-щееся. Это обстоятельство побудило   большую частьфилософов предполагать за изменчивыми состояниямисознания существование некоторого неизменного суб-страта, деятеля, который и вызывает такие изменения.Этот деятель и есть мыслящий субъект. То или другоечастное состояние сознания является простым орудием,средством в его руках. Душа, дух, трансцендентальное«я» — вот разнородные названия для этого   наименееизменчивого субъекта мысли. Не подвергая пока этихпонятий анализу, постараемся определить как можноточнее понятие изменчивого состояния сознания.

Единство в изменчивости сознания. Уже говоря обизмерении ощущений с точки зрения Фехнера, мы ви-дели, что нет никаких оснований считать их сложными.Но что верно об ощущениях простейших качеств,   тораспространяется и на мысли о сложных   предметах,состоящих из многих частей. Это положение идет,   ксожалению, вразрез с широко распространенным пред-рассудком и потому требует более подробных доказа-тельств. С точки зрения здравого смысла, равно как ис точки зрения почти всех психологических школ,   невызывает сомнения тот факт, что мысль слагается ровноиз стольких идей, сколько в объекте мысли элементов,причем эти идеи бывают, по-видимому, смешаны, но всущности они раздельны. «Не представляет никаких за-труднений допустить, что ассоциация объединяет идейнеопределенного числа индивидов в одну сложнуюидею,— говорит Дж. Милль,— ибо это общеизвестныйфакт. Разве у нас нет идеи «армия»? И разве эта идеяне есть комплекс идей неопределенного числа лю-дей?».

Можно привести множество подобных цитат, и чита-тель с первого взгляда, пожалуй, готов склониться в ихпользу. Предположим, он думает: «На столе лежит ко-лода карт». Если он станет размышлять сам с собой, тоему придут в голову примерно следующие соображе-ния: «Разве я не думаю о колоде карт? Разве идея картне заключается в идее колоды? Разве я не думаю в тоже время о столе, наконец, о ножках стола? Разве моямысль не заключает в себе частью идею колоды и ча-стью идею стола? Далее, разве с каждой частью коло-ды не связана идея части каждой карты, а с идеей ча-сти стола идея части каждой ножки? Разве каждая изэтих частей не есть идея? Но в таком случае разве моямысль не есть некоторый комплекс  идей, из которыхкаждая соответствует некоторому познаваемому эле-менту?»

Удивительно неосновательны подобные соображения,хотя бы они и казались заслуживающими одобрения.Представляя комплекс идей, из которых каждая выра-жает известный элемент воспринимаемого факта, мы непредставляем себе ничего такого, что давало бы намзнание о целом факте сразу. Согласно разбираемойгипотезе комплекса идей, идея, которая, например, со-общает нам знание о пиковом тузе, должна быть не-причастна к идее ножки стола, ибо в силу данной гипо-тезы знание последнего факта нуждается в особой спе-циальной идее; то же следует распространить и на всеостальные идеи, из которых каждая окажется чуждойсодержанию другой. И тем не менее фактически чело-веческий ум, познавая карты, познает и стол, и   егоножку, все эти вещи познаются им в известных отно-шениях друг к другу и притом сразу. Наши понятия оботвлеченных числах (8, 4, 2) являются для познающегоума такими же единичными ощущениями, как и поня-,тие единицы. Идея пары не есть пара идей. Читатель,быть может, спросит меня: «Разве вкус лимонада неравен вкусу лимона плюс вкус сахара?» Нет, возражуя на это, нельзя смешивать сочетание веществ с сочета-нием ощущений. Физический лимонад состоит из лимо-на и сахара, но вкус его не есть простая сумма вкусовсахара и лимона, ибо, конечно, во вкусе лимонада вывсего меньше найдете вкус чистой лимонной кислоты,с одной стороны, и вкус сахарной сладости — с другой.Этих вкусов совершенно нет в лимонаде. Есть в лимо-наде вкус, напоминающий до известной степени и лимои, и сахар, но этот вкус представляет во всяком слу-чае своеобразное состояние сознания.

Раздельные состояния сознания не могут смешивать-ся. Мысль, будто наши идеи суть лишь сочетания болеемелких элементов сознания, не только   невероятна —она заключает в себе логическую невозможность. Вы-сказывающие эту мысль упускают из виду характерней-шие черты, какие нам известны относительно сочетаний.

Все известные нам комбинации представляют собойрезультат воздействий, оказываемых единицами (кото-рые мы называем входящими в комбинации) на неко-торую сущность, отличающуюся от них самих. Без этогопредставления посредующего фактора понятие комбина-ции не имеет смысла.

Другими словами, сущности (назовете ли вы их си-лами, материальными частицами или психическими эле-ментами) не могут слагаться сами по себе друг с дру-гом в нечто качественно новое, как бы ни было великоих число. Каждое в сумме или остается тем, чем  онобыло, и сумма кажется существующей сама по  себетолько для постороннего зрителя, который упустил извиду составляющие элементы и рассматривает ее не-посредственно, лишь как таковую, или же сумма можетсуществовать в виде фактора, действующего на какую-нибудь другую сущность, внешнюю   по отношению кней. Мы говорим, что На и О дают воду и тем самымпроявляют новые свойства, но эта вода есть  не чтоиное, как прежние атомы в новом расположении: Н—О — Н; новые свойства заключаются только в комби-нированном действии, производимом атомами в их но-вом расположении (в виде воды) на внешнюю среду,например на наши органы чувств и на различные реа-генты, в которых проявляются химические свойства во-ды. Совершенно таким же образом силы многих людейсуммируются, когда они все вместе тянут  за веревку,силы множества мышечных волокон суммируются, при-лагаясь к одному сухожилию.

В параллелограмме сил не силы слагаются в равно-действующую — диагональ, но тело, на которое   онидействуют, перемещается по направлению равнодей-ствующей. Равным образом и музыкальные звуки   несочетаются сами по себе в консонансы или диссонансы.Консонансы и диссонансы суть названия для комбини-рованных воздействий звуков на внешнюю среду-чна ухо.

Когда за элементарные единицы принимают ощуще-ния, то суть дела остается неизменной. Возьмите сотнюих, смешайте, соедините как можно теснее (если  этоможет что-нибудь значить) — и все же каждое ощуще-ние останется тем же, чем оно было, замкнутым самов себе, слепым, чуждым по отношению к другим ощу-щениям и к их значению. Образовав подобную группуиз 100 ощущений, мы получим некоторое 101-е ощуще-ние, возникнет новый акт сознания, обнимающий груп-пу как таковую и представляющий совершенно новыйфакт. В силу какого-нибудь курьезного закона приро-ды 100 первоначальных ощущений в отдельности моглибы предварять их творческий синтез (мы ведь частознакомимся со слагаемыми элементами,   прежде чемвстретим их объединенными в сумму),   но реальноготождества между ними и их суммой и наоборот нет;

нельзя вывести одно из другого или в сколько-нибудьпонятном смысле говорить об эволюции суммы из сово-купности слагаемых.

Возьмем какую-нибудь фразу из 12 слов и распре-делим эти слова по одному между 12 лицами, поставимих в ряд или соберем в тесную группу — и пусть каж-дое лицо мысленно произносит свое слово с наивоз-можно большей напряженностью, и все-таки   никомуне придет в голову целая фраза. Правда, мы говоримо «духе века», о «народном чувстве» и, вообще, различ-ным образом олицетворяем «общественное мнение». Нонам хорошо известен этот условный способ выражения,и мы никогда не помышляем о том, чтобы «дух», «мне-ние» или «чувство» откосились к некоторому добавоч-ному собирательному сознанию, а не служили для обо-значения совокупности сознании отдельных индивидов,обозначаемой словами «век», «народ», «общество».

Отдельные сознания не сливаются в высшее слож-ное сознание. Этот факт всегда служил в психологиинеотразимым доводом спиритуалистов против сторонни-ков ассоцианизма. Последние утверждают, что ум со-стоит из множества отдельных идей, ассоциированных водну. «Есть,— говорят они,— в нашем сознании идеяа и идея е. Значит, есть также идея а и в, взятых вме-сте, т. е. а+е». Говорить так — все равно что утверж-дать, будто в алгебре квадрат й+квадрат в==квадрату(а+в), т. е. (^^^(а^^^аг-^а+б2]. Подобноеутверждение — очевидная нелепость. Идея а-г-идея в нетождественны с идеей а+е; здесь — одна идея, там —

две; в последнем случае то, что познает а, познает так-же и в; в первом случае нечто, познающее а, предна-меренно означено не знающим в. Короче говоря, двеидеи в силу законов логики никогда не могут выражать-ся одной идеей. Если какая-нибудь идея   (например,идея а+б) следует в опыте за двумя раздельными идея-ми (а и е), то мы должны ее считать продуктом позд-нейших особых факторов сравнительно с факторами,вызвавшими на свет существование предшествовавшихидей айв.

Впрочем, если вообще допускать существование по-тока сознания, то всего проще было бы предположить,что существующие идеи всегда сознаются как отдельнаяструя этого потока. При восприятии множества объек-тов ,в мозгу могут протекать многочисленные процессы.Но психическое явление, относящееся к этим многочис-ленным процессам, представляет одно цельное устой-чивое или преходящее состояние сознания, восприни-мающего разнородные объекты.

Душа как комбинирующее начало. Представителиспиритуализма в философии всегда были склонны ут-верждать, что одновременно познаваемые (разнородные)объекты познаются чем-то, причем это нечто, пословам этих философов, не есть чисто переходящаямысль, но некоторая  простая и неизменяющаясядуховная сущность, на которую воздействуют, соче-таясь, многочисленные идеи. В данном случае для насбезразлично, будем ли мы называть эту сущность «ду-шой», «духом» или «я»,— ее главнейшей функцией всеже окажется роль комбинирующей среды. В душе мывстретим носителя познания, отличающегося от тогопотока, в котором, как мы выше указали, таинственныйпроцесс познания мог совершаться с такой простотой.Кто же на самом деле является познающим субъектом:

неизменная духовная сущность или преходящее состоя-ние сознания? Если бы мы имели иные, до сих пор ещене предусмотренные основания для допущения души внашу психологию, то в силу этих оснований она, можетбыть, оказалась бы также и познающим субъектом.<...> Вполне объяснить допущение души невозможно,но оно может фигурировать в психологии лишь   какпервичный, неразложимый далее факт.

Но имеются другие мотивы в пользу допущения ду-ши в психологии, важнейший из них — это чувство лич-ного тождества.

Чувство личного тождества. В предшествующей гла-ве мы показали, что мысли, существование которых до-стоверно, не носятся беспорядочно в нашей голове, нокажутся принадлежащими тому, а не другому опреде-ленному лицу. Каждая мысль среди множества другихможет отличить родственную от чуждых ей. Родствен-ные мысли как будто живо чувствуют свое родство, чегововсе нельзя сказать про мысли, чуждые одна другой;

в результате моя вчерашняя личность чувствуется тож-дественной с моей личностью, умозаключающей в дан-ную минуту. Как чисто субъективное явление, это суж-дение не представляет ничего особенно таинственного.Оно принадлежит к большому классу суждений о тож-дестве, и нисколько не более замечательно выражениемысли о тождестве в первом лице, чем во втором илитретьем; умственный процесс представляется по суще-ству тождественным, скажу ли я: «Я тождествен с моейличностью в прошедшем» или: «Это перо то же, какимоно было и вчера». Одно так же легко думать, как  ипротивоположное. Весь вопрос в том, будет ли подоб-ное суждение правильным. Имеет ли место тождество вданном случае на самом деле?

Тождество в личности как познаваемом элементе.Если в суждении «Моя личность тождественна с моейвчерашней личностью» мы будем понимать личность вшироком смысле слова, то, очевидно, что во многих от-ношениях она является не тождественной. Как кон-кретная личность, я отличаюсь от того, чем я был: тогдая был, например, голоден, а теперь сыт; тогда гулял —теперь отдыхаю; тогда я был беднее — теперь богаче;

тогда моложе — теперь старше и т. д. И тем не менее вдругих отношениях, которые мы можем признать наибо-лее существенными, я не изменился. Мое имя, моя про-фессия, мои отношения к окружающим остались темиже; мои способности и запас памяти не изменились стех пор заметным образом. Кроме того, моя тогдашняяи теперешняя личности непрерывны;   изменения  тампроисходили постепенно и никогда не касались сразувсего моего существа.

Таким образом, мое личное тождество с самим со-бой по характеру решительно ничем не отличается оттождества, устанавливаемого между какими-нибудь ве-щественными агрегатами. Это — умозаключение, осно-ванное или на сходстве в существенных чертах, или нанепрерывности   сравниваемых    явлений.    Термин

тождество личности должен иметь только то значение,которое гарантируется указанными основаниями; его неследует понимать в смысле абсолютного, метафизиче-ского единства, в котором должны стушеваться все раз-личия. Личность в ее настоящем и прошедшем лишь по-стольку тождественна, поскольку в ней действительноесть тождественность — не более. Ее тождество — родо-вое. Но это родовое тождество существует со столь жереальными родовыми особенностями, и если с однойточки зрения я представляю одну личность, то с дру-гой я с таким же основанием могу считаться многимиличностями.

То же можно сказать и о признаке непрерывности}он сообщает личности только единство «сплошности»,цельности, некоторое вполне определенное эмпириче-ское свойство — и ничего более.

Тождество в личности как познающем элементе.Всё, что до сих пор говорилось, относилось к личностикак познаваемому элементу в сознании. В суждении«Я тождествен с самим собой» мы понимали «я» в ши-роком смысле слова, как конкретную личность. Теперьпопробуем рассматривать «я» с более узкой точки зре-ния, как познающий субъект, как то, к чему относятсяи чем познаются все конкретные   свойства личности.Разве в таком случае не окажется, что «я» в различныепромежутки времени абсолютно тождественно? Нечто,постоянно выходящее из своих пределов настоящего,сознательно присваивающее себе личность прошедшегои исключающее из себя то, что не принадлежит послед-ней как чуждое, разве это нечто не представляет собойнекоторого постоянного неизменного принципа духов-ной деятельности, который всегда и везде тождественс самим собой?

В области философии и в обыденной жизни господ-ствующим ответом на этот вопрос является утверди-тельный ответ; и тем не менее эту мысль трудно оправ-дать, подвергнув ее логическому анализу. Если бы несуществовало преходящих состояний сознания, тогдадействительно мы могли бы предположить, что неиз-менный, абсолютно тождественный сам с собою прин-цип является в каждом из нас непрестанно мыслящимсубъектом. Но если признать отдельные состояния со-знания за реальные факты, то нет надобности предпо-лагать никакого субстанционального тождества для по-знающего субъекта.

Вчерашние и сегодняшние состояния сознания пе име*ют никакого субстанционального тождества, ибо в товремя, как одни из них здесь, налицо, другие безвоз-вратно умерли, исчезли. Их тождество — функциональ-ное, так как те и другие познают те же объекты, и по-скольку прошлое моей личности является одним из этихобъектов, постольку они тождественным образом к немуотносятся, благоволя к нему, называя его своим и про-тивопоставляя его всем другим познаваемым вещам.Это функциональное тождество личности представляетсянам единственным видом тождества, которое необходи-мо допустить, исходя из фактов опыта. Ряд лиц с со-вершенно одинаковым по содержанию прошлым явля-ются совершенно адекватными носителями того эмпи-рического тождества личности, которое в действитель-ности имеет каждый из нас. Психология, как естествен-ная наука, должна допустить существование   потокапсихических состояний, совершенно аналогичного по-добным же процессам мысли у последовательного рядалиц, и притом потока таких душевных состояний,   изкоторых каждое связано со сложными объектами позна-ния, переживает по отношению к ним различные эмоциии делает между ними известный выбор.

Из всего сказанного логически вытекает следующее:

психология имеет дело только с теми или другими со-стояниями сознания. Доказывать существование ду-ши — дело метафизики или богословия, но для психо-логии такая гипотеза субстанционального   принципаединства излишня.

Как наше «я» присваивает себе содержание лично-сти. Но почему же каждое последовательное состояниесознания присваивает себе прошедшее содержание лич-ности? Выше я упомянул о том, что мой минувший жиз-ненный опыт представляется мне в таком симпатичномсвете, в каком мне никогда не является минувший опытдругих. Постараемся найти для этого надлежащее объ-яснение. Моя настоящая личность ощущается мною соттенком родственности и теплоты. В этом случае естьтяжелая теплая масса моего тела, есть и ядро моей ду-ховной личности — чувство внутренней активности. Безодновременного сознания этих двух объектов для насневозможно реализовать настоящую личность.

Всякий предмет, находящийся в отдалении, если онудовлетворяет этим условиям, будет сознаваться намис таким же чувством теплоты и родственности.

Но какие отдаленные объекты действительно удов-летворяют этому условию? Очевидно, те, и только те,которые удовлетворяли этому условию прежде, во вре-мя их существования. Их мы будем всегда вспоминатьс чувством живейшей симпатии; к ним, может   быть,еще снова будут склоняться на самом деле импульсынашей внутренней активности. Естественным следствиемэтого будет то, что мы станем ассимилировать минув-шие состояния нашего сознания друг с другом и степерешним чувством симпатии и интимности в нашейличности и в то же время отделять их в виде группы отпосторонних объектов, не удовлетворяющих этому ус-ловию совершенно так же, как американский скотовод,выпустив на зиму табуны и стада пастись на какую-ни-будь широкую западную прерию, весной, при появле-нии скупщика, из массы животных, принадлежащихразличным лицам, выбирает и сортирует принадлежа-щих ему и имеющих особый знак.

Нечто совершенно аналогичное представляет для наснаш минувший опыт. Опыт других людей, как бы многоя ни знал о нем, всегда лишен того живого клейма, ко-торым обладают объекты моего собственного прошед-шего опыта. Вот почему Петр, проснувшись в одной по-стели с Павлом и вспоминая то, о чем они думали обаперед сном, присваивает себе и отождествляет симпа-тичные идеи как свои и никогда не чувствует наклонно-сти смешать их с холодными и бледными образами, вкоторых ему представляется душевная  жизнь Павла.Такая ошибка столь же невозможна, как невозможносмешать свое тело, которое видишь и чувствуешь, с те-лом другого человека, которое только видишь. Каждыйиз нас, проснувшись, говорит: «Вот опять здесь мояпрежняя личность»,— так же как он мог бы сказать:

«Вот опять здесь прежняя кровать, прежняя комната,прежний мир»,

Подобным же образом в часы нашего бодрствова-ния, несмотря на то что одно состояние сознания уми-рает, постоянно заменяясь другим, все же это другоесостояние сознания среди познаваемых объектов нахо-дит своего предшественника и, усматривая в нем опи-санным выше образом неостывшую живость, благоволитк нему, говоря: «Ты мое, ты—часть того же сознания,что и я». Каждая позднейшая мысль, обнимая собой ипознавая предшествующие мысли, является конечнымпреемником и обладателем их содержания. По словам

Канта, здесь совершается нечто аналогичное тому, какесли бы упругие шары были одарены не только движе-нием, но и осознаванием этого движения и первый шарсообщал свое движение и осознавание его второму, ко-торый сообщал бы и то и другое вместе со своим осо-знаванием и движением третьему, пока, наконец, пос-ледний шар не заключал бы в себе все,   сообщенноедругими, и не осознавал бы все это как свое собственное.

Благодаря подобному фокусу, когда зарождающая-ся мысль немедленно подхватывает исчезающую и при-сваивает себе ее содержание, в нашем сознании обра-зуется связь между отдаленнейшими элементами нашейличности. Кто обладает последним по времени элемен-том сознания, обладает и предпоследним, ибо обладаю-щий обладателем обладает и обладаемым. Невозможноуказать никаких черт в личном тождестве, существова-ние которых можно было бы доказать опытным путеми которые не были бы нами выше указаны; невозмож-но представить себе, как трансцендентальный принципединства (если бы он был в данном случае налицо) могбы ради известной цели объединить материал или по-знаваться не в качестве продукта потока сознания, в ко-тором каждая последующая часть познает и, познавая,охватывает и присваивает себе все предшествовавшее,являясь представителем всего прошлого потока, с ко-торым ее нельзя (реально) отождествлять.

Изменения и раздвоения личности. Личность, как ивсякий другой агрегат, при росте изменяется. Преходя-щие состояния сознания, которые должны были бы со-хранять сознание тождества личности с протекшимиранее процессами мысли, уклоняются от своей обязан-ности, теряя большие промежутки в прошлом из своегополя зрения и представляя другие части в неправиль-ном порядке. Тождество личности, которое мы заклю-чаем в себе при созерцании какой-нибудь длинной про-цессии, может, в сущности, быть лишь медленным из-менением этой личности, в котором, однако, задержи-ваются некоторые общие элементы. Самый общий эле-мент личности, и притом самый однообразный,— этообладание общей памятью.

Человек в зрелом возрасте может резко отличатьсяот себя же самого в юности, но оба они, обращая мыс-ленный взор к тому же детству, называют это детствосвоим. Таким образом, тождество между нашим «я» инашей личностью относительно; в итоге это тождество

является совершенно таким же, какое найдет в группетех же воспринимаемых нами объектов и постороннийнаблюдатель. Мы часто говорим о человеке: «Он такизменился, что его трудно узнать»; несколько режелюди сами дают о себе подобный отзыв. Перемены вличности, подмечаемые нашим «я» или внешним на-блюдателем, могут быть в одном случае резкими, вдругом — едва заметными. Рассмотрим их подробнее.Изменения личности могут быть подразделены на двабольших класса: 1) изменения памяти и 2) изменениянастоящей личности, телесной и духовной.

1. Изменения памяти так обыденны, что о них намнет надобности говорить. Они представляют нормальноеявление жизни, особенно в годы развития, и личностьчеловека, слагаясь, переживает изменения pari passu(равномерно) одновременно с исчезновением фактов изпамяти. Воспоминания о снах и фактах, пережитых вгипнотическом состоянии, редко сохраняются.

О&маны памяти также довольно часты, и своим по-явлением они искажают состав нашей личности. Мно-гие, вероятно, сомневаются относительно подлинностифактов, приписываемых их прошлому.   Быть мржет,они были очевидцами чего-нибудь, говорили что-нибудь,но, быть может, это все им только привиделось илипригрезилось. Содержание сновидений часто перепле-тается причудливым образом с содержанием действи-тельной жизни.

Наиболее обыденным источником ложной памятиявляются наши сообщения другим лицам о нашем про-шедшем опыте. В таких сообщениях мы стараемся при-дать подлинным фактам более простой и более инте-ресный характер. Мы говорим, скорее, о том, что моглобы быть нами сказано или сделано, чем о том, что на-ми сказано или сделано на самом деле. В начале рас-сказа мы вполне сознаем различие между возможными действительно бывшим. Но в ходе повествованияфикции воображения вытесняют из памяти подлинныефакты, водворяются в ней и начинают всецело господ-ствовать. Таков обширный источник ложных судебныхпоказаний. В рассказах о чудесном повествование частовступает на ложную дорогу, а память следует за ним.

2. Сравнительно с изменениями памяти ненормаль-ные изменения личности представляют собой гораздоболее серьезное расстройство. Последние бывают трехродов, но наше знакомство с причинами этих изменений

личности столь мало, что всякая классификация в этойобласти имеет условное значение: 1) умственное поме-шательство, 2) раздвоение личности, 3) медиумизм.

В безумии часто пункт помешательства относитсяк прошедшему, причем больной придает ему светлуюили темную окраску, смотря по характеру болезни. Нохудшим видом изменения личности является извраще-ние чувств и воли в настоящем: здесь память о про-шедшем не искажена, но больной начинает думать, чтоего настоящая личность представляет собой совершен-но иного человека. Аналогичное этому факту, но нор-мальное явление происходит при быстром расширениии волевых, и интеллектуальных свойств характера принаступлении половой зрелости. Патологические явленияв этой области настолько любопытны, что их следуетрассмотреть подробнее.

Основанием для нашей личности, по словам Рибо,является чувство жизненности. «Оно составляет основусознания,— говорит Рибо,— потому что всегда налицо,всегда непрерывно действует, не зная ни покоя, ни от-дыха, не замирая ни на одно мгновенье и продолжаясьстолько же, сколько продолжается сама жизнь, однойиз форм которой оно является. Оно служит субстратомтой сознающей себя личности, которую образует нашапамять; оно представляет среду, объединяющую междусобой группы наших ассоциаций. Предположим на ми-нуту, что наше тело можно было заменить другим: ске-лет, мышцы, внутренности, сосуды, кожа — все обнов-лено, оставлена лишь прежняя нервная система с запе-чатленными на ней памятью следами минувших опытов.Несомненно, что в таком случае приток массы непри-вычных органических ощущений вызвал бы в нас силь-нейшее умственное расстройство: между сознанием ми-нувших впечатлений, закрепленных памятью в нервнойсистеме, и новой личностью, проявляющей свою дея-тельность в новом направлении с чрезвычайной интен-сивностью, образовалось бы в этом случае непримири-мое противоречие.

В чем именно могут заключаться различные измене-ния телесной чувствительности, создающие подобныепротиворечия, этого по большей части нормальный че-ловек не в состоянии и представить себе. У одного боль-ного есть вторая личность, повторяющая вслед за нимвсе его мысли. Другие, к числу которых следует отне-сти часть величайших исторических личностей, обладают внутри себя «демонами», которые беседуют с ними.Третьим кажется, будто кто-то «приготавливает» дляних мысли. Четвертые воображают, что имеют два тела,лежащие в двух различных постелях. Некоторым боль-ным кажется, что они потеряли часть своего тела: зубы,мозг или желудок; другим мерещится, что их тело сде-лано из дерева, стекла, масла. Иные утверждают, чтотело их не существует, оно умерло или   что оно естьпредмет по отношению к ним совершенно внешний. По-рой отдельные части тела теряют связь с осознаниемостальных частей и рассматриваются больным как при-надлежащие постороннему лицу и движимые враждеб-ной волей. У таких больных иногда правая рука всту-пает в борьбу с левой как с врагом. Иногда пациентприписывает свои крики другим лицам и выражает приэтом соболезнование их несчастному положению».

Литература по психопатологии переполнена расска-зами о подобных обманах чувств. Тэн приводит рассказКрисхабера о страданиях его пациента, рассказ, из ко-торого можно видеть, как далек нормальный жизнен-ный опыт от того душевного состояния, которое можетвнезапно владеть человеком: «На второй и на третийдень болезни наблюдения стали для меня совершенноневозможными на несколько недель; болезнь моя в этовремя была слишком мучительна. Только в первых чи-слах января я мог дать себе отчет о переживаемых мноюдушевных состояниях. Вот мое первое ясное воспомина-ние: я был один, расстройство зрения уже начиналомучить меня, как вдруг это расстройство приняло не-сравненно более острый характер. Предметы сталимне казаться  малыми, люди и все окружающиеобъекты — удаленными на   громадные   расстояния.Я осматривался с ужасом и удивлением: окружающиймир ускользал от меня. В то же время я заметил, чтоголос мой звучал на далеком от меня расстоянии и ка-зался принадлежащим кому-то другому. Я ударял ногойо землю и ощущал при этом ее сопротивление, но оноказалось мне призрачным — не почва казалась рыхлой,но вес моего тела представлялся мне ничтожным... Ка-залось, я вовсе не имею веса... Предметы, видимые мноюна далеком расстоянии, представлялись мне плоскими.

Когда я заговаривал с кем-нибудь, мой собеседникказался мне фигурой, вырезанной из плоского   кускакартона. Эти ощущения я испытывал около двух лет сперерывами. Мне постоянно казалось, что ноги мои не

принадлежат мне. Почти то же и относительно рук. Го-лова же моя, по-видимому, вовсе не существовала. Мнеказалось, что я действую автоматически, подчиняясьвнешнему импульсу. Внутри меня было какое-то новоесущество наряду со старым, которое не принимало в но-вом никакого участия. Я отлично помню, как я однаж-ды сказал самому себе, что страдания этого нового су-щества безразличны для меня. Мои иллюзии никогдане вводили меня в заблуждение, но ум мой утомлялсяот непрерывного исправления новых впечатлений, и не-редко я прекращал борьбу с призрачным миром, всеце-ло погружаясь в злополучную жизнь моей новой лично-сти. Я ощущал страстное желание увидеть снова мойпрежний мир и возвратить себе прежнюю личность. Этожелание удержало меня от самоубийства. Я был однойиз двух личностей — старой и презирал другую; онабыла мне ненавистна; это, конечно, было другое лицо,принявшее мою внешность и овладевшее   функциямимоего организма» («De Г Intelligence»).

В случаях, подобных этому, очевидно, «я» остаетсянеизменным: изменяется только личность. Иначе говоря,пациент в настоящем обнимает одной мыслью и преж-нюю, и новую личность, поскольку ему не изменяетпамять. Но внутри области того объективного мира, кото-рый при нормальном состоянии ума так легко подда-вался признанию и присваивался личностью как ее соб-ственный, возникают при этом странные осложнения.Прошедшее и настоящее, сознаваемые в этом мире, неподдаются объединению. Где моя прежняя личность?Что за новая личность у меня теперь? Тождественны лиони? Или я обладаю двумя самостоятельными личностя-ми? Такие вопросы, сопровождаемые попытками дать наних хоть какой-нибудь удовлетворительный ответ, не-вольно возникают у пациента в начале его ненормаль-ной жизни.

Изменение личности в простейшей форме основыва-ется на изменении памяти. Всякий человек, как мы по-казали, начинает чувствовать в себе несовместимыеэлементы личности, если он начинает забывать своиобязанности, долги, занятия и привычки, и, сообразуясьсо степенью его забывчивости, мы судим, насколькоизменилась его личность. Но в патологическом явлении,известном под названием раздвоение личности, потеряпамяти происходит внезапно, причем ей обыкновеннопредшествует период беспамятства или обморока различной продолжительности. Во время гипноза мы легкоможем вызвать изменение личности, или внушая гип-нотизируемому забыть все происходившее с ним с тако-го-то времени, причем он по душевному складу стано-вится, например, ребенком; или говоря ему, что он со-вершенно другое лицо, чем на самом деле. В последнемслучае все факты, относящиеся к его собственной лич-ности, временно ускользают из его сознания и он все-цело переносится в новый характер с быстротой, про-порциональной живости артистического воображения,которой он обладает. Но в патологических случаях та-кое изменение личности самопроизвольно. Наиболее зна-менитым в летописях медицины случаем является, бытьможет, случай Фелиды X., сообщенный Азам, докторомиз Бордо. На 15-м году эта девушка стала впадать вовторичное состояние, которое выражалось в измененииее общих наклонностей и характера, как будто нечто,задерживавшее до сих пор проявление новых черт ха-рактера, внезапно исчезло. В течение вторичного состоя-ния личности она помнила первое, но, возвращаясь кпервому, утрачивала о втором всякое воспоминание.

На 43-м году вторичное состояние сознания (котороев целом превосходило по качеству первичное) сталопреобладать и сделалось господствующей частью жиз-ни. В продолжение его она помнила события, относя-щиеся к другому состоянию, но полное забвение о вто-ричном состоянии при возвращении к первоначальномучасто бывало для нее тягостным, например, когда пре-вращение одной личности в другую совершалось в ка-рете по дороге на похороны: достигнув места назначе-ния, больная не могла понять, кто из ее знакомых умер.В одном из своих ранних вторичных состояний Фелидазабеременела и, придя в первичное, не могла понять,как это произошло. Душевные страдания, вызываемыеэтими пробелами в памяти, иногда достигали у неебольшой интенсивности, так что однажды она даже по-кушалась на самоубийство.

Жанэ описывает еще более замечательный случай:

«Леония Б., жизнь которой представляется скорее не-правдоподобным романом, чем подлинной историей, с3 лет начала страдать припадками сомнамбулизма. На-чиная с 16 лет она постоянно подвергалась всевозмож-ными лицами гипнотизированию; теперь ей 45 лет. Еепервичная нормальная жизнь протекала среди беднойдеревенской обстановки, вторичная — в гостиных и приемных докторов. В настоящее время эта бедная кре-стьянка в нормальном виде представляет сосредоточен-ную, грустную особу, спокойную, неподвижную, чрезвы-чайно кроткую с окружающими и крайне робкую: привзгляде на нее и в голову не придет,  какую личностьона скрывает в себе. Но достаточно загипнотизироватьее, чтобы тотчас наступило полное превращение лич-ности. Ее лицо становится неузнаваемым. Ее глаза,правда, закрыты, но острота других чувств заменяет ейзрение. Она весела, шумна, подвижна, иногда простоневыносима. Она сохраняет свой добрый характер, нообнаруживает чрезвычайную наклонность к резкой же-стикуляции и иронии.

В высшей степени любопытно послушать ее после по-сещения гостями сеанса, на котором ее гипнотизирова-ли. Она характеризует каждого из них, передразниваетих жесты, претендует на знание их смешных сторон истрастишек и про каждого рассказывает целую историю.К этому надо прибавить, что Леония обладает порази-тельным запасом воспоминаний, о существовании ко-торых она даже не подозревает в нормальном состоя-нии, ибо тогда у нее полная амнезия. Она начинает ут-верждать, что ее имя не Леония, а Леонтина — имя, ккоторому ее приучили первые гипнотизеры. «Эта добраяженщина,—говорит она тогда,—не я: она   слишкомглупа». Себе самой — Леонтине или Леонии 2-й — онаприписывает все ощущения, поступки, вообще все, пере-житое ею в состоянии сомнамбулизма, связывая эти ча-сти довольно продолжительной своей жизни в одну ис-торию. Леонии 1-й (так называет Жанэ эту женщинув состоянии бодрствования.— У. Д.) она приписываетвсе пережитое ею в часы бодрствования. Сначала ябыл поражен важным исключением из этого правилаи был склонен думать, что в этой классификации еевоспоминаний есть, быть может, некоторая произволь-ность. В нормальном состоянии у Леонии (по ее словам)были муж и дети, но Леония 2-я, сомнамбулистка, при-знавая, что дети принадлежат ей, мужа приписывала«другой». Если и был понятен этот выбор между деть-ми и мужем, то все же факт оставался необъяснимым.Только впоследствии я узнал, что в молодости ее загип-нотизировали перед первыми родами, а впоследствииона и сама произвольно впадала перед родами в сом-намбулическое состояние.

Таким образом, Леония 2-я была совершенно права,

приписывая себе детей, ибо она действительно была ихматерью, и закономерность, в силу которой состояниеее первичного транса составляло особую личность, ненарушалась. То же распространялось и на глубочайшеевторичное состояние транса. После возобновленных пас-сов и новой потери сознания пациентка делается совер-шенно новой личностью, приходя в состояние, назван-ное мной Леонией 3-й. Она становится серьезнее и сте-пеннее — вместо того чтобы резвиться, как дитя,   онаначинает медленно говорить и мало двигаться.   Своетождество с Леонией 1-й она и в этом состоянии отри-цает. «Это не я,— по-прежнему говорит она,— она доб-рая женщина, только глупа». Она отрицает также своетождество с Леонией 2-й. «Как вы можете находить вомне какое-либо сходство с этим полоумным суще-ством? — говорит она.— К счастью, между нами   нетничего общего!»

3. В медиумизме наступление и исчезновение вто-ричного состояния совершается внезапно; это состояниеобыкновенно непродолжительно — от нескольких минутдо нескольких часов. Если вторичное состояние выра-зилось в достаточно сильной степени, то, придя в норму,пациент совершенно утрачивает всякое воспоминание опроисходившем во время транса. Испытуемый в тече-ние вторичного состояния говорит, пишет или действуеткак будто под воздействием посторонней личности и ча-сто называет себя иным лицом и рассказывает его исто-рию. Это чуждое влияющее начало в старину называ-лось обыкновенно «демон» и называется так теперьв некоторых религиозных сектах. У нас, американцев,этой личностью в самом страшном случае является ка-кой-нибудь индеец или другое безвредное причудливоразговаривающее лицо. Часто оно выдает себя за духанекоего умершего человека, известного или неизвестно-го присутствующим, и тогда пациент является так на-зываемым медиумом.

Медиумическое состояние во всех степенях представ-ляет, по-видимому, особый вполне естественный вид из-менения личности и в некоторых формах является обыч-ным у лиц, не представляющих в других отношениях ни-каких бросающихся в глаза аномалий. Явление этоочень сложно, и его лишь недавно   начали   изучатьстрого научным образом. Слабейшую степень медиуми-ческого состояния представляет автоматическое пись-мо; слабейшим проявлением можно считать случаи, когда субъект сознает те слова, которые пишет, но чув-ствует какой-то внешний импульс, принуждающий егописать. Далее следует бессознательное письмо, произ-водимое даже во время чтения или разговора.

К низшим фазам медиумизма относятся также речьи игра на музыкальных инструментах по наитию; здесьтакже нормальная личность субъекта сознательно при-нимает участие в ряде действий, хотя их инициатива ис-ходит как будто со стороны. В высшей фазе наступаетполный транс: у медиума изменяются голос, характерречи и т. д.— и при пробуждении не сохраняется о ми-нувшем трансе никаких воспоминаний до наступлениянового транса. Интересно, что речи, произносимые ме-диумами в трансе, сходны у различных индивидов.У нас в Америке влияние обнаруживается особенночасто в виде курьезной болтливой личности, говорящейна своеобразном жаргоне, в виде индейца, который на-зывает дам squaw's, мужчин—brawe's, дом—wigwamи т. д.; иногда попадается личность интеллигентная, бо-лее высокого полета, тогда ее речь переполнена туман-ным, водянистым философствованием оптимистическогохарактера, где встречаются фразы о духе, гармонии,красоте, законе, прогрессе, развитии и др.

Несмотря на разнообразные характеры медиумов,добрая половина речей, произносимых ими в трансе, дотого стереотипна, что кажется, будто все они принадле-жат одному автору. Я не знаю, отличаются ли бессоз-нательные формы личности особенной восприимчиво-стью к влиянию некоего «духа времени», Zeitgeist'a,который вдохновляет их, но указанный нами факт сте-реотипности мысли наблюдается во всех вторичных со-стояниях личности, развиваемых в спиритических круж-ках. Медиумический транс вначале не отличается   отдействий гипнотического внушения. Субъект входит вроль медиума просто потому, что присутствующие ожи-дают от него действий, соответствующих данной обста-новке. Производит эти действия он с большей или мень-шей живостью в зависимости от способности   игратьроль. Странно только, что лица, не знакомые со спири-тическими традициями, в состоянии транса производятто же самое: говорят от имени умерших, переживаютэмоции нескольких своих предсмертных агоний, сообща-ют сведения о своей счастливой жизни в «стране веч-ного лета» и изобличают недостатки у лиц, участвовав-ших в сеансе.

Я не имею никакой теории, которую мог бы пред-ложить для объяснения многих фактов, увиденныхсобственными глазами. Тем не менее я убежден на осно-вании многочисленных наблюдений над одним медиу-мом в состоянии транса, что «дух» может быть совер-шенно не похож на нормальную личность испытуемого.Могу указать случай, где «духом» был некий француз-ский доктор, который, как я убедился, знал всевозмож-ные ебстоятельства жизни, а также живых и умершихродных и знакомых бесчисленного множества участни-ков сеансов, которых женщина-медиум никогда не встре-чала прежде и не знала даже по имени '. Я высказалмое голословное, не подтвержденное никакими доказа-тельствами мнение по этому вопросу не ради того, что-бы склонить других в пользу моих взглядов, но вслед-ствие убеждения, что серьезное изучение явлений трансакрайне важно для психологии. Надеюсь, что мои личныезаявления такого рода побудят, может быть, двух-трех читателей подвергнуть исследованию эту сферу яв-лений, которую так называемые жрецы науки обыкно-венно не удостаивают внимания.

Итог главы и психологическое заключение. Подводяитоги, мы можем сказать следующее. Сознание лично-сти заключается в осознавании потока мысли, в кото-ром каждая часть в качестве субъекта помнит предше-ствующие, знает известные этим частям объекты, сосре-доточивает на некоторых из них свои заботы как насвоей личности и присваивает последней все остальныеэлементы познания. Эта личность есть эмпирически дан-ный агрегат объективно познаваемых вещей. Познающееих «я» само не может быть агрегатом; равным образомдля психологических целей нет надобности приниматьего и за неизменную метафизическую сущность — душуили трансцендентальное; пребывание «вне времени»Ego. Наше «я» — это мышление, в котором содержаниев каждый момент различно, но которое имплицитнозаключает в себе как непосредственно предшествующее,так и то, что в свою очередь заключалось в предше-ствующем. Мы опишем все данные опыты, не искажен-ные никакими гипотетическими примесями, кроме допу-щения существования преходящих процессов мысли илисостояний сознания.

Если существование последних непосредственно до-казуемо (а в том не сомневалась ни одна философскаяшкола), то их можно принять за единственный познаю-щий элемент в сознании, в допущении которого нужда-ется психология. Единственный способ, с помощью кото-рого я мог бы ввести в психологию трансцендентальноеначало познающего субъекта, заключается в том, чтобыотвергать возможность какого-либо непосредственногознания о существовании наших состояний сознания, зна-ния, на которое претендует здравый смысл. Тогда суще-ствование этих состояний стало бы совершенно гипоте-тическим или заключалось в постулировании некоторо-го познающего начала, относящегося ко всему позна-ваемому. Но решение вопроса, в чем заключается этопознающее начало, составило бы предмет метафизиче-ского исследования. При такой постановке вопроса былобы необходимо наряду с нашими психологическими за-дачами анализировать с объективным беспристрастиемprima facie (на первый взгляд) понятие мирового духаили группы обособленных духовных субстанций, мыс-лящих через нашу индивидуальную личность.

Я полагаю, что в будущем предстоит немало иссле-дований в этом направлении. Состояния сознания, на-личность которых в нас не отвергает ни один психолог,не поддаются точному определению, если их отделитьот познаваемых объектов. Но сомневаться в их суще-ствовании с нашей естественноисторической точки зре-ния нет оснований. Таким образом, вот то условное ре-шение вопроса о личности, к которому мы пришли икоторое должно быть в нашем курсе и конечным выво-дом: познающий элемент в сознании—это сами мысли.