4 Самость и индивидуация

Юнг говорит о "достижении большей личности" (CW 7, para. 136) с помощью такой интеграции, хотя он признавал, что интеграция тени, предполагающая принятие отвергнутых, подавленных и еще не прожитых аспектов себя, болезненна, особенно когда предполагается удаление проекций с других людей. Самость становится образом не только более полной личности, но также цели жизни, и в этом контексте мы вполне можем говорить о реализации самости человека:
"эмпирически самость — это образ цели жизни, спонтанно воспроизводимый бессознательным, независимо от желаний и опасений сознательного разума ... динамика этого процесса — инстинкт, который обеспечивает вхождение туда всего, что включает жизнь человека, сознает он это или нет..." (CW 11, para. 745).
Юнг подчеркивает, что качество сознания имеет решающее значение, и добавляет, что перед барьером природы бессознательное никогда не принимается как оправдание — напротив, оно серьезно наказуемо". Самость расположена на "более высоком моральном уровне", и человек должен "знать что-то о природе Бога, если хочет понять самого себя" (CW 11, paras 745-6). Теперь понятно, почему Юнг так старался уравнять самость и образ Бога.
Индивидуацию также можно рассматривать как нечто, означающее "стать самим собой", то есть тем, кем человек является "на самом деле". Это предполагает сбалансированное или оптимальное развитие, включающее инкорпорирование личных идиосинкразии, так что истинная природа человека не нарушается подавлением или, наоборот, преувеличением или гипертрофией какой-либо из сторон. Это предполагает ощущение самоосознания, а также точный образ себя, по возможности лишенный самообмана. Происходит отказ от эго-идеала, и ему на смену приходит принятие себя и, что более важно, супер-эго в его негативной форме слепого следования коллективным нормам заменяется моральным арбитром, при этом самость действует как внутренний проводник. Мы описываем отделение от коллективного, а также принятие ответственности за себя и развитие определенной позиции по отношению к прошлому и будущему. Отделение от коллективного может простираться вплоть до ухода от участия в отношениях, и мне кажется справедливым, что тон идей Юнга об индивидуации подчеркивает диалог между человеком и коллективным бессознательным, а не между человеком и другими людьми.
Мы заметили, как самость развивает символы, чтобы компенсировать односторонние позиции сознания и соединить противоположности. Особым примером этого является область типологии. В концепции процессов индивидуации Юнга, различные функции сознания начинают действовать менее иерархично. В частности, низшая функция становится более интегрированной. Это аспект процесса индивидуации, который в наибольшей степени подвержен идеализации. Психологическое напряжение между противоположностями в человеке не сбрасывается и не подменяется индивидуацией; оно может даже усилиться но мере того, как эго снимает свою поддержку с обычного образа сознания. Так может возникнуть конфликт между, скажем, рациональными и иррациональными импульсами; до этого одна из сторон может быть подавлена. Работа над "противоположностями" — это центральная часть анализа, и окончательное снятие противоречия невозможно. Индивидуация, с точки зрения Юнга, это не снятие конфликта, скорее более сильное его осознание и также осознание его потенциала.
Рассмотрение комплексов показало, что психику следует понимать как множественное единство; и все же мы говорили об интеграции и целостности. Равновесие между этими двумя тенденциями (которые сами по себе являются дополняющими друг друга противоположностями) — это ключевая тема в постъюнги-анской психологии. Мы также отмечали то, как психика использует компенсацию в попытках саморегуляции для поддержания равновесия. Эти мини-компенсации постепенно соединяются при индивидуации, и перед человеком предстает план, модель и смысл жизни (CW 8, para. 550). Можно рассматривать это как форму саморегуляции; различные части личности становятся соотнесенными с центром, с самостью.
Когда мы говорим о противоположностях, мы имеем в виду, что эго различает две половины пары. В этом отношении процесс индивидуации зависит от функции эго. Но центральным в концепции Юнга является то, что символы и образы имеют место независимо от эго, которое затем пытается интегрировать их.
Для анализа это означает, что прогресс достигается поощрением символов и образов, которые возникают из самости и сопровождают процесс индивидуации. Поэтому в Классической Школе уделяется сравнительно мало внимания внешним симптомам в жизни пациента или терапевтическому взаимодействию (но см. ниже, с. 297 и след.). Это означает, что снятие симптома не может быть вехой изменения или развития. Действительно, как любил указывать Юнг, для некоторых пациентов природа их проблем требует появления симптома или симптомов. Чтобы там ни было, эго играет постоянную роль в индивидуации, и не подменяется самостью (см. ниже, с. 195—197, где более подробно рассматривается "символ" и "образ" и с. 103 и след. выше, где рассматривается роль эго в отношении символов).
Есть масса метафор и обобщений индивидуации: дифференциация, реализация потенциала, осознание "личного мифа" человека, примирение с самим собой. Есть и другие, но эта подборка создает особенный привкус.

ОБЩИЕ КОНЦЕПТУАЛЬНЫЕ ПРОБЛЕМЫ

Возражения Гловера против теории Юнга о самости достаточно язвительны (1950). Он задается вопросом о том, следует ли понимать самость как нечто, к чему человек стремится, или как нечто, из чего человек развивается. Ответ, конечно, предполагает и то, и другое, но вопрос Гловера освещает эти двойственные тенденции в аналитической психологии: рассматривать жизнь в большей степени как нечто раскрывающее то, что всегда есть, и уделять больше внимания следованию цели. Далее, Гловер размышляет о том, каково отношение самости к внешнему миру. Он указывает, что если вся энергия находится в целостности, значит, ничего не остается для внешних отношений. Работая с этим слабым местом, постъюнгианцы стремились рассматривать объектные отношения и личные отношения как в большей степени связанные с индивидуацией, чем, видимо, это делал Юнг. Наконец, Гловер отмечает, что акцент на божественности делает самость морально связывающим императивом. Это, говорит Гловер, предполагает противоречие, поскольку если индивидуация предполагает замену господства супер-эго самонаправленной деятельностью, моральные указания человеку, исходящие извне, нарушают этот принцип. Здесь мы должны согласиться с Гловером, что возможность направить индивидуацию
— это терминологическое противоречие. Но какая часть индивидуации помогает при анализе? Явно все зависит от степени направленности вовнутрь, но наличие самой идеи индивидуации неизбежно вызывает притяжение к ней материала.
Сторр подхватывает эту идею относительно внешних отношений и говорит, что многие из работ Юнга не связаны с "повседневными проблемами, невротическими синдромами, сексуальными трудностями и всеми другими вопросами, которые могут заставить человека обратиться к книгам по психологии и психотерапии" (1973, с. 91). Одно из моих основных положений
— идеи Юнга могут использоваться и используются в терапии постоянно (и не только "юнгианцами"). Однако Сторр говорит о длительных, часто нескончаемых дискуссиях и рассуждениях о религиозном, алхимическом и другого рода символизме, которые могут отвратить современного читателя от Юнга. В другом месте он говорит, что Юнг не пишет "практически ничего о воздействии анализа на жизнь пациента в мире или на его личные отношения" (там же, с. 90). Опять-таки, даже если это справедливо по отношению к Юнгу, это было исправлено постьюнгианцами.
Драй (1961) иронично комментирует удивительную фрагментарность работ Юнга об индивидуации, а также отмечает интровертность его образа мышления. Она полагает, что по сравнению, например, с идеями Джеймса о религиозном обращении, индивидуация несколько проигрывает и становится более мелким видом деятельности, которому не хватает азарта и радости жизни. Это отражает точку зрения нескольких посгьюнгиан-цев, которые полагали, что в целом описания Юнга слишком статичны.
Этвуд и Столороу (1975) утверждают, что основной личной опасностью для Юнга было растворение личности и подавление ее изнутри, необходимость установления прочной и стабильной само-репрезентации. Это происходит через индивидуацию — постепенное расширение личности сокращает пространство, открытое беспокойству. Они определяют три способа, с помощью которых достигается это "уплотнение" личности. Первый состоит в превращении бессознательного в сознательное, второй — в осуществлении трансцендентной функции, и третий — в проведении различия между личным и коллективным содержанием, что делает возможным контакт с универсальными темами и дает дополнительную стабильность. Но Этвуд и Столороу полностью пренебрегают ролью, которую играет эго по отношению к трансцендентной функции и проводят слишком резкое различие между коллективным и личным содержанием, устраняя возможность формулировок, подчеркивающих личное переживание универсального содержания — то, что является центральным для идеи индивидуации у Юнга. Тем не менее, то, что они рассматривают уменьшение пустого места в самости как защитное, и связь этого с ослаблением беспокойства, все же предполагает возможность ложной индивидуации, которая характеризуется переполнением символами, которым не соответствует растущее самосознание и подлинная интеграция.