2 СТРУКТУРА ПСИХИКИ

Тем не менее «тень» мужчины, а это главным образом его бессознательная личность, мужественна; «тень» женщины женственна. Игра настолько увлекательна, что так и тянет к ней присоединиться. Будучи более древним и всеобъемлющим, нежели Сознание, Бессознательное должно превосходить его и следовательно, казалось бы, оно должно быть мужественным. Анима может являться отражением бессознательной женственности у мужчины. Однако и сознание каждого мужчины, несомненно, носит некий отпечаток его женственной стороны; в таком случае, в бессознательном все должно быть наоборот. Если сознание мужественно, а бессознательное женственно, то, по юнговскому закону противоположностей, анима должна противостоять сознанию. Однако она всего лишь представляет «половое меньшинство», а поэтому должна иметь вид мужской фигуры внутри бессознательного, которое в остальном женственно. Или предположим, что Низшая Функция мужчины — это Мыслительная Функция; будучи низшей и бессознательной, она, исходя из гипотезы Юнга, женственна. Однако мышление, как мы помним, мужественно. 1де же происходит эта метаморфоза?
Легче всего было бы объяснить эти противоречия, сказав, что они возникли отчасти вследствие трепетного отношения Юнга к алхимии и восточному оккультизму, отчасти — вследствие желания представить мистические идеи в «современном» научном обличьи; об этом свидетельствуют его ссылки на гены. Несомненно, в какой-то мере появление подобных нелепостей вызвано неупорядоченностью мышления. Однако более знаменательны некоторые специфические тенденции, которые заложены в структуре юнговской системы. Особо следует указать на две из них. Заявив о наличии ряда глубинных, стихийно развивающихся и взаимных связей между структурами бессознательного и сознания, Юнг фактически уничтожает динамическое различие между этими двумя системами; а подчеркивая архетипические аспекты Коллективного Бессознательного, он намеренно оставляет в стороне такую важнейшую проблему, как детская сексуальность с ее глубоким влиянии на развитие психики. Это слишком дорогая цена за сомнительные преимущества, которые дает появление чинной и благопристойной теории психического развития.
Все это, наконец, приводит нас к следующим соображениям психофизиологического характера. Знакомясь с архетипическими аспектами анимы, нельзя не спросить: почему структуру, обладающую такими поражающими воображение потенциальными возможностями, нам представляют в духе Теннисона — как нечто гладенькое, вежливенькое и платоническое. Далее, мы можем задать резонный вопрос: почему все содержание Коллективного Бессознательного в целом столь мудро, драгоценно и удивительно. Почему «старое» обязательно должно вызывать глубокое почтение, а главное — откуда у него такой обширный опыт? Череп доисторического человека, выставленный в музее, без сомнения, чрезвычайно стар. Он даже может быть чрезвычайно интересен. Однако он не внушает нам особого почтения. На самом деле то, что раньше находилось в этом черепе, или, выражаясь психологическими терминами, психика этого доисторического человека, наверное, была неизмеримо моложе психики современного человека, ведь у нее было меньше расового бессознательного, которое бы снабжало ее «мудростью». Расовое бессознательное не более старо, чем новорожденный младенец. Едва ли можно предположить, что его якобы «передаваемые по наследству» склонности вообще способны к росту. Как может наследуемая склонность набираться мудрости и опыта? О мудрости можно говорить лишь тогда, когда инстинктивные потребности и бессознательное содержание будут преломлены в реальных слоях сознания и/или предсознания. Мудрость растет по мере развития форм абстрактного мышления, которые, в свою очередь, зависят от словообразования и дара речи — способностей, которые связаны в первую очередь с функционированием предсознания. Архетипы отнюдь не отличаются особой мудростью, наоборот — они по сути своей преимущественно суеверны и анимистичны. Формы символики также архаичны, наивны и с точки зрения реальности их можно считать откровенно обскурантистскими. И в самом деле: мы до сих пор боремся с наследием страха, жестокости и трусости, оставленным нам нашими первобытными предками. Не подлежит сомнению, что мы потеряли способность метко кидать с пальм кокосовые орехи, однако тем не менее наш опыт несравнимо богаче, нежели у наших предков-приматов.
По-видимому, правда заключается в том, что Юнг, вольно или невольно следуя своему курсу на сглаживание различий между бессознательным и сознанием, путает архетипы с традициями. Вся его система структурных понятий демонстрирует, как опасно мыслить о психике в символических терминах. Так, можно утверждать, что понятие мудрого и почтенного Коллективного Бессознательного обязано своим рождением стойко стимифа. Хотя было бы не совсем точно сказать, что данное Юнгом описание его великих достоинств и могущества свидетельствует о его вере в миф о Золотом Веке Человечества, есть некоторые основания думать, что концепция Коллективного Бессознательного воскрешает сентиментальную разновидность поклонения предкам, известную нам как Миф о Благородном Дикаре.«1 ВВЕДЕНИЕ Вверх 3 ПСИХИЧЕСКАЯ ЭНЕРГИЯ»