ВОЗВРАЩЕНИЕ ДУШИ » 1 страница

Здесь душа нисходит свыше,
Дабы оживить мертвое тело,
очищавшееся нашими стараниями.

[Рис.9]

494 Здесь душа как примиряющее начало спускается с небес, чтобы вдохнуть жизнь в мертвое тело. Две птицы слева внизу на рисунке представляют аллегорических крылатого и бескрылого драконов в форме оперенной и неоперенной птиц1. Таков один из многочисленных синонимов Меркурия - одновременно и хтонического, и духовного существа. Присутствие этой пары разделенных противоположностей означает, что, хотя гермафродит и выглядит объединенным и готовым ожить, конфликт между ними далек от окончательного разрешения; он не исчез, но сместился "влево" и "вниз" на рисунке, то есть он изгнан в сферу бессознательного. Такое предположение подтверждается фактом териоморфного (а не антропоморфного, как прежде) изображения этих все еще не интегрированных противоположностей.
495 Текст Rosarium продолжается цитатой из Мориена: "Не презирай пепел, ибо он - диадема твоего сердца". Пепел - инертный продукт сжигания - указывает на мертвое тело, и приведенное выше увещевание устанавливает своеобразное взаимоотношение между телом и сердцем, в те времена считавшимся реальным местоположением души 2. Диадема, конечно, указывает на высочайший царственный убор. Коронация играет в алхимии определенную роль - в Rosarium, например, имеется рисунок3, изображающий коронование Марии и обозначающий прославление чистого, луноподобного (очищенного) тела. Далее текст продолжается следующей цитатой из Сениора: "О белой тинктуре: Если мои возлюбленные родители вкусят жизни, напитаются чистым молоком и напьются моей белой субстанции, и возлягут друг с другом на моем ложе, то породят они сына Луны, который превзойдет всех своих родичей. И если мой возлюбленный выпьет из красного камня могилы, и вкусит в совокуплении от материнского источника, и напьется со мной моего красного вина и возляжет со мной дружественно на ложе моем, то я, любя его и приняв его семя в себя, зачну и понесу и, когда настанет мое время, рожу могущественнейшего сына, который станет править надо всеми царями и князьями земли, будучи коронован золотой победной короной всевышним Богом, живущим и царствующим вовеки веков"4. 496 Изображение коронации, иллюстрирующее этот текст5, показывает, что оживление очищенного тела одновременно представляет собой прославление, поскольку данный процесс уподобляется коронованию Девы6. Аллегорический язык церкви служит поддержкой такому сравнению. Связь Богородицы с луной7, водой и источниками настолько хорошо известна, что мне незачем специально приводить ее подтверждения. Но, хотя коронуется здесь Дева, в тексте Сениора "победную корону" получает сын - что вполне уместно, поскольку он -films regius, заменяющий своего отца. В Aurora корона вручается царице юга, Мудрости, которая говорит своему возлюбленному: "Я - та корона, которой коронуется мой возлюбленный", то есть корона служит связью между матерью и ее сыном-любовником8. В одном из более поздних текстов9 горькая вода определяется в качестве "коронованной светом". В те времена все еще считалась верной этимология Исидора Севильского: море от горького, подтверждающая синонимичность моря и aqua permanens. Здесь также присутствует намек на символику Марии, связанную с водой, "источник")11. Мы вновь и вновь замечаем, что алхимик в поисках своих символов следует процедурам бессознательного: каждая идея получает как позитивное, так и негативное выражение. Иногда алхимик говорит о царственной паре, иногда - о кобеле и суке; также и символизм воды выражен в резких контрастах. Можно прочесть скажем, что царственная диадема появляется "in men-struo meretricis" ("в месячных шлюхи")12, либо даются такого рода инструкции: "Возьми грязный осадок faecem], остающийся в сосуде для отжига, и сохрани его, ибо он есть корона сердца". Осадок соответствует мертвому телу в саркофаге, саркофаг же, в свою очередь, соответствует фонтану Меркурия или vas hermeticum.
Рис.9
497 Душа, спускающаяся с небес, идентична росе, божественная вода которая, как поясняет Сениор, цитируя Марию, и есть царь спускающийся с небес13. А потому эта вода сама получает корону и образует "диадему сердца"14 в явном противоречии с предыдущим утверждением о том, что пепел и есть диадема. Трудно сказать - то ли в умах алхимиков царила такая неразбериха, что они не замечали подобных вопиющих противоречий, то ли их парадоксы были в высшей степени намеренными. Подозреваю, что было понемногу и того, и другого, так что невежды, глупцы пупицы, должны были понять их тексты буквально и запутаться в сумбуре аналогий, тогда как более проницательный читатель, осознав необходимость символизма, виртуозно разобрался бы в нем без каких-либо затруднений. Интеллектуальная ответственность, кажется, всегда была слабым местом алхимиков; впрочем, среди них имелись немногие, достаточно открыто сообщавшие, как именно следует относиться к их специфическому языку15. Чем меньшее почтение к согбенным в тяжких трудах плечам читателя они проявляли, тем больше был их вольный или же невольный долг перед бессознательным: ибо не что иное, как бесконечное разнообразие образов и парадоксов, указывает на психологический факт первостепенной важности - на неопределенность архетипа, с его множеством значений, каждое из которых показывает нам разные грани простой, единой истины. Алхимики были настолько погружены в своей внутренний опыт, что их единственной работой было -изобрести подходящие образы, независимо от того, понятны они или нет. И хотя в этом отношении они отстали от своего времени, ими тем не менее выполнена неоценимая работа конструирования феноменологии бессознательного еще задолго до появления психологии. Мы, как наследники этих богатств, не можем с легкостью насладиться ими. Все же нас утешает то соображение, что старые мастера также не понимали друг друга, либо понимали лишь с трудом. Так, автор Rosarium говорит, что "древние философы писали настолько же темно и путано, так что сбивали с толку читателя или вовсе уводили его в сторону. Что касается его самого, он собирается сделать наиболее истинный опыт, ясным для глаз всех, и раскрыть его "надежнейшим, наиболее подобающим человеку образом", а затем начинает писать в точности как и все до него. Да это и было неизбежным, поскольку алхимики на самом деле не знали, о чем они пишут. Знаем ли мы это сегодня - я также не скажу с полной уверенностью. Во всяком случае, мы теперь уже не считаем, что секрет заключен в химических веществах, а полагаем, что его следует искать в одном из темных и глубоких слоев психе, хотя и не знаем природы этого слоя. Может быть, в следующем столетии мы откроем новую тьму, из которой вынырнет нечто, чего мы также не понимаем, но присутствие чего ощущаем с полной уверенностью.
498 Алхимик не видел противоречия в том, чтобы сравнивать диадему,с "грязным осадком" и далее на одном дыхании утверждать ее небесное происхождение. Он следует правилу, изложенному в "Tabula Smaragdina": "Quod est inferius, est sicut quod est superius. Et quod est superius, est sicut quod est inferius"16 (То, что внизу, подобно тому, что наверху. И то, что наверху подобно тому, что внизу). Его способность к сознательным разграничениям была не настолько острой, как у современного человека; да и своим современникам с их схоластическим мышлением он в ней очевидным образом проигрывал. Такая явная регрессия не может объясняться какой-то умственной отсталостью алхимика; дело скорее в том, что основной его интерес сфокусирован на бессознательном как таковом, а вовсе не на возможностях разделений и формулировок, характерных для точного концептуального мышления схоластов. Он бывает удовлетворен, если находит выражения, свежими красками обрисовывающие искомый секрет. Как эти выражения соотносятся друг с другом, как они различаются между собой - все это для него менее всего значимо, ибо он не предполагает, что кто-нибудь сможет постичь искусство на основании его идей, но зато рассчитывает, что те, кто приближаеться к искусству, уже зачарованы его тайной и либо направляемы надежной интуицией, либо избраны и предназначены к тому Богом. Так, Rosarium}7 утверждает, цитируя Хортулана18: Только тот, кто знает, как получить философский камень, может понять их слова о нем. Тьма символизма рассеивается перед взглядом просветленного философа. И снова, Хортулан говорит: (Таинственность речей философов ничего не значит там, где проявляет свое действие учение Святого Духа)19.
499 Неспособность алхимика различать corpus и spiritus в нашем случае поддерживается предположением, что благодаря предшествующему mortificatio и sublimatio тело приобрело духовную форму "квинтэссенции" и, следовательно, в качестве corpus mundum (чистой субстанции) не слишком отличается от духа. Оно может служить приютом духа или даже притягивать дух к себе20. Все эти идеи заставляют нас прийти к выводу, что не только coniunctio, но и возвращение души в "тело" представляет собой происходящее целиком вне мира событие, процесс, протекающий в психическом не-эго. Так можно объяснить, почему данный процесс настолько легко проецируется; ибо если бы он обладал личностной природой, его подверженность проекциям значительно уменьшилась бы, поскольку тогда он мог бы быть осознан без особого труда. Во всяком случае, способность к его проецированию была бы недостаточной для того, чтобы спроецировать его на неодушевленную материю, являющуюся полярной противоположностью живой психе. Опыт показывает, что носителем проекции бывает не любой объект, но всегда лишь тот, который оказался адекватным природе проецируемого содержания - то есть объект должен предоставить содержанию тот "крюк", на котором можно его подвесить21.
500 Хотя данный процесс в сущности трансцендентален, проекция возвращает его вниз, к реальности, оказывая резкое воздействие на сознание и личностную психе. Результатом оказывается инфляция, и тогда становится ясно, что coniunctio -священный брак богов, а не просто любовное приключение смертных. Утонченный намек на.это содержится в Химической свадьбе, где Розенкрейц - герой драмы - является всего лишь гостем на пиру и, невзирая на запрет, прокрадывается в спальню Венеры, чтобы там восторженно созерцать обнаженную красоту спящей. В наказание за вторжение, Купидон ранит его в руку своей стрелой22.