4 Самость и индивидуация

Четвертый подход, имеющий в основе концепцию Юнга, состоит в том, чтобы рассматривать психологическую деятельность и развитие как спираль. Спираль — это система, которая обладает возможностью для вступления в нее новых элементов, но не ad lib. В спирали одни и те же элементы взаимодействуют друг с другом, но в разных местах, при каждом повторении подъема (например, эго и самость соотносятся по-разному в разных точках). Спираль также иллюстрирует то, как на компоненты психики воздействуют потребности среды. Циркулярность и система противоположностей выступают как явления, соответствующие фазам спирали. Цинкин (1969) высказал идею о том, что спираль можно использовать для иллюстрации двух-личностного поля (например, анализа), и она может быть плотной или открытой. Межличностным измерением управляет не теория противоположностей Юнга, но, по-видимому, реальные фигуры, с которыми эго может вступать в конфликт, и обычно рассматриваемые Юнгом как внешние проявления внутренних процессов. Например, конфликт с анимой, а не с женой.
Шортер (личная беседа, 1982) полагает, что сущность теории противоположностей состоит в том, что напряжение и столкновение призывают к разрешению с помощью действия, под которым понимается психологическое изменение. Противоположности и то, что мы делаем с ними, сообщают наше отношение нашим жизням независимо от того, различаем мы значение или нет. Прежде всего, в основе потребности к синтезу лежит напряжение между сознательным и бессознательным.

ПРОТИВОПОЛОЖНОСТИ В РАЗВИТИИ

Общий подход Юнга к противоположностям, такой явно абстрактный и квазифилософский, использовался в качестве основы для размышлений об эго и самости в младенчестве у представителей Школы Развития. Эти идеи отражают восприятие эго и самости как чего-то отдельного: действительно, иногда они могут переживаться как противоположности" (Gordon, 1978, с. 32-3). Эго суммирует все, что предполагает разделение, ощущение границы, личностную тождественность и внешние достижения ' со всеми образами, ассоциирующимися с телом человека и его личностью" (там же). От самости мы получаем "потребность к слиянию и целостности — ассоциирующимися с фантазиями, вхождением вновь в материнскую грудь или живот... или воссоединением с Матерью, Природой или Вселенной" (там же).
Взаимодействие между двумя психическими системами самости и эго также подчеркивалось Штрауссом (1964), который полагал, что разрешение конфликта между тенденциями к разделению (эго) и объединению (самость) жизненно необходимо для развития личности в младенчестве и в течении всей жизни. Штраусе различал два различных состояния, оба из которых предполагаются концепцией самости у Юнга. Во-первых, врожденная, истинная, слитная, недифференцированная целостность, а во-вторых, самость как соединение противоположностей. Изначально существующие состояния целостности, первичная самость или просто органический факт существования человека — не то же самое, что союзы, образованные из двух или более дифференцированных единиц или частей личности.
В другой работе (Samuels, 1982) я говорил, что различие противоположностей в младенчестве имеет некоторое отношение к агрессивному кусанию и к фантазиям о расчленении и с символизмом зубов. Такая фантазия воплощает процесс разделения на противоположности, которые могут затем соединяться, как только что описано. Образ, который развивается у ребенка о браке родителей, может быть первым союзом дифференцированных противоположностей, который он переживает. Вначале он может сознательно выделить слитных родителей, и кусание помогает ему в этом; затем он должен преодолеть свою ревность и зависть к ним, чтобы "позволить" им иметь плодотворный брак или союз.
Многие аналитики Школы Развития (например, Redfeam, 197 подчеркивали, что результат разделения на противоположности зависит от способности человека удерживать в себе напряжение, вызванное срывом первых попыток сохранить унитарное построение мира. Такое удерживание — это функция эго, исходные корни которой в свойстве матери "удерживать в себе" конфликтующего ребенка (см. гл. 5).
При анализе различаемые и примиряемые противоположности (одна связанная с эго, а другая — с самостью) могут сосуществовать. Ньютон давал клинический материал (1953), иллюстрирующий то, как для одного пациента аналитическая работа предполагала распознавание себя, как человека, отдельного от аналитика, и также примирение образов аналитика/матери, воплощавших только хорошее и только плохое.
Каков бы ни был статус теории противоположностей как теории, ее применение к развитию личности и к клинической практике — это интересный результат одной из основных идей Юнга. Следует отметить, что все, кто пишет об этом вопросе, почти не упоминают эго без самости, и наоборот. Теперь мы обратимся к этим отношениям и рассмотрим их.

ОСЬ ЗГО-САМОСТЬ

Эдингер (1960, 1972) замечает, что классическая формула: "первая половина жизни — разделение эго-самости, вторая половина жизни — воссоединение эго-самости" — требует пересмотра. Он полагает, что разделение и воссоединение эго-самости происходят чередующимися циклами в течение всей жизни. Связь эго-самости имеет три формы — тождество эго-самости, разделение эго-самости и союз эго-самости. При тождественности эго-самости эго и самость — это одно и то же, что означает поглощение эго. Разделение эго-самости никогда не достигается полностью, но предполагает высокую степень сознательного понимания и эго, и самости. Ось эго-самость (термин, введенный Нойманном в 1959 г., но более точно использованный Эдингером) функционирует как ворота между сознательными частями личности и бессознательными. Если ось эго-самость каким-то образом проявляется (например, если есть бессознательное содержание, которое настолько угрожающе, что эго в ужасе закрывает ворота), тогда возникает союз эго и самости.
Эдингер полагает, что трудно на практике различить разделение эго-самости и союз эго-самости. Союз возникает в результате того, что реальный родитель просто не может принять все аспекты личности ребенка, которые содержатся в самости.
Вслед за Нойманном (1973) Эдингер полагает, что самость можно испытать в начале жизни, только проецируя ее на родителей — она не может появиться без функционирования конкретных отношений родитель-ребенок как "личностного проявления архетипа" (Neumann, 1959, с. 21). Нойманн пошел дальше и стал рассматривать мать как "носителя" самости ребенка, а иногда мать "как" самость ребенка:
"развитие впоследствии оси эго-Самость в психике и коммуникации и противопоставление эго и Самости начинаются с отношений между матерью как Самостью и ребенком как эго" (1973, с. 17).
Нойманн развил положение о том, что ребенок/эго отделяется от матери/самости. Фордхам (1981) указывал, что если бы i .1мость означала общность, тогда не было бы ребенка. Или, с другой точки зрения, если бы мать была самостью ребенка, то-i да не было бы матери. Фордхам полагает, что можно принять, что для ребенка мать — часть самости (1976, с. 54).
Это различие во взглядах между Фордхамом и Нойманном можно рассматривать как часть более широкого разделения между эмпирическим подходом к изучению младенчества от подхода, основанного на метафоре и эмпатии. Идея Нойманна о том, что мать несет самость ребенка, связана с современным психоаналитическим теоретизированием о значении отражения, и весь »тот вопрос подробно рассматривается в следующей главе. С точки зрения постьюнгианцев относительно интеграции и плюрализма, концепция самости Нойманна следует концепции Юнга, а не ведет к идее полицентричной психики, а подход Фордхама, как мы бидели, допускает большую вариативность.
Этот вопрос о функционировании матери в качестве самости ребенка в отличие от самости ребенка, деинтегрирующей по отношению к матери, породил очень горячие споры в аналитической психологии. Ньютон и Редферн внесли два полезных связующих предложения. Во-первых, образы, которые появляются в клиническом материале отношений матери-ребенка, действительно символизируют отношения между самостью и эго:
"точно также, как самость инициирует, охватывает и производит трансценденцию зональных драйвов и частично — объектных отношений, так, если все идет хорошо, спокойная "удерживающая" мать инициирует отношения кормления и поддерживает младенца во всех трудностях эмоционального конфликта, связанного с его оральным драйвом, с помощью своей способности сохранять контакт с ним как с "целой личностью" (1977, с. 299).