Глава 5. ИНТРОЕКЦИЯ - Эго, голод и агрессия- Фредерик Перлз

Те, кому я демонстрировал важность анализа инстинкта голода — структурное сходство стадии развития потребле­ния пищи и ментальной абсорбции мира — были удивлены, что Фрейд упустил из виду этот момент. В сравнении с от­крытыми Фрейдом подтекстами и сложностями сексуального подавления это представляется менее значимым. После пол­ного анализа одной группы инстинктов рано или поздно дол­жен был последовать анализ других групп инстинктов. Мате­риал, которым располагал Фрейд для построения своих тео­рий, был скуден и несовершенен (например, ассоциативная психология). Хотя я полагаю, что теория либидо устарела, я не настолько слеп, чтобы не замечать, что она явилась важней­шим шагом в развитии психопатологии, и что если бы Фрейд не сосредоточился на ней, психоанализ, может быть, так и не зародился бы.

Многие люди, рассчитывающие добиться интеграции свое­го мировоззрения путем изучения объективного и субъектив­ного мира человека, пытаются построить свою философскую систему на двух столпах: марксизме и фрейдизме. Они пыта­ются навести мосты между двумя этими системами, но упус­кают из виду, что экономические проблемы, которыми зани­мался Маркс, проистекают от инстинкта самосохранения. Не­смотря на полное осознание базовых потребностей человека в питании, одежде и жилище, Маркс не отследил до конца то, что стояло за пищевым инстинктом так, как это сделал Фрейд

с сексуальными импульсами. Сфера исследований Маркса включала в себя главным образом социальные отношения.

В коммунистической и социалистической литературе о сексуальных потребностях и проблемах — об инстинкте про­должения рода — говорилось мало по сравнению с тем, что было написано о проблеме питания: голодании, самосохра­нении или воспроизводстве рабочей силы. Фрейд сексуа-лизировал инстинкт утоления голода, а коммунизм прошел период, когда сексуальные проблемы рассматривались так, «как если бы» они принадлежали к кругу проблем, связан­ных с голодом (теория «стакана воды»), точно так же, как многие люди в нашей цивилизации говорят о сексуальном аппетите и тем самым смешивают половой инстинкт и пи­щевой инстинкт.

Психоанализ марксизма оказывает настолько же мало влияния на спорные экономические вопросы, насколько мар­ксистское обозначение психоанализа как продукта буржуаз­ного идеализма умаляет ценность фрейдовских открытий. Заявление Райха о том, что комплекс кастрации является ме­ханизмом, с помощью которого держатся в подчинении угне­таемые классы, так же произвольно, как утверждение, что в бесклассовом обществе неврозы исчезнут автоматически.

Маркс был в некотором смысле предшественником Фрейда: «Маркс обнаружил простой факт (прежде скрытый под идеологической коростой), что люди должны иметь воз­можность нормально есть, пить, иметь одежду и кров над го­ловой, прежде чем они смогут интересоваться политикой, ис­кусством, наукой, религией и тому подобными вещами. Под этим подразумевается, что уровень производства товаров первой необходимости определяет уровень жизнеобеспече­ния и вместе с тем существующую фазу развития нации или эпохи, закладывает фундамент, на котором зиждутся госу­дарственные институты, официальная точка зрения, художе­ственные и даже религиозные идеи. Имеется в виду, что последние должны быть объяснены через первые, в то вре­мя как обычно первые объявлялись проистекающими из пос­ледних» (Ф.Энгельс).

Это является общим основанием для Фрейда и Маркса: потребности человека (у Фрейда это инстинкт сохранения рода, у Маркса — инстинкт самосохранения) для них первич­ны; интеллектуальная надстройка определяется биологичес­кой структурой и потребностью в удовлетворении двух ука­занных групп инстинктов.

Хотя известно, что некоторые войны, например Троянс­кая война, начались по либидозным причинам, большинство их велось за охотничьи угодья и другие источники пищи; в новое время — для того, чтобы «накормить» сырьем промыш­ленность или удовлетворить ненасытную жадность ужасных завоевателей.

Отношение Фрейда к коммунизму было враждебным, по крайней мере в продолжение одного периода его жизни. В русской революции он видел прежде всего разрушение. Он питал отвращение к разрушению, что подтверждается его специфической теорией смерти, равно как и его любовью к археологии. Прошлое для Фрейда не должно оставаться в прошлом, а должно быть спасено и возвращено к жизни. Прежде всего это отвращение к разрушению проявилось в его отношении к интроекции.

Фрейд несомненно совершил ценнейшие открытия, ка­сающиеся интроекции, как, например, меланхолию, которую он понимал как безуспешную попытку уничтожения интроециро-ванного объекта любви. Однако, также как и Абрахам, он ут­верждал, что интроекция может быть нормальным процессом. Он проглядел тот факт, что интроекция означает сохранение структуры внедренных в психику объектов, в то время как организм требует их разрушения. Психоанализ рассматри­вает интроекцию как часть нормального психического мета­болизма. Я же полагаю, что эта теория, принимающая пато­логический процесс за здоровый, в корне ошибочна. Интро­екция — вдобавок к той роли, которую она играет в форми­ровании совести, меланхолии и т.д. — часть параноидного псевдометаболизма, и в любом случае противоречит потреб­ностям личности.

Возьмем в качестве примера Эго. Согласно Фрейду, в норме Эго формируется в результате ряда идентификаций. Хелен Дойч, по поразительному контрасту, считает, что приро­да идентификации Эго патологична, и даже настаивает, что идентификации могут аккумулироваться до такой степени, что подобные «как бы»-личности (которые быстро, но поверхнос­тно принимают на себя ту роль, которая соответствует ситуа­ции) не могут успешно пройти психоанализ. У меня, однако, имеются доказательства того, что «как бы»-личность доступна анализу, если подходить к этой проблеме не с позиции тео­рии либидо, а с точки зрения психической ассимиляции.

Заглатывание мира происходит в три следующие фазы: полная интроекция, частичная интроекция и ассимиляция, со­ответствующие фазам «сосунка», «кусаки» и «жевуна» (пре-дентальной, резцов и коренных зубов). В случае, изображен­ном на рис. 4—6, отношения между атакующим субъектом и атакуемым объектом просты.

Рис.4               Рис.5              Рис.6

На рис. 4 мы видим прямую агрессию, которая подвер­гается ретрофлексии на рис. 5 (т.е. саморазрушение). На рис. 6 агрессия проецируется: нападающий и жертва оче­видно поменялись местами; нападающий испытывает страх вместо желания нападать.

Сложности возникают тогда, когда мы начинаем прини­мать во внимание

ПОЛНУЮ ИНТРОЕКЦИЮ

У представителя предентальной группы — ведущего себя так, «как будто у него нет зубов» — интроецированная лич­ность или материал остаются нетронутыми, как чужеродное тело внутри организма. Объект проглочен. Он избежал кон­такта с агрессивными зубами, как показано на примере ев­харистии. Образ поглощен более или менее in toto.

Рис.7              Рис.8              Рис.9

(а) При меланхолии (рис. 7) порыв к нападению нацелен на интроецированный объект. Он ретрофлексируется, отра­жается от реальной пищи (лень пользоваться челюстными мускулами; часто встречается пониженный тонус мышц лица).

 (b)  Если человека грызет суровая совесть (рис. 8), агрес­сия проецируется на интроецированный объект. Совесть об­рушивается на те личностные структуры, которые вызывают ее неодобрение; атаки колеблются в пределах от легких уко­лов до жесточайшего наказания. «Эго» отвечает раскаянием и чувством вины.  Немецкое слово «Gewissensbiss» (испыты­вать угрызения совести) отражает оральное происхождение совести так же, как и английское — «remorse»1 (смертельный укус).

(c)  В случае с «как бы»-личностями (рис.9) агрессия или любовь проецируются на ту личность, которая впоследствии интроецируется. С помощью этого «как бы»-личность избе­гает страха нападения и поддерживает благожелательность окружающего   мира.   Движущие  силы,   вовлеченные   в  этот процесс, слишком сложны для того, чтобы заниматься ими в данном контексте.

В трех последних примерах «интроект» не растворяется. Результатом этого является временная или постоянная фик­сация; поскольку разрушения избегают, а ассимиляция не имеет места, ситуация остается по необходимости незавер­шенной.

частичная интроекция

Частичная интроекция относится к стадии «кусаки», и Фрейд считает ее нормальной. Здесь интроецируются лишь некоторые личностные структуры. Например, если некто го­ворит с оксфордским акцентом, а его друг ему завидует, то последний может подражать этому акценту, но не всей его речи. Судить об этом, как о здоровом развитии Эго, было бы парадоксально. Оксфордский акцент ни в коем случае не может являться выразителем истинного «я» друга. «Эго», по­строенное из содержаний, из интроекций, есть конгломерат — чужеродное тело внутри личности — также как и совесть или утраченный объект в случае меланхолии. В любом случае мы обнаруживаем в организме пациента инородный, неассими-лированный материал.

1 Словарь дает нам следующие значения этого слова: 1) угрызение со­вести; раскаяние; 2) сожаление, жалость. Вероятно, имеется в виду ла­тинский корень «mors» («смерть»), содержащийся в данном слове {прим. перев.)

АССИМИЛЯЦИЯ

Психоанализ невнимателен к дифференциации денталь­ного периода, и вследствие этого развитие полной и час­тичной фаз интроекций не прослеживается до состояния ас­симиляции. Вместо того, чтобы обратить внимание на эту важнейшую черту, присущую всему живому (скотома), психо­аналитическая теория переключается со рта на анус. Ван Офуйсен был первым, кто увидел, что аналы-ю-садистская стадия уходит корнями в оральную агрессию, подобно тому, как Фрейд первым понял, что анус перенимает многие свои функции у рта. Однако рот не перестает ни функциониро­вать, ни развиваться с началом того, что Фрейд назвал анальной стадией. Источником агрессии не служит ни зона ануса, ни какой-то инстинкт смерти. Предполагать, что ораль­ная агрессия — лишь переходная стадия в развитии внут­реннего мира индивидуума, все равно что утверждать, что у взрослых не существует дентальной агрессии.

Любая интроекция, полная или частичная, должна пройти через мельницу перетирающих моляров, чтобы не стать или не остаться инородным телом — мешающим изолированным фактором внутри нашего организма. Я собираюсь позднее доказать, что то же самое «Эго» должно быть не конгломера­том из интроекций, но функцией, и чтобы достичь надлежаще­го функционирования личности, необходимо растворить, раз­ложить химически такое субстанциональное «Эго», реоргани­зовать и ассимилировать его энергии, так же как Райх нахо­дит лучшее применение энергиям, поддерживающим мышеч­ную броню.

Аварийные действия, типа тошноты или диаретической дефекации неиспользованных остатков пищи, не способ­ствуют развитию личности. Психоаналитический эквивалент этого, катарсис, был отставлен в сторону, как только выясни­лось, что успех катарсиса так же кратковременен, как и инт-роективное лечение гипнозом1. Одним из моих самых труд­ных случаев было лечение пожилого мужчины, страдавшего желудочным неврозом и параноидной манией ревности. Он испытывал глубокое удовлетворение от чистосердечного признания во всем том, что с ним приключалось. Он постоянно накапливал и продуцировал всевозможный патологи­ческий материал и чувствовал громадное облегчение, когда мог просто исповедаться и высказать свою проблему. Но когда я остановил его и заставил пережевать «жвачку» вос­поминаний, он заупрямился. Излечение продвигалось вперед очень медленно и зависело от того объема агрессии, кото­рый нам удавалось высвободить и направить на пережевы­вание. Одновременно, как и следовало ожидать, уменьши­лась его глупость, которая прежде не укладывалась ни в ка­кие рамки.

Если утверждение Фрейда, что невротик страдает от воспоминаний, принимается не как объяснение невроза, а как указание на симптом, мы начинаем понимать, насколько велика (хотя и ограничена) ценность классического анали­за. Если попытаться справиться с тем непереваренным му­сором, который мы несем с собой из прошлого, со всеми незавершенными ситуациями и нерешенными проблемами, недовольствами, неоплаченными долгами и притязаниями по частям, несогласованно, то нам предстоит геркулесов труд по очистке авгиевых конюшен от непретворенных в жизнь ответных действий (мести и благодарности). Однако эта ра­бота станет намного проще, если вместо того, чтобы зани­маться каждым вопросом по отдельности, мы восстановим организмическую ассимиляцию целиком, раз и навсегда. Это окажется возможным лишь тогда, когда мы примем в расчет психический метаболизм и станем относиться к психичес­ким содержаниям так же, как к материальной пище. Нам не следует успокаиваться на переводе психического материа­ла из бессознательного в сознание, на вызывании «рвоты» находившимся в бессознательном материалом. Мы должны настаивать на его вторичном «обращении в прах» для под­готовки к ассимиляции.

Если это годится уже для частичной интроекции, то для полной интроекции или задержки дентальной агрессии это оказывается еще более приемлемым. Использование зубов для разрушения при меланхолии (и в других случаях полной интроекции) настолько заторможено, что оставшаяся без при­менения агрессия направляется на саморазрушение индиви­дуума. Контакт с любым интроецированным материалом обычно бессильно агрессивен, что проявляется в злобности, ворчании, придирках, беспокойстве, жалобах, раздражении, «негативном переносе» или враждебности. Это в точности соответствует   неиспользованному   потенциалу   разрушения

материальной пищи: это искаженное приложение t в психи­ческом метаболизме.

Меланхолия чаще всего становится фазой маниакально-депрессивного цикла. В маниакальный период несублимиро-ванная, но дентально заторможенная агрессия не ретрофлек-сируется, как при меланхолии, но посредством сильнейших вспышек направляется во всей своей прожорливости против мира. Частым симптомом циклотимии является дипсомания, которая, с одной стороны, оказывается цеплянием за «бутыл­ку», а с другой — средством саморазрушения.

В ходе лечения интроецированный материал разделяется, раскалывается и видоизменяется, становясь готовым к усво­ению, что идет на пользу развитию личности, а образующийся эмоциональный излишек может получить разрядку или при­менение. В психоаналитической терминологии: вспоминание обладает терапевтической ценностью только тогда, когда со­провождается эмоциями.

Повышенному психическому метаболизму сопутствуют повышенный уровень кислотности и кишечной деятельности, а также возбуждение, которое может обернуться тревогой при недостаточном поступлении кислорода. Пониженный уровень метаболизма характеризуется депрессией, недостаточным притоком пищеварительных соков, сухостью во рту и аспас-тическим запором.

Открытие феномена интроекции произошло сравнитель­но недавно, но фольклору он хорошо известен еще с неза­памятных времен. Сказочные персонажи имеют более-менее устоявшееся символическое значение. Фея означает добрую мать, ведьма или мачеха — злую. Лев символизирует власть, лиса — хитрость. Волк является символом жадности и инт­роекции. В истории про Красную Шапочку волк интроециру-ет бабушку, копирует ее, ведет себя так, «будто бы» он был ею, но его истинная натура вскоре разоблачается маленькой героиней.

В менее известной сказке братьев Гримм волк прогла­тывает семерых детей. Детей спасают, а вместо них дают волку камешки — действительно хороший символ для обо­значения неперевариваемости интроекта.

В обеих историях интроецированные объекты, несмотря на то, что проглочены, не ассимилируются, но остаются целы­ми и невредимыми. Или все-таки права теория либидо, и волк совершенно не был голоден, а просто влюблен в бабушку?