VII АРХЕТИПЫ КОЛЛЕКТИВНОГО БЕССОЗНАТЕЛЬНОГО

Параллель с героическим мифом бросается в глаза. Часто типичная героическая борьба с чудовищем (бессознательным содержанием) происходит на каком-нибудь берегу или, скажем, на перекате, что особенно характерно для мифов индейцев, которые нам известны из «Песни о Гайавате» Лонгфелло. Герой (как, скажем, Иона), как правило, в решительной схватке оказывается проглоченным чудовищем, как это на обширном материале показал Фробениус. Однако внутри чудовища герой начинает по-своему разбираться с бестией, пока эта тварь вместе с ним плывет на восток, к восходящему Солнцу; а именно, он отсекает у нее какую-нибудь жизненно важную часть внутренностей, например сердце (это есть именно та ценная энергия, которая активизировала бессознательное). Тем самым он убивает чудовище, которое затем прибивается к берегу, где герой, заново рожденный после так называемого плавания по ночному морю* (трансцендентная функция), выходит наружу, нередко вместе со всеми теми, кого чудовище проглотило еще раньше. Тем самым восстанавливается прежнее нормальное состояние, так как бессознательное, поскольку оно лишено теперь своей энергии, уже не занимает преобладающей позиции. Так миф весьма наглядным образом описывает проблему, которая занимает и нашу пациентку9.
Я должен теперь подчеркнуть то немаловажное обстоятельство, на которое, вероятно, обратил внимание читатель: в этом сновидении коллективное бессознательное является в негативном аспекте, как нечто опасное и вредное. Это происходит оттого, что мир фантазий, которым живет пациентка, у нее не только богато развит, но и прямо-таки бурно разросся, что, возможно, связано с ее литературной одаренностью. Ее фантазирование представляет собой, правда, симптом болезни, поскольку она слишком уж страстно отдается фантазиям, тогда как действительная жизнь проходит мимо нее стороной. Добавление мифологии было бы для нее прямо-таки опасным, поскольку ей предстоит еще большая часть внешней, еще не прожитой жизни. Она еще слишком мало включена в реальную жизнь, чтобы уже быть в состоянии пойти на риск обращения своей позиции. Коллективное бессознательное овладело ею и угрожало увести ее от еще не достаточно реализованной действительности. В соответствии со смыслом сновидения коллективное бессознательное должно было поэтому представляться ей как нечто опасное, ибо иначе она слишком охотно превратила бы его в убежище, где можно было бы укрыться от требований жизни.
При оценке сновидения необходимо обратить самое пристальное внимание на то, как вводятся его фигуры. Так, например, рак, олицетворяющий бессознательное,— фигура негативная, поскольку он, как говорится, «пятится» и, кроме того, в решающий момент хватает и удерживает пациентку. Многие, соблазнившись идеей Фрейда, выдумавшего так называемые «механизмы сновидения», такие, как смещения, обращения и т. п., полагали, что могут обеспечить себе независимость от так называемого «фасада» сновидения, поскольку, мол, подлинные мысли сновидения скрываются на заднем плане. Я же, напротив, уже давно отстаиваю точку зрения, что у нас нет никакого права обвинять сновидение в неких намеренных обманных маневрах. Природа хотя и бывает часто темной и непрозрачной, однако она никогда не бывает хитрой, подобно человеку. Поэтому мы должны принять, что сновидение есть именно то, чем оно должно быть, не больше и не меньше10. Если сновидение представляет нечто в негативном аспекте, то нет никаких оснований предполагать, что тем самым имеется в виду нечто позитивное, и т. п. Архе-типическая опасность на переходе вброд настолько ясна, что сновидение можно было бы воспринимать почти как предостережение. Но я не советую делать такого рода антропоморфные выводы: само сновидение ничего не хочет; оно есть только некоторое само себя изображающее содержание, голый природный факт, подобно, скажем, сахару в крови диабетика или жару больного тифом. Только мы, если достаточно умны, извлекаем из этого некоторое предостережение.
Чего же, однако, следует остерегаться? Опасность, очевидно, состоит в том, что в момент перехода бессознательное может восторжествовать над пациенткой. Что же означает это торжество бессознательного? Вторжение бессознательного легко осуществляется в моменты значительных перемен и решений. Берег, по которому она приближается к ручью,— это ее прежняя ситуация, такая, какой мы ее узнали. Эта ситуация привела ее к невротическому застою, подобно тому как если бы она натолкнулась на некоторое непреодолимое препятствие. В сновидении препятствие представлено в виде ручья, через который можно перейти. Оно, таким образом, кажется не очень серьезным. В ручье, однако, непредвиденным образом таится рак, представляющий собой подлинную опасность, из-за которой ручей оказывается — или соответственно кажется — непреодолимым. Если бы нам было заранее известно, что в этом месте притаился опасный рак, то, возможно, мы бы рискнули перейти ручей в каком-нибудь другом месте или приняли бы иные меры предосторожности. В данной ситуации было бы в высшей степени желательно, чтобы переход состоялся. Вначале переход означает перенесение прежней ситуации на врача. Это — нечто новое. Это не было бы таким уж рискованным делом, если бы не бессознательное, поведение которого непредсказуемо. Мы видели, однако, что перенесение грозит развязать активность архетипических фигур, которую мы раньше не предвидели. «Забыв о богах», мы в известном смысле просчитались.
Наша пациентка отнюдь не религиозна, она — «современна». Религию, которую ей когда-то преподавали, она забыла и ничего не знает о том, что бывают моменты, когда вмешиваются боги, или, скорее,— ситуации, которые испокон веков устроены так, что они проникают в самую сокровенную глубину. К таким ситуациям относится, например, любовь, ее страсть и ее опасность. Любовь может вызвать к проявлению непредвиденные силы души, и к этому следовало бы быть более подготовленными. «Religio» как «добросовестное принятие во внимание» неизвестных опасностей и сил становится здесь актуальной проблемой. Любовь, со всей ее роковой силой, может возникнуть из одной лишь проекции: нечто такое, что могло бы силой ослепляющей иллюзии вырвать нашу пациентку из ее естественной жизни. Что же овладеет видевшей сон — добро или зло, бог или дьявол? Не зная этого, она уже чувствует себя брошенной на произвол судьбы. И кто знает, будет ли она способна перерасти это осложнение? До сих пор она по мере сил избегала этой возможности, и вот теперь эта возможность грозит захватить ее. Это риск, от которого следовало бы удирать, а если уж приходится на него идти, то для этого требуется, как говорят, большое «доверие к богу», или «вера» в благополучный исход. Так, нежданно-негаданно, примешивается здесь проблема религиозной позиции по отношению к судьбе.
Судя по сновидению, пациентке вначале ничего другого не остается, кроме как осторожно вытащить ногу из воды; ибо идти дальше было бы опасно. Она еще не может выйти за пределы невротической ситуации, так как сновидение пока не дает ей никакого позитивного намека на помощь со стороны бессознательного. Бессознательные силы пока еще не благосклонны и явно ожидают дальнейшей работы и более глубокой проницательности со стороны видевшей сон, прежде чем она действительно сможет рискнуть совершить переход.
Этим отрицательным примером я отнюдь не хотел создать впечатление, что бессознательное во всех случаях играет негативную роль. Поэтому я приведу еще два сновидения одного молодого человека11, которые освещают другую, более благоприятную сторону бессознательного. Я делаю это тем более охотно, что решение проблемы противоположности возможно лишь на иррациональном пути, намеченном сновидениями, этими проявлениями бессознательного.