Время отчаяния

Как известно, в жизни самым важным является то, что невозможно игнорировать.

Экзистенциалисты описали то, с чем человеку приходится быть, претерпевая свою жизнь. Причем претерпевать не означает проживать что-то плохое, как может показаться на первый взгляд. Претерпевать значит иметь дело с предельным переживаниями, которые улучшают качество жизни, делая ее очень ясной. Они описали некоторые феномены бытия, но рассматривали их как результат индивидуального проекта.

Эти феномены широко известны: в одиночестве мы рождаемся и умираем, в нашей жизни нет никакого замысла и поэтому мы можем делать все, что захотим. Собственно, признание одиночества и заложили традицию рассматривать происходящее как личное дело каждого. Постмодернизм и развернул эту ситуацию в радикально ином ключе.

О каком одиночестве может идти речь, если мое появление и развитие происходит под неусыпным взглядом Другого, который меня придумывает?

Не является ли моей задачей освобождение от этого взгляда или сама задача по освобождению также является способом укрепиться в зависимости?

И есть ли тогда свобода, если все мои желания принадлежат Другому и я становлюсь его рабом всякий раз, когда организм нуждается в разрядке биологического напряжения?

Таким образом индивидуальность, которая постулировалась на предыдущем витке развития, на нынешнем становится целью, но целью неосуществимой, перестающая быть целью сразу после того, как будет признана ее значимость. Попытка отыскать индивидуальность, работает на благо конформизма. Чтобы достичь выигрыша надо выйти из игры.

В середине этого перехода от одиночества к связности лежал небольшой период, когда значимость Другого только начинала обнаруживаться. Произошло открытие Диалога как недостающей части человеческой ситуации, которая делает личность целостной. В это время Диалог осуществлялся между равными партнерами. Сейчас каждый вступает в диалог с подчиненной позиции, поскольку основной разговор разворачивается не человека с человеком, а человека с Другим.

Сначала у людей не было внутреннего мира. Потом его стало необходимо обуздать с помощью большого нарратива. Потом оказалось, что его не существует и мир состоит из маленьких правд. Далее стало ясно, что эти правды не принадлежат их владельцам. Вначале человек обнаруживал себя висящим в пустоте, а затем оказался сотканным из других людей, подобно лоскутному одеялу.

Идентичность, которой так гордился человек, та сущность, которая, как утверждали романтики и экзистенциалисты, остается тогда, когда все потеряно, перестала быть следствием существования. Идентичность стала способом спрятаться от пронизывающего взгляда Другого, откупиться от его притязаний наименьшей монетой. Идентичность превратилась в стены, которые охраняют пламя жизни от сквозняка чужого бессознательного. Но если смотреть с противоположной стороны баррикады можно сказать, что все эти усилия, формирующие персональную идентичность помогают лучше транслировать символический порядок Другого в будущее.

Если не рассматривать радикальных трансперсональных вариантов, тогда свобода появляется там, где человек может скользить вдоль идентичностей. Опознавание себя как некоторой ограниченной самости предполагает переход на более высокий уровень абстракции и если в этой точке получается задержаться, из нее можно сделать следующий шаг, а именно, к другой интервенции, к другому способу упорядочить хаотические события жизни в связную историю. Аксиома выбора утверждает, что множество может быть упорядочено любым произвольным способом. А для того, что бы овладеть идентичностью окончательно, нужно выйти за ее пределы.

Как известно, человек не равен самому себе. То, что вы думаете о себе, совсем не то, чем вы являетесь. Стремление исчерпать бессознательное и стать для самого себя окончательно понятным равносильно желанию сжечь дом для того, чтобы погреться. Это не достижение ясности, это фиксация на удобной точке зрения. Ведь если все станет ясным, тогда пропадет способность хотеть. Ад это место где все можно, но ничего не надо. Деконструкция идентичности, таким образом, дает возможность разотождествления с повторяющимся опытом.