4 Самость и индивидуация

Я упоминал ранее проблему рассмотрения самости как центральной точки, а также как целостности. В этом отношении Фордхам (1963) полагал, что Юнг разработал две несовместимые теории самости. Если самость означает (а) всю личность, утверждает он, тогда ее никогда невозможно ощутить, поскольку эго, агент ощущения, находится "внутри" целостности. Если Самость относится к (б) центральному архетипу, тогда она также может относиться к целостности, которая включает эго, поскольку Юнг совершенно определенно считает, что следует различать эго и архетипы. Самость во втором определении полностью исключает эго. Фордхам предпочитает понимать самость не как архетип, но как нечто за пределами архетипов и эго, которые тогда рассматриваются как нечто, возникающее или деинтегрирующееся" из самости. При этой формулировке можно избежать сложностей, вызванных тем, что эго и самость рассматриваются как две совершенно разные системы.
Фордхам постулирует первичную интегрированную самость, которая присутствует при рождении и которая, встречая соответствие в окружающей среде, начинает ритмичный цикл деинте-грации и реинтеграции. Эго как сознательный элемент самости привязано к целостности архетипического содержания самости, поскольку иначе невозможно никакое переживание. Идея Форд-хама о ^деинтеграции и индивидуации (ср. 1957, 1976, 1978а) стала очень важной для современной аналитической психологии, и мы вернемся к ней в следующем разделе этой главы, а его модель личностного развития изложена в главе 5 (см. ниже, с. 249 и след.).
Ньютон (1981) полагает, что все же разумно рассматривать самость как особый "трансцендентальный архетип", который отличается от других архетипических проявлений. Она заключает, что динамика самости (ее акцент на состояниях интеграции, целостности, примирения противоположностей) влияет на наше восприятие других архетипов. В то же время Якоби (1981) полагает, что несмотря на то, что здесь может быть логическое противоречие, нет фактического противоречия в том, чтобы рассматривать самость и как часть целого, и как целое.
Фактически, Юнг переписал свое определение самости в 1960 году (CW 6, paras 789—91), приняв во внимание это явное противоречие и подчеркнув, что самость — это особое трансцендентальное понятие. Несмотря на то, что новое определение подчеркивает идею самости как общего организма, трансцендентальный элемент допускает колебания, которые позволяют самости также функционировать в качестве ахретипа единства.
Хамберт (1980) указывает, что обманчиво простая проблема распознавания себя в качестве субъекта — это проблема, которую многие философы считают полной бессмыслицей. Он предпочитает гораздо более личностное определение: "самость — это внутренний голос, который часто и точно говорит мне, как я должен жить". Он подчеркивает далее, что под "целостностью" понимается отношение сознательного и бессознательного, а не просто дополнение (там же, с. 240). Хамберт один из тех, кто понимает самость как систему, состоящую из связанных подсистем.
Редферн (1969) занимается различиями между юнгианской самостью и другими ее значениями. Он полагает, что есть два бытовых значения самости — обозначение простой тождественности самому себе (кто я такой фактически) и обозначение субъективного переживания (грубо говоря, что существует или ощущается внутри моего тела). Юнг использует слово "эго" для обозначения обоих этих ощущений. Что касается самости, Юнг работает над проявлением самости и самореализации, а не над репрезентацией человека в эго. Это основное различие между аналитической психологией и ортодоксальным психоанализом. В последнем самость рассматривается как особый вид репрезентации в эго и ничего более, по крайней мере, до самого недавнего времени (см. ниже, с. 201 и след.).

САМОСТЬ: ОТНОСИТЕЛЬНОЕ ПОНЯТИЕ

Многие постъюнгианцы отказались от исключительного рассмотрения интеграции и стали исследовать частичные состояния, репрезентацию частей в самости; они рассматривают самость как слишком выпяченное понятие, в котором отрицается множественность и полицентричность психики. Замечательно, что аналитики, идущие по этому пути, принадлежат ко всем школам, использующим различные, но совместимые способы самовыражения.
Хиллман в своей работе "Психология: монотеизм или политеизм? " (1971, 1981) цитирует Юнга, который приравнивает самость к монотеизму, анимус-аниму к политеизму. Точно так же как политеизм является стадией, предшествующей монотеизму, анимус и анима — предшественники самости. Юнг пришел к выводу, что самость — это "архетип, который наиболее важен для понимания современного человека" (CW 9ii, paras 422-70). Несмотря на то, что Хиллман более внимателен к вопросу о монополи, мне хотелось бы сосредоточиться на том немногом, что он говорит о самости; рассуждение о политеизме приводится в главе 9.
Предпочтение, которое Юнг отдает самости, говорит Хиллман, неправомерно сужает психологию, которая во всех остальных отношениях подчеркивает плюрализм и множественность психики, архетипов и комплексов. Следует ли нам принять, что дифференцированные комплексы менее важны, чем самость? Если это так, тогда все в терапевтическом анализе, кроме самости и ее продуктов переводится на второй план. Все исследования сознания становятся предварительными для переживания самости. Поэтому мы тратим время на рассмотрение сочетания противоположностей, мандал, unus mundus, синхронии и так далее.
Разговор о противоположности между плюралистичной психикой и самостью (интегрированной и целостной) — само по себе чудовищное занятие, поскольку либо/либо противоречит плюралистичности (не будешь ты иметь других Богов...). То, что есть место для унитарного переживания в рамках плюралистичной перспективы, показано в комментарии Лопеса-Педразы к работе Хиллмана: "многое содержит единство одного, не теряя возможностей многого" (1971, с. 214). Это радикально пересматривает понятие одного, содержащего многое, у Юнга, что для него воплощают, например мандалы.
Далее Хиллман спрашивает, где в психологии проявляется верховенство самости? Место самости как хранилища интегрированных переживаний может сохраняться, но это лишь один стиль функционирования из многих. Другие постъюнгианцы, например, А.Стейн (1967) подчеркивают, что интеграция — это лишь один из психологических вариантов. Оценку самости у Юнга можно рассматривать как выражение "теологического темперамента, а также интровертности". Как указывает Хиллман, Юнг рассматривал монотеистическую тенденцию как ин-тровертную, плюралистическую — как экстравертную (CW 6, para. 356).
Помимо того, что самость сжимается, есть такие способы ее функционирования, которые сами по себе неадекватны. Самость не может справиться "с множественным полем смещающихся фокусов и сложных отношений (Hillman, 1981, с. 112); ее движение всегда направлено к синтезу, который может потребовать сдвига психического материала в complexio oppositorum, который восстанавливает гармонию за счет произвольности. Хиллман полагает, что мы придерживаемся наших привычных мыслей о единстве, о стадиях, о психологическом развитии, фантазии индивидуации, которая "характеризует ее в основном как движение к единству, выраженное в целостности, центральности или в таких фигурах как Мудрый Старик или Старуха" (там же, с. 113). Лопес-Педраза говорит в этой связи о "бесконечной дискуссии в Институте Юнга" в Цюрихе о Иегове и Христе как символах самости (1971, с. 212).
Но Юнг все же использовал полицентрическую модель психики. Он действительно писал о множественности частичных сознаний как о звездах или божественных искрах, "светочах" (CW 8, para. 388 и след.). Это поддерживает полицентрическую психологию, и идея Хиллмана в том, что мы стремимся в меньшей степени к собиранию искр в единство и в большей степени к интеграции каждой искры "в соответствии с ее собственным принципом" (Hillman, 1981, с. 114); нам следует принять множественность голосов, не настаивая на объединении их в одну фигуру. Отсюда следует, что процесс растворения (разложения) столь же ценен, как и процесс объединения. Больший интерес к психологическому разнообразию вместо психологического единства дает более глубокое понимание эмоций, образов и отношений. Это не удовлетворяет тех, кто хочет рассматривать индивидуацию как поступательное движение от хаоса к когерентности и в конечном итоге к целостности. Но всегда ли хаос менее полезен, чем целостность? И не может ли целостность проявиться в хаосе?