|
Предистоки эриксоновского гипноза: трансовые психотехники в доисторическое времяАвтор статьи: Меньшенина Ольга Владимировна
Большинство исследователей признают, что некое подобие психотерапии, точнее, практика инструментального пси-воздействия на индивида и группу, возникло уже на заре развития человечества. Накоплено немало доказательств того, что психотерапия как социальная практика существовала задолго до того, как возникла данная профессия в современном ее понимании. Как замечает один из корифеев российской психотерапии профессор Б.Д.Карвасарский, «… в первобытных культурах существовало определенное «понимание» механизмов возникновения нарушений психического здоровья и были известны способы его поддержания и укрепления. … Примитивное общество представляло собой первую модель психотерапевтического сообщества, а многие лечебные факторы и технические приемы, использовавшиеся в нем для укрепления психического здоровья, осознанно или неосознанно применяются и в современной психотерапии». Возникновение первоначального человеческого коллектива, непосредственно сменившего зоологические объединения ближайших животных предков человека, берет свое начало в эпохе палеолита, когда появились палеоантропы, отличающиеся наличием зачатков способностей к абстрагированию, являющихся главным условием познания. В этот период, да и на более поздних стадиях развития первобытного общества, жизнь для человека была исключительно тяжелой. Растительный и животный мир Земли довольно сильно отличались от современных. Тайга и тропические леса, населявшие их дикие хищники, наполнявшие воздух насекомые и т.п. – все было враждебно для первобытного человека. На каждом шагу его подстерегали смертельные опасности. Первобытный человек был буквально «подавлен трудностью существования, трудностью борьбы с природой». Но именно в этой постоянной борьбе оттачивалось та способность человека, которая в итоге позволила ему выделиться из мира животных – способность к изготовлению и использованию орудий из дерева, костей и камня; то качество, которое академик В.И.Вернадский определял как «уменье – разум в его первом выявлении». Климат Земли также сильно отличался от современного. Биосфера Земли тогда находилась в критической фазе, связанной с колебаниями количества и состава солнечной радиации, непостоянным составом атмосферы, содержания в ней углекислоты, неоднократными колебаниями температуры и влажности, вызывавшими чередование ледниковых и межледниковых эпох. Сам человек, точнее, его ближайшие предки, сформировались незадолго до наступления очередного ледникового периода, как раз в то время, когда «мы видим резкие колебания климата; относительно теплые периоды – длившиеся десятки и сотни тысяч лет – сменялись в Северном и Южном полушарии периодами, когда медленно – в историческом масштабе времени – двигались массы льда, которые достигали мощности до километра …». Территория всей Европы от современной Франции до Приуралья являлась приледниковой зоной. Жизнь в этих экстремальных условиях была равнозначна жизни на грани смерти. Человек столкнулся с грозными реалиями природной стихии и долгое время находился буквально на грани вымирания. Несмотря ни на что, человек, однако, сумел выжить. Тяжести холода ледникового периода первобытный человек сумел пережить с помощью огня. Яркий огонь обогревал холодной ночью, разгонял мрак, отпугивал диких зверей. Долгое время люди не умели добывать огонь: днем и ночью они поддерживали костры на своих стоянках. Жилищами чаще всего были пещеры, служившие убежищем и от зверей, и от холодного ветра, дождя, снега. Однако для окончательного выживания Homo sapiens как биологического вида этого было еще недостаточно. В тяжелой борьбе за выживание, где люди слишком часто терпели поражение, их разум нуждался в защите не меньше, чем тело. Неокрепшую психику древнего человека, лишь недавно осознавшего и отделившего свое «я» от «грубой бессознательности материи и от замкнутого круга органической жизни», будоражили тысячи страхов. Постоянно подавляемая тревога из-за сосуществования близ диких хищников, ежеминутное ожидание их нападения; ужас перед необъяснимой своей внезапностью смертью от укуса змеи или маленькой мошки; смертельный страх грома, блеска молнии, землетрясения и т.п. - все эти свойственные бытию первых людей страхи и тревоги, способные современного человека поставить на грань безумия, усиливали потребность людей с примитивным мышлением в поисках средств предотвращения коллективного сумасшествия. Найти способы психической саморегуляции – для древнего человека это означало получить ключ к сохранению разума. Именно поэтому, как отмечает Л. Мамфорд, в этот период «первоочередной задачей человека было не изготовлять орудия для подчинения себе окружающей среды, но измышлять инструменты еще более могущественные и действенные для подчинения самого себя – прежде всего, своего бессознательного. Изобретение и усовершенствование этих орудий: ритуалов, символов, слов, образов, стандартных моделей поведения (морали) было … важнейшим занятием древнего человека, гораздо более значимым для выживания, чем производство вещественных орудий, и гораздо более важным для дальнейшего развития». Очевидно, что развитие трудовых и мыслительных навыков у предков человека происходило параллельно. Эти два процесса были неразрывно связаны друг с другом, вытекали один из другого. Собственно говоря, именно от того, занимался ли архаический человек непрерывно каким-либо делом, или вел праздную жизнь, - как раз от этого и зависело его психическое равновесие. Труд стал спасением для человеческого разума, так как именно в нем человек мог испытывать высочайшие проявления позитивной психической энергии. Как отмечал российский искусствовед и социолог В.М.Фриче, «каждое новое орудие труда, в особенности каждое новое усовершенствованное орудие борьбы за существование, наполняло палеолитического охотника чувством бодрости, чувством растущей безопасности, чувством господства над природой. Каждое новое такое орудие производства знаменовало собой как бы новый шанс на победу – отсюда повышенное настроение первобытного охотника. Получается некоторый избыток психических сил, психической энергии, ненужной для непосредственной борьбы за существование, и этот избыток энергии и силы выражался в стремлении повторить, но уже практически бесцельно самый процесс работы … Первобытный охотник, создавая все новые, все более усовершенствованные орудия борьбы за жизнь, отбивал таким образом с каждым новым орудием как бы нападение от него врага – природы – и в избытке радостного чувства от сознания возможной победы над ним играл потом пальцами на этом орудии как бы победную пляску … как на некоем поле выигранной битвы». Таким образом, процессы усовершенствования орудий и психического самоусовершенствования у первобытного человека были неразрывно связаны между собою, слиты воедино. Как бы то ни было, возвращаясь вновь к тезису Л.Мамфорда о том, что первоочередной задачей для первобытного человека было найти способы подчинения своего бессознательного, т.е. саморегуляции своей психики, мы можем констатировать, что древние люди справились с этой задачей. Это был процесс длительный и постепенный, проистекавший в течение сотен тысяч лет. Мы легко можем представить себе, как первобытный охотник, раззадоривая себя, поднимая свой боевой дух перед охотой, извергает громогласный рык, по-обезьяньи бьет себя в грудь, отбивая барабанную дробь, и, может быть, делает другие спонтанные движения – сперва неуклюжие и резкие, затем все более осмысленные, ритмичные и интенсивные. После удачного завершения охоты он вновь инстинктивно повторяет эти движения, чтобы снять остатки агрессии. Подражая, к нему присоединяются и другие охотники, а затем общим порывом заражаются женщины и дети … Постепенно под темными сводами пещер, освещавшимися лишь отблесками постоянно поддерживаемого огня, вошли в традицию коллективные танцы, в которых стало принимать участие все племя. Магический танец (Наскальное изображение, плоскогорье Гобустан, Азербайджан Источник: TANIDAQ_AZ.htm) Пляшущие человечки (Азербайджан,плоскогорье Гобустан. Источник: TANIDAQ_AZ.htm)
Современная антропология часто встречается со следами этой древней традиции. Магическое соединение силы огня и энергии танца включено в ритуалы североамериканских индейцев, австралийских аборигенов, коренных жителей Гаити, Бразилии, Сибири и др. «колыбельных» культур. Ритуальный танец (Пещера Тоулоу. Источник: Журнал "Тонос")
Ритуальные танцевальные действа, сопровождавшиеся коллективным вхождением в транс, занимали заметное место в быту наших пращуров. На это указывают и данные полевых наблюдений современных колыбельных культур, и данные палеонтологической фактографии. К настоящему времени известно пятьдесят пять палеолитических изображений людей, одетых в шкуры, и часто в танцевальных позах. К ним относится, например, широко известный наскальный рельеф в пещере Ляско, изображающий раненого бизона и лежащую фигуру шамана с пенисом в состоянии эрекции. Многие ученые, в частности, Хорст Кирхнер, считают этот рисунок изображением шаманского транса. Шаман с пенисом (Пещера Ласко. Дордонь, Франция) Наглядной иллюстрацией того, как это могло происходить на деле, может служить отрывок из полевых наблюдений антрополога Эрики Бургиньон, долгие годы изучавшей обычаи коренных жителей острова Гаити: «Сейчас начало дня, и группу мужчин и женщин посадили под крышей из пальмовых листьев. Двое мужчин бьют в барабаны, а ряд женщин танцуют, двигаясь по часовой стрелке вокруг главного столба сооружения. Некоторые несут флаги, и поются песни для духа Ibo-Lẻlẻ, которому адресован ритуал. В это время забивают двух кур и их кровь собирают в глиняный горшок. Вдруг Ида, одна из танцующих женщин, начинает дрожать и качаться на ногах. Несколько раз кажется, что она вот-вот упадет, но каждый раз кто-то из окружающих ловит ее, и она продолжает танцевать. Другие остановились, и все внимание приковано к женщине, которая погружается в транс, или, на местном языке, становится «оседланной». Ibo-Lẻlẻ овладевает ею в ответ на барабаны, песни, танцы и еду, зовущие его. Ида теперь танцует все быстрее и быстрее, лучше контролируя свои движения. Теперь она танцует на одеревенелых ногах, иногда с закрытыми глазами …». Приведенный отрывок демонстрирует нам, что центральное место в архаических танцевальных действах занимает солист. Вероятно, на заре зарождения этой практики солировать поручалось лучшему танцору, запевале или самому удачливому охотнику. При этом изначально магический смысл имели движения и жесты танца, а сам танцор воспринимался лишь как временный посредник в контактах с миром духов. Со временем, однако, в сознании соплеменников произошло переосмысление значения его образа: личность танцора, ведущего танец-диалог со сверхъестественными силами, вышла на передний план и стала определяться как ключевая фигура таинств. Как равноправный собеседник богов или духов, он сам обрел признаки их божественности: как отмечал Э. Кассирер, «во всех мифических действованиях существует момент, в котором происходит настоящая транссубстантивация – превращение субъекта этого действия в демона, которого он представляет», поэтому «не существует сценария или спектакля, которые лишь исполняет танцор …; танцор есть бог, он становится богом ...». Сакрализация образа танцора в первобытном обществе, вероятно, произошла вместе с передачей роли солиста постоянному «должностному лицу» - шаману (колдуну). Именно с его искусством стала связываться удача на предстоящей охоте, в других важных событиях племени. Во всяком случае, на такие мысли наводят найденные в местах обитания первобытных людей многочисленные рисунки и рельефы, изображающие невероятных чудовищ с ногами людей и мордами коз, с оленьими рогами и человеческим туловищем и др. странных фигур получеловеческого-полуживотного облика, по мнению специалистов, являющиеся портретами загримированных шаманов-колдунов.
Одно из самых ранних из всех известных изображений шамана (40-10 тысяч лет до н.э.) – «Колдун», или «Владыка зверей» из пещеры Труа Фрер (Трех Братьев). У этой таинственной, сложной фигуры, объединяющей в себе различные мужские символы, имеются рога оленя, глаза совы, хвост дикой лошади или волка, борода и пенис человека, руки как лапы льва и человеческие ноги. Ученые высказывают предположение, что этот таинственный рисунок использовался для проведения древних магических обрядов и ритуалов, например, подростковых инициаций. «Такая фигура и на свету – не для слабонервных, а в темноте подземелья, в колеблющемся свете жировой лампы или факела внезапная встреча с «Владыкой зверей» становилась серьезным испытанием для юных охотников. Возможно, инициации – посвящения подростков – были одной из функций подземных святилищ». Колдун, или «Владыка зверей» (Пещера Трёх Братьев. Франция) Шаманы кружились подобно планетам, вытягивая руки вверх, призывая этим космическую энергию устремиться к ним, или опуская руки вниз, чтобы направить ее в землю. Из анализа найденных наскальных рисунков мы можем сделать вывод, что в разыгрываемых ритуальных действах шаман поочередно играл роли охотника – человека и его жертвы – зверя. Возможно, таким образом он пытался привлечь силу, которой обладало животное. При этом шаман надевал на себя маску убитого зверя и его шкуру, привязывал его хвост, рога и когти или перья, имитировал его движения и повадки, подражал рычанию зверя, а также дирижировал оркестром из примитивных деревянных и костяных инструментов, ракушек и т.п.
Изображение шамана (Россия, район Онежского озера) Интересно, что впоследствии этот древний пещерный маскарадно-звуковой антураж, утратив свою изначальную функцию, не исчез, а преобразился в атрибут магических обрядов многих народов, и в этом виде дошел до наших времен. Мы можем проследить его филогенез, с удивлением угадав рудименты пещерного образа жизни, к примеру, в атрибутах сеансов камлания сибирских и центральноазиатских шаманов, таких как ритуальный костюм с железными подвесками, специальный головной убор, посох и бубен с колотушкой. Знаменитые «Танец Духа» и «Танец Солнца» индейцев племен салиш и сиу сопровождаются ритмичным боем барабанов из шкур животных. Ритмичные звуки также извлекаются биением друг о друга кедровых палок и быстрой тряской копыт лани (салиш), дутьем в орлиную кость, издающую свист, одновременно с биением друг о друга ивовых прутиков (сиу).
Архаическая практика шаманских ритуалов во многих аспектах оказалась буквально спасительной для разума первобытного человека. С одной стороны, она была способом культурного времяпровождения. Как прозорливо замечал А.Мень, «Доисторическая ночь тянулась многие тысячи лет. Человек оставался все это время неотъемлемой частицей рода, племени … Поступательного движения почти не ощущалось. Каждое столетие было, вероятно, похоже одно на другие …». И, коротая время в пещерах в тысячелетнем ожидании отхода ледникового покрова, наши далекие предки, по выражению Э.Канетти, в прямом и переносном смысле «вытанцовывали свое время», одновременно закладывая основы классического театра, балета и пантомимы, эстрады, дискотек и других известных нам сегодня способов проведения досуга. Танцы (Индия. Источник: Журнал "Тонос") Одновременно шаманская практика являлась и эффективным методом коллективной психической саморегуляции, сплочения группы, подъема боевого духа, подавления стрессов, агрессии, избавления от коллективных и индивидуальных бессознательных страхов, развития воображения и творческой фантазии. Современные специалисты отмечают, что шаманские техники имели ярко выраженное психотерапевтическое и профилактическое содержание, «причем последнее, по-видимому, даже чаще первого», и это неслучайно, поскольку, как тонко отмечал отец А.Мень, «шаманизм сопротивлялся угасанию духовных сил в человеке, тренировал его «внутреннее зрение», совершенствовал методы экстаза и созерцания». Для своего времени это изобретение было поистине гениальным. Как пишет Б.Малиновский, «тот человек, который впервые осознал этот опыт, создал на его основе формулу заклинания, ставшую ядром магического ритуала, сумел передать ее своим соплеменникам, чтобы, закрепившись в их памяти, ритуал вошел в традицию и стал предметом веры, - несомненно должен был быть гением. Те люди, которые восприняли этот магический ритуал и овладели им, всегда развивали и совершенствовали его, - хотя сами полагали, что следуют традиции, - несомненно обладали огромным интеллектом, духовной энергией и предприимчивостью».
Это было огромным эволюционным скачком в развитии человечества. Возможно, именно его и следует считать точкой отсчета наступления «психозойской эры» В.И.Вернадского. Это были самые первые страницы летописи человечества, она только еще начиналась. В ту пору, когда, по словам русского поэта, на «старой земле, заселенной человеком так редко, что он не заслонял еще природы … еще бродили мамонты и свежи были воспоминания о динозаврах и драконах …», а природа бросалась в глаза человеку «так явно … и так хищно и ощутительно – ему в загривок», - в те времена шаманизм стал первым в истории человеческого сообщества социальным институтом профессиональной психолого-психотерапевтической помощи. Овладевшие же искусством воздействия на человеческую психику прометеи - шаманы, передавшие людям бесценный дар - умение возжигать огонь их души, исторически стали первыми профессионалами в области душевного здоровья, проторив своим искусством тропу современным профессиям психотерапевтов, психологов и т.д. Примечательно, что в фольклоре многих народов мира сохранилась память об этом illud tempus. Науке сегодня известно немало древних сказаний и легенд, героем которых выступает «Первый Шаман», посланный Всевышним Существом или его субститутом (демиургом или солнечным богом) на Землю для защиты людей от болезней. Так, в древней бурятской легенде рассказывается: «Вначале существовали только Боги (Тенгри) на Западе и Злые Духи на Востоке. Боги сотворили человека, который счастливо жил до того момента, когда злые духи распространили на земле болезнь и смерть. Боги решили дать людям шамана для борьбы с болезнями и смертью и послали Орла. Но люди не поняли его языка; впрочем, они не доверяли обычной птице. Орел вернулся к Богам и попросил, чтобы они дали ему дар речи или, еще лучше, послали бы людям бурятского шамана. Боги отправили его с приказом наделить шаманским даром первого человека, которого он встретит на земле. Вернувшись на землю, Орел увидел спящую под деревом женщину и переспал с ней. Через определенное время женщина родила сына, ставшего «первым шаманом».
Основой шаманских практик было использование измененных состояний сознания, которые достигались путем вхождения в транс через ритм барабанов, песни и танцы, длящиеся всю ночь, или с помощью различных снадобий-психоделиков, вызывающих галлюциногенные видения и т.д. Считалось, что в измененном состоянии сознания шаман может определять болезнь и исцелять людей, видеть будущее, вызывать изменения в погоде, обеспечивать удачу на охоте, идти по горячим углям, узревать находящиеся на большом расстоянии предметы и узнавать, что делается в отдаленных местах, провожать умерших в загробный мир и говорить с духами умерших. Сородичи шамана верили, что во время нахождения в трансе его душа отправляется в царство духов и доносит до них просьбы людей, ведет с ними переговоры, задабривает их или вступает с ними в борьбу. Экстраординарные способности шаманов наделяли их огромной персональной властью. Одержимость, обладание сверхчеловеческой властью над духами, подкрепленные даром пророчества и целительства, внушали его соплеменникам столь сильное чувство благоговения перед шаманом, что одно его появление для большинства являлось сигналом стать пленниками собственных эмоций, поддаться чарам колдовства, стать покорными. Там, где начинаются неопределенность и страх, - кончается мысль и в полной мере вступает в силу нерассуждающая вера в авторитет. Уже в новое время Макс Вебер определит этот феномен как подчинение власти харизмы. «Термин «харизма» - пишет М.Вебер, - относится к экстраординарному качеству личности, независимо от того, является ли это качество реальным, желаемым или предполагаемым. Харизматический «авторитет» относится, следовательно, к господству над людьми, является ли оно внешним или по преимуществу внутренним, которому люди подчиняются потому, что верят в экстраординарное качество особенной личности». Харизма шаманов была в том, что они, по представлениям соплеменников, являлись людьми особенными, избранниками духов. Их надчеловечность, отличность от обычных людей подтверждалась необычайностью, таинственностью их личностной истории, часто сопровождаемой тайной рождения. Герой древних тюркских эпических легенд, шаман и целитель Горгуд в одном из мифов рассказывает о своем рождении так: «Я вышел из цветка, попал в чрево матери, родился от сероглазой девушки дива (сказочное сверхъестественное существо)». Шаманская харизма усиливалась и через подчеркивание присущих им необычных свойств, физических недостатков или психического изъяна (последнее, как правило, выражалось в наличии у шамана или кандидата в шаманы эпилепсии или т.н. «шаманской болезни», постигающей человека чаще всего в молодые годы, в период полового созревания). На первый взгляд, это парадокс: неполноценность шамана должна, казалось бы, мешать ему играть свою роль, уничижая его в глазах соплеменников. Однако, вдумавшись, можно увидеть тут психологическую закономерность. Ведь недаром в народных сказках колдун обыкновенно горбат и уродлив. Именно идущие из детства чувство неполноценности, «инаковости» и связанные с этим внутренние конфликты вкупе с жаждой самоутверждения могут стимулировать развитие в подростковом возрасте повышенных способностей к интуиции и рефлексии, а также устремленности к власти. И роль шамана-колдуна становится символическим пьедесталом, достижение которого означает преодоление своей судьбы. Фактически эта профессиональная позиция оказывается единственной социальной нишей, посредством которой возможно достичь власти и социальных высот и тем самым компенсировать свою физическую (включая сексуальную) или психическую «ущербность», успокоить уязвленное самолюбие. Основным доказательством избранности шамана в глазах его сородичей призван был служить обряд посвящения – инициация. В ее ходе посвящаемый должен вынести невероятные пытки и мучительные испытания, которым его подвергают ужасные демоны, злые духи и иные злобные сущности. Во время этих пыток они могут срывать с него мясо, выпивать кровь, варить его в кипящих котлах, расчленять или разрывать тело на части, вырывать глаза, другие жизненно важные органы и т.п. Так, по обычаям австралийского племени аранда, обращаемый должен явиться к пещере, где живут духи: «Там ему сначала протыкают язык. Он совсем один, и дрожит от страха, этот страх является частью посвящения. Способность переносить одиночество в самых страшных и опасных местах – предпосылка его профессии. Потом, как он сам верит, его убивает копье, пронзающее ему голову от уха до уха, и духи кладут его в пещере, которая служит им вроде как потусторонним домом. В нашем мире он лежит бездыханным, а в том мире из него вынимают внутренние органы и вкладывают новые. Предполагается, что эти органы лучше, чем обыкновенные, может быть, они неуязвимы или меньше поддаются колдовским воздействиям. Таким образом он оказывается подготовленным к своей профессии, но подготовлен изнутри, его новая власть начинается в его внутренностях. Он был мертвым прежде, чем стать врачевателем, и смерть послужила полному обновлению его тела. Его тайна известна только ему и духам, она - в его теле». По архаическим верованиям, инициацию кандидата в шаманы совершают духи. После ее прохождения он уже не принадлежит к обычным людям, поскольку «умер и родился вновь», т.е. был «пересотворен духами». Смысловое содержание обряда инициации – переживание смерти и затем новое рождение, сопровождаемое получением от духов бесценных даров – новой плоти, глаз или внутренних органов, сверхъестественной энергии и трансцендентных знаний, - подчеркивало особые отношения шамана и духов, отношения сокровенные, близкие к родственным, почти родительским. Сам факт сакральной близости к богам тоже усиливал ореол шаманов как носителей харизмы, т.е. людей особенных, отличных от остальных людей. Древний шаман (Индия. Источник: Журнал "Тонос") В последующем эти близкие до интимности отношения шамана с духами не прерываются, а продолжают поддерживаться путем его регулярных «визитов» в нижний и верхний миры, где он может встретиться и с демонами тьмы - злобными сущностями, населяющими царство мертвых, и с духами, обитающими в верхних мирах. Из своих путешествий шаман возвращался в земной мир с мистическими прозрениями, весьма отличными от тех, которыми обладают простые смертные, живущие в обыденном мире и никогда не отправлявшиеся в такие путешествия. Избранность, надчеловечность шамана усиливалась и той социальной дистанцией, которая отделяла его от соплеменников. В частности, социальной и психологической дистанцированности шаманов способствовала вменяемая им традицией обязанность время от времени вести отшельнический образ жизни. В целом, несмотря на то, что шаман внутри племени, несомненно, пользовался всеми предусмотренными правами, в то же время, благодаря своему особому статусу, своей трансцендентности, психологической чужеродности, в социальном смысле он был как бы выведен из круга «своих», находился не внутри сообщества, а несколько особняком, «где-то рядом»: «Экстраординарные качества шамана обрекали его на одиночество, он должен был следовать своему призванию, как планета движется по своей орбите, он по определению – антисоциален». Владение сакральными знаниями и умениями позволяло шаманам выполнять в племени множество ролей, как духовных, так и мирских: исполнителя ритуалов, хранителя мифов и обычаев, предсказателя, медиума, целителя, хозяина духов. Играя их, шаман оказывал большое влияние на жизнь племени. С процедурной точки зрения шаман выполнял в племени две функции: 1) частная магия, направленная на принесение пользы (или вреда) отдельным лицам, и 2) общественная магия, направленная на благо всей общины. В общественные обязанности шамана входило проведение разнообразных коллективных обрядов и ритуалов - ритуалы свадьб, погребений, начала и окончания охоты, войны, инициации подростков, аграрные ритуалы, оргиастические церемонии и т.д.
И общественные обязанности, и частные заказы шаман выполнял за плату; правом на бесплатное лечение обладала только его семья. Естественно, что в те далекие времена денег еще не было, и оплата осуществлялась натурой, то есть различными предметами и продуктами, а также оружием. Расходы за исполнение шаманом общественных обязанностей обычно ложились на всю общину. Частные заказы оплачивались самим заказчиком или членами его семьи. В каждом случае размер шаманского гонорара определялся в процессе предварительного торга, который у многих народов, например, у североамериканских индейцев, со временем сам приобрел форму ритуала. С одной стороны, шаман, стремясь повысить свой гонорар, часто прибегал к уловке: внушал клиентам, что это не он, а его «сила» устанавливает размер платы за лечение. И если он за свой труд возьмет слишком мало или не возьмет вообще ничего, то сила его ослабнет или он заболеет. С другой стороны, это правило имело и обратную силу - если шаман требует слишком высокую цену, он также заболевает. Последнее поверье было на руку беднякам. Вообще, при определении размера гонорара шамана важным фактором выступал уровень материального благосостояния его клиента. И, конечно же, состоятельный соплеменник всегда для шамана был более желанным клиентом. Тем не менее отказать бедняку древние шаманы, по-видимому, не имели права. Известны слова древней шаманской присяги, которую приводит А.Мень со ссылкой на В.Михайловского: «Если позовут тебя вместе богатый и бедный, то иди сперва к бедному и не требуй много за труды». В то же время из наблюдений за обычаями шаманов, колдунов, знахарей и прочих целителей примитивных обществ нам известно, что экономические мотивы у них часто берут верх над этическими. Зафиксировано немало случаев, когда эти персонажи сами вызывают болезнь, а затем демонстрируют эффект исцеления. Например, они могут пускать свои «стрелы» для увеличения клиентуры, а затем извлекать их. Их сородичи, живущие в страхе и трепете перед колдовскими чарами, редко рискуют открыто возражать против подобных приемов. Как видим, первобытная шамано-колдовская этика отличается двойственностью. Она не согласуется с современными «писанными» этическими канонами. Для более ясного ее понимания важно помнить о том, что шаманы, колдуны, знахари живут по преимуществу плодами своего труда. И если у них не будет клиентов, то не будет и работы. Поэтому все они, прежде всего, - продавцы своих услуг, использующие любые возможности для поддержания своего «бизнеса». Вообще, в экономическом аспекте шаман общества периода палеолита являл собой фигуру пионерскую. Не случайно один из самых ранних исследователей Мосс писал о первобытном обществе, что магия в нем пущена в оборот, как фальшивая монета. Оставляя за рамками обсуждения вопрос степени фальши первобытной магии, мы можем констатировать тот факт, что шаман, безусловно, стал ранее других homo economicus. Мало этого, он еще и являлся источником создания новых «рабочих мест» для многих своих соплеменников. Мы можем судить об этом, исходя из современных этнографических наблюдений. Так, бурятские шаманы для взимания платы за проведение общественных церемоний еще и сейчас обычно берут с собой целых девять помощников - молодых мужчин (символических «сыновей» шамана) и с ними, длинной процессией, верхом, едет от одного двора к другому, собирая пожертвования – платочки, ленточки и деньги. Попутно, параллельно со сбором пожертвований они занимаются и торговлей: продают защитные амулеты – деревянные рюмки, колокольчики к палкам с конскими хвостами и т.п. Естественно, что «сыновьям» шамана, выступающим одновременно в ролях телохранителей, менеджеров по продажам и вышибал, полагается своя доля от полученного дохода. Для индивидуальных сеансов многие шаманы тоже привлекают различных помощников. И, разумеется, их труд должен был оплачиваться. Так, например, у южноамериканских индейцев павиотсо шаман проводит лечение только с помощью переводчика-«глашатая», в чьи обязанности входит громкое повторение всех слов, шепчущихся шаманом, и который обычно получает оплату, причем иногда весьма солидную - около половины гонорара. Иногда шаманы берут с собой танцовщиц, которые танцуют вместе с ним или одни, и тоже получают определенную плату. Таким образом, зачастую вокруг шамана складывается целый синдикат, состоящий из множества помощников, одни из которых являются его охранниками или помогают ему производить расчеты с клиентами; другие отвечают за пугающие воображение соплеменников трюки и спецэффекты на публичных выступлениях; третьи доносят шаману все события и новости в жизни племени, чтобы потом он использовал эти сведения для демонстрации своего дара ясновидения и т.д. При свойственном первобытному обществу отсутствии классовой власти, корпоративная поддержка кормящихся от него членов «синдиката» вкупе с его личностным авторитетом позволяли шаману оказывать решающее влияние на жизнь племени. Ни одно важное решение не принималось без предварительного обращения к нему. В этом смысле является очень едким замечание Дж.Фрэзера, что институализация шаманских практик сыграла существенную роль в развитии общества в политическом плане, поскольку «когда благополучие всего племени ставится в зависимость от исполнения магических обрядов, колдун становится влиятельным и уважаемым лицом и может без труда добиться ранга вождя». Примечательной в этом смысле является фаза перерождения мотивации древних шаманов. Побуждения исторически первого из них, без сомнения, в своей основе были альтруистическими. Индивидуальное мышление на этой стадии еще всецело сливалось с коллективным, и, оберегая племя с помощью магии, шаман тем самым защищал и оберегал себя самого. Таким был и второй, третий, десятый … Как отмечает российский исследователь Е.А.Торчинов, шаманская деятельность на этом этапе представляла собой именно служение. Однако сотый или тысячный его преемник в конце концов сумел отделить свое индивидуальное «Я» от коллективного «Мы», осознать выгоды своего положения, поддаться алчности и начать служить не только и не столько во благо общины, сколько ради своих собственных интересов. Пралогическое коллективное мышление уступило индивидуальному - произошла индивидуализация человеческого сознания. Думается, именно в этом и кроется одна из основных причин исчезновения древнего шаманского искусства. В одном из диалогов Платона говорится: «Нет человеческой души, которая выстоит искушение властью». Власть и вытекающие из нее социальные привилегии всегда привлекали к себе внимание честолюбцев. Поэтому вполне естественно, что со временем профессиональные и социальные позиции шаманов стали все чаще и чаще подвергаться атакам и других страждущих власти. Дж.Фрэзер отмечал: «Неудивительно, что этот род занятий привлекает внимание наиболее способных и честолюбивых членов племени, так как в перспективе эта карьера, как никакая другая, сулила почет, богатство и власть. Самые смышленые из них начинают понимать, как легко можно одурачивать своих более доверчивых собратьев и обращать себе на пользу их суеверия. Это не значит, что колдун всегда плут и обманщик. Часто он бывает искренне убежден в том, что действительно обладает той удивительной силой, которой его наделяет легковерие соплеменников. Но чем он проницательнее, тем более вероятно, что он распознает заблуждения, которые соблазняют людей менее зорких. Способнейшие представители этих профессий, должно быть, становятся более или менее сознательными обманщиками. Именно эти люди благодаря выдающимся способностям обычно добиваются наибольшего почета и наивысшей власти». Естественно, каждый искатель лавров «повелителя духов» должен был постоянно доказывать свое право на это, причем доказывать не только словом, но и чудом, иначе его репутация долго не продержится. «Если подтверждение харизмы запаздывает, - отмечал М.Вебер, - если кажется, что обладателя харизматической благодати покинул его бог, его могущество или героическая сила, если долгое время он не достигает успеха и особенно, если его правление не приносит никакого благоденствия его поданным, тогда он рискует утерять свой харизматический авторитет. В этом – подлинный смысл «божественной благодати». Однако успех или поражение претендента на эту роль зависели не только от его способностей творить чудеса, но и от обладания определенными личностными качествами: убедительностью, решительностью и беззастенчивостью, ловкостью, гибкостью, талантом к актерству и перевоплощению, умением пользоваться везением, удачей, счастливым случаем. Он должен обладать тонкой интуицией, заранее чувствовать возможную опасность, уметь избегать ошибок, иначе его репутация долго не продержится. Поэтому он становится мастером прорицаний, смысл которых можно толковать по-разному, и ему приходится проявлять изворотливость фокусника и искусство психолога. Первейшая задача того, кто хочет закрепить за собой репутацию шамана-колдуна – заботиться о поддержании иллюзии своего всеведения и всемогущества. На кону стоит его репутация, а зачастую и сама жизнь. И здесь годятся любые средства. Поэтому фокусничество, жульничество, всяческие инсценировки и провокации, умение делать хорошую мину при плохой игре, сваливать вину на других в случае неудачи - его рядовые приемы. «Ни в коем случае не показать, что ты беспомощен, уметь представить дело так, что все было тобою предвидено, - вот главные правила игры этих экзотических Макиавелли. Если колдун добивается желаемого - его авторитет еще больше возрастает … Если же колдун хоть единожды выказал бессилие, если его поражение по правилам игры слишком очевидно, - это конец. На его место приходит новый». Главное кредо профессиональной успешности колдуна-шамана - он должен быть трезвым скептиком и, обманывая других, остерегаться самообмана. Говоря словами Дени Дидро, «актер плачет настоящими слезами, но слезы его текут из мозга». Поэтому, как это ни парадоксально, циничные мошенники, не брезгующие прибегать к хитростям и уловкам, имели гораздо больше шансов достигнуть успеха. «На пути профессионального колдовства, - поясняет эту мысль Дж.Фрэзер, - расставлено много западней, и, как правило, только человек с очень холодным рассудком и цепким умом может безопасно их миновать. Следует учитывать, что всякое заявление или требование мага, как таковое, ложно. Ни одно из них нельзя отстаивать без помощи сознательного или бессознательного обмана. Следовательно, колдун, который искренне верит в свои «необычайные» способности и возможности и обосновывает ими свои непомерные претензии, подвергается куда большей опасности. Поэтому более вероятно, что карьеру сделает не он, а преднамеренный обманщик. Честный кудесник ожидает, что его чары и заклинания возымеют предполагаемое действие, поэтому, когда он терпит неудачу, гибельную неудачу, которую, как это часто случается, нельзя скрыть, он бывает застигнут врасплох. В отличие от своего коллеги – плута, он не держит наготове благовидное оправдание для этой неудачи, а пока он его подыщет, разочарованные и обозленные соплеменники успеют свернуть ему шею. Таким образом, в силе древних шаманов одновременно была заложена и их слабость. Будучи заложниками своих профессиональных традиций, в том числе, видимо, и некоего внутреннего «кодекса чести», они, в сравнении с мошенниками, были ригидными ортодоксами, мало приспособленными к социальным играм, ведущимся близ власти. Именно поэтому, в конечном счете, они оказались вытеснены их более ушлыми и беззастенчивыми конкурентами. И это было закономерный финал: «сила заурядного вытесняет магию исключительного». Эхо тех древних событий донеслось до нашего времени в форме мифов и легенд. Так, К. Леви-Строс в одной из своих работ приводит пересказ сюжета, взятого из мифологии североамериканских индейцев-пауни. Главная сюжетная линия этого мифа - шаманское противоборство с целью захвата власти, где победу в конченом счете одержал шаман новой формации: «Один мальчик неожиданно обнаруживает у себя магические способности излечивать больных. Старик, являющийся официально признанным колдуном, ревниво следит за возрастающим авторитетом мальчика и несколько раз посещает его вместе со своей женой. Он наставляет мальчика, но в обмен на это не получает разгадки его секрета. Колдун, разумеется, приходит в ярость и предлагает мальчику свою трубку, набитую магическими травами. Заколдованный таким образом мальчик узнает, что он беременный. Охваченный стыдом, он покидает свое селение и уходит искать себе смерть среди диких зверей. Из сострадания к несчастному звери решают его излечить, они извлекают плод из его утробы и передают ему свои магические силы, благодаря которым мальчик, вернувшись к себе, убивает злого колдуна и становится сам знаменитым и почитаемым исцелителем». Этот текст мы можем интерпретировать, как хоть и обросшее домыслами и приукрашиваниями, но все же таящее в своей основе достаточно точное описание происходивших некогда реальных событий. Очевидно, что в мифе повествуется о борьбе за власть, за шаманское верховенство в масштабах племени, причем противоборство ведется между стариком, опытным профессионалом, и мальчиком - самозваным, т.е. непосвященным целителем. Кроме того, в мифе прослеживается отчетливая попытка оправдать финальное убийство старого шамана, возложив вину за это на саму жертву, ее злые намерения. Шаги мальчика носят якобы ответный, а, значит, справедливый, т.е. легитимный характер. Однако, поскольку речь идет об убийстве, уже сама попытка оправдать победителя вызывает сомнение. Сомнение вызывает и целительский дар, которым якобы обладает мальчик: по крайней мере, он явно не разбирается в травах, раз дал себя заколдовать. А сюжетный поворот о том, что он смог убить старого шамана лишь после усиления своих способностей волшебной силой, переданной ему зверями, и вовсе похож на признание его изначальной магической несостоятельности, проще говоря, - шарлатанства. В целом этот красочный детективный сюжет служит яркой иллюстрацией тех нешуточных страстей, которые, должно быть, кипели тогда вокруг должности шамана. Впрочем, возможно, что этот рассказ был объективным в оценке событий, и тот старый шаман действительно был сам виноват в своей участи. Отсутствие в рассказе сочувствия к убитому, может быть, вызвано именно тем, что символически старый шаман был уже давно мертв. Его физической гибели предшествовала смерть профессиональная, явившаяся следствием гордыни, тщеславия, нежелания потесниться и принять новый опыт. По крайней мере, мотив гордыни встречается в целом ряде дошедших до нас легенд, объясняющих упадок шаманского искусства именно тщеславием первых шаманов. Так, по бурятской версии, когда первый шаман Хара Гирген показал свое всесилие и неограниченную мощь, исцеляя любые недуги, известные человечеству, Бог решил подвергнуть его испытанию и похитил душу молодой девушки, которая после этого смертельно заболела. Хара Гирген, оседлав свой бубен, отправился в Верхний Мир, дабы вернуть душу девушки и, тем самым, исцелить ее. Но Бог поместил душу в высокий сосуд, горлышко которого заткнул своим пальцем. Обнаружив это, Хаара Гирген быстро превратился в «желтого паука» (видимо, осу) и ужалил Верховного Бога в щеку, что заставило последнего выдернуть палец, опрокинув при этом сосуд и разлив его содержимое. Душа девушки (в форме птицы или бабочки) ускользнула и вернулась в тело. Хара Гирген спас ей жизнь, но рассвирепевший Бог с тех пор ограничил могущество Хара Гиргена, а после этого заметно ослабли и магические силы других шаманов. С позиций нашего времени мы, разумеется, понимаем, что уход первых шаманов со сцены всемирной истории был обусловлен многими факторами, среди которых тщеславие и гордыня, интриги, козни и происки конкурентов являлись далеко не главными. У первых шаманов существовал гораздо более грозный и мощный противник, в итоге сумевший их победить, и сегодня мы можем с уверенностью произнести его имя - это Природа. Дело в том, что 10200 лет назад на Земле произошел новый сдвиг климата, вызвавший отход ледникового покрова и резкое потепление. Начался т.н. голоцен – геологическая современность. Этот факт является очень важным в рассматриваемом нами вопросе, поскольку, как мы уже отмечали, шаманизм как социальная практика возник незадолго до наступления последнего ледникового периода. В суровой физической среде обитания, в условиях аномального для человека существования, по термину М. Вебера, «in statu nascendi», люди жили иной, экстремальной жизнью: более интенсивной, более неопределенной. Человек как биологический вид столкнулся с грозными реалиями природной стихии и долгое время находился буквально на грани вымирания. Его выживание на этой стадии не могло быть обеспечено ни примитивными орудиями труда, ни первобытным коллективизмом; оба эти фактора сами нуждались в некоторой прочной основе для последующей эволюции, в неком проекте, идеальном плане, перспективе. И именно шаманизм на тысячелетия стал этим проектом. Как отмечает М.Элиаде, магические умения тогда «были равнозначны власти, юрисдикции над Природой». Это был мятеж становившегося разума Человека против установлений Природы, его попытка переломить утвержденный ею порядок вещей. Наступившее же потепление вызвало массовый переход племен от номадной охотничьей и пищесобирательной жизни к оседлой, земледельческой. Именно на этом историческом отрезке человеческая жизнь стала налаживаться: заметно оживилась социальная жизнь первобытных общин, началось их развитие и усложнение, активное формирование политической и классовой структуры. Люди перестали вести бесконечные ментальные битвы с духом Природы; их жизнь стала определяться размеренным ритмом, диктуемым повседневными земными заботами – строительством домов, приручением животных, обработкой полей и т.д. Человек стал относительно независим от внешней среды. Пока речь шла о переломе в порядке вещей, пляски шамана были Танцем Спасения от грозящих им ежечасных, ежеминутных опасностей. Шаман человечеству был необходим, этот человек, бесстрашно вступающий в связь с непонятным. Он был жизненно нужен – этот заклинатель, вырывающий милости духов и ограждающий, сколь возможно, от их произвола. С момента же, когда переход свершился, и господство природы над человеком перестало быть абсолютным, а его жизнь увязла в безопасности повседневного уклада, архаическая шаманская практика также подчинилась рутине: произошла ее рутинизация. Будучи до того принципом Хаоса, бунтом человека против установлений природы, против ее абсолюта, теперь она примирилась с нею и трансформировалась в принцип Порядка. Это был закономерный процесс: как подчеркивал М.Вебер, любая харизматическая власть всегда «уступает повседневным силам с того момента, когда <ее> господство обеспечено …». Эра первых шаманов, которую К.Ясперс называл прометеевской эпохой, ушла безвозвратно. Ее отголоски до сих пор слышатся в древних мифах и легендах: «Век богов близился к завершению. Кто-то зачем-то сходил на север и принес смерть. Небо удалилось от земли, а последние великие шаманы сделались звездами Плеядами, Орионом, Венерой. В завершение шаманских деяний из кома земли были вылеплены настоящие люди - мужчины и женщины …». В новой эпохе шаманская практика превратилась в ритуализированный культ, опирающийся на авторитет магических традиций. Параллельно с этим произошло и преображение ее носителей. Как отмечал комментатор веберовских текстов С.Московичи, этим практически всегда сопровождается процесс угасания и смены власти, основанной на харизме: «Ее пророки уступают место жрецам. Художников истории сменяют теологи и эксперты. Все необычное с неизбежностью становится рядовым. Со снижением эмоциональной температуры харизма охлаждается; … Темп не имеет значения, важно, что происходит переход от аномального in statu nascendi общества к обществу нормальному, водворенному в свои границы». Подводя итоги, следует отметить, что шаманизм – это важный этап в развитии человеческой культуры. Шаманизм как социальная практика имел глубокое антропологическое содержание; он был способом выражения особого внутреннего языка психики первобытного человека, с помощью которой он устанавливал гармонию между собой и окружающим миром. Танец древних шаманов способствовал выходу инстинктивного выражения радости и печали жизни, давал человеку чувство свободы и единения с Космосом и Природой. Будучи Zeitgeist своей эпохи, шаман являлся связующим звеном между человечеством и трансцендентным; он помогал, исцелял и буквально спасал юное человечество. «Нам нелегко вообразить, что значил такой мастер для архаического общества, - отмечал М. Элиаде. - Это, прежде всего, уверенность, что люди не одиноки в чуждом мире, окруженные со всех сторон демонами и «силами Зла». … Принципиальная роль шамана в защите психической целостности общества зиждется прежде всего на уверенности людей в том, что один из них сможет им помочь в критической ситуации, вызванной обитателями невидимого мира. Чрезвычайно утешительной и укрепляющей является убежденность, что один из членов общества может видеть то, что закрыто и невидимо для остальных, а также приносить непосредственные и точные сообщения из сверхъестественных миров». Шаманизм, однако, важен не только своей ролью в защите психической монолитности архаического общества, но и своим местом в истории развития и институализации психотехник как социальных и профессиональных практик. Во-первых, как было отмечено, шаманизм стал первым в истории человечества социальным институтом профессиональной психолого-психотерапевтической помощи. Соответственно шаманы, овладев искусством воздействия на психику, стали исторически первыми профессионалами в области душевного здоровья. Во-вторых, шаманы сумели не только изобрести, но и передать свою технику будущим поколениям. Их приемы не исчезли со временем, не затерялись в веках. Они прочно вошли в наше культурное наследие. Элементы заимствований из практики шаманов можно увидеть и в религиозных мистериях Древнего Вавилона, Египта и Греции, и в магических формулах средневековых магов и экзорцистов, и в идеях миссионеров, ученых и мистиков Нового времени. Элементы шаманской магии легли в основу сложного символизма народных танцев. Языческие хороводы символизировали циклы движений луны и солнца; танцы с переплетением ходов - ход созвездий; пляски вокруг культовых объектов помогали достичь измененного состояния сознания, в котором танцор вступал в прямой контакт с энергией космоса. Идея спасения человечества через магический вихрь танца нашла отражение и в религиозно-философской традиции индуизма в образе танцующего бога Шивы-Натараджи, который, ради благополучия всего мира, день и ночь танцует на священной горе Кайлаш свой сакральный космический танец – танец фактуры нашего мира, «танец существования, всемогущества жизни, способной делать много чего сразу»: «Вся вселенная вовлечена в кружащийся поток изменений и деятельности. Это танец Шивы. Мы все танцуем с Шивой, а Он с нами. В конечном счете, мы и есть танцующий Шива».
Таким образом, древние шаманы заложили фундамент всего того знания, на котором зиждется современная психотехническая наука и практика, а затем передали эстафету будущим поколениям. Скованное тысячелетним снежным покровом безмерное мифологическое пространство древнего шаманизма с приходом на Землю тепла треснуло и раскололось на части, подобно громадному ледяному зеркалу, расколовшемуся от солнечного жара на множество льдинок-осколков. Истаивая под солнцем, эти льдинки сбегали вниз в виде множества ручейков талой воды, питавших землю, пробуждавших спящие в ней семена и споры. И почва, которая была взрыхлена, засеяна и орошена усилиями древних шаманских садовников, оказалась благодатной для всхода целой поросли новых социальных и психотехнических практик. Среди них, конечно, были и сорняки, судьбой которых было исчезнуть из человеческой памяти, раствориться в веках, затеряться в песках Времени. Но одновременно среди них проклюнулись и проросли семена, свежие зеленые побеги которых стали основой для роста и селекции тех многочисленных психотехник, которые образовали всю пышность, богатство и многообразие современного сада психолого-психотерапевтических практик, среди которых одно из центральных мест, безусловно, занимает метод работы с трансовыми состояниями, который известен в наше время под названием эриксоновского гипноза.
Литература:
32. Мифы индейцев Южной Америки. Легенда №119. – СПб.: Издательство Европейского Дома, 1994.
Категория: СТАТЬИ » Статьи по психологии Другие новости по теме: --- Код для вставки на сайт или в блог: Код для вставки в форум (BBCode): Прямая ссылка на эту публикацию:
|
|