О чувстве юмора.

Что такое чувство юмора? Есть чувство удивления, радости, отвращения, злости, страха и т.д. И вроде чувство юмора не очень вписывается в эти описания.

Похоже, чувство юмора – не совсем чувство. Что это - способность, состояние, возможность, переживание, смесь этих/других составляющих?

Для меня чувство юмора - это прежде всего способность и возможность видеть несколько смыслов в том, что привлекло мое внимание. А что его привлекло? Это нечто откликнувшееся, нечто очень похожее, или, наоборот, очень непохожее на то, что я видела/слышала, переживала до этого. Во внимании есть удивление: О, ну надо же! (а что так бывает?) - с радостью. Или удивление с неприятным оттенком раздражения, отвращения: И снова здравствуйте (да, это уже было, было, сколько можно?). Или: о боже, я вообще не знаю, что это и куда это в моей картине мира прилепить, на всякий случай испугаюсь. Испугаюсь и сделаю ноги, или нападу, или замру. Последнее всё чаще норма. Было бы удивительно, если бы мы в порыве непонимания уничтожали все новое, или убегали от новизны, сверкая пятками.

И вот этот социально наиболее приемлемый способ – замереть, застыть - наиболее травматичен, если это замирание длить. Поскольку возбуждение циркулирует в теле, не находя выхода, тело становится напряженным, зажатым, мы задерживаем дыхание на вдохе, фиксируясь на пугающем и часто захватывающем нас переживании одного смысла. Мы притворяемся мертвыми. И в этот момент формируется травма. И так каждый день. Могло бы быть больше, если бы не чувство юмора.

Способность юморить и придавать различные смыслы – способ бороться с ежедневной травмой жизни: о боже! этот дядька как-то не так, вот очень косо на меня посмотрел, засунул руку в карман, сейчас достанет нож. А может не нож, а колбасу? Или книгу? Или мобильный телефон? Или влажные салфетки, носик вытереть? В момент нахождения смыслов создавшееся напряжение покидает наше бренное тело вместе разрядами смеха, что часто очень похоже на судорожные выдохи, с последующим расслаблением. По крайней мере, в момент смеха мы обретаем способность выдыхать, а не только вдыхать, и, получая опору на полноценный акт дыхания, тело может расслабиться и жить дальше в контакте со средой, а не травматичным переживанием.

***

Однако, способность юморить и совершать акт придания иных смыслов – прекрасный способ травму создавать: повысить тревогу неопределенности, а с ней вместе уровень небезопасности, нарушить чужую границу. Ведь смеясь над кем-то или над чем-то, я очень рискую. На самом деле я понятия не имею, где проходит граница смысла у другого, и предъявляюсь своим многосмыслием этому конкретному человеку, людям, миру. Доверяюсь. И ведь обязательно найдется человек, который считает свой смысл, свое знание самым верным. И в моей невинной или виновной в нарушении личных границ шутке увидит нападение именно на своё, сокровенное, ценное, смысловое.

Как тут быть? Ключевое здесь даже не значение, не смысл, а «увидит», «услышит». Каждый из нас «видит» - воспринимает окружающее через призму своего жизненного опыта, через призму рожденных этим опытом значений. И каждый из нас в этот момент встречи с актом предлагаемого многосмыслия делает осознанный или неосознаваемый выбор – видеть ли что-то еще, кроме привычных сознанию посланий. Пойти ли чуть дальше и удивиться? О, ведь можно и так! Или привычно обидеться: ты говоришь то-то, это означает то-то, а это всегда было обидно и сейчас обидно тоже. Обидеть меня хочешь? Обвинить? Застыдить? И ты тоже…  И доказывай теперь, что слово дура «dura» в латыни имеет совсем другое значение…

Беда в том, что зачастую смысл обиды, стыжения, обвинения, вкладываем мы сами, чтО бы нам не говорили. И эта встреча со столь ранящей частью собственного опыта часто не самая приятная встреча в жизни.

Думаю о том, что существование на одном полюсе: полюсе только одного придаваемого смысла, полюсе только серьезности, только знания, пусть и научного, но также и существование на полюсе только лишь шутливости и несерьезности способно сильно обеднять жизнь. Делать ее черно-белой, небезопасной, пограничной: ведь тот, кто не с нами, тот против нас. Что смешного вообще? Кто смеется с нами – он наш? кто не смеется моим шуткам, тот против меня? А за кого тогда? Чьи шутки ему смешнее?

***

Это было про вариант ненамеренного нарушения границ ранящей шуткой. Возникает вопрос: а если пытаются обидеть, высмеять намеренно? Нападают, нарушают границы и не очень скрывают это? Как это происходит – саркастично, жаля в самые больные места, или слегка покусывая и приближаясь, или сразу отступая назад? Стоит задуматься. Если это движение души насмехающегося направлено ко мне, что он хочет сказать таким способом, что хочет получить от меня? Почему не говорит прямо? Как часто не говорит прямо? Можем ли мы взаимно удовлетворять наши потребности в этих отношениях? Если это про нарушенный обмен брать-давать в отношениях, то был ли он нарушен мной или еще до меня? И получаю ли я своё или незавершённое с другим, ко мне не очень относящееся? Как я вообще оказался в этом месте и какое участие принимаю?  

***

В общем, я за выбор. Каждый сам решает над чем ему смеяться, а над чем нет. Чему, когда и какие смыслы придавать. 

В хаосе жизни, в тревоге неопределенности смыслы – важная опора. И они же могут стать тюрьмой, в которую заключена душа.