Три истории о подростковой любви. Часть вторая. Ромео и Джульетта?

Эта история о «начинающих» подростках, как мне нравится их называть. Они увидели друг друга впервые, когда им было по двенадцать лет.  В класс пришли трое новеньких! Это целое событие, если вам по двенадцать лет и ты жаждешь новых знакомств, новых общений. А твои старые одноклассники уже делятся на тех, кто, как твои уютные домашние тапочки: и хорошо вроде, но уже и не замечаешь, так привык. И на остальных, кто как террариум единомышленников, как кто-то метко подметил, время от времени устраивают бойкоты или шепчутся – шипят, как змеи по углам.

И девочек как всегда больше! А тут – новая кровь! И все такие разные: романтичный блондин с голубыми глазами, коренастый и шустрый шутник – брюнет и высокий чуть застенчивый шатен! Сначала все начали строить глазки блондину, но он как-то быстро определился с выбором и стал неинтересен для масс. Брюнет быстро всех достал своими шутками, вроде тех «на спор за деньги подержу во рту лягушачью икру или червяка», а еще цирковой номер «выверну себе веки» или «воткну иголку в щеку и мне будет не больно». На этом репертуар закончился, и он нашел себе друзей среди парней и затих. А тихий высокий шатен все еще оставался немного в стороне. На переменах он чаще всего подпирал стену в углу, и оттуда она иногда ловила его задумчивый взгляд из–под густых и слегка опущенных ресниц. Когда их взгляды встречались, он сразу отводил глаза. Как потом оказалось, смотрел он так не только, на нее, но и на всех остальных видных девочек класса. Присматривался. И, пока она пыталась его разгадать, не подходя и не подпуская близко (она по–прежнему предпочитала жить в недомолвках и фантазиях), он начал встречаться с ее соперницей  отличницей, как неожиданно узнала она от других девочек. И, чтобы не показать, что она проиграла, она вернулась к своим «тапочкам», с которыми было так хорошо кататься на качелях, носиться по улицам, зимой кататься с горы, делить на всех гематоген и желтые аскорбинки и болтать, сидя в беседке в старом детском саду об очень многих интересных вещах. Родители, к слову, тоже привыкли ко всем ее друзьям, как к домашним тапочкам и оставили их в покое.  Иногда она слушала сплетни об отношениях того высокого шатена и тайно мечтала, чтобы ее соперница осталась не при делах.

Так бы и продолжалось, пока однажды осенью, после летних каникул,  они не встретились в вагоне поезда, возвращаясь каждый со своих занятий. Они встретились в тамбуре, в котором и без них народу было достаточно. Поэтому так получилось (какое хорошее словосочетание), да, именно ТАК ПОЛУЧИЛОСЬ, что они оказались совсем рядом и она заметила, что он почти на голову выше ее, заметила, какие у него широкие плечи и крепкие руки. Он все также, только совсем близко, смотрел на нее из–под чуть опущенных длинных ресниц и что-то говорил ей тихим, слегка хриплым от волнения голосом. Его голос тогда менялся и придавал какой-то особый шарм этому такому взрослому и сильному однокласснику.

И не одна она это заметила:   многие старшеклассницы ждали его после уроков, чтобы погулять с ним, а классная руководительница («классная тетка с юмором»)  жаловалась родителям на собрании, что никто не хочет учиться и у всех одна любовь на уме, называя его в шутку местным «быком – производителем».

И после этой встречи в душном тамбуре поезда все переменилось. Они так и не общались в школе, и дома пока никто ничего не знал, но у них появился секрет – они ездили вместе в тамбуре: он – на свои занятия по баскетболу, а она – в танцевальный кружок. Учился он неважно, но его единственного шестиклассника взяли в юношескую сборную по баскетболу! И он выглядел действительно взрослым.

Постепенно об их встречах узнали все  одноклассники, родители и даже члены его команды и тренер сборной! Он поссорился со своей пассией! Она, правда иногда ей гуляла с «тапочками», но это были друзья,  а тут любовь! Да, та сама, первая! О которых и в книгах, и в фильмах! Их стали дразнить «жених и невеста», но это только щекотало где-то внутри, и они продолжали ходить по улицам, держась за руки, продолжали писать друг другу любовные записочки, а иногда и целые письма! И какой это был кайф: «Дорогая, родная, любимая. Я люблю тебя. Пойдем погуляем после уроков. Ты поедешь сегодня в город? Встретимся там же у полседнего вагона» – такие простые тексты, но столько за ними обещаний, столько неизведанных пока до конца чувств! И уже нет того детского страха. Тут уже про какую-то другую любовь и она уже понимала это. Тут уже про настоящую страсть.

Они были вместе весь шестой и половину седьмого класса. Нет, они ссорились, она прогоняла его, он тут же начинал ходить у нее под окнами с другой девочкой. Целовался с ней «по– взрослому» у всех на виду, хотя у них самих до поцелуя еще ни разу не доходило. Она ревновала, возвращала его, снова они ходили вместе, сидели рядом, держась за руки. Целовались, но как-то робко, по–детски, как будто в этот раз был страх, а вдруг поцелуй оттолкнет их друг от друга? Чувства кипели и не было им выхода. Иногда они просто ненавидели друг друга, и даже класс делился на две части: за нее – положительные отличники и друзья, и за него – банда ураган, которая иногда уже покуривала и могла даже выпить. Для них вот это была жизнь – какая там учеба! Но  надо заметить, что она по-прежнему была отличницей. Да и он учился, не хуже и не лучше и по– прежнему был в сборной.

Так бы все и продолжалось, если бы не одно событие, которое внесло свои коррективы. Неожиданно произошел конфликт между их родителями по известной только им причине. А, если точнее,  конфликт произошел между мамами. Папы вообще не вмешивались ни в какие отношения и, скорее даже не знали ничего о личной жизни детей. А мамы, конечно, встречались на собрании, об отношениях знали и к детям были приветливы. Но в общение друг с другом особо не вступали. И вдруг, как гром среди ясного неба – ссора семей. И запрет встреч под страхом… какого-то страшного  наказания: «Если только раз увижу вместе…! Если мне только кто-то скажет, что ВЫ…!». Короче началось то самое:

«Две равно уважаемых семьи

В Вероне, где встречают нас событья,

Ведут междоусобные бои

И не хотят унять кровопролитья.

Друг друга любят дети главарей,

Но им судьба подстраивает козни…»

И сначала наступило затишье. Как будто действительно что-то произошло. Видимо, такой строгий запрет сыграл свое дело и напугал, сбил с толку. Дело в том, что для нее слово мамы, несмотря на ее подростковый бунт, все равно было законом. И речь тут не сколько о послушании, сколько об авторитетном мнении. Раз мама решила, что почему то встречаться с ним плохо, то нужно быть осторожной, а вдруг и правда?... И она пыталась слушаться.

В классе они общались, но все меньше. И даже нарочито старались не замечать друг друга. Больше, конечно, она. Он обижался, иногда не выдерживал и пытался подкараулить ее, когда она возвращалась с занятий. Обещал «набить морду» тем, кто ее провожал. Ей это и нравилось и сильно тревожило. Пока не пришла пора расставаться и с этой школой – он шел в спортивную, она – в более сильную. И она решилась и пригласила его на ритуальную прощальную прогулку по дикому парку. Они до этого уже долго не разговаривали, поэтому пригласила записочкой, которую он ей потом вернул с согласием и она еще очень долго хранила ее у себя дома, спрятав в потайное место.

Они шли ко входу в парк разными улицами, зашли в парк в разное время, и, когда кусты и деревья скрыли их от чужих глаз, сразу взялись за руки, как раньше. Они действительно прощались. Они принесли все свои старые письма и записки, читали их и развешивали на ветки кустов. Потом просто говорили, как и чем жили, пока шла их «холодная война». А потом дошли до скамейки, когда парк уже почти закончился, и сели рядом, прижавшись и не отпуская рук. Напряжение росло, они молчали, и тут она, как и было ей давно задумано, скрывая дрожь волнения за нарочитой распущенностью, чуть с вызовом сказала, смотря прямо перед собой: «Ну что, может научишь меня правильно целоваться?». И дальше был ее первый поцелуй. Он действительно как будто учил ее.  Они оба дрожали.  Она пыталась приспособиться к нему, но как–то очень неумело все выходило и даже раздражало. Но потом поцелуй получился. И как будто слились они вместе, соединились.

И этим поцелуем, этим максимальным сближением с ним она закончила эту  историю. Именно он помог ей принять решение. Как когда –то боялась она, что с объяснением в любви может все закончится, так здесь, была уверена, что теперь точно конец. И чем трепетнее и горячее был поцелуй  – тем тверже было решение. В этот день они разошлись навсегда. Потом, в течение нескольких лет случай иногда сводил их и они все еще по началу даже волновались, видя друг друга.

Вот так и закончилась эта любовная история двух подростков. Но девочка еще долго не могла простить своей матери этот разрыв. Это бесцеремонное вмешательство в ее чувства, в ее первую любовь надолго подорвало ее доверие к самому близкому человеку.

Но история имеет и другой конец. Этот романтичный герой ее первого большого романа очень скоро связался с плохой компанией и начал выпивать «по–взрослому». Из–за этого с большим спортом пришлось завязать. Потом, как рассказывали ей, в уличной драке он сильно ударил кого–то, и его посадили за преступление. Когда он вышел через несколько лет, он так и не смог встроиться в жизнь.

И она не сразу, но через много лет, разбирая у терапевта многолетний внутренний конфликт с мамой, снова вернулась к этим воспоминаниям, как к важной части ее жизни. И только тут могла простить маму. Потому что взглянула на ситуацию другими глазами и поняла, что этим своим жестким авторитарным запретом, чувствуя, а может и, зная о чем–то неладном, мама пыталась защитить ее, пока еще было можно все контролировать. Мама держала руку на пульсе, она не вмешивалась поначалу, просто была рядом и поддерживала. А потом, ничего не объясняя, решила «резать, не дожидаясь перитонита».

Правильно ли сделала она? Она бросилась на защиту своей несовершеннолетней дочки. Но можно ли было сделать это как – то иначе, не причиняя такой травмы, не ставя под угрозу теплые доверительные отношения? Конечно, можно.

Нужно объяснять. Нужно говорить со своими близкими, со своими детьми. Авторитарные методы воспитания, требования беспрекословного подчинения, не только не сближает, но отдаляет ребенка от родителя, лишает взаимопонимания, и мешает развитию характера.  

Но это длинный разговор, а история о подростках закончилась.

Продолжение следует.

Начало тут .