Глава 2. Постановка психотерапевтической проблемы как метод концентрации сознания1 - Психотехника экзистенциального выбора - Михаил Папуш

«Техника концентрации (фокусиро­ванное сознавание) дает нам возмож­ность терапевтического движения вглубь, а не вширь»

(Ф.Перлз. Гештальт-подход)

«Каждая трудность, которую паци­ент разрешает, облегчает разреше­ние следующей, потому что каждый раз, когда он справляется с какой-либо трудностью, он увеличивает свою способность опираться на са­мого себя»

(Там же)

Методика постановки психотерапевтической про­блемы обеспечивает фокусировку. Это мощный рычаг, пользуясь которым человек может превра­тить смутное ощущение неудовлетворенности в ясно очерченную возможность изменить свою жизнь в каком-то вполне определенном отноше­нии.

Здесь, может быть, уместен фрагмент из моей личной истории. Система фокусировки, о которой я сейчас рассказываю, возникла у меня в контексте

острой потребности ответить для самого себя на вопрос: возможна ли психотерапия?

Мы собирались в группы, работали, чему-то учи­лись, и, конечно же, при этом с нами что-то проис­ходило, — «личностный рост», какие-то изменения. Но для меня вопрос стоял так: вот симптом, при­чем реальный, который не снимается никакими уси­лиями воли, то есть не просто «дурная привычка» или «индульгирование». Вот техники, которые мы осваиваем, — все, что мы умеем. Можно ли в обо­зримое, реальное время сделать что-то с симпто­мом? Причем не работая бихевиорально над самим симптомом, а реализуя те самые методы гуманисти­ческой психотерапии, которые мы на группах осва­иваем?

Сначала я проделал это на себе, пользуясь помо­щью одного из участников своей группы; мне по­надобились три сеанса. Потом мы проделали это в группе; в течение двух месяцев из двенадцати уча­стников группы семь получили вполне определен­ный позитивный результат. Интересно, что осталь­ные пять застряли не при решении, а на стадии постановки проблемы; в этом случае, как и во мно­гих последующих, я убедился, что если удалось про­блему корректно поставить, решить соответствую­щие задачи почти наверняка удастся.

Схема постановки психотерапевтической пробле­мы содержит четыре блока. Я сначала их коротко обозначу, чтобы при дальнейшем подробном рас­смотрении каждого из них вы могли хотя бы до некоторой степени иметь в виду связи, потому что все четыре блока тесно взаимосвязаны, взаимно проникают друг в друга, так что каждый значитель­ный шаг в одном блоке может вызвать необходи­мость пересматривать остальные.

Первый блок

 — описание исходного неудовлет­ворительного состояния: «На что жалуетесь». Это может быть симптом, паттерн поведения, который клиента не устраивает, какое-то его свойство, или, наоборот, отсутствие чего-то, что ему нужно — спо­собности, определенного типа состояния и т.п.

Часто терапевты считают достаточным едва на­метить содержание этого блока и сразу же начина­ют «работать с проблемой». При этом они, разуме­ется, достраивают все остальные блоки (потому что это — минимально необходимая логическая струк­тура), но делают это гипотетически и, как правило, проективно (то есть заполняя то, чего не узнали у клиента, собственными представлениями и выдум­ками).

Второй блок

 — это желательное состояние, то, что должно быть получено в конце. Суть дела здесь состоит в том, что описание желательного нового состояния не должно сводиться к отрицанию ис­ходного, а должно быть, во-первых, содержатель­ным, во-вторых — позитивным. Даже начало про­работки этого блока, предложение подумать над позитивным и содержательным описанием жела­тельного состояния, часто заставляет клиента уви­деть ситуацию совершенно по-новому. А серьезная проработка второго блока нередко вообще «снима­ет» проблему.

Третий блок

 — это тот контекст, в котором «жи­вет» проблема. Я условно называю его «внутрипо­литической и внешнеполитической ситуацией» клиента. «Внутриполитическая» ситуация — это внутренний расклад субличностей или «частей» клиента по поводу данной проблемы: одни «час­ти» заинтересованы в ее решении, другие нейтраль­ны, третьи противятся. «Внешнеполитическая» —

это его межличностная ситуация, отношение окру­жающих его людей к предстоящей работе. Все это обязательно нужно учитывать, решая, браться ли за проблему, и, тем более, выбирая стратегии и такти­ки работы.

Четвертый блок

Если первые три блока обрисовывают проблему по содержанию, то четвертый — это вопрос о том, что клиент собирается со всем этим делать, и — заодно — каковы по этому поводу его отношения с терапевтом. Дело в том, что решение, да даже и постановка проблемы требуют свой «платы» (как минимум, это — нарушение сложившегося «статус кво», психологического гомеостаза), и эта плата может быть для клиента чрезмерной, несвоевремен­ной и т.п. Это вопросы решения, решимости, «дела­ния», «работы».

Итак, я обозначил четыре блока, составляющие минимальную логическую схему постановки пси­хотерапевтической проблемы: неудовлетворительное исходное состояние, желательное новое состояние, контекст и наличие или отсутствие решимости осу­ществить переход. Разумеется, это не последователь­ность организации терапевтической сессии, а логи­ческая структура. Вопросы из одного блока способствуют прояснению других. Наша задача со­стоит в том, чтобы, используя эвристические воз­можности этой структуры, «просветлить» и органи­зовать получаемый от клиента материал в четыре суб-гештальта.

1.1.

Начнем с первого блока. В нем в результате про­работки нужно получить четкое и детальное опи­сание «неудовлетворительного» (но, тем не менее,

регулярно повторяющегося) поведенческого паттер­на, и, — что важно и нетривиально, — ясное пони­мание того, что именно в этом паттерне клиента не устраивает.

При работе с этим блоком сразу же становится чрезвычайно важным различие познавания и осоз­нания. Термином «познавание» я перевожу анг­лийское «awareness» со всем спектром его значе­ний: актуальное сознавание, осведомленность обо всем, что имеет отношение к данной ситуации, заме­чание этого всего в реальном процессе жизнедея­тельности индивида и т.п. «Осознание», в отличие от сознавания, — это когнитивное, «познавательное» представление о том, что «имеет место быть», кото­рое, как всякое когнитивное представление, выпол­нено в каких-то моделирующих (языковых и/или образных) средствах и в меру относительного не­совершенства этих средств в той или иной степени неконгруентно2 сознаванию.

В осознании обязательно что-то упрощается, ог­рубляется, рационализируется, что-то притягивает­ся за уши, а что-то обрастает лапшой на ушах. Осоз­нание — это всегда «версия», и, как правило, у человека по каждому данному поводу имеется бо­лее чем одна версия, более чем одно осознание. Чаще всего клиент имеет версию для себя, версию для терапевта, версию для жены, для начальника и т.д. (версия всегда кому-то адресована, — но это уже другая тема). Терапевту необходимо состав­лять свои «версии», по возможности проходя «сквозь» неконгруентности в версиях клиента. Нужно иметь в виду, что часто в возникновении проблемы участвуют также и «версии» других лю­дей, так или иначе связанных с клиентом.

Вот, например, приходит клиентка и говорит: «Моя проблема состоит в том, что у меня эмоций нет. Я такая бесчувственная. И я хочу, чтобы они у меня были». Я пытаюсь выяснить, что такое эмо­ции для клиентки, о чем она говорит, что имеет в виду. Спрашиваю ее: «Как будет, когда у тебя бу­дут эмоции, что ты будешь чувствовать?» — «Ну, я не знаю, что я буду чувствовать, у меня же их нет...» — Я тогда интересуюсь: «А откуда ты зна­ешь, что у тебя нет того, о чем ты ничего не зна­ешь?» — «Ну как, вот муж мне говорит: «Ты такая бесчувственная, у тебя никаких эмоций нет...»

Чтобы построить собственную «версию», поста­раться понять, что же там у клиента происходит, терапевту нужно получить от него ряд (не меньше трех) эмпирических описаний. Вот, скажем, клиент приходит и говорит: «Я — трус; я хотел бы быть смелым». — Я его обязательно попрошу: «Расска­жите, пожалуйста, когда в последний раз прояви­лась ваша трусость. А когда она проявилось наибо­лее ярко? А может быть, Вам удастся вспомнить первый, или один из первых случаев, когда про­явилась Ваша трусость?»

Потом я его расспрошу, что он понимает под сме­лостью, попрошу вспомнить какие-нибудь эмпири­ческие (очень важно, что эмпирические, experiential) примеры — может быть, из своей жизни, когда он сам проявил эту смелость, или кто-то в его присут­ствии, или примеры из литературы и кино (при этом я, для «экспериентальности», расспрошу его, что он тогда чувствовал, или/и как он себя сейчас по это­му поводу чувствует).

Здесь могут быть разные ситуации. Может быть, как в первом приведенном примере, что осознание клиента совершенно не соответствует его реальной

эмпирии. Как ни странно, это очень частый слу­чай. Клиент считает, что он такой или сякой, а ни­чему в его реальном опыте это не соответствует. Ясно, что тут надо выяснять, откуда он это взял, почему это значимо; там и будет развертываться проблемная ситуация. Если клиентка полагает, что она «бесчувственная», потому что муж так говорит, надо выяснять, что за проблемы у нее в отношени­ях с мужем.

Другой случай, пожалуй, более частый, когда осоз­нание предлагает просто имя, название для класса ситуаций, в которых клиенту неуютно, дискомфорт­но; при этом действительно выделяется некоторый определенный класс таких ситуаций, для которых осознание служит обобщенным именем. Нередко осознание в таких случаях выполнено в каких-ни­будь расхожих психологических терминах. Тут вам клиентка начнет плести что-нибудь из Берна или, если она с факультета психологии, завернет что-нибудь в языке «теории деятельности». Ее «теоре­тизирование» имеет очень отдаленное отношение к реальной проблеме, но реальный класс ситуаций таким образом очерчивается.

Может быть и иначе, когда ложное осознание заставляет клиента сводить в единый комплекс, в единую как бы проблему, дискомфорты по разным поводам. Тогда вам придется вместе с клиентом развести набор эмпирических ситуаций по разным «темам», которым предстоит стать разными про­блемами.

Еще один вариант, когда клиент ведет себя в со­ответствии с известной формулой: «Дайте воды напился, а то так есть хочется, что переночевать негде». — То есть: « Что у вас болит?» — «Все болит!» — Здесь и начинается борьба за фокусировку. Терапевту нужно договориться с клиентом, чтобы он согласился, что не будет говорить обо всем сразу. Мы сначала выделим что-нибудь одно, пого­ворим об этом, а потом выделим что-нибудь другое и поговорим о том, но когда мы говорим об «этом», мы не будем говорить о «том», а когда мы говорим о «том», мы не будем говорить об «этом».

1.2.

Но вот, наконец, мы приходим к «нормальному» положению, когда осознание более или менее со­ответствует сознаванию, когда обобщенному опи­санию паттерна более или менее соответствует ряд эмпирически описанных ситуаций.

Очень важно продолжать получать «эмпи­рию» — при каждой сдвижке осознания заново по­лучать от клиента материал его реального сознавания, по возможности очищаемый от неадекватностей осознания. Осознание нужно также отдельно иметь в виду, потому что оно само может создавать кли­енту проблемы.

Когда мы это получили, нам надо задаться таким, как ни странно, совершенно нетривиальным воп­росом: что клиента в этом паттерне не устраи­вает? Я видел много случаев, когда терапевт попа­дается на кажущуюся «общепонятность» описания клиента, начинает работать, а потом, часа через два выясняется, что не устраивало клиента вовсе не то, что показалось терапевту, а совсем другое. Час­то трудность состоит в том, что клиент и сам тол­ком не знает, что именно его не устраивает.

Я надеюсь, что вы уже почувствовали, что поста­новка проблемы, которую нередко полагают п-редварительным условием психотерапевтической-

работы, как раз и есть уже сама работа: работа по прояснению осознания до сознавания — той самой awareness, о которой Перлз говорил, что она «сама по себе целительна».

Клиенту дискомфортно, а в чем именно и конк­ретно состоит его дискомфорт, он не всегда знает. Перлз неоднократно подчеркивал, что диском­форт — одно из основных препятствий для созна­вания. В моменты дискомфорта человек старается «выключиться», поскорее «проскочить» эти ситуа­ции. Остается лишь общее смутное ощущение боли, неприятности.

И тут нужно обязательно клиента «дожать»: добиться ясного сознавания и осознания того, в чем именно состоит его неудовлетворенность.

Здесь я хочу обратить ваше внимание на то, что не-директивность по содержанию, которая являет­ся одним из центральных требований гуманисти­ческой терапии, — то есть полное предоставление всего содержания клиенту, отказ от попытки вне­дрить в него новые интроекты, — эта не-директив­ность никоим образом не означает отказа от ин­тенсивной волевой включенности терапевта в работу.

Терапевт не может и не должен заставлять кли­ента видеть вещи так, как видит их он, терапевт; -но он может и должен обратить внимание клиен­та на то, что тот от чего-то отворачивается, что-то выдумывает, что его осознание не соответствует им самим рассказываемой эмпирии: «Вот смотри, ты говоришь, что завидуешь тому, что брат лучше тебя живет, а выясняется, что о его доходах и уровне жизни ты ничего не знаешь, — ни за последний месяц, ни за последний год, ни за пять лет. Так о чем же ты говоришь на самом деле?»

Вместе с тем, «дожать» ни в коем случае не зна­чит «заставить сознаться». Напротив того, терапевт должен всячески уважать право клиента на скрыт­ность и даже ложь, и давать клиенту это понять: «Дело не в том, чтобы ты рассказал это мне, или был со мной правдив, искренен и пр. Я понимаю, что чужому человеку не все скажешь. Но важно, чтобы ты не вешал лапшу на уши самому себе. Ты сумеешь разобраться в своих проблемах, только если сам ясно их увидишь3».

1.3.

Итак, мы должны выяснить, что именно не устраи­вает клиента в описанном паттерне.

Здесь можно, среди прочего, назвать две типич­ные трансформации, которые часто нужны, чтобы стала возможной постановка психотерапевтичес­кой — проблемы. Первая — переход от «житейской» ситуации к психологической; вторая — переход от желания, чтобы изменились другие, к готовности об­суждать необходимость собственного изменения.

Начнем с первой. Клиент, как правило, недово­лен прежде всего своей внешней ситуацией. Кли­ента не устраивает зарплата, жилищные условия, характер работы, обстановка в семье и т.д. — до погоды на улице («Три недели работал без выход­ных, наконец выдалось свободное воскресение, меч­тал поехать на рыбалку, и на тебе — оттепель, на лед не ступишь! — Разве это не ужасно?/Почему со мной всегда это случается?»)

Здесь нужно быть очень осторожными с пред­ложением психотерапии. Возможно, что клиент рассчитывает совсем не на это, а, например, на кон­сультацию — совет опытного человека «по жиз-

ни», или на эмоциональную поддержку. Терапевт должен сначала решить для себя, имеет ли смысл предлагать клиенту работу с его внутренней пси­хологической ситуацией (может быть, нелегкую и длительную), или более резонно постараться по возможности удовлетворить его запрос. Начинаю­щим терапевтам хорошо известно, что давать сове­ты — «не психотерапевтично», но меньше извест­но, что сама психотерапия далеко не всегда уместна.

Затем нужно договориться с клиентом: получить от него (или хотя бы сформировать в нем) запрос на терапию. Если это не сделано, все дальнейшее в лучшем случае бесполезно, а как правило — вред­но, потому что фрустрирует запрос клиента (если это был запрос на консультацию, на поддержку и т.п.), и дискредитирует в его глазах саму психоте­рапию, к которой он, может быть, в другом случае обратился бы позже.

Но если запрос на терапию сформирован, нужно четко различить проблемную ситуацию «по жиз­ни» и собственно психотерапевтическую пробле­му. Эвристический вопрос здесь звучит примерно так: что нужно изменить в себе, чтобы справиться с описываемой жизненной проблемой.

Уже на этом этапе работы исходная жизненная проблема может сняться. Может оказаться, что в данной жизненной ситуации клиент «поворачивал­ся не тем боком», а если он развернется иначе, то проблема исчезает.

Трансформация жизненной проблемы в психо­терапевтическую — это творческая задача, которая, как правило, имеет не одно решение. Важно пони­мать, что это творческая задача для клиента; тера­певт может помочь ему, в трудном случае даже обес­печить подсказками, но не может решить эту задачу

за клиента. Из возможного набора «разворотов» (придуманных самим клиентом или/и предложен­ных ему терапевтом) клиенту нужно самому выб­рать такой (или такие), который вызывает у него энтузиазм, кажется удобным, действительно снима­ющим затруднения и по возможности удовлетво­ряющим его потребность в «личностном росте».

Вторая трансформация. Чаще всего клиент опи­сывает сложную межличностную ситуацию. Вот, например, клиентка, студентка, говорит: «Я плохо учусь». — Казалось бы, понятно, о чем она гово­рит. Но что же на самом деле ее в этом не устраи­вает? Действительно ли она хотела бы учиться луч­ше? — Может оказаться совсем иначе. Это мама хочет, чтобы она училась лучше. Ей вообще пле­вать на все университеты и экзамены. А вот на маму ей не плевать, а маме нужно, чтобы она хорошо учи­лась. Оказывается, проблемная ситуация состоит не просто в том, что она плохо учится, а в ее взаи­моотношениях с мамой по поводу того прискорб­ного факта, что она должна (маме) учиться в уни­верситете, да еще и хорошо.

Или наоборот, мама говорит, что ее проблема со­стоит в том, что дочка плохо учится. Стоит напом­нить, что мы должны тут разобраться — и догово­риться с клиенткой, — будем ли мы с ней заниматься психотерапией. Может быть, на самом деле она пришла к нам действительно посоветоваться по поводу дочки, то есть на консультирование, и тогда вся наша психотерапия будет в высшей степени неуместна. Клиентка будет смотреть на такого горе-терапевта грустными глазами и думать: «Я к нему пришла про дочку посоветоваться, а он говорит, это все из-за меня. Так я и без него кругом винова­та...»

Если мы все же считаем (и договорились с кли­енткой), что мы занимаемся психотерапией и гово­рим о ней, маме, которая тут сидит, а не о дочке, которой тут нет, — тогда в этой простой ситуа­ции, — «дочка плохо учится», — есть три возмож­ности для дальнейшего развертывания. Они совер­шенно разные, проходить их нужно по-разному. Может быть, нужно пройти все три и в конце прий­ти к какому-то синтезу. Но поначалу нужно отчет­ливо понимать их различие.

Первая возможность: если мама недовольна тем, как дочка учится, и если это в какой-то мере зави­сит от нее, то как она должна измениться, чтобы дочка училась лучше? Вторая возможность: если, подумавши, мама поймет, что это от нее не зависит, то как ей нужно измениться, чтобы адекватно при­нять эту ситуацию? И третья: как может изменить­ся коммуникация мамы с дочкой по поводу этой ситуации?

Первые две возможности приблизительно соот­ветствуют знаменитой молитве, известной русско-читающей публике из Воннегута: «Господи, помо­ги мне изменить то, что я могу изменить; дай мне силы вытерпеть то, чего я не могу изменить; и дай мне разум, чтобы отличить одно от другого». Тре­тья относится к области семейной или системной, а не личной терапии.

Здесь полезно отметить, что значительную помощь в определении того, что именно не устраивает клиен­та в выявленном паттерне, могут оказать вопросы из второго блока: «Как бы, по-твоему, это могло быть иначе; как бы тебе хотелось, чтобы это было?» — То есть мы предлагаем клиенту представить себе, что и как ему хочется изменить, и тем самым уже и видим, что же именно его не устраивает.

При этом мы не забываем подчеркивать, что на терапию претендует наш клиент, а не его ближние; что это у него (или у нее, клиентки) проблемы с ближними. Конечно, хорошо было бы и их «сде­лать лучше», но это не задача психотерапевтичес­кой работы с этим клиентом.

Стоит уже здесь обратить внимание на то, что этот способ работы выдвигает определенные (и до­вольно значительные) требования как к клиенту, так и к терапевту (подробнее я об этом поговорю в конце). Оба они, в частности, должны обладать оп­ределенным вкусом к интеллектуальной проработ­ке, чтобы удерживать эти тонкости, и клиент дол­жен обладать определенным интеллектуальным потенциалом, чтобы быть способным хотя бы по­нять, о чем речь. Потому что если клиентка будет сидеть напротив меня и думать: «У меня душа бо­лит, что дочка плохо учится, а он мне тут какие-то антимонии разводит, бесчувственный человек», — ясно, что для работы с такой клиенткой эта методи­ка малопригодна.

1.4.

Вы уже, я надеюсь, понимаете, что мы говорим о технике гештальтообразования. Есть некоторое поле, мы его как-то проблематизировали, выяснили, как там размещаются определенные интересы, где бо­лит больше, где меньше, и пр. Теперь у нас (вместе с клиентом) есть выбор, каким образом мы устано­вим масштаб гештальта.

Может быть, мы решим из стратегических или тактических соображений сосредоточиться на «ма­ленькой малости», определенной яркой детали это­го поля. Если, допустим, у клиента вообще нет ощущения, что в его жизни можно что-то изменить, мы возьмем эту «малость», с которой достаточно быст­ро можно что-то сделать, и клиент получит опыт, что это возможно: нечто вполне реально измени­лось.

Может быть, наоборот, клиент устал от возни с мелочами, три года ходит по разным группам, каза­лось бы, все умеет по мелочи делать, но всерьез ничего в жизни не меняется; тогда выбор масшта­ба должен быть иным. Одним словом, в зависимо­сти от разных обстоятельств и в зависимости от мастерства терапевта и клиента надо определить масштаб того гештальта, того паттерна, который мы выделим в качестве фигуры на этом проблемном поле.

В наших группах, на той стадии, когда специаль­но прорабатывается эта техника, я, как правило, со­ветую брать для проработки так называемые «про­блемы среднего уровня»: не простые «мелочи», для которых такая техника слишком громоздка, но и не глобальные «проблемы жизни» (вроде «разреше­ния эдипова комплекса»). Такая проблема «сред­него уровня» должна «подхватывать» ряд жизненно важных мелочей (для этого есть специальный прове­рочный вопрос: «Как изменится твоя жизнь, когда ты решишь эту проблему?»). С другой стороны, ра­бота с проблемами «среднего уровня» оказывается, как правило, хорошей тактикой и по отношению к глубоким невротическим программам. Сами по себе они часто труднодоступны, но их влияние прояв­ляется и на «среднем» уровне, и через его пробле­мы «глубины» часто удается «зацепить» надежнее (а вместе с тем и мягче), чем при непосредствен­ной с ними работе.

При этом желательно, чтобы терапевт, — а еще лучше и клиент вместе с ним, — удерживали в осознании все движение по этому сложному полю: от исходного затруднения до тех глубин и высот, которые достигаются впоследствии, и далее — до конечных психотехнических ходов и решений. Надо все время иметь в виду то конкретное зат­руднение клиента, с которого начинается работа, и ориентироваться на него — не как на цель, но как на критерий того, что мы не «уплыли», что мы про­должаем начатую работу фокусировки.

Еще одна (из многих) полезная деталь описа­ния неудовлетворительного паттерна — это воп­рос о «входе» в него. Обычно там не один вход, а целый набор. Можно привести такую метафору: на большом поле есть овраг, с глинистыми краями, противный, мокрый, грязный, и дождь идет; скатить­ся в этот овраг можно из нескольких разных мест. Есть особенно скользкие и опасные места, откуда я уж обязательно скачусь; есть такие, где опасность велика, но еще можно удержаться; есть безопасные дорожки, но они не всегда ведут туда, куда мне в данный момент надо, и т.п. А дальше, если ты уж скатился в овраг, то там глубокий и быстрый ручей, который протащит тебя по всему пути, ты перепач­каешься, намокнешь, ушибешься, и в конце концов вывалишься из оврага — до следующего дождя.

Итак, мы поговорили о первом блоке — описа­нии неудовлетворительного состояния клиента. Схематически это можно подытожить так. Во-пер­вых, необходимо решить (и договориться с клиен­том), действительно ли по поводу его жалобы мы собираемся заняться с ним индивидуальной пси­хотерапией, а в рамках психотерапии — собираемся ставить «проблему» (это, как мы увидим, отно­сится собственно к четвертому блоку, но работа над ним должна идти с самого начала). Если ответ по­ложителен, то первое, что должно быть четко за­фиксировано, — это желание или хотя бы согласие клиента изменить-ся, изменить себя. Это исключа­ет разговоры типа «а зачем она...»; внешняя ситуа­ция клиента при такой фокусировке предполагает­ся константной (надежда на изменения ближних трансформируется в надежду, что ближние изме­нятся в ответ на изменения самого клиента).

Затем следует очерчивание «фигуры» — того регулярного поведенческого паттерна, который не удовлетворяет клиента. Здесь следует обратить специальное внимание на различие сознавания и осознания, что соответствует вопросу о соответствии между абстрактным описанием паттерна и эмпи­рическим описанием соответствующих реальных ситуаций из жизни клиента. Когда такое соответ­ствие достигнуто, нужно специально выяснить, что именно в описанном паттерне клиента не устраи­вает.

Затем мы должны выбрать масштаб «фигуры», на которой сосредоточим дальнейшую фокусиров­ку. Эвристически полезно просмотреть различные имеющиеся здесь возможности. Это помогает ус­тановить, во-первых, связи между элементами опи­сания (потому что связи эти у клиента подчинены не внешней логике «общепонятного», а его внут­ренней логике, которую терапевт поначалу пред­ставляет себе не вполне ясно), а во-вторых, специфические интересы, которые у клиента свя­заны с теми или иными элементами ситуации.

Таким образом, мы постепенно приближаемся к структурному представлению паттерна, о котором

идет речь. Мы увидим в дальнейшем, насколько необходимым и определяющим является это пред­ставление.

2.

Второй блок — желательное состояние; клиенту здесь нужно ответить на вопрос «как бы ты хотел(а)».

Этому блоку уделяется некоторое внимание в терапиях бихевиорального типа, и вслед за ними — в нейролингвистическом программировании (НЛП); например, такая главка есть в книге Лесли Кэмерон-Бэндлер «С тех пор они жили счастли­во» («Solutions»)4.

Но, в отличие от общепринятого подхода, я хочу еще раз подчеркнуть реальную необычность, нетри­виальность этого вопроса.

Как правило, сначала клиент на него будет вам отвечать просто формальным повторением чего-нибудь из первого блока с добавлением «не». При­ходится специально договариваться с ним, что здесь требуется нечто иное. Нужно получить позитив­ное и содержательное описание такого поведения в определенной ситуации, при котором клиент чув­ствовал бы себя комфортно, уместно, приятно, ос­мысленно и т.д. Это заставляет и терапевта, и кли­ента совершенно по-новому рассмотреть ситуацию.

Важно, чтобы описание клиента по возможности опиралось на какой-то его реальный опыт. Может быть, не в этой ситуации, а в каких-нибудь других. Это может быть даже не собственный опыт (хотя это менее удачный случай); тогда надо какими-то переходами «привязаться» к собственному. В конце концов, в худшем случае можно пред-конструи-ровать новое состояние и «пристроиться» к нему.

Но помимо позитивно-эмпирического, «экспери-ентального» есть еще системный аспект, и он не менее важен. По сути, во втором блоке должен быть описан системный переход от старого состояния к новому, причем такой, чтобы все элементы старого состояния нашли свое место в новом. Непонима­ние этой системной закономерности составляет тор­моз в решении более чем половины проблем.

Вот простой пример. Достаточно часто клиенты (а особенно клиентки) жалуются на «стеснитель­ность». Вот-де «сижу я на группе, хочу что-то ска­зать, но стесняюсь; начинаю по этому поводу не­рвничать, мне становится неудобно, неуютно, не знаю, то ли мне сказать, то ли не сказать». — «А как бы ты хотела?» — Если клиентка достаточно наивна, она может ответить: «Ну, я хотела бы не стеснять­ся». — Я ее тогда спрашиваю: «Так что, ты хотела бы в любой момент прерывать любой процесс и прямо вот так говорить, что тебе в голову пришло?»

Тут она останавливается, говорит: «Нет, не так». — А как? Выясняется, естественно, что эта ее «стеснительность» выполняет, — неадекватным образом и неудобно для клиентки, с излишествами и помехами, — но худо-бедно выполняет функцию контроля, то есть не дает ей «дать крен в другую сторону», например, встревать со своими замечани­ями все время и не по делу. Так что в описание желательного состояния нужно как минимум вклю­чить умение определять, уместно ли в некий опре­деленный момент выносить на общее обсуждение то, что клиентке в этот момент пришло в голову

Кроме того — это еще один элемент ситуации — нужно найти адекватные формы вхождения со сво­ей репликой в групповой процесс.

Это я беру формальный минимум, а здесь часто фигурируют еще и сложные темы самооценки, бо­язни и одновременно запроса оценки группы, и многое другое. Но прежде, чем можно будет дойти до таких тем, нужно описать тот формальный струк­турный минимум, о котором я сейчас говорю. Ока­зывается, само это описание довольно сложно.

Пока клиентка представляет себе ситуацию про­сто как «я стесняюсь, а хотела бы не стесняться», — это тупик, с которым нечего делать ни ей, ни тера­певту. Пройди она хоть десять «тренингов уверен­ности», — если она не позаботилась о выполнении функции контроля, она так и будет осуществлять маятниковое колебание между стеснительностью и неуместным нахальством, и в обоих случаях чув­ствовать себя «неадекватной».

Но представим себе, что все это мы учли, обеспе­чили клиентке контроль в смысле умения опреде­лить, когда стоит входить в групповой процесс со своими соображениями, а когда не стоит (и она даже, — мечта гештальттерапевта! — согласилась принимать на себя за это ответственность); мы даже позаботились об изяществе и уместности форм ее «выступлений». Но, помня о принципе системнос­ти, я еще обязательно ее спрошу: «А стеснитель­ность-то ты куда денешь? Посмотри на нее, прочув­ствуй. Вот ты ее изгонишь; как она себя чувствует? И как ты себя чувствуешь по этому поводу? Не лишилась ли ты чего-нибудь?»

Ведь может оказаться, к примеру, что с этой са­мой стеснительностью связан определенней образ себя — такой, например, какой ее любила мама. Если

мы лишим клиентку ее стеснительности и даже научим более или менее адекватно вести себя в группе, то она теперь будет вести себя не как «лю­бимая дочка своей мамы», а как неизвестно кто. Кто она теперь? Хотела ли она так? Может быть — да, а может быть и нет.

Из этого видно, в частности, что одна из специ­альных задач второго блока состоит в том, чтобы проверить новый, желательный паттерн поведения на соответствие «образу себя». При этом нужно учитывать как «идеологию» клиента (даже если она до некоторой степени надуманна или некрити­чески заимствована, — «интроецирована», — это пока реальный фактор в его жизни), так и тот «об­раз себя», который в его жизни реально функцио­нирует; часто эти вещи не совпадают между собой. Многие проблемы не решаются именно потому, что старый паттерн поведения выполняет очень суще­ственную роль в ответе на вопрос «кто я такой».

Любители НЛП могут заметить, что все это очень похоже на так называемую «экологическую про­верку»; но здесь это делается не в трансовом со­стоянии, а, наоборот, в качестве расширения сознавания: в этой работе постоянно выясняются все новые и новые элементы ситуации. Оказывается, старая ситуация была совсем не такой простой, ка­кой она виделась; может быть, поэтому и не реша­лась проблема. Новые элементы должны войти в описание старой ситуации, мы начинаем видеть ее гораздо более богато и «объемно».

С точки зрения системного описания, это значит, что мы снова вернулись в первый блок, пересмот­рели, переопределили его. Терапевт должен обяза­тельно иметь это в виду. Нужно ли обращать на это внимание клиента (в буквальных, системных

терминах) — это вопрос техники в каждом отдель­ном случае.

Таким образом, мы видим, что описание жела­тельного состояния — это творческая работа. Со­ответственно, здесь необходимо иметь достаточно богатый инструментарий эвристических приемов.

Один из них состоит в том, чтобы рассматривать одну из эмпирических ситуаций, предложенных клиентом. Эвристический вопрос здесь звучит при­близительно так: «Если бы к моменту возникнове­ния этой ситуации ты уже решил(а) свою пробле­му, как бы эта ситуация разворачивалась?»

При этом нужно добиваться, чтобы найденное клиентом (может быть, не без помощи терапевта) описание устраивало его во всех отношениях. Не следует также забывать, что с системной точки зре­ния: необходимо, чтобы все элементы исходной си­туации были в новом описании представлены. Сюда, разумеется, нужно ввести все те новые элементы, которые были обнаружены в процессе «вспахивания проблемного поля».

Если, например, речь идет о ситуации в группе, когда у клиентки была интересная мысль, но она постеснялась ее высказать, нужно подробно рассмот­реть эту ситуацию, попросить клиентку вспомнить детали и выяснить, было ли вмешательство, — с ее теперешней, так сказать «спокойной» точки зре­ния, — уместным. Если да, то можно обсуждать, как его можно было бы осуществить.

Например, может быть полезным предложение элементарного «промежуточного хода»: обращения к ведущему за разрешением высказаться. Это, вро­де, и не прерывание процесса, потому что такое об­ращение происходит как бы «на полях» относи­тельно «основного процесса». В таком обращении

 (которое может быть достаточно коротким) клиен­тка могла бы отметить и свою неуверенность по поводу уместности прерывания основного процес­са, и свои сомнения по поводу содержания, которое она хочет высказать, а также и предполагаемый ха­рактер своего вмешательства: будет ли это вопрос, который она хочет выяснить для себя, или помощь процессу, или попытка помочь клиенту, с которым в данный момент происходит работа, и пр.

Тут проявляется еще один важный элемент в ситуации «стеснительности» — разделение ответ­ственности между ведущим и участниками группы. Мы снова возвращаемся в первый блок и обращаем там внимание, что так называемая «стеснительность» это, в частности, почти всегда «замешательством (любимый термин Ф.Перла — confusion) в отно­шении ответственности в коммуникативной ситуа­ции.

Еще один эвристический прием. Допустим, мы получили от клиента хорошее, эмпирически про­чувствованное и убедительное описание желатель­ного поведения. Тогда я задаю вопрос: «Ну хоро­шо, а что ж тебе мешает так и делать?»

Важно, что это совершенно не «риторический» вопрос, и уж никак не критика клиента. Нужно попросить клиента отнестись к вопросу вполне буквально и серьезно.

В достаточно большом числе случаев уже здесь нечто и происходит. Если мы действительно охва­тили основные элементы ситуации, действительно нашли им место, действительно нашли более адек­ватных «исполнителей» на все функции — если мы все это сделали, то клиенту остается просто по­пробовать реализовать новое поведение. «Привыч­ка» (то есть инерция фиксированной установки),

как правило — слабый противник, если все (или хотя бы основные) системные препятствия для пе­рехода на новую форму поведения (новую уста­новку) устранены, а желание измениться достаточ­но актуально и сильно. Таким образом, проблема часто исчезает еще до того, как она полностью по­ставлена.

Если же это не так, то вопрос «Что тебе меша­ет?» заставляет обратить внимание на новые эле­менты ситуации, которых мы раньше не видели. Нужно только понять, что если нечто мешает — значит оно есть, а если есть — значит это реальный элемент исходной ситуации. Может быть, как раз тот элемент, неучет которого заводил клиента в тупик.

Я хочу здесь привести еще один пример, очень «драматический», из реальной практики.

Клиентка жалуется на фобию транспорта (до­вольно распространенная фобия в большом горо­де). При этом она еще рассказывает историю о том, как совсем в другом месте и по другому поводу у нее был сердечный приступ; и вот когда она едет в метро, и в вагоне много народа, после двух-трех стан­ций у нее начинается тяжелое состояние, которое грозит перейти в аналогичный сердечный приступ. Так что ей трудно ездить ко мне на группу.

Задаю вопрос, как бы она хотела ездить в метро, и есть ли у нее реальный опыт того, как хотелось бы. Она описывает: «Когда я еду с группы обратно, я чувствую себя довольно спокойно и уютно, воз­можно потому, что мало народа». Вроде бы, опыт есть, и можно двигаться дальше.

Но у меня возникает подозрение, что ссылка на то, много или мало народа в вагоне, — рационали­зация. На это указывает, в частности, упоминание

о сердечном приступе; похоже, что «нечто» (какая-то «часть» в клиентке) использует этот наработан­ный в каких-то иных обстоятельствах (кстати, я вспоминаю, что там речь шла о сердечном присту­пе в кабинете зубного врача) способ поведения как «язык» для выражения себя. Но какая это «часть», и что она хочет выразить, — я еще не знаю.

Я воспользовался техникой «пустого стула» и попросил клиентку посадить на один стул ту ее «часть», которая испытывает фобию, а на другой — ту, которая спокойно и с удовольствием едет с груп­пы. И после этого я той «части», которая пережи­вает фобию, снова задаю вопрос: «А как бы ты хоте­ла?»

Мне повезло, что клиентка не только умела уже пользоваться техникой пустого стула (позже мы о ней будем говорить подробнее), но вообще она — актриса, поэтому ей нетрудно полностью «войти» в эту «часть» себя. И вот из этой «части» она мне вдруг выпаливает: «Я вообще не хочу из дома вы­ходить».

Выяснилось, что в детстве ее при определенных обстоятельствах выставляли из дома, и она себя при этом чувствовала очень дискомфортно, и с тех пор у ее «детской» части осталось ощущение, что выходить из дома — опасно и неприятно. Потом, через день, ей приснился сон, как она выводит щен­ка на улицу. Казалось бы, собаки всегда радуются прогулке, а тут он забивается в угол, она тащит его за ошейник к двери, а он упирается всеми четырь­мя лапами, и в конце концов она его вытаскивает

за поводок...

Если бы я не заметил «развилки», не досмотрел внимательно желательное состояние, и попытался бы работать с фобией транспорта, то даже в случае

удачи нежелание выходить из дома немедленно сказалось бы в чем-нибудь еще. Внутренняя «ма­ленькая девочка» нашла бы другой «язык», или применила бы тот же симптом на другом участке пути, чтобы попытаться обратить на себя внима­ние.

Теперь нам пришлось вернуться в первый блок и заново ставить проблему. Поскольку там тоже были моменты, имеющие прямое отношение к на­шей теме, я продолжу эту историю.

Здесь возникает новая «развилка» — выбор мас­штаба проблемы (о чем мы говорили в предыдущей части). Один возможный вариант — пересмотр личной истории. Можно предложить клиентке ра­боту с переживаниями ее внутренней «маленькой девочки», помогая ей переосмыслить ситуацию (прошлую, детскую ситуацию) и выйти из нее с другим «результатом». В принципе это возможно, для этого есть много различных методов.

Другая возможность — попробовать сначала поставить более частную и более реальную жиз­ненную проблему, а потом уж, если возникнет зап­рос, обратиться к более глубокой. Во втором слу­чае вопрос второго блока звучит так: «Как хотелось бы, — учитывая обнаруженный «расклад», — вы­ходить из дому (и ехать дальше, туда, куда нужно), чтобы не испытывать по этому поводу никакого дискомфорта?»

Мы пошли по второму пути, и на этот вопрос нашелся ответ: клиентке достаточно было при вы­ходе из дому обратить внимание на внутреннюю «маленькую девочку», обратиться к ней и напом­нить, что ситуация теперь совсем иная, чем трав­матическая детская ситуация. Может быть, опреде­ленную роль сыграло и то, что «маленькой девочке»

было обещано, что с «той», травматической ситуа­цией, тоже со временем разберутся.

Заканчивая рассмотрение второго блока, напом­ню, что задача его — творчески описать желатель­ное для клиента состояние, в котором ему было бы хорошо, комфортно, осмысленно и т.п., и в котором, кроме того, нашли бы свое новое место все (в том числе и вновь обнаруживаемые по ходу дела) эле­менты исходного неудовлетворительного состояния.

3.

Третий блок — это контекст, внутренний — суб­личностный, и внешний — межличностный расклад по поводу проблемы. От этого расклада во многом зависит, есть ли реальная возможность решать про­блему, и каковы оптимальные стратегии и тактики работы.

Если есть проблема, то обязательно есть раскол, и какие-то «части» клиента хотят, чтобы проблема решилась, каким-то до этого нет никакого дела, а какие-то еще костьми лягут, чтобы к этому вообще не прикасались. Если клиентка, например, недоволь­на привычкой грызть ногти, то возможно, что кто-то в ней ужасается и говорит: «Ну как же так? Я же девица на выданье», — а кто-то в ней с удо­вольствием грызет ногти и знать ничего не хочет о «девицах» и «выданье». А еще какая-то ее «часть» (если брать достаточно серьезный случай) занята тем, чтобы, делая себя уродливой, избегать грязно­ватого сексуального интереса отца (а потом вооб­ще мужчин).

Вот еще один пример, не на уровне личности, а на уровне государства (об аналогиях между ними говорил еще Платон). Есть такая больная российская тема — экология. Все хорошо знают, как плохо здесь обстоит дело, и более или менее известно, что нужно делать, хотя бы для начала. Тем не ме­нее, с точки зрения третьего — по нашей схеме — блока, это проблемой в строгом смысле для России не является, потому что на уровне «большой поли­тики» нет никаких реальных сил, которые могли бы этим заниматься5.

«Внешнеполитическая» ситуация — это отно­шение окружающих к предстоящей работе: все, кто будет клиенту способствовать, и все, кто будет ему мешать. При этом, как всегда, надо иметь в виду два различных аспекта: реальные межличностные отношения клиента и его представления об этих отношениях.

Клиент-невротик, как правило, живет среди не­вротиков, и вся его жизнь полна невротических взаимодействий. Подвизаясь на изменение себя, клиент обязательно вызовет какую-то реакцию в своей среде, и эта реакция может быть также не-вротичной. С другой стороны, опасения клиента могут быть проективными. Если, как в следующем примере, клиент находится в «слиянии»6 со своей мамой, он может полагать, что мама тоже находит­ся в слиянии с ним, но реально это может быть и не так.

Клиент живет со своей мамой в однокомнатной квартире, довольно тесно и неудобно, «но зато мы вместе». Вдруг появляется у него откуда-то (ка­жется, по наследству) своя квартира, тоже одно­комнатная, целиком его. И вот он никак не решает­ся в нее переехать — ему кажется, что маму это ужасно обидит. Он ходит к психотерапевту, рабо­тает над «слиянием», постепенно смелеет. Снача­ла он переползает в новую квартиру под предлогом, что делает там ремонт, потом все чаще остается там ночевать. А позже, когда он уже хорошо пора­ботал над слиянием и был в состоянии многое с мамой обсуждать, выяснилось, что мама никак не могла набраться отваги, чтобы сказать ему: «Ну, ког­да же ты, наконец, переедешь?» Так его представ­ления о межличностной ситуации разошлись с ре­альностью.

4.

Четвертый блок — это вопрос о том, что клиент собирается со всем этим делать.

Неочевидно, что он будет решать проблему, так же как неочевидно, что ее нужно решать. Все мы имеем множество так или иначе отрефлектирован-ных «проблем», с которыми не собираемся в бли­жайшее время работать. Для этого есть свои осно­вания: всякий шаг, всякое усовершенствование требует своей платы (в конце концов, это так или иначе — нарушение психологического гомеостаза), и эта плата может быть на данный момент слиш­ком высока, или не подготовлена, или вообще из соображений стратегии личностного роста в дан­ный момент решение именно этой проблемы может оказаться неуместным, и т.д.

Мы можем полагать, что «хорошо бы, хорошо бы нам поймать кита большого», и даже иметь на пол­ке трехтомный справочник «Киты и их добыча», но это не значит, что мы прямо сейчас готовы выйти на лов на китобойном судне.

Четвертый блок, разумеется, учитывается в рабо­те с самого начала. Это, фактически, договоренность терапевта с клиентом о том, чем они занимаются. Я уже отмечал, что прежде всего нужно решить и

договориться с клиентом, есть ли у него запрос на индивидуальную психотерапию, или ему нужен совет, консультация, поддержка, может быть, про­сто какая-то реальная помощь по жизни. Наивно думать, что, назвавшись «психотерапевтами», мы действительно будет заниматься только психоте­рапией; в наших условиях мы чаще оказываемся «социальными помощниками» (social workers) в самом широком смысле слова.

Если даже мы решили заниматься психотерапи­ей, то применение методики постановки проблемы также требует специального решения терапевта и специальной договоренности с клиентом, посколь­ку это дело специфическое.

Движение по содержанию первых трех блоков — это работа, которая требует времени, энергии, кон­центрации, преодоления «сопротивления» при при­ближении к «больным местам» и пр. На каждом этапе, на каждом повороте эта договоренность, вза­имопонимание по поводу того, «чем мы занимаем­ся», должна проверяться и поддерживаться, и на каждом повороте она обретает свои оттенки. Каж­дый содержательный поворот в любой момент мо­жет привести каждого из работающих — клиента и терапевта — к необходимости вновь вернуться к пересмотру решения по поводу того, чем они хотят заниматься и занимаются.

Могут возникнуть серьезные основания как для перемены содержательного «фокуса», той целост­ности, которую клиент и терапевт в совместной ра­боте оформляют в виде проясненного гештальта «проблемы», так и для пересмотра самого решения «заниматься этим». Возможны также временные и частные колебания эмоционального и энергетического состояния, необходимость прервать и отложить процесс или, наоборот, «дожать» не откладывая.

Терапевт должен следить за тем, чтобы все эти моменты были открыто обсуждены (не обязатель­но «длинными словами», часто для этого достаточ­но обмена взглядами, если люди давно работают вместе и хорошо понимают друг друга), и соответ­ствующие решения были приняты.

Здесь уместно еще раз остановиться на гешталь-тистской не-директивности. Я уже упоминал неко­торые парадоксы, связанные с отношением клиен­та и терапевта. Гуманистическая психотерапия не есть «деятельность» (в смысле технологического процесса обработки объектов), и клиент — не «объект» деятельности. Терапевт не может (во вся­ком случае — не должен) заставить (очень умес­тно здесь английское «make») клиента «понять» или «решить». Дело не только в «неэтичности» подобных намерений, но и в их технической — в рамках гуманистической терапии — непригодности: пытаясь это делать, терапевт присоединился бы к собаке-сверху /topdog/ клиента, что обрекает его на неудачу, поскольку известная (и многократно проверенная на практике) гештальтистская форму­ла гласит, что собака-снизу /underdog/ всегда выигрывает.

Тем не менее, это то место, где обязанность тера­певта — максимально «дожать» с клиентом пони­мание ситуации.

При этом нужно строить дело таким образом, чтобы все время было ясно, что принимать реше­ния — это личное дело клиента. Терапевт не ре­шает и не несет никакой ответственности за то, бу­дет клиент ставить и решать свою проблему или

не будет. Терапевт всего лишь готов помогать кли­енту в этом в той мере, в какой он это делает.

В этом состоит принципиальное отличие опи­санной работы от понятия «контракта», свойствен­ного терапиям бихевиорального типа. Там терапия рассматривается как деятельность, и «контракт» оговаривает условия совместной деятельности. Вся­кий контракт устанавливает ответственность сто­рон не только «за себя», как в гуманистической терапии, но и за деятельность; правильный контракт должен подразумевать возможность санкций для каждой из сторон — соответственно того или ино­го «силового» давления.

Такого рода отношения неизбежны и необходи­мы, когда человек становится объектом или субъек­том деятельности; деятельность, основанная на про­извольности (в отличие от спонтанности), неотделима от произвола, который может регулироваться лишь справедливостью и законом, частным выражением которых является контракт.

У нас же, как говорится в гештальт-молитве Перлза, «я занят своим делом, ты — своим /I do my thing, you do your thing/». Мое, терапевта, дело «дожать» (насколько клиент вообще будет продол­жать со мной разговаривать, потому что он ведь мо­жет просто уйти и больше не придти) понимание ситуации, стремясь при этом не к «консенсусу» между мною и клиентом, а к сознаванию наличия (или отсутствия!) его собственного решения.

Надо упомянуть здесь, что многое зависит от орга­низации самой работы — ее устойчивой регулярно­сти, комфортности внешней обстановки и пр. А так­же от того, насколько вовремя и уместно терапевт способен предлагать клиенту различные «меню возможностей», когда творческие возможности клиента попадают во временный тупик. Во всех про­тивостояниях типа «и хочется, и колется» очень важно, насколько ясное представление клиент имеет относительно того, какие конкретные возможности работы и изменения перед ним открываются — от ближайшего шага до далекой перспективы.

Итак, четвертый блок — это понимание того, за­нимается ли клиент постановкой проблемы и соби­рается ли решать вытекающие из нее задачи, и пра­вильное установление отношений с ним по этому поводу терапевта-помощника, «фасилитатора».

5.

Теперь можно поговорить о том, как это все вопло­щается в реальной работе. Сам процесс, разумеется, настолько индивидуален, и в своей организации настолько зависит от содержания проблемы, осо­бенностей клиента и стиля терапевта, что здесь труд­но сказать что-то обобщенное. Но есть несколько тем, которые полезно иметь в виду.

Первая тема состоит в том, что клиент почти все­гда, во всяком случае — поначалу, вешает вам лап­шу на уши. Не потому, что он плохой, неискрен­ний, или что-то в этом роде, а потому, что так оно все устроено, и никуда от этого не денешься. При этом мы, конечно, помним постулат, что все содер­жание должно принадлежать только клиенту и ничьим иным оно быть не может, и наше, терапев­тов, дело — выуживать содержание из клиента, как-то обходясь с этой лапшой, проходя сквозь нее. Мы специально поговорим об этом в лекции о психо­технической коммуникации.

Вторая тема — это борьба за фокусирование и против расфокусировки. Прежде всего, фокусирование вообще трудно, это требует значительных интеллектуальных усилий. Реализовать систему, которую я описал, не менее сложно, чем сделать хороший литературоведческий анализ «Братьев Карамазовых» (кстати, бахтинская «Поэтика Дос­тоевского» здесь может быть очень полезна). Нуж­но обнаружить множество элементов, понять их связи, удерживать эти связи в сознании, видеть пе­реходы и тенденции. А всякая необходимость де­лать усилие уже сама по себе вызывает некоторое внутреннее сопротивление.

Но помимо этого, чем ближе вы подходите к эпи­центру того, что у клиента на самом деле болит, тем сильнее, как вы понимаете, нежелание присталь­но смотреть, нежелание фокусироваться. Это мо­жет принять форму эмоционального бунта: «Мне больно, а ты заставляешь меня высматривать ка­кие-то детали, нюансы, выстраиваешь какую-то свою логику...» Особенно у людей эмоционального типа: если уж у них болит, то все сразу. Так что эта борьба — борьба трудная.

Важно здесь разделять то, как терапевт проде­лывает этот анализ для себя, и как он ведет разго­вор с клиентом. Одно дело, что терапевт со всеми своими ресурсами — теоретическим багажом, опы­том и прочим, — должен составить себе представ­ление о проблеме клиента, то есть для себя, внут­ренне, заполнить эту схему Для этого он должен получать материал от клиента, при этом о чем-то догадываясь (но не забывая проверять свои догад­ки), где-то сомневаясь, где-то решая, как двигаться дальше. Это он для себя заполняет эту «карту про­блемы». А другое дело — насколько и каким обра­зом это может и должно формироваться в осозна­нии самого клиента.

Здесь есть моменты обязательные для клиента, без которых эту работу с ним вообще не стоит за­тевать. Это, например, неизбежные инсайты при переходе от вопросов первого блока к вопросами второго, та или иная степень дифференциации пер­вого блока (собственных трудностей) и третьего (особенностей среды). Это принятие клиентом на себя ответственности за работу, по четвертому бло­ку. Но детализированность и ясность картины у терапевта и у клиента, конечно, разные.

Но, так или иначе, в процессе всей этой работы клиент (то есть, конечно, не сам клиент, а опреде­ленные субличности в нем) обязательно будет ис­пользовать все возможности для ее дезорганиза­ции. От внешних — например, пропуск сеансов, как только вы что-нибудь нащупали, до очень внут­ренних, когда клиент, вообще умный интеллигент­ный человек, вдруг перестает понимать — хоть кол на голове теши. А поскольку это же его спонтан­ность, его понимание, то он и хозяин. Он постарает­ся реализовать все невротические механизмы и их комбинации, какие есть в его распоряжении.

И тут нужно различать право терапевта не при­нимать на себя ответственность за все эти трюки от его обязанности все это отслеживать и показы­вать клиенту.

И в заключение скажу несколько слов о требо­ваниях, которые эта работа предъявляет к клиенту. Здесь может быть некоторая аналогия с требова­ниями к пациентам психоанализа Злые языки го­ворят, что для возможности пройти психоанализ пациент должен быть практически здоров Что ка­сается той техники, о которой у нас с вами сегодня шла речь, то здесь требования, пожалуй, даже еще более высоки. Зато если они могут быть удовлет­ворены, — это очень мощная техника.

Во-первых, клиент должен располагать, говоря на психотерапевтическом жаргоне, достаточно силь­ным «эго» и эмоциональной устойчивостью, во-вто­рых, вкусом к интеллектуальной работе и некоторой интеллектуальной рафинированностью, поскольку в основе здесь лежит интеллектуальная организация проблемного поля. И, в-третьих, необходима высо­кая мотивированность и готовность работать, хотя бы в рамках постановки проблемы.

Примечания

1 Лекция конца 1992 года, впервые опубликована в «Гештальт-журнале» за 1993 год (как мне по­мнится - первом издании Гештальт-институ­та), второй вариант - в книге «Практическая психотехника».

2 «Конгруентностъ» — термин школы. К.Роджер­са, обозначающий полноту соответствия меж­ду реальным опытом, сознаванием, осознанием и выражением в коммуникации.

3 Я часто предлагаю на группах такое упражне­ние: прошу найти — про себя, в уме, — нечто, чего вы ни в коем случае не захотели бы сказать вслух, а потом просто иметь в виду, что это «имеет место быть».

4 Л. Кэмерон-Бэндлер, 1913

5 Этот пример приводился в лекции 1993 года. К сожалению, с тех пор мало что изменилось, и пример по-прежнему убедителен в своей парадок­сальности.

6 О невротическом механизме слияния мы погово­рим в соответствующей лекции.