О том, как настоящий мужчина должен всегда превозмогать себя

Как-то в МакДональдсе на Петроградской я охотно лакомствовал якобы вредной пищей с канцерогенами. Дело было под вечер. И то ли я был после сессии в качестве клиента, то ли после четырех - в качестве терапевта – не помню. Помню только чувство хорошо выполненной работы и зверский, стало быть, аппетит. Мне не удалось сесть в уголке у окошка на проспект, там уже сидели мужчина и отрок. Пришлось довольствоваться местом по соседству, чуть дальше от окна и чуть дальше от стены. Но я обратил на них внимание, прежде всего, как на конкурентов за стол. Они кого-то молчаливо ждали. Потом к ним присела женщина, ровесница мужчины. Она села за стол. И мужчина начал монолог. Я воспринимал это все через еду, не очень внимательно. Пока мужчина не начал говорить. Он говорил ровно, спокойно и отчетливо. И хотя было шумно, мне был слышен посыл этой речи. Лишь музыка съедала некоторые фразы. С первых слов стало понятно, что это за монолог. Мужчина на семейном совете учил нерадивого отрока жизни. Странное место они выбрали. Мне стало интересно, как это происходит в семьях. Я вот, убей, не помню, чтобы в моей семье такое было. Чтобы прям вот садились за стол и – сын, давай поговорим. О том, как ты дальше собираешься жить. Но я слышал о таком от других. И мне стало непреодолимо любопытно, как это происходит вообще. Я остановил трапезу, взял стаканчик с напитком и направил свой взор в окно. Как будто, я хипстер и модно любуюсь видами со стаканчиком в руках или грущу и думаю о ней или просто задумался, глядя в окно. Да мало ли еще чего. И мое ухо как раз было направлено в их сторону. Звук стал четче. Расположение было беспроигрышное. Хотелось, конечно, и посмотреть тоже – не скрою. Но пялиться на семейный совет в действии мне показалось как-то совсем уж нахальным актом. Довольно и того, что и подслушивать не хорошо – что я гораздо ранее узнал от своей матушки. Короче, я моментально нашел золотую середину в сделке между совестью и интересом и принялся за дело.

Это был чисто монолог. Речь шла о том, что мужчина должен ставить перед собой цели и, во что бы то не стало, их достигать. И если не получается, перешагивать неудачу и идти к цели дальше. А добившись цели – ставить перед собой новые. И идти к ним. А чтобы понять, чего хочется, если ничего не хочется, надо пробовать. Взять газету и устроиться на работу. На любую работу. Начать заниматься делом, не рассчитывая первое время на хорошую зарплату и хорошее отношение. Просто ценить возможность, что тебя, ничего не умеющего, взяли и учат, тратят на тебя время, еще и деньги платят. Ценить возможность и стараться вникнуть в это дело. Первое время будет не получаться. Но это нужно игнорировать и идти дальше. Хотя бы вставать вовремя и не опаздывать. Слушаться старших и вникать. Вникать и следовать к цели – разобраться и хорошо выполнять свое дело. И только через полгода, и то при условии, что уже хорошо будешь работать, можно рассчитывать на хорошее отношение и повышение зарплаты. А до этого надо просто идти к своей цели. Пускай иногда стиснув зубы. Ты мужчина, а это значит, что надо быть сильным. Если через полгода работа, все еще, будет не нравиться – можно устроиться на другую. И проделать тот же путь. Первое время будет не получаться и будет хотеться все бросить. Но надо поставить перед собой цель – продержаться полгода. Только за полгода можно что-то понять о работе.

-Не подслушивайте! – вдруг ворвался неожиданно визгливо-пристыженный голос парнишки. Этот голос появился на полотне впервые и как будто облил меня холодной водой. Но с опозданием. До меня с оттяжкой дошло, что это мне. Но были и другие люди в кафе. А уточнить – мне или не мне – не представлялось возможным. Мне говорили, что я выгляжу очень спокойным в ситуациях, когда у окружающих уже срывает кран. Но тут я, кажется, покраснел. И окаменел. Такой позор, меня, взрослого мужика, поймали на подслушивании приватного семейного разговора в людном месте. Но с меня-то взятки гладки. Повода-то смотреть в свою сторону я не давал. Главное просто самому себя не выдать. Нужно продолжать смотреть туда же, куда и смотрел, изображая задумчивость, чтобы и ухо не дрогнуло. Никакой реакции, типа: вы это мне? Ведь я же, как будто, не слушал, о чем они говорят. И типа не услышал его реплики. Все пристальнее вглядываясь в Каменноостровский проспект, я чувствовал на себе тяжелые пристальные взгляды всех троих. Тем, что я был неприступен – это была для них та еще провокация смотреть еще пристальнее. Но с их стороны это все тоже провокация, стоит мне отвернуться или обернуться – все пропало. Надо держать лицо. Надо держать лицо. Надо держать лицо. Так прошли годы. За это время на меня смотрело уже все кафе. Рука со стаканчиком предательски, кажется, начала трястись под объективами тысячи телекамер. Черт! Нервы сдают. Надо держать лицо. И…

-Настоящий мужчина должен всегда превозмогать себя… – продолжил отчитывать сына отец ровно таким же тоном, как будто, и не было ничего сказано вовсе, просто он сделал паузу. Гора напряжения обрушилась внутри меня. Я победил! Великан прошел мимо. Но сразу нельзя было оживать. Это могла быть военная хитрость. Еще какое-то время я так и не мог поверить, что пронесло. И по инерции продолжал окаменело «типа любоваться» красотами Санкт-Петербурга. Потом слегка, еле-еле, незаметно, сохраняя poker-face, бросил мелькающий взгляд на семью. Они были погружены в свое. Я вернулся в себя. Потом еще раз перепроверил, бросил на них уже более наглый, отчетливый взгляд, но и это осталось незамеченным. В семье были заняты воспитанием сына. Я доедал, но больше как-то не слушалось. То ли отец стал поучать тише, то ли я уже думал о другом.