Глава 10. АССИМИЛЯЦИЯ ПРОЕКЦИИ - Эго, голод и агрессия- Фредерик Перлз

Всякий раз когда кто-нибудь, от очевидно здорового ин­дивида до закоренелого параноика, занимается проецирова­нием, он желает рационализировать и оправдать свои проек­ции. Для многих людей практически невозможно представить себе даже тот факт, что, к примеру, идея Бога является проек­цией, обычной галлюцинацией.

Как и следовало ожидать, симптом человека, мучимого страхом, что однажды ему на голову упадет черепица, «ра­створился». Страх этот указывал на незаконченность ситуа­ции, завершение которой было невозможно вследствие про­екции. Он лелеял мысль о том, чтобы бросить камень во врага, и превратил свою активность преследования в пассивность охваченного страхом падения камня человека. На данном примере ясно, что хотя он и проецировал свои желания смер­ти врагу, чтобы избежать чувства вины (на сознательном уровне он перестал быть потенциальным убийцей), он не дос­тиг своей цели, заключавшейся в уменьшении страданий. На­против, реагируя «так, будто» проекция была реальностью, он пережил больше страданий, нежели ему могли доставить все его чувства вины.

Проецируя, мы вносим изменения во все наше «окружаю­щее поле». После того как мы, например, спроецировали наше стремление к всемогуществу, мы начинаем действовать так, «как если бы» всемогущий бог был реальной личностью, спо­собной совершать все те чудеса, которые хотелось бы совершать и нам. Этот бог может стать настолько реальным, что мы изменим все наше поведение и характер, только бы не под­вергнуться наказанию со стороны создания нашего вообра­жения1. Эта реактивная перемена совпадает с еще одной, совершающейся диалектически и симультанно. Перемена затрагивает не только «область окружающего мира», но и «внутриорганизмическую область». В последнем случае «все­силие» превращается в «бессилие». Даже такое определение не весьма корректно, ибо при описании изолирует оба вида изменений, в то время как в действительности имеет место всего одно, затрагивающее область «среда — организм». Ког­да вы наливаете воду из кувшина в стакан, опустошение кув­шина и наполнение стакана происходит одновременно.

Реакция пациента на собственные проекции очень ме­шает нормальному проведению анализа, поскольку проеци­руемое вмешательство приводит к возникновению серьез­ных препятствий взаимопониманию аналитика и пациента. Чаще всего в течение анализа (и, конечно, по всех соответ­ствующих ситуациях повседневной жизни) происходит сле­дующее: психоаналитик обнаруживает нечто, о чем ему хо­телось бы сообщить пациенту. Он подмечает определенное поведение, допустим, обкусывание ногтей. Предположим, па­циент относится к этой своей привычке отрицательно, но все его попытки подавить ее оказываются безуспешными; он только скотомизирует ее; она становится бессознательной. Цель аналитика состоит в том, чтобы сделать из данной осо­бой установки «фигуру», на которой можно было бы сконцен­трировать внимание пациента и начать проработку. Он хочет заставить пациента проявить больше сознательности для того, чтобы облегчить выяснение природы данной установ­ки. Однако пациент принимает аналитическое, научное отно­шение к его проблеме за моралистическое, проецируя на аналитика свою склонность к морализации, осуждению и вмешательству. И поскольку он сам не одобряет обкусыва­ние ногтей, ему кажется, что аналитик относится к этому точ­но так же. Затем он реагирует на свою проекцию, «как будто бы» это неодобрение исходило не от него самого, а от ана­литика. Он испытывает стыд, пытается исправить свое пове­дение и ставит себе целью подавление или маскировку не­приятной привычки вместо того, чтобы быть готовым обсуж­дать ее открыто. В результате вместо того, чтобы выразить и

избавиться от нежелательной черты характера, он снова за­гоняет ее вглубь, в подпочву. Многие недели могут пройти до того момента, когда она появится вновь. В качестве меры, ограждающей от опасности повторного подавления, В.Райх предложил метод постоянного сосредоточения на централь­ной черте характера пациента, и это блестящий подход, яв­ляющийся определенно более плодотворным, нежели метод неупорядоченных толкований.

Хотя Фрейд и выявил ту огромную роль, какую проекции играют в некоторых психозах, при рассмотрении неврозов их как-то не учитывали. Внимание психоаналитиков привлекало скорее подавление, а не проекции и ретрофлексии, в резуль­тате чего психотическое ядро невроза часто оставалось не­тронутым. Механизм проекции лишь в последнее время по­пал в поле зрения аналитиков, чему весьма способствовали работы Анны Фрейд, Анни Райх и др. И все же он получает недостаточное освещение, прячась в тени анализа переноса.

Эффектом появления концепции переноса очевидно яви­лось громадное упрощение психоаналитического подхода. Следуя предписанию истолковывать все, что происходит в ходе анализа, как перенос, психоаналитики полагают, что не­вроз должен «рассосаться» после нахождения первичного паттерна. С раннего детства человек обнаруживает повторе­ние определенного количества паттернов, но психоанализ рассматривает слишком большую их часть только лишь как бессмысленные механические повторения, а не как нерешен­ные проблемы, требующие разрешения и завершения как в ситуации анализа, так и в любой другой. Вдобавок существу­ет достаточно повседневных проблем, не обязательно уходя­щих корнями в детские травмы, но проистекающих из соци­альных условий или особенностей конституции. Следует уде­лить особое внимание процессу проецирования, который яв­ляется не переносом, а феноменом «экрана». Фильм не вы­нимается из кинопроектора и не переносится на экран, а ос­тается внутри механизма и лишь проецируется.

Ортодоксальный психоаналитик согласится со мной, если я выдвину следующую формулу успешного аналитического лечения: не только психоаналитик должен понимать пациента, но и сам пациент также должен понимать психоаналитика. Он должен видеть перед собой живого человека, а не просто эк­ран для проецирования «переносов» и скрытых частиц своего «Я». Лишь тогда, когда ему удастся проникнуть взором за ву­аль, сотканную из галлюцинаций, оценок, переносов и фиксаций, он научится видеть вещи такими, какими они являются на самом деле: он придет к своим чувствам через здравый смысл. Он добьется подлинного контакта с реальностью вме­сто псевдоконтакта со своими проекциями.

Со стороны ортодоксального аналитика можно ожидать нескольких препятствий. Всякий личный контакт с пациентом подвергается табуированию, поскольку может нарушить про­цесс «переноса». Многие проекции принимаются не за про­екции, но за явления переноса, что снижает эффективность анализа паранойяльного ядра.

Почему возникает подобная ошибка?

Пациент часто видит в аналитике определенное сходство с личностями, значимыми для него в период детства, но пред­ставление об аналитике редко совпадает с его реальным об­разом, который успел принять участие в псевдометаболизме и возможно подвергнуться иным изменениям. Каждый анали­тик знает, что в ходе анализа «перенесенный» образ подвер­жен изменениям и что время от времени на передний план выходит то одна, то другая характерная его черта. Можно сравнить так называемую ситуацию переноса с рекой. Река берет свое начало из одного или нескольких источников. Но разве речная вода и вода этих источников одно и то же? Раз­ве, протекая по речному руслу, не растворила она в себе раз­ные химикалии и органические вещества? Разве не произош­ли изменения в ее составе, определяющие разницу послед­ствий потребления той и другой воды, разницу между болез­нью и здоровьем?

Для способа растворения «переноса» типично объяснять, как получается, что «перенос» оказывается всем, чем угодно, но только не простым переносом образа исходной личности на аналитика: скажем так, пациент видит в аналитике чер­ствого человека, которому, по его утверждению, не достает понимания точно так же, как и его отцу. Позднее выясняется, что отец был не таким уж и черствым. Поэтому нам прихо­дится корректировать наши представления о механизме пе­реноса. Нам приходится допустить, что пациент просто не мог перенести образ отца на аналитика. В аналитике он ви­дел лишь воображаемый имидж отца. Будучи еще ребенком, он спроецировал на него свою нетерпимость. Позднее (воз­можно, для того, чтобы командовать младшими сестрами) он интроецировал, скопировал составленный им самим образ отца и, отказавшись в конце концов от того, чтобы «быть та­ким как отец»,  еще раз спроецировал его. Обыкновенно он

реагирует в ходе анализа на свои проекции и приписывает свои собственные страхи и ограничения строгому аналити­ку. Весь этот сложный процесс в обоих его аспектах — жес­токий отец и жестокий аналитик — сводится к простому фак­ту проецирования пациентом жестокости, в которой он себе отказывает. Другими словами, работа с переносом приво­дит лишь к ненужным осложнениям и потере времени. Если я могу получить воду, открыв кран у себя дома, незачем вы­ходить во двор к колодцу.

Как обычно, мы будем выполнять эту задачу постепенно и первым шагом будет осознавание проекций. Так же, как вы уже были удивлены, когда я упомянул, что вы не осознаете тот факт, что вы не сосредотачиваетесь на своей пище, вы стане­те теперь отвергать факт, что вы являетесь «проектором». Но сделайте честную попытку и посмотрите, действительно ли вы свободны от проекций. Проекции могут возникать везде. Я уже указывал ранее на внутриорганизмические проекции агрессии на совесть. Я также приводил случаи, где функции Эго были спроецированы на гениталии.

Внутриорганизмические проекции вместе с пустышечной установкой являются стражами, охраняющими от паранойяль­ной проекции, и часто видно, как у человека с обсессивным характером развивается бесконечная внутренняя борьба между преследователем и жертвой. На требования со сторо­ны совести остальная часть личности отвечает решительной попыткой повиноваться, но за этим скоро следует неповино­вение приказам совести. Это приводит к росту чувства вины, усиленному даже более суровыми требованиями совести и так далее ad infinitum, до бесконечности1.

Есть одна область, в которой не так трудно обнаружить проекции: мир снов. Существует по крайней мере два вида снов: приятные и неприятные. Приятные сны являются пря­мым или косвенным завершением незавершенных ситуаций: они соответствуют исполнению желаний по терминологии Фрейда. Неприятные сны безусловно содержат проекции, их самый известный тип — это кошмары. Человек или животное,

определяющие кошмар, всегда символизируют нежелатель­ные части себя. Если вам снится, что вас укусила ядовитая змея — это можно проинтерпретировать как агрессивный фаллический символ, но полезнее будет поискать ядовитую змею, спрятанную в вашем собственном характере. Если ден­тальная агрессия не выражается, а проецируется, то в ваших снах вас будут преследовать львы, собаки и другие звери, символизирующие кусание. Проецированное желание быть грабителем, убийцей, полицейским и другие ребяческие иде­алы проявляются в снах как страх нападения или ареста.

Легче уловить проективную природу снов, чем большин­ство других проекций; в то время как обычные спроецирован­ные части внешнего мира искажают то, что на самом деле является интроорганизмическим, в снах мы находим точку от­счета — мы знаем, что сон происходит внутри нашего орга­низма, но в то же время он осуществляется во внешнем мире.

После первого шага — признания существования проек­ций, и второго — признания, что они принадлежат вашей соб­ственной личности, вы должны их ассимилировать. Эта асси­миляция и является лечением для всех паранойяльных тен­денций. Если вы просто интроецируете проекцию — вы про­сто увеличиваете опасность стать параноиком. Таким обра­зом, вы должны добраться до ядра, до сути каждой проекции. Если вы чувствуете, что вас преследует полицейский, и вы просто интроецировали его, затем вы представляете, что вы полицейский и вы хотите стать одним из них. Ассимиляция, с другой стороны, покажет, что вы хотите следить за определен­ным человеком или наказать его. Если вы утверждаете, что вы волк, то вас будут расценивать как безумного, но совер­шенно другое дело, если вы выразите суть этой идентифика­ции и скажете, что вы голодны как волк. Человек проециро­вал желание забодать свою жену и видел во сне, что за ним гонится бык. Первый шаг может быть интересным интеллек­туальным времяпрепровождением — буквально принять, что в некоторых ситуациях вы хотели бы быть грабителем или по­лицейским — но действительная реидентификация с пресле­дователем может оказаться трудной. Как только вы попробу­ете подумать о последствиях, вы сразу же встретитесь с со­противлением, которое порождает проекции. Нелегко допус­тить, когда вы видите страшный сон, что вам доставляет дья­вольское удовольствие пугать других людей или что вы ядо­витая змея или людоед.

Рисунки сновидений весьма поучительны. У сновидца был тяжелый психоневроз. У него были религиозные идеалы бес­корыстия, альтруизма. Он не мог напасть со спины. В резуль­тате он имел тревожный невроз, представленный на первом рисунке. Агрессор, поезд, даже не виден. На втором рисунке мы находим решение: он сознательно идентифицирует себя с жертвой. Он страдает под пыткой, которой его подвергает другой человек, символизирующий его собственную агрес­сивность. На самом деле у него были очень сильные, хотя и подавленные садистические черты.

Трудность разрушения религиозных проекций лежит в за­мешательстве при присвоении некоторых идей всемогуще­ства, таких, например, как те, которые выразил Гейне:

И если бы я был всесильный Бог и в небесах сидел

Мы нечасто представляем себя Богом, но мало кто ни разу не говорил «Если бы я был царем, то я бы тогда.--»

У людей, и особенно у каждого невротика, есть одно труд­ное свойство характера, при котором разрушение проекций оказывается особенно полезным. Это потребность в привя­занности, восхищении и любви, которые считаются присущи­ми нарциссическому характеру — тип, подробно описанный К.Хорни. Человек с таким характером не проявляет привя­занностей и пр., но проецирует и желает этого снова и снова.

Между проецированной агрессией и проецированной лю­бовью есть решающая разница. Если вы боитесь выразить «Я тебя ненавижу», вскоре вы вообразите себе, что это весь мир вас ненавидит, и так же, если вы слишком смущаетесь, чтобы сказать «Я тебя люблю», вы вдруг заметите, что ожидаете люб­ви от всего мира. Разница, конечно, в том, что нам больше нравится, чтобы нас преследовала любовь, а не ненависть. Изменить нарциссическое отношение на одно из объектных отношений не настолько сложно, как в случае с проециро­ванной агрессией. По крайней мере, мы обречены продираться сквозь идеологические сопротивления, поскольку любовь для религии излюбленная тема.

Чтобы применить на практике вышесказанное, лучше все­го обратиться к нашим дневным мечтам. Представьте себе, что вы видите, как все восхищаются вашими спортивными навыками, или вас награждают за героический поступок, или вас балует и нянчит ваша избранница. Сделайте честную по­пытку перевернуть ситуацию и представить, например, что вы можете себе позволить восхищаться спортсменом, испыты­вать восторг перед героем, баловать или нянчить кого-то еще. Разрушив эти проекции, вы не только получите более актив­ную и взрослую позицию, но также достигнете положения, в котором сможете завершить ситуации и восстановить орга-низмический баланс, который был и остается нарушенным из-за привязанности, стремящейся выразиться, но не находящей выхода. Проецированная привязанность, как уже было пока­зано, порождает ненасытную жадность к привязанностям.

Самая большая трудность, которая может встретиться при работе с проекциями, — это их близость к объектам внешнего мира. Чем сильнее человек склонен рассуждать, тем больше он боится «воображать» что-то. Таким образом он рационали­зирует проекции, оправдывает их при помощи доказательств и соответствий внешнему миру. Так как в этом случае дея­тельность проецирования и построение «фигуры-фона» (ин­тересы) совпадают, он будет развивать опасную способность обнаруживать объекты, которые соотносятся с проекциями.

Иногда достаточно простой избирательности определен­ных объектов и скотомизации остальных (моновалентное от­ношение) для возникновения паранойяльных нарушений. В этом случае мы можем говорить об «избирательной пара­нойе», которая оказывается наихудшим решением амбива­лентного конфликта. Если искать улики, то всегда можно их найти. Вы можете что-то неправильно проинтерпретировать, вы можете высоко оценить какую-то черту характера друго­го человека и принизить другую черту в угоду вашим целям. Вы можете сделать из мухи слона и разглядеть сучок в гла­зу своего соседа, не заметив бревна в собственном.

Человеку подозрительному приходится не доверять са­мому себе, превращающий себя в жертву делает жертвой и окружающих. Если вы чувствуете, что с вами обходятся не­справедливо, вы можете быть уверены, что вы — последний, кто честно обходится с другими. Возьмем пример ревниво­го   мужа.   Когда  он   проецирует  свое  собственное желание

быть неверным, он будет интерпретировать невинную дру­жескую улыбку своей жены другому мужчине как любовный призыв. Он страдает и требует, чтобы она не делала ника­ких авансов, он прилагает страшные усилия, чтобы исследо­вать малейшие признаки, подтверждающие его воображае­мые подозрения, но все это время ему никак не удается заг­лянуть в себя. В общем, можно сказать, что когда вы чув­ствуете ревность, подозрение, несправедливое обращение, чувствуете себя жертвой или раздражены, вы можете поста­вить 100 против 1, что вы проецируете, а может быть даже — что у вас паранойяльный характер.

Всем этим неприятностям паранойяльного поведения противостоит одно великое преимущество. Если вы однажды распознали механизм проекций, вы легко сможете получить колоссальные знания о себе. При подавлении важные части личности пропадают из виду и могут быть возвращены толь­ко благодаря преодолению большого барьера сопротивле­ний, и даже тогда, как часто происходило при незавершенном анализе, освобожденные части могут не включаться в созна­тельное пространство личности, но проецироваться.

Как только вы сможете прочитать книгу проекций, как только вы поймете значение Tat twam asi (Ты есть Я), у вас откроется возможность чрезвычайно расширить пространство вашей личности. Ценность заключается, однако, в том, чтобы распознать и ассимилировать как можно большее число про­екций, но пока остается тенденция проецировать, это будет бесконечный сизифов труд; для удаления этой тенденции нужны еще два шага.

Первый заключается в том, чтобы удалить анальную и оральную фригидность и тем самым установить собственную границу между личностью и внешним миром. Такая задача требует более широкого лечения, мы разбирали это в пре­дыдущих главах и еще будем подробно рассматривать в следующей  главе.

Далее необходимо научиться полностью выражать себя. Я уже говорил, что существует безымянное преддифферен-цированное состояние (предразличие) проекций и выраже­ний, и судьба человека во многом зависит от того, идет ли его развитие в направлении проецирования или выражения себя. Люди, которые могут себя выразить, не являются пара­ноиками, а параноики не могут себя выразить адекватно.

Очевидным исключением из этого правила можно считать приступы дурного настроения, приливы агрессии паранойяльного характера. Эти приливы не выражают внутреннего со­стояния: это неуправляемая враждебность, которая может быть опасной1. Идя в неправильном направлении, они не раз­решают конкретный конфликт. Они на поверхности служат аг­рессивной защитой против собственных паранойяльных про­екций и на биологическом уровне — попытками к восстанов­лению целостности. Когда параноик чувствует вину и ему трудно это перенести и проявить то, что он не прав, он немед­ленно пытается проецировать вину, обвинять и осуждать свое окружение (Анна Фрейд приводит пример мальчика, который опоздал домой).

Использование безличного языка, а также применение вводных слов, которые затуманивают ясное выражение чувств, выступает четким признаком запрещенных проявле­ний чувств. Это такие слова, как «Я думаю», «Понимаете», «Интересно», «Мне кажется» и т.д. Попробуйте говорить без этих украшений и вы немедленно столкнетесь с сопротив­лениями, затруднениями, попытками заменить слова или и вовсе замолчите.

Если вы хотите научиться самовыражению, начните вы­ражать себя в воображении, как только почувствуете свое сопротивление. В главе, посвященной визуализации, я под­черкивал значение подробного описания, но в то же время я подчеркивал, что это описание — только промежуточная ста­дия, леса, которые будут убраны, когда стройка закончится. На этот раз представьте себе человека, на которого вы зли­тесь. Скажите ему то, что вы о нем думаете. Отпустите себя, будьте насколько можете эмоциональны, сломайте его чер­тову шею, ругайте его так, как вы никогда еще не ругались. Не бойтесь, что это станет вашим характером. Наоборот, во­ображаемая работа ослабит значительную долю враждебно­сти, особенно в случае скрытой враждебности, например, при насильственном замужестве или разводе. Иногда это рабо­тает как чудо! Вместо того, чтобы заставлять себя быть при­ятным и прятать свое раздражение за маской вежливости, вы все проясняете. Часто, однако, воображаемые действия не приносят удовлетворения, особенно, если в ваших фантази­ях вы отвергаете страх, который вы будете чувствовать при встрече с вашим  врагом.

После того как вы успокоитесь, сделайте следующий, еще более важный шаг: признайте, что все это время вы боролись только с самим собой — вспомните сучок и бревно. Не стоит стыдиться такой «глупости». Если в результате вы ассимили­ровали свои проекции — это того стоило.

Еще несколько примеров могут проиллюстрировать про­ективное поведение:

Есть два блестящих фильма, в которых представлены две разные темы проекций. В одном идет речь о проециро­ванной агрессии в случае развернутого случая паранойи («Гнев небесный»). В другом («Шоколадный солдат») меха­низм проекции не так очевиден, в этом фильме предметом проекции становится любовь. Герой не может выразить лю­бовь, которую он чувствует к своей жене, и ощущает себя раздраженным и злым. Он проецирует свои любовные дей­ствия на соперника, русского певца, которого он создает, и играет, как будто у него есть все те свойства, которые герой не в состоянии выразить. Только научившись выражать себя через свое творение, потребность в проецировании умирает, и он сам становится способным любить. Нет больше ревно­сти, подозрительности, раздражительности.

Одна дама оставила в завещании следующее пожела­ние: надо ухаживать за ее золотой рыбкой, но рыбка должна быть одета. Здесь мы видим двойную проекцию. Нормаль­ный человек не увидит ничего неприличного в золотой рыб­ке. Она проецировала на рыбку свое желание купаться об­наженной, но также и свои защиты, свой стыд. Так что это несчастное создание должно было страдать в одежде даже после смерти.

Несколько сложнее, но забавнее, другая история по Арту­ру Шмидту, — о китайце, который пошел в гости к знакомому. Его попросили подождать в комнате, где под потолком была балка. На балке стоял кувшин с маслом. Крыса, испуганная посетителем, пробежала по балке и перевернула кувшин. Кув­шин довольно больно ударил гостя, и масло запачкало его нарядные одежды. Жертва была красная от злости, когда во­шел хозяин. После обмена положенными любезностями по­сетитель сказал: «Когда я вошел в ваши уважаемые апарта­менты и сел под вашей уважаемой балкой, я испугал уважае­мую крысу, которая помчалась и уронила ваш уважаемый кув­шин с маслом на мою презренную одежду. Поэтому я так неприглядно выгляжу в вашем уважаемом присутствии».