5 ХАРАКТЕР И СОЗНАНИЕ

Какой бы увлекательной ни была история психического развития человека, едва ли следует ожидать, что средний читатель, даже если он способен следить за перипетиями функционирования бессознательного, будет способен их понять. До сих пор мы в основном занимались общими теориями бессознательной психической деятельности, выдвинутыми, соответственно, Фрейдом и Юнгом. Ситуация осложнялась тем, что в нашем случае содержание этих теорий нужно было изложить настолько сжато, насколько это было возможно сделать без ущерба для понимания. В любом случае читатель вправе пожаловаться на то, что как психоаналитики, так и «аналитические психологи» (именно таково официальное наименование, которое присвоили себе юнгианцы), погрузившись в анатомию и физиологию психики, зачастую как бы упускают из виду всю полноту ее деятельности; или что им, во всяком случае, часто не удается построить на основе своих микроскопических исследований узнаваемый портрет человека. Враждебность, с которой люди встречают психологические исследования, во многом объясняется страхом, который они испытывают, будучи не в состоянии узнать в этих исследованиях себя. Нельзя сказать, что эта критика совершенно беспочвенна. Из многих мифов, выросших вокруг психологов, которых широкая публика считает чем-то вроде современных шаманов и знахарей, два особенно живучи. Считается, будто психолог может читать мысли даже тех людей, с кем он вступает в кратковременный контакт; кроме того, психологов принято считать проницательными судьями человеческих характеров. Трудно представить себе предположения, более далекие от истины. Стоит лишить профессионального психолога тех инструментов, с помощью которых он проводит свои исследования, и он сможет строить лишь смутные догадки о том, что происходит в головах других людей, а в том, что касается их характеров, любой коммивояжер окажется проницательнее его. Кстати, следует заметить: миф, будто Гитлер был одарен необыкновенной проницательностью — не более чем распространенное суеверие, которое сильно преувеличивает его реальные психологические способности нечистого на руку торгаша. Если понимать под словом «характер» прежде всего сумму поведенческих и эмоциональных установок и потенций, то можно с уверенностью сказать: в том, что касается оценки характера, профессиональный психолог не сильнее среднего человека и значительно слабее среднего романиста. Из этого утверждения, однако, сам собой напрашивается следующий вывод. Было бы вполне справедливо сказать, что психологи-клиницисты так мало смыслят в повседневных делах отчасти еще и потому, что они все время поглощены бессознательными механизмами и мотивациями. Будучи справедливо убеждены в важности этих определяющих факторов человеческого поведения, они отводят им приоритетное положение. При этом они упускают из виду тот факт, что характер, который, по существу, является активным и организованным внешним слоем психики — это продукт компромиссов между бессознательным и влияниями внешней среды. Опять-таки следует заметить: самые проницательные суждения психолог-клиницист делает тогда, когда характер исследуемого субъекта ближе всего соответствует какой-либо аномалии или патологическому симптому; например, когда «ритуальный» тип поведения данного индивидуума в повседневной жизни действительно напоминает клинические симптомы навязчивого невроза; не менее выгодна и ситуация, когда, прикрыв себя с флангов батареями клинических «тестов», как старинных, так и современных, психиатр может воспользоваться привилегией своей профессии и, проведя всестороннее клиническое обследование, быть практически уверенным в своей правоте. О клинических историях болезни можно сказать лишь одно: за редчайшими исключениями они представляют собой не портреты, а наглядные пособия. Как уже говорилось, психоаналитик — это не художник, а ремесленник. С другой стороны, именно существование подобных затруднений и дает нам в руки критерий практической оценки любой психологической системы. Мы всегда можем спросить, насколько она освещает процессы становления характера и может ли она дать полезную классификацию «типов» характера. Под «полезной» мы будем понимать такую классификацию, которая избегает ненужной детализации и в то же время не настолько упрощена, чтобы занести под одну рубрику типы, между которыми имеются просто вопиющие различия. Второе условие — камень преткновения для большинства «типологий» характера. В то время, как, например, не подлежит сомнению, что психическая деятельность выражается в идеях, аффектах (чувствах, эмоциях) и поведении (вольном или невольном), всякая широкая классификация типов мышления, эмоций и действия, будучи спущена на воду, немедленно идет ко дну из-за собственной неустойчивости. С такой классификацией далеко не продвинешься. Всем нам известно, порой ценою собственного горького опыта, что в интеллектуальном отношении субъект может быть явно «глуп» или достаточно «мудр», он может иметь повышенную эмоциональную чувствительность, или его эмоциональный мир может быть обеднен; его стиль действий может отличаться беспечностью или чрезмерной сдержанностью. Кроме того, подобные ютссификации не дают почти никаких указаний на лежащий в основе интеллекта, эмоционального мира и стиля действий характер, от которого и зависит точный прогноз поведения. Наш интерес к характеру возбуждают прежде всего инстинкт самосохранения и насущная потребность избежать фрустрации. Нам прежде всего требуется знать с первого взгляда, как поведет себя по отношению к нам тот или иной человек — дружественно или недружественно, удовлетворит он наши импульсы или вызовет у нас фрустрацию. Поэтому вот два надежных критерия оценки классификации характеров: во-первых, позволяет ли она нам точно прогнозировать поведение данного индивидуума, и во-вторых, показывает ли она «истинный» характер, отличающийся от того «фасада» характера, который индивидуум сознательно демонстрирует нам —- часто со всей искренностью и из самых благих побуждений. Так, тот, кто казался нам интеллектуалом, может в кризисный момент повести себя как ребенок, а инфантильный истеричный субъект способен в аналогичной ситуации проявить завидный здравый смысл — в том, разумеется, случае, если в ситуации ничто не затрагивает его невротический «пунктик». Следовательно, классификация характеров должна показывать, в какой мере взрослым управляет скрывающийся за «фасадом» его личности ребенок. Одним словом, поскольку одно из назначений характера — это скрывать истинный характер, хорошая классификация должна служить не только картотекой, но и ключом. Если мы сравним юнговскую типологию характеров с типологией, разработанной на основе учения Фрейда, то обнаружим между ними серьезные различия. Прежде всего, Фрейд никогда не задавался целью сделать установление характерологических различий главной частью своих клинических разработок. Правда, в его сочинениях можно найти множество беглых, но отчетливых набросков, касающихся типологии характера; он также неоднократно формулировал основополагающие законы, которые управляют формированием характера. Однако систематическую разработку этой темы производили главным образом его ближайшие соратники. Поначалу их работа заключалась в описании случаев формирования характера, которые можно было соотнести с фазами развития либидо в детстве. Поэтому они применяли такие термины, как «оральный», «анальный» и «генитальный характер», которые указывали на то, какой отпечаток остается на структуре эго при прохождении ребенка через соответствующие фазы младенчества. Эти типы затем подразделялись в зависимости от того, как развивался характер в данной фазе: удовлетворялись ли инстинкты или имела место фрустрация. Так, субъекты с удовлетворенным оральным характером, как правило, оптимистичны и щедры, те, кто обладает фрустрированным оральным характером — нетерпеливы, завистливы, жадны и легко впадают в депрессию; удовлетворенный анальный тип покладист, способен проявлять щедрость в весьма ограниченном круге ситуаций, пунктуален до педантичности и вообще любит во всем порядок; фрустрированный анальный тип жаден, бережлив, отличается негативизмом и либо чрезмерно неопрятен, либо его «ритуал» наведения чистоты граничит с абсурдом. Поскольку Юнг разделяет человечество прежде всего на экстравертов и интровертов, интересно заметить, что как оральный, так и анальный удовлетворенные типы сравнительно легко устанавливают контакт с внешним миром, в то время как фрустрированные типы обращены внутрь себя и поглощены изучением своих телесных и психических функций. Можно предположить, что такие расплывчатые критерии классификации, как интровертированность и экстравертированность, на самом деле скорее препятствуют, чем помогают прогрессу в деле классификации черт характера. Само собой разумеется, основные группы инстинктивных характеров можно подразделить и по-другому. Например, их можно разделить на позитивные и негативные подтипы в зависимости от их склонности давать выход своим ранним инстинктивным влечениям или подавлять их. Это ясно можно видеть на примере ритуалистов-чистюль и тех, чей «ритуал» выражается в постоянной нечистоплотности.