Рамиль Гарифуллин. Любовь: психологические основы. - Р. Гарифуллин

Психоаналическая, архетипическая, диалектическая, эмпирическая, манипулятивная, постмодернистская, духовно-смысловая составляющие любви.

Один мой клиент мужского пола расстался со своей подругой и не мог выйти из депрессии. Чувствовалось, что мужчина мысленно находился в ситуации последнего диалога со своей подругой. Его подруга сказала ему, что он трус. Он в последнее время так боялся её потерять, что часто повторял, что любит её. Так часто, что навредил. В последнее время ему казалось, что он не чувствует с ней большого счастья и сухо целовал её… но часто. Анализ показал, что клиент часто повторял слова любви и этим самым рисовал фигуру или мозайку нелюбви. И, наоборот, иногда часто говорил о нелюбви, но этим самым рисовал мозайку любви. Он анализировал о том, любил ли он её? И вообще, разбирался, что такое любовь и была ли она у него? Анализ показал, что в мужчине присутствовала психоаналитическая составляющая любви. То есть, это невротичность, психическая подвешенность, двойственность чувств, то есть некое страдание. Оно у клиента было порой настолько сильным, что вызывало истощение и пациенту порой приходилось лечиться от такой любви. Часто такая любовь — это не проблема двух, это проблема одного. Мне показалось, что если я докажу, что у мужчины любви не было, то он поняв, что ничего не потерял, сразу успокоится. Мой клиент желал избавиться от своих страданий, но обусловлены ли они были феноменом любви?

Далее, мужчина рассказал, что сначала он думал, что в основе его чувств лежит только сексуальное влечение. Так и было, как только у него появлялась сексуальная озабоченность, он скучал по подруге и как голодный ободранный кот после странствий шёл к ней. Он сказал: «Это был фонтан переживаний, это сон, она прелесть, как свеча горит и тает. Игра и блеск её реакций. Уф! Когда я у её ног, даже там я чувствую божественное творенье. И всё-таки, святые места есть не только в Иерусалиме. У мест святых люблю бывать один. И я такой на свете ведь не один. Я всегда отдавался её магии. Полёты… подзалёты… это было. Но… у мужчин же две философии — одна до, и другая после этого. А после этого вакуум». Анализ показал, что это было проявлением феномена посторгазмической пустоты. Он добавил: «Ох, уж эти странности любви, то на коленях ползаешь перед ней, то видеть её не желаешь. Игра мужских гормон… читал. Ну, так и было. Какая ж это любовь? Ведь даже Пушкин женившись перестал писать о любви после своего брака. Больше об отечестве стал писать… В конце концов, не онанизмом же заниматься». Тем самым мужчина изложил необходимое условие любви — сексуальное влечение, но этого не достаточно.

Затем мужчина понял, что женщина для меня нечто большее. Она очень заботилась о нём, она хорошо готовила, у неё всегда было хорошо, комфортно, чисто и она меня всегда финансово выручала. Без неё он был как без рук. Без неё он был дикий, а с ней он был кто-то. Но кто — это вопрос? К ней он всегда хотел прижаться как к маме. Мать его когда-то почувствовала, что он уже не нуждается в её опёке и стала ревновать. Мать перестала переживать, взяла да передала своего сынишку другой «маме», то есть его подруге. У мужчины подсознательно возник психологический перенос на свою подругу, как на мать свою. Мужчина осознав это закричал на весь кабинет: «Ура! Значит, это доказывает, что это не любовь. Раз я мать увидел в своей подруге?» Мужчина на протяжении всего сеанса радовался любым аргументам о том, что любви не было, выражая это лаконичным «ура». Это была защита обратным чувством. Это защита от страха потерять рассудок от любви. Согласно психоанализу, любовь — это всегда продолжение любви к близкому человеку детства — матери, сестре, бабуле и т.п. Мужчина искал их в других женщинах, но не осознавал этого. Далее мужчина заявил: «Какая ж это любовь? Если я из подруги делаю мать. Я же всё-таки понимаю, что она нечто большее. Вот я после полугода общения со своей подругой стал осознавать, что стал переживать за неё, за её слабость. Я стал её чаще носить на руках. Поэтому не матерью она стала для меня, а больше дочерью. Тем более она меня младше. Я даже бываю для неё в роли отца. Ведь отца-то она потеряла ещё в детстве. А знаете, правильнее было бы сказать, что она является для меня как бы моей половинкой, частью меня, каким-то моим идеалом». Это была архетипическая составляющая феномена любви. Это была работа архетипа анимы — женской части психики в мужской. Но мужская часть преобладала, поэтому передо мной сидел мужчина. Далее, он подтвердил архетипизм своей своей любви сказав следующее:

«Мать и дочь здесь ни причём. Она та внутренняя женщина, тот идеал, который раньше я в себе вынашивал. Во всяком случае, мне так казалось тогда, когда мы с ней встречались. Эта моя внутренняя женщина, ну уж точно не мать, это моя внутренняя Богиня. Именно поэтому я иногда свою подругу называл Богиней. Она отвергала это, считая, что это мои внутренние выдумки и к ней никакого отношения е имеют. И действительно, она мне нравилась потому, что она прекрасна сама по себе или это не так, просто я в неё влюбился и поэтому, она мне нравилась? Я в своей любви себя наверное любил. Её с собой я сращивал, соединял. Поэтому ревновал. У неё другого быть не может!!! Она есть собственность моя… Ура! Здесь любви быть не может». Я ответил, дескать, не не она Богиня, а вы, испытывая желание Богиню встретить, навешали все эти атрибуты на свою прозаическую подругу? И всё-таки, по-видимому, она попала в резонанс с вашими внутренними идеалами».

Анализ показал, что возлюбленная моего клиента тоже полюбила в нём то, что он конечно не имел. Мужчина не мог, её обижать и старался развивать в себе всё то, за что она его полюбила. Ему порой казалось, что все его страдания в том, что он себя не любил. И действительно, любовь к другому человеку невозможна без любви к себе. А любовь к себе — это прежде всего принятие себя, то есть умение быть счастливым наедине с собой. Только на этой основе открывается условие для принятия другого, как себя, со всеми позитивами и негативами. А принятие другого и есть одно из многочисленных определений психологического феномена любви. Любовь — это всегда принятие другого…

Мужчина кричал на весь кабинет: «Я себя ненавижу, себя не перевариваю. И после этого я должен ещё кого-то любить. Откуда взяться-то любви. Ура! Значит её не было. (Мой пациент улыбается противоречивой улыбкой.) А знаете, ведь мы с ней когда-то умели держать паузу. Просто молчали и было хорошо». Это был феномен чувственного общения, за пределами которого находится манипулятивная состаляющая феномена любви. Мужчина признался, что женщина его любила искушать. Женщина умела это делать. Она ему не сразу отдалась. Он с ней сравнительно долго встречался. Он был всегда в напряжении. В нём боролись всякие чувства, противоречия. Это была диалектическая составляющая любви — как конфликта между различными чувствами, как предвушение, являющееся напряжением, вызванным двумя противоположными чувствами. Мужчина был как бы подвешен, будучи в состоянии предвкушения, постоянного дефицита её внимания и отношения. И это наполняло его особым чувством.

Он сказал: «Вы мне намекаете, что это предвкушение и напряжение и было любовью. Нет, когда, мне было семнадцать лет, то я впервые встречался с одной девушкой. Я тогда настрадался от этого. Побыли бы в этом состоянии. Я похудел тогда. Было даже истощение. Я умирал без неё. И эти страдания и были любовью? Это психоз какой-то, а не любовь. Работать не хочется, ничего делать не хочется. Только и думаешь о ней. Слава Богу выкарабкался из этого состояния. Она эта моя первая девушка пожалела меня видимо. Отдалась. Нет, я не хочу так любить. Не хочу больше терять так голову. С ней у меня такого не было и не будет». В ответ я сказал мужчине: «А могло бы быть? Вы чувствовали, что можете опять попасть в эту прекрасную психологическую ловушку любви?» И получил ответ: «Да, чувствовал и не хотел этого. Я сейчас только начинаю догадываться, что боялся того, что у меня уже было в семнадцать лет. У меня страх опять потерять голову. Стать этим безумцем. А у меня ведь дела, бизнес. Нет этого психоза мне не надо. Он миновал меня с этой подругой. Я хочу встречаться с такой девушкой, с которой я бы не потерял головы. Мне тяжело потом будет. Вон люди же живут как-то привыкают друг к другу». Это была эмпирическая составляющая в любви, которая начинается в процессе экспериментирования — совместного проживания. Как говорится «стерпится слюбится. Не всё же держится на этом безумстве. Действительно практика показывает, что многое в нашей жизни держится не на любви, а на ответственности — страхе подвести близких и Других, способности чувствовать боль другого как свою и т.п. Любовь здесь возникает как следствие Голода, испытания пограничными ситуациями, болезнями, проблемами. Любовь всегда переходит на уровень детей, как продолжение отношений, как выход из кризиса отношений, как особое преодоление, которое переводит отношения на иной уровень. Это любовь как награда за преодоление. Всё вышеприведённое является духовно-смысловой составляющей любви.

Затем он продолжил: «Разве может любовь основываться только на понимание того, что все оценивают мою подругу высоко, а я, слушая их боюсь её потерять, потому, что её все ценят, но не я. Мать говорит — женись, друг говорит — женись, дескать с квартирой девушка. У меня нет финансово-сексуального рефлекса. Я не завожусь, как многие современные девушки заводятся на пузатых, старых и богатых. Всякие президенты говорят женитесь и детей рожайте так как численность населения падает. Ну, вы меня понимаете.

Я не верю в вечную любовь! Как это возможно? Мы всегда привыкаем к человеку, а раз привыкаем, то значит её, то есть любви и быть не может».

А что нужно чтобы мы не приедались, нужен промежуточный элемент — ребёнок, который растёт и непредсказуем.

Как-то этому мужчине посоветовали, дескать, если у него проблемы в общении с девушкой, надо просто жениться и всё нормализуется. Практика показывает обратное. Если проблемы общения есть до брака, то в браке они только обостряются.

Далее мужчина заявил, что он боится безумства любви, или хомута ответственности, который я одену на себя, когда женюсь. Он начинает понимать, что истинное счастье любви, не в наслаждении, которое оно приносит, а в страхе потерять ум из-за неё. Именно этот страх, этот адреналин и запоминается потом. Но какие это страдания. Он отметил, что понимал, что это страдания, но опять лез туда в пекло безумства. Знал он этих ухоженных домашних мужей, которые бредят об этом безумстве, но трусят. Боятся превратиться в медведя как в постановке «Обыкновенное чудо».

Мужчина в заключении сказал: «Она меня полюбила как старшего, как подчинённая, как зелёная, как слепая девчонка и я воспользовался её слепотой. Потом она поняла что была в моих сетях. Было время, когда я с ней каждый день знакомился и каждый день влюблялся. Ведь она была всегда такая разная… » Это было манипулятивной составляющей феномена любви.

Далее мужчина с досадой сказал: «А ведь она сейчас живёт с каким-то некрасивым, рыжим, кривым очкариком-заморышем и призналась, что по настоящему полюбила его, так как он спас ей жизнь, совершив геройский поступок». Это была духовно-смысловая составляющая любви.

Затем мой клиент рассказал, как он экспериментировал в любви, извращаясь до совместного проживания сразу с тремя девушками. Потом наоборот, девушка была одна, а ребят проживало трое. Потом он жил с девушками в режиме «обмена жёнами». Продавал своё тело женщинам пенсионного возраста. Это была постмодернистская составляющая любви.

Далее мужчина успокоился, причём моей роли в этом практически не было. Он сам наковырялся в своей любви настолько, что она потеряла тайну и магию. А магия любви исчезает как только открывается структура этой магии. В этом успокоении уже не было той подвешенности, того страдания, которое было раньше. Но стал ли мой пациент этого успокоения счастливее это вопрос?

Доцент, кандидат психологических наук Рамиль Гарифуллин