Существует ли объективная реальность? Немного о значении феноменологии для психотерапии

Возможно ли при этом наше взаимопонимание? Естественно, использование категории феноменологического поля формируют основания для сомнений в ответе на этот вопрос. Введение в пространство диалога феноменологического метода, соответствующего методологии, предусматривающей существование феноменологического поля, помогает разрешить эту проблему. При этом диалог превращается в презентацию двух людей друг другу своего феноменологического пространства. Сверхценность же точного понимания реальности, проявляющаяся в стремлении к установлению эквивалентности перцептивных процессов участников диалога, в этом случае девальвируется, уступая место феноменологическому плюрализму.

Именно благодаря этой методологической позиции возможно новое прочтение клинической проблемы. То, что ранее обозначалось нами как «утрата тестирования реальности», сейчас может быть рассмотрено в качестве существования альтернативной реальности, имеющей, кстати говоря, не меньшее право на существование с точки зрения рассматриваемой модели. С точки зрения феноменологии М. Хайдеггера, разница в презентаций феноменологического поля, в котором присутствуют участники диалога, как это не парадоксально, является именно тем, что их объединяет. Поясню этот тезис. Каждый из нас одинок и обращен к себе, более того – у нас нет доступа к тому, кто есть другой. Принципиальное незнание друг друга и позволяет нам объединиться. Источником же интереса к другому является эта разница – то, что другой – не Я. Именно это новое и лежит в основе мотивации контакта. Однако, по мнению Э. Гуссерля, если это новое значительно отличается от того, что человек знает, то он может не суметь придать этому смысл. Так рождается то, что мы привыкли называть сумасшествием. 

До сих пор в процессе изложения этого введения в феноменологический метод мы исходили из дуалистической природы поля, разделяя поле физическое и поле феноменологическое, давая тем самым право существования им обоим. Однако внутри самой феноменологии существуют различные подходы к природе поля. При знакомстве с феноменологическим методом, неизбежно возникает вопрос: «Существуют ли вещи объективно?». Ответ на него не столь прост и зависит от избранной философской позиции.

Речь идет об основном вопросе философии: «Что первично – материя или сознание?». Внутри самой феноменологии существует некоторое разделение. Так, начальный период развития феноменологии Э.Гуссерля характеризовался девизом «Назад к вещам, к конкретному!» [1], который предполагал существование объективной реальности в качестве основы для сознания. Более поздний этап его творчества знаменовался отходом от этой позиции и смещением в сторону очевидного субъективизма, проявляющегося в постулировании фактов сознания в качестве единственной реальности существования [2]. На этих позициях основатель феноменологии, несмотря на свое одиночество в результате отказа множества его последователей от подобного изменения методологического курса, оставался до конца своих дней. Таким образом, в развитии самой феноменологии можно обнаружить двойственное отношение к реальности. Для того же, чтобы оставаться философски последовательным, необходимо до начала феноменологического исследования ответить на основной вопрос философии и продолжить рассмотрение феноменологии, будучи материалистом, субъективистом или дуалистом. В рамках предлагаемой диалогово-феноменологической психзотерапии признается существование реальности, которая представляет собой совокупность феноменов в поле и их динамику. Эта позиция находит свое отражение и в самих терапевтических интервенциях, основанием которых могут служить исключительно феномены поля, источником которых являются оба полевых сегмента – «клиента» и «терапевта».

Рассматриваемая позиция базируется на феноменологическом подходе, представителем которой выступает М.Хайдеггер. Так, в работе «Бытие и время» он определяет феномен следующим образом: «само-по-себе-кажущее, очевидное» [4; С.28]. «Феномены суть совокупность того, что лежит на свету или может быть выведено на свет» [4; С.28]. При этом автор разделяет семантические поля понятий «феномен» и «явление», под последним подразумевая нечто большее, что само себя не кажет, поэтому содержит некоторую тайну. Явление не кажет само себя, но «дает знать о себе через нечто, что себя кажет» [4; С.29], т.е., полагаю, через феномен. Более того, М.Хайдеггер отмечает, что «выражение «явление» само может опять же значить двоякое: во-первых, (про)явление в смысле давать о себе знать как себя-не-казание и затем само дающее знать – которое в своем казании себя указывает на нечто себя-не-кажущее» [4; С.30]. Итак, «феномен – себя-в-себе-самом-показывание – означает особый род встречи чего-то. Явление, напротив, подразумевает сущую в самом сущем отсылающую связь, а именно так, что отсылающее (дающее знать) способно удовлетворить своей возможной функции, только, если оно кажет себя само по себе» [4; С.31]. Если упростить сложные хайдегеровские философские выкладки, то феномен, думаю, стоит рассматривать в качестве важнейшей функции явления, заключающейся в предоставлении информации о последнем, поскольку у самого явления такой возможности нет. Другими словами, феномен выступает тем аспектом сложного явления, который доступен нашему осознаванию в настоящий момент. Это означает, что доступ к явлению (применительно к рассматриваемой модели – психологическому явлению) лежит лишь через динамику феноменов, его демонстрирующих. Следовательно, сопровождая некоторую спонтанную феноменологическую динамику, мы получаем возможность исследования любого явления. Психотерапия в этом случае представляет собой процесс возникновения и переживания клиентом и терапевтом контакта с последовательно возникающими феноменами. Переживание же явления оказывается опосредованным переживанием феноменов в динамике их возникновения и трансформации.

Еще немного философского экскурса. В отличие от феноменологии Э. Гуссерля, опирающейся на вопрос «Что значит осознавать?», М. Хайдеггер берет в качестве основания своего метода вопрос «Что значит существовать?». При этом существование рассматривается им через призму времени: Я – ни что иное, как общий итог моих опытов [4, 5]. При этом человек существует, лишь будучи вовлеченным в какое-либо действие. Ответ же на вопрос «Кто Я?» возможен только в момент окончательной остановки, т.е. в момент смерти. В действии же я не знаю, кто я. Естественно, что в центре такой ситуации находится тревога, настоящая же смелость заключается в готовности принять тревогу о смерти. Тревога и смерть помещаются в центр душевной жизни человека. Отказ от нового – это отказ от старения и смерти[1]. Возвращаясь к прикладному психотерапевтическому аспекту этой философии, отмечу, что, по всей видимости, феноменологически ориентированный терапевт не спешит удовлетворить потребность клиента, а помогает осознать процесс смыслообразования со всеми сложностями и препятствиями на его пути.

[1] Думаю, что попытка размышлять в терминах психиатрического диагноза, характеризующая современную клиническую практику, является в каком-то смысле родственной отчаянной попытке отказа от старения и смерти.


1. Гуссерль Э. Логические исследования // Гуссерль Э. Избранные работы / Сост. В.А.Куренной. – М.: Издательский дом «Территория будущего», 2005. (Серия «Университетская библиотека Александра Погорельского») – 464с. – С. 75-184.

2. Гуссерль Э. Идеи к чистой феноменологии и феноменологической философии // Гуссерль Э. Избранные работы / Сост. В.А.Куренной. – М.: Издательский дом «Территория будущего», 2005. (Серия «Университетская библиотека Александра Погорельского») – 464с. – С. 241-282.

3. Хайдеггер М. Бытие и время. – СПб.: Наука, 2002. – 451 с.

4. Хайдеггер М. Разговор на проселочной дороге. – М.: Высшая школа, 1991.