Георгий Сергацкий. Что важнее — грудь или попа? (Из книги «Изнанка любви, или Опыт трепанации греха...»)

(Из книги «Изнанка любви, или Опыт трепанации греха...»)

Человек — самый сексуально
озабоченный примат.
Д. Моррис.

«Магия сексуальной аттракции еще долго будет оставаться неразгаданной, ибо психика человека достаточно сложна и противоречива. В ней загадок сегодня больше, чем ответов на них» (Е. Кащенко). Мы тоже хотели бы поучаствовать в решении этой почти главной человеческой загадки.

«В свойственных эпохе постмодернити образах сексуальная активность сфокусирована на эффекте оргазма, и каковы бы ни были его практические намерения и цели, секс постмодернити направлен только на оргазм. Его главнейшая задача — поставлять все более сильные, бесконечно разнообразные, предпочтительно новые и беспрецедентные переживания; однако в этой области вряд ли можно достичь окончательного результата, и поэтому достижение высшего сексуального опыта остается вечной проблемой, никакой фактический сексуальный опыт не является совершенным, и, тем самым, ничто не устраняет необходимости в дальнейших тренировках, рекомендациях, советах, рецептах, лекарственным препаратах или технических приспособлениях» (З. Бауман). «Конечно, я прекрасно сознаю, что Фрейд считал, что «стремление к совершенству, наблюдаемое у меньшинства людей», можно понять «совсем легко как результат подавления инстинктов». Но, помимо того факта, что такая «сублимация» + духовное означает нечто, совершенно отличное от «генезиса» духовного, как раз восхищение Фрейда и есть духовный акт. Проблема духа, Вообще, — это не проблема происхождения, или генезиса, но содержания. Именно «содержание», которое приобретает подавленное в своем возвращении, определяет ценность человека и степень, в которой мы восхищаемся им» (Л. Бинсвангер).

Выбор возбуждающего места на теле женщины — дело половой ориентации и вкуса. «Наши тела просто используют мозг, чтобы заставить нас вести себя так, как требует того генетическое программирование» (Р. Бэйкер). Женщина «лучше всех видимых вещей помогает сделать шаг от жизни тела к жизни души» (Новалис). «Мужики от начала дней до их конца за сиськой тянутся» (Ф. Раневская). «Если бы Господь Бог не создал женских грудей, то я не стал бы художником. И вообще я рисую пенисом» (О. Ренуар).   Но... Все рассуждения о главенстве женской груди в деле эрекции — не больше, чем ИНОСКАЗАНИЕ, ОБРАЗ. Больше всего турецкие султаны ценили бедра и талию. Идеальное соотношение талия/бедра — 2/3, практически современные 90-60-90. А вот грудь была не особо важна, также как и рост девушки.  «Представьте себе, что гениталии мужчины вдруг оказались развернутыми внутрь его тела, расположившись между прямой кишкой и мочевым пузырем. Если бы это произошло, мошонка бы неизбежно оказалась на месте матки, а яички расположились бы по ее краям...

Представьте себе теперь матку, вывернутую наружу. Не окажутся ли в итоге яичники в её внешней части? Не станет ли она напоминать мошонку? Расположившись в промежности теперь уже в качестве подвески, не превратится ли шейка (т.е. шейка матки и влагалище) таким образом в мужской член?» (К. Гален).

«Обследовал я женщин тайные места,
В целом — то же, что мужчины, если голы,
Они точь-в-точь, что мы, но не забудь
Их при осмотре наизнанку повернуть» (Шедевр Аристотеля).

Когда и как произошел этот выверт (или вверт) неизвестно. «Наука так мало знает о происхождении пола, что эту проблему можно сравнить с мраком, в который приникал даже и луч гипотезы» (З. Фрейд).

Триумф нарождающейся фаллократической культуры, основанной на строгой гетеросексуальности, породил изумительное заблуждение Фрейда относительно женской психики. Эта новая сексуальная культура в течение всего XIX столетия навязывала стойкое убеждение, что физическое тело является «естественным» врагом обитающего в нем духа» (C. Метьюс-Грико). «Не является ли тогда и сам вопрос Фрейда о причине желания женщины не о чем иным, как замаскированным вопросом о сути желания мужчины» (С. Ушакин).

«Эрос на простейшей стадии своего развертывания не может проявиться иначе, чем в виде неутомимой и мучительной жажды». «Это рана, наносимая самому существу человека». «Это психическая агрессия, порождающая постоянное и настойчивое тяготение к женщине и любви» (Ю. Эвола). «Что касается женской сексуальности, то Лакан после своих встреч с Батаем и чтением Мадам Эдварды рассматривал ее теоретически как нечто отвратительное, как черную дыру, как предмет, «оснащенный» крайней оральностью, как непознаваемую субстанцию: реальное, но устроенное иначе» (Э. Рудинеско).

«Чего же хочет женщина?» (З. Фрейд). «...У женщин та их часть, что именуется маткой, или утробой, есть не что иное, как поселившийся внутри них зверь, исполненный детородного вожделения; когда зверь этот в поре, а ему долго нет случая зачать, он приходит в бешенство, рыщет по всему телу, стесняет дыхательные пути и не дает женщине вздохнуть, доводя ее до последней крайности и до всевозможных недугов...» (Платон).

«Не могу жить ни с ними, ни без них» (Аристофан о женщинах). «Этим миром управляют мужчины, управляемые женщинами» (А. Шувалов). «Женщина отдается мужчине, но подразумевается, что он сам не в силах сопротивляться ее таинственной притягательности. Он властвует над ней, но он во власти вызываемого ею сладострастия» (А. Ионин). «Желание заняться любовью является следствием того, что некий коктейль гормонов был выпущен в мозг и вызвал там химические и электрические реакции, которые заставляют нас хотеть секса. Если «поднять» у человека уровень гормонов, его либидо повышается». «Все, что нужно мужчине для хорошего секса — это наличие женщины» (М. Гангор). «Великая сила женщин в их отсутствии» (А. Моруа). «Когда в тебе воспылает буйное и неудержимое желание, излей накопившуюся жидкость в любое тело» (лат.).

«Где начинается дух и кончается плоть вот основной вопрос всякой любви» (Д. Кремерц). «Я чувствую тебя как последнюю глубину, в которой моя душа смешалась с плотью» (Д. Аннунцио). «Мое тело и моя воля — одно и то же» (А. Шопенгауэр). «Если говорить об эякуляции и оргазме, то первая происходит в самом пенисе, а второй — в мозгу. Хотя эякуляцию, конечно, тоже запускает мозг, получающий от пениса сигналы удовольствия...» (Д. Фридман). «Одни стремятся к другим по зову плоти, другие — по сердечному зову, третьи руководствуются мыслью» (М. Бланшо). «Кто кем управляет — я им (пенисом — Г.С.) или он мной». «Он (А. Августин — Г.С.) обожал сексуальное удовлетворение, но в то же время ненавидел себя за эту слабость, поскольку «был бессилен управлять собственным пенисом» (Д. Фридман). Таким образом, четкой границы между «профанической» (Ю. Эвола) и мистической любовью, как и между телом и душой, еще никто не провел.

«Существует три точки зрения на тело: могила души, грязный источник искушений (аскеты), воплощение желаний красоты (язычники и художники), и ... тело как «брат — осел» (Святой Франциск)» (И. Гарин). Но «центр силы дьявола сосредоточен именно в чреслах людей» (Я. Шредингер, Г. Инститорис). Есть генитальный зуд и есть место, где ножки сходятся вместе. Нам кажется, что именно между ног скрывается так называемая тайна любви. Причем как у мужчин, так и у женщин.

«За лонный аромат я лоно обожаю,
За смачный запах смачный зад люблю» (А. Арто).

«Моя сладкая маленькая потаскушка Нора, я сделал, как ты велела, моя грязная малышка, и кончил два раза, когда читал твое письмо. Я счастлив, что ты любишь, когда тебя трахают в зад. Я вспоминаю ту ночь, когда я так долго любил тебя сзади. Моя штука часами оставалась в тебе, я снова и снова входил в тебя снизу, я чувствовал твои огромные жирные вспотевшие ягодицы на моем животе, видел твое разгоряченное лицо и обезумевшие глаза» (Д. Джойс).

Любовь к женщине — это поиск ответа на вопрос: А что там? Воображение, распаляемое неизвестностью, раздувает собственную жаровню. Когда ответ получен, — а это происходит после снятия зуда, — любовь переходит в благодарность. С новым зудом она возвращается. Процесс снятия зуда и называют любовью.

«Земля, вращаясь, заставляет совокупляться животных и людей, которые «совокупляясь, заставляют вращаться Землю». «...Хотя движение земной жизни ритмизуемо этим вращением, образом такого движения служит не вращающая земля, а член, проникающий в женское чрево и почти целиком выходящий наружу чтобы снова туда погрузиться» (Ж. Батай). Чрево, чресла — конечно же, не груди. «Почему мужчинам так нравятся женские ножки? Причина проста: они признают себе по секрету, что их привлекает то место, где ножки сходятся вместе. Руки присоединяются к туловищу тем же способом, но они не вырастают, подобно ногам, из чего-то круглого и загадочного. Загадка кроется в плотно сомкнутых половинках круга. Попа — это предчувствие, но не знание. Ягодицы отчасти прикрывают и смягчают тайну. Какую тайну?» (Ж.-Л. Энниг). «Женские ягодицы — это сигнальный стимул, запускающий поведение ухаживания мужчины. В древнегреческом языке имеется специальный термин для покачивания ягодицами, которым женщины завлекали мужчин, — перипрокция » (Д. Жуков).

«Именно с проникновения в глубину женщины, ее недра, ее лоно связан подобный опыт — ведь это как бы вхождение в «первоматерию», во всевозрастающее опьянение, которое завершается пароксическим восхождением и нисхождением в оргазме, кладущем конец бессознательному» (Ю. Эвола) и способном вывести человека за пределы ограниченного привычными ощущениями «Я». «Верлен в сборнике Oeuvres libres («Вольные стихи») признается, что потрясен и побежден задницей. Поэт то и дело возвращается к этой мысли, он совершенно ослеплен «великолепными, блистательными, / такими неистовыми / «В юных забавах» ягодицами (Filles). Его завораживает как «Застенчивая малышка, сладкая маленькая штучка / В легком ореоле золотистого пушка, / Раскрывается / Навстречу / моему желанию, неистовому и немому» (Femmes). Но больше всего Верлена потрясают мощь зада, которым он «навеки покорен», грандиозное бесстыдство и торжество плоти. Верлен капитулирует не только перед женским, но и перед мужским задом, хоть и клянется всеми богами, что первый в тысячу раз лучше второго (и наоборот). Но главное для читателей в этих стихах — зад, увиденный Верленом в новом ракурсе (хотя, конечно, это не главная из его поэтических находок): поэт погружается в него лицом. В глубине тела Верлен купается в перебродивших запахах, как в стоячей, прогретой солнцем воде. Он пленен этой сумрачной пряной ловушкой. «Я погиб. Ты победила. / Лишь одно имеет теперь значение — твой большой зад, / Который я так часто целовал, лизал, и обнюхивал...» (Femmes). Верлен тонет «в этой особой испарине, / благоуханной и наполненной запахами / спермы и влаги и ароматами зада». Язык шарит в таинственном отверстии, теряется в нем, пьянеет от «терпкого и свежего яблочного запаха», сладкоежке весело, он влюблен» (Ж.-Л. Энниг).

Не отстают и женщины. «Психоанализ возвещает наступление царства Сатаны». Фрейд как «истый знаток черной мессы воздает должное фаллосу как верховной святыне» (О. Фидель). Любовь к фаллосу можно сравнить лишь с «жарким огнем любви к Богу. «Боль была такой сильной, а сладость любви такой божественной, что отказаться от нее было невозможно» (Св. Тереза). Как невозможно отказаться от «союза с мужчиной о котором я узнаю Бога». «То, что мы ложно зовем нечистотой, и есть подлинная чистота; это то, что Бог повелел нам делать, и что мы делаем, и без чего мы не обретем Его, и это истина» (из показаний настоятельницы одного из монастырей). «Половой орган — это как раз та часть, которая уродует мужское тело и самому мужчине кажется чем-то безобразным. ...Но именно эта часть сильнее всего действует на женщину, сильнее всего возбуждает ее, и особенно в состоянии эрекции, когда он представляет из себя нечто более отвратительное. Вот лучшее доказательство того, что женщина ищет в любви не красоты, а чего-то другого» (О. Вейнингер). «Женщина видит себя в отражении мужского желания» (Э. Гидденс), когда между «телами разверзается настоящая пропасть, глубину которой составляют семнадцать сантиметров его члена» (Э. Элинек).

«В Древней Руси не было слова «оргазм», поэтому женщины испытывали чудо чудное, празднества, каравай и хоровод» (Из летописи). Чтобы волшебство состоялось, достаточно «засунуть этот длинный прибор в ту дырочку, которой она писает и от этого происходит величайшее удовольствие и величайшая услада на свете». Наступает «такой момент, когда щекотание так захватывает их, что они как бы теряют сознание от удовольствия, и они трясутся так, что из них выходит по канальцу то, что так щекотало их изнутри, — густая белая жидкость, похожая на кашу. А когда она выходит, то оба испытывают такое наслаждение, что и высказать нельзя». Поэтому для многих «все радости сосредоточены в заднице или между яйцами и влагалищем», и можно думать, «что сама душа спускается вниз от наслаждения, она как бы покидает свое обычное вместилище, все ее устремления направлены на долгожданное слияние двух тел и на то место, где оно происходит; душа больше не осознает саму себя и покидает голову» («Школа девушек»).

«Сознаваясь в слабости моего истинно несчастнейшего духа, я не в силах отыскать такое покаяние, которым я могла бы умилостивить Бога, обвиняемого мною все время в величайшей жестокости из-за этой несправедливости; делая этим противное его предначертанию, я более оскорбляю его своим возмущением, чем умилостивляю своим раскаянием. Разве можно назвать кающимися грешников, как бы они ни умерщвляли свою плоть, если при этом дух их еще сохраняет в себе стремление к греху и пылает прежними желаниями?! Ведь всякому легко признаваться на исповеди в грехах и даже смирять свою плоть внешними истязаниями, но поистине крайне трудно отвратить свою душу от стремления к величайшим наслаждениям...

И в самом деле, любовные наслаждения, которым мы оба одинаково предавались, были тогда для меня настолько приятны, что они не могут ни утратить для меня прелесть, ни хоть сколько-нибудь изгладиться из моей памяти. Куда бы ни обратилась я, они повсюду являются моим очам и возбуждают во мне желания. Даже во сне не щадят меня эти мечтания. Даже во время торжественного богослужения, когда молитва должна быть особенно чистою, грешные видения этих наслаждений до такой степени овладевают моей несчастной душой, что я более предаюсь этим гнусностям, чем молитве. И вместо того чтобы сокрушаться о содеянном, я чаще вздыхаю о несовершившемся. Не только то, что мы с тобой делали, но даже места и минуты наших деяний наравне с твоим образом так глубоко запечатлелись в моей душе, что я как бы вновь переживаю все это и даже во сне не имею покоя от этих воспоминаний. Нередко мысли мои выражаются в непроизвольных движениях и нечаянно вырывающихся словах...» (Из второго письма Элоизы).

«...Он тоже ускорил свои движения внутри нее; словами и ласкающими руками он подстегивал ее кончить одновременно с ним, сомкнув свой рот с ее ртом, так что их языки двигались в такт с ее чревом и его органом. Наконец ее тело стало трясти» (А. Нин). «Язык — небольшой член, но многое делает» (Послание Иакова).

В такие моменты главный герой принадлежит не только себе. «К ее удивлению, после достижения полного оргазма первое время она плакала, испытывая смущение и одновременно облегчение. Она чувствовала бесконечную благодарность за то, что он подарил ей свою любовь и свой пенис: она была благодарна ему за то, что могла так полноценно наслаждаться его пенисом, и однажды во время копуляции представила, что она обнимает пенис огромных размеров, обвиваясь вокруг него с чувством опьянения и ощущением, что кружится вокруг центра вселенной. Она чувствовала, что его пенис принадлежит ей, что она действительно могла доверять тому, что он и его пенис принадлежат ей» (О. Кернберг).

Душа Фанни Хилл также уносится вслед за волшебником. «Теперь он был во мне, я чувствовала его; когда он начал двигаться, то задал моему организму, вплоть до нежнейшей его части, такую мощную встряску, что я не могла не ответить ему тем же. И все мои животные силы механически устремились к этому центру притяжения...». «Осознайте же — как это осознает любовь — каким же должен быть заключительный наивысший восторг наших острейших ощущений (причем в месте их сосредоточения), когда, после долгого перерыва, место это вновь воспламеняется под нажимом этого властвующего над всеми нами державного скипетра. В состоянии своего сильнейшего напряжения он чувствуется мне таким активным, таким плотным, таким приятным, что у меня просто не хватает слов, чтобы передать это исключительное впечатление» (Д. Клиленд).

Чрево леди Чаттерлей вообще не хотело расставаться с «виновником» счастья. «И когда этот сокровенный и такой чувствительный орган совсем вышел из ее тела, из ее груди вырвался крик — О, какая потеря! — и она сделала усилие, чтобы вернуть его обратно». Каким он был совершенным! Как она его любила! Только сейчас она оценила всю упругость и нежность этого похожего на набухающую почку мужского органа. И снова из ее груди вырвался крик восторга и боли потери. Все ее женское существо стонало по утрате тоже что воплощало всю силу и мощь мужчины». В другой раз, когда все кончилось, ей «осталось только ждать и томиться, чувствуя, как из нее исходит, сокращается его плоть. Пока не наступит этот страшный момент, когда он совсем выскользнет и оставит ее. А тем временем ее нежное развернутое чрево ждет его возвращения, подобно морской актинии, тянущейся лепестками за убывающей в отливе водой: вернись, напои меня и насыть! Не осознавая себя, она опять прильнула к мужскому телу. Он не отстранился, и она снова почувствовала в себе его плоть, набухающую, как весенняя почка, все больше и больше заполнявшую ее чрево, и снова ее тело охватили волны блаженного трепета, пока они не захлестнули ее и не поглотили полностью. И снова из ее груди вырвались нечленораздельные вопли. Это был голос самой жизни, вырывающейся из темного хаоса. Мужчина внимал этому голосу с благоговейным ужасом, и вся его живительная влага выплеснулась в нее. И он тут же затих, их объятия разомкнулись. Она тоже не шевелилась. Они лежали, не воспринимая ничего вокруг, даже друг друга» (Д. Лоуренс).

Из вышеизложенного следует: воплощением Эроса является не ГРУДЬ, а ПОПА — место заветное, алчное, скрытое где-то там у женщин, и упругое, энергичное и подчиняющее у мужчин. В самой грязной части тела прячется обещание растворения в невыразимой сладости отчаянного бесстыдства. «Лицо человека — это обман и притворство (грудь, по нашему мнению, нейтральна, поскольку на проявление эмоций не способна — Г. С.), а попа искренняя — ведь ее нельзя контролировать. Попа всегда будет нашей бессознательной, животной частью, она не сможет нас обмануть, как не сумеет скрыть свою истинную природу, порывы и терзания. Попа — это невидимая сторона, изнанка нашей личности...» (Ж.-Л. Энниг), «дыра Дьявола», где хранятся «самые интимные тайны» (М. Турнье).