VII АРХЕТИПЫ КОЛЛЕКТИВНОГО БЕССОЗНАТЕЛЬНОГО

Другой архетип, с которым мы почти регулярно сталкиваемся в проекциях коллективно-бессознательных содержаний,— это «колдовской демон», производящий по большей части жуткое впечатление. Хороший пример этого — Голем Майринка, а также тибетский колдун в его «Летучих мышах», магическим образом развязывающий мировую войну. Разумеется, Майринк не узнал это от меня, но свободно выкристаллизовал из своего бессознательного, выражая в образе и слове сходное чувство, подобно тому как пациентка проецировала его на меня. Тип колдуна встречается также в «Заратустре»; в «Фаусте» — это сам герой.
Образ этого демона относится, пожалуй, к одной из самых низких и самых древних ступеней в развитии понятия бога. Это — тип первобытного племенного колдуна или врачевателя, личности особо одаренной, несущей в себе магическую силу5. Эта фигура, если она представляет некоторый негативный и, возможно, опасный аспект, часто выступает как темнокожая и относящаяся к монголоидному типу. Порой ее можно лишь с большим трудом или почти нельзя отличить от Тени; но чем больше преобладает магическая черта, тем скорей она может быть отделена от Тени, что немаловажно постольку, поскольку она может иметь также и позитивный аспект мудрого старого человека6.
Познание архетипов является значительным шагом вперед. Магическое или демоническое действие, оказываемое ближним, исчезает благодаря тому, что тревожное чувство сводится к некоторой определенной величине коллективного бессознательного. Но зато теперь перед нами встает новая задача, а именно — вопрос, каким образом «Я» должно размежеваться с этим психологическим «не-Я». Можно ли довольствоваться констатацией действенного существования архетипов, а в остальном предоставить дело самому себе?
Тем самым было бы создано перманентно диссоциированное состояние, а именно — раскол между индивидуальной и коллективной психикой. Мы имели бы тогда, с одной стороны, дифференцированное и современное «Я», а с другой стороны — напротив, нечто вроде негритянской культуры, иными словами — некоторое первобытное состояние. Тогда то, что мы действительно сегодня имеем перед собой (а именно кора цивилизации, покрывающая некую темнокожую бестию), предстало бы перед нашим взором в ясно разделенном виде. Такая диссоциация требует, однако, немедленного синтеза и развития того, что неразвито. Должно произойти объединение обеих этих частей; ибо в противном случае не приходится сомневаться, каким должно было бы быть решение: первобытное начало снова неизбежным образом было бы подавлено. Но это возможно лишь там, где существует еще значимая и потому живая религия, которая с помощью богато развитой символики дает достаточное выражение первобытному человеку; т. е. эта религия в своих догматах и ритуалах должна владеть представлением и действием, восходящим к наидревнейшему. Так обстоит дело в католицизме, и это составляет его особое преимущество, так же как и его величайшую опасность.
Прежде чем обратиться к этому новому вопросу о возможном синтезе, вернемся сначала к нашему сновидению, из которого мы исходили. Благодаря всему нашему разбору мы получили более широкое понимание сновидения, и причем особенно одной его существенной части — страха. Этот страх есть первобытный страх перед содержаниями коллективного бессознательного. Мы видим, что пациентка идентифицирует себя с госпожой X. и тем самым выражает, что она находится также в некотором отношении к жуткому художнику. Оказывается, что врач был идентифицирован с художником, и, далее, мы видели, что я, на уровне субъекта, был образом для принадлежащей бессознательному фигуры колдуна.
В сновидении все это скрыто под символом рака — того, кто шагает назад. «Рак» есть живое содержание бессознательного, и это содержание ни в коем случае не может быть исчерпано или лишено эффективности посредством анализа на уровне объекта. Но то, чего мы смогли добиться, это отделение мифологических, коллективно-психологических содержаний от объектов сознания и их консолидация как психических реальностей вне индивидуальной психики. Посредством акта познания мы «полагаем» действительность архетипов; т. е., точнее говоря, мы на основе познания постулируем психическое существование таких содержаний. Следует со всей определенностью констатировать, что речь при этом идет не просто о содержании познания, но о транссубъективных, обладающих значительной автономностью психических системах, которые, следовательно, лишь весьма условно подчинены контролю сознания и, вероятно, даже большей частью ускользают от этого контроля.
До тех пор, пока коллективное бессознательное остается неразличимо соединенным с индивидуальной психикой, невозможно дальнейшее продвижение вперед, границу нельзя перейти — говоря языком сновидения. Но когда видящая сон собирается все же перейти границу, тогда то, что прежде было бессознательным, оживает, хватает ее и прочно удерживает. Сновидение и его материал характеризуют коллективное бессознательное, с одной стороны, как скрыто живущее в глубине воды низменное животное, а с другой — как опасную болезнь, которую, если ее своевременно прооперировать, можно вылечить. Насколько этахарактеристика правильна, мы уже видели. Символ животного специально указывает, как мы уже говорили, на вне-человеческое, т. е. сверхличностное; ибо содержания коллективного бессознательного представляют собой не только остатки архаических, специфически человеческих способов функционирования, но и остатки функций ряда животных предков человека, продолжительность существования которых была бесконечно более длительной по сравнению с относительно короткой эпохой специфически человеческого существования7. Такие остатки, или — говоря вместе с Земо-ном — энграммы, если они активны, более всего способны не только затормозить процесс развития, но и обратить его в регресс, что может продолжаться до тех пор, пока не будет израсходована масса энергии, активизировавшая коллективное бессознательное. Энергия, однако, лишь тогда снова становится полезной, когда она путем сознательного противопоставления коллективному бессознательному также может включаться в расчет. Религии через культовое общение с богами самым конкретным образом установили этот энергетический круговорот. Такой способ, однако, находится для нас в слишком уж сильном противоречии с интеллектом и его познавательной моралью, и к тому же исторически он слишком основательно преодолен христианством, чтобы мы могли считать для себя образцовым или хотя бы даже возможным такое решение проблемы. Если же мы, напротив, понимаем фигуры бессознательного как коллективно-психические феномены или функции, то такое допущение никоим образом не противоречит интеллектуальной совести. Такое решение приемлемо с рациональной точки зрения. Мы тем самым получили также возможность разобраться с активизированными остатками нашей родовой истории. Это разбирательство делает возможным переход прежней границы, и я поэтому называю его трансцендентной функцией, что равнозначно прогрессивному развитию к некоторой новой установке.