Дж. Рейнольдс "О психологическом комментарии Юнга к "БАРДО ТХОДОЛ"" (фрагмент)

Глава из книги Джона Рейнольдс "ДЗОГЧЕН в представлении У.И.Эванс-Венца и К.Г.Юнга"
полный текст здесь http://psylib.ukrweb.net/books/reyno01/index.htm

Кроме того, благодаря такому фундаментальному непониманию Дзогчена Эванс-Венцем, д-р Карл Юнг в своем "Психологическом комментарии" стал ссылаться, как на факты, на ряд его умозаключений о тибетском буддизме, основанных скорее на предубеждении, чем на проникновении в суть последнего. Хотя они состояли в переписке, а д-р Юнг уже написал "Психологический комментарий", включенный в немецкое издание Das Tibetanische Totenbuch (1935), встретились они лишь в 1938 году на 10-м Международном медицинском конгрессе по психотерапии.

В их беседах, которые длились более двух дней, д-р Юнг признался, что до сих пор не смог выработать удовлетворительного для себя отношения к вопросу о перевоплощении. Он пересказал Эванс-Венцу ряд своих снов, связанных с этой темой. Затем разговор перешел на то, что восточное представление о реальности нельзя отнести ни к сфере науки, ни к сфере философии. Д-р Юнг настаивал, что этот мир состоит из психологических образов; непосредственной реальностью для нас служит иллюзорная мысль. Он утверждал, что на Востоке подход к реальности смутный и неопределенный, а на Западе – ощутимый и определенный, опосредованный миром материи и формы. Восточные люди, индусы и тибетцы, живут в мире, который напоминает сновидение и очень отличается от нашей конкретной западной реальности. Юнг подчеркивал, что на фундаментальном уровне бессознательное Запада соответствует Сверхсознательному или Космическому Сознательному Востока, утверждая, что принципиальное различие между ними состоит в том, что западные люди стремятся к индивидуальной сознательности и самостоятельности, а восточные – нет. Кроме того, Юнг был твердо настроен против массового распространения на Западе восточных приемов духовного развития, таких как йога. Он считал, что попытка практиковать индуистские или буддистские методы медитации была бы очень опасной для психики западных людей, так как наша история психического развития и наше иудохристианское наследие сильно отличается от истории психического развития Востока.[45]

Тем не менее, д-р Юнг пообещал Эванс-Венцу написать "Психологический комментарий" к Тибетской книге великого освобождения, которая существовала тогда лишь в форме рукописи, созданной за несколько недель редактирования перевода в Гхумском монастыре и Калькутте в 1935-36гг. "Комментарий" появился в 1939 году и был опубликован вместе с книгой Эванс-Венца, когда она вышла в свет в 1954-м.[46]

Моя книга посвящена рассмотрению Дзогчена, как он представлен в конкретном тибетском тексте Rig-pa ngo-sprod gcer-mthong rang-grol, а это Приложение – рассмотрению непредумышленного искажения Дзогчена Эванс-Венцем. Д-р Юнг воспользовался его предложением написать "психологический комментарий" к так называемой "Тибетской Книге великого Освобождения", чтобы изложить свои собственные взгляды на аналитическую психологию.[47] Однако взгляды д-ра Юнга, хотя они и интересны сами по себе, не имеют отношения к Дзогчену. Более половины комментария Юнга посвящено его психологическим теориям, а в сносках, разбросанных по всему комментарию, он ссылается на свои работы. Рассмотрение юнгианских представлений о душе не входит в задачу этой книги.

Д-р Юнг считал себя прежде всего "психологом", то есть психотерапевтом, целителем душ. Поэтому он интересовался в основном символами, которые самопроизвольно проявляются из бессознательного, и их трансформациями. Он считал, что такие проявления могут свидетельствовать как о психическом недуге пациента, так и о его исцелении, становлении цельной личностью, которое Юнг называл процессом индивидуации; в связи с этим он делал упор на интеграции противоположностей. Но по существу Юнг не понимал, что значит "недвойственное состояние", называемое в буддизме адвайяджняной и самадхи (gnyis-med ye-shes).[48] Он понимал недвойственность как соединение противоположностей, – например, в своих рассуждениях о значении мандалы. Но в контексте буддизма и веданты под недвойственностью подразумевается совсем другое. Критику общих представлений Юнга о восточной психологии можно найти в другом месте.[49] Поэтому я ограничусь рассмотрением конкретных комментариев Юнга к переводу Эванс-Венца.

Пользуясь его переводом, д-р Юнг не мог знать, о чем на самом деле идет речь в тибетском тексте, – в этом несложно убедиться, сравнив перевод и комментарий в Тибетской книге великого освобождения Эванс-Венца с переводом и комментарием, приведенными в данной книге. В результате д-р Юнг в своем "Психологическом комментарии" комментировал не психологические реалии Востока, а представления Эванс-Венца о душе. И тем не менее, я думаю, следует сказать пару слов на темы затронутые д-ром Юнгом.

Так, д-р Юнг в своем комментарии пишет:
Пожалуй не лишним будет заметить, что Восток на создал ничего подобного тому, что мы называем психологией, он создал только философию и метафизику. Критическая философия, мать современной психологии, неизвестна Востоку так же, как она была неизвестна Средневековой Европе. Таким образом, "ум" в восточном словоупотреблении подразумевает нечто метафизическое. Наше западное понятие ума утратило этот подтекст со времен Средневековья и стало означать "психическое функционирование"... Мы не считаем ум некой метафизической сущностью, и не считаем, что индивидуальный ум связан с гипотетическим Всеобщим Умом. Наша психология, таким образом, это наука о чистом явлении без каких бы то ни было метафизических примесей. Развитие западной психологии за последние два столетия преуспело в выделении собственно сферы разума и вычленении ее из первобытного слияния со вселенной... Мы знаем только, что нет ни доказательств истинности, ни возможности проверить обоснованность метафизического постулата о существовании "Всеобщего Ума"... Даже поверхностного знакомства с восточной мыслью достаточно, чтобы увидеть фундаментальное различие между Востоком и Западом. Восток основывается на психической реальности, то есть полагает психическое главным и единственным условием существования. Создается впечатление, что это восточное распознание природы вещей представляет собой не столько результат философского размышления, сколько констатацию психологического факта, обусловленного определенным складом ума. Это типично интровертная точка зрения, которой противостоит не менее типично эстравертная точка зрения Запада...[50]

Еще более определенно он высказывается, трактуя смысл текста, представленного Эванс-Венцем в качестве перевода:
"Видение реальности" прямо ссылается на Ум как высшую реальность. На Западе, однако, бессознательное рассматривается как фантастическая ирреальность. "Видение Ума" предполагает само-освобождение. В психологическом плане это означает, что чем больше мы склоняемся в сторону бессознательных процессов, тем больше удаляемся от мира желаний и разделенных противоположностей, приближаясь к состоянию бессознательного с присущими ему качествами единства, неопределенности и вневременности. Это в самом деле освобождение себя от пут борьбы и страдания. "Посредством этого понимается свой ум" . Очевидно, что в данном случае имеется в виду индивидуальный ум, то есть психика. Психология может согласиться с этим постольку, поскольку понимание бессознательного составляет одну из ее первейших задач... Психологически корректно будет сказать, что Единение достигается посредством отстранения от мира сознания. В стратосфере бессознательного более нет бурь, так как содержания его недостаточно разграничены для появления напряжений и конфликтов. Они там, на поверхности нашей реальности... Самопознание здесь несомненно отождествляется со "знанием Единого Ума"; имеется в виду, что познание бессознательного имеет решающее значение для понимания человеком своей собственной психологии... Даже если человек желает "познать ум как таковой, его ожидает разочарование". Текст вновь подчеркивает, как трудно получить доступ к фундаментальному уму по причине его бессознательности...[51]

Юнг в своем комментарии довольно снисходительно относится к азиатам и делает ряд обобщений по поводу психологии восточного человека, которые не подтверждаются востоковедческими и антропологическими исследованиями.[52] В частности, это относится к его утверждению о том, что Восток не создал ни критической философии, ни психологии. [53]. Делая подобные заявления, Юнг явно выходит за пределы своей компетентности. Психоаналитик не обязательно должен быть хорошим антропологом, – можно вспомнить работу Малиновского среди меланизийцев, которая доказала несостоятельность многих кабинетных антропологических теорий д-ра Фрейда, в том числе универсальность Эдипова комплекса.[54] Предостережения Юнга об опасности широкого распространения на Западе восточных духовных дисциплин и методов тренировки ума основаны прежде всего на его собственном понимании значения психологии и задач психотерапии. Одна из причин его возражений состояла в том, что метод Юнга основывался на создании условий для самопроизвольного проявления символов бессознательного на уровне сознания; затем аналитик мог толковать их и помогать это делать пациенту, чтобы тот понимал, что происходит в бессознательной области его психики. Юнг считал, что восточные методы вроде йоги и тантрических визулизаций тибетского буддизма могут мешать процессу такого, как он его называл, "активного воображения", или даже подавлять его, причиняя тем самым вред психике. Но это сложный вопрос, и мы не сможем здесь останавливаться на нем сколько-нибудь подробно.[55]