ВОПРОСЫ САМОРАЗВИТИЯ ЧЕЛОВЕКА. Вып. 2 (1990)

10.09.61. Беседа третья (о конфликтах).

Я убежден, что большинство из вас стремится к миру в той или иной форме. Политические деятели много говорят о нем: во всех странах это их конек, их излюбленное слово. Но мне все же кажется, что мир, который ищут человеческие существа, является скорее бегством от конфликта. Мы хотим найти такое состояние, в котором бы наш ум нашел убежище, и не задумываемся при этом, нельзя ли преодолеть все конфликты и обрести тем самым подлинный мир. Я бы хотел поговорить с вами о состоянии конфликта, так как мне кажется, что если бы мы могли устранить наш внутренний конфликт полностью и до основания, то, возможно, обрели бы мир.

Мир, о котором я говорю, это не тот мир, которого ищут психика и мозг; это нечто совершенно иное. Я думаю, он будет причиной смятения, так как это очень творческий, а, стало быть, очень разрушительный мир. Чтобы достичь мира в таком понимании, нужно, по-моему, прежде всего понять, что такое конфликт, ибо не разрешив эту проблему радикально и до конца, мы не добьемся мира ни внешнего, ни внутреннего, сколь бы пламенным ни было наше стремление к нему. (...)

Разве не возникает конфликт, когда появляется проблема? Проблема содержит в себе конфликт, конфликт приспособления, возникающий при попытках понять, освободиться от чего-то, найти ответ. У большинства из нас много самых различных проблем: социальных, экономических, межличностных, идеологических и т.д. Не правда ли, все эти проблемы остаются неразрешенными? Мы фактически никогда ничего не додумываем до конца, – а это принесло бы нам освобождение, – но продолжаем изо дня в день, из месяца в месяц идти по жизни со всеми нашими проблемами, грузом лежащими на нашем уме, на нашем сердце. Мы неспособны наслаждаться жизнью, быть простыми, ибо все, к чему мы прикасаемся, – любовь, Бог, человеческие отношения и все остальное – сводится в конце концов к какой-либо уродливой, обескураживающей нас проблеме, конфликту. (...)

Мы приняли это состояние конфликта как неизбежное, его рассматривают даже как должное и необходимое для эволюции, для роста, – необходимое, чтобы вообще достичь чего-либо. Нас не покидает чувство, что если бы не было жизненной борьбы, не было конфликта, мы неизбежно оказались бы в застое. В итоге мы постоянно оттачиваем наши умы для борьбы и пребываем в постоянном конфликте с самими собой, с нашими соседями, со всем миром. Это не преувеличение, это факт, и невероятная тяжесть этого состояния всем нам хорошо известна. Мне кажется, что первоочередным вопросом надо считать следующий: ясно ли вы понимаете, сколь важно освободиться от состояния конфликта, причем без намерения осуществить что-либо иное? Есть ли какой-нибудь способ быть свободным ради свободы как таковой, – так, чтобы ум при любых обстоятельствах не находился в состоянии конфликта? На настоящей стадии развития нашей беседы мы еще не знаем, возможно это или нет. Все, что нам известно, – это то, что мы находимся в состоянии конфликта, что мы познали страдание этого состояния, чувство вины, отчаяние, безнадежность и горечь нашего нынешнего существования. Вот и все, что мы знаем.

Мы приняли это состояние конфликта как неизбежное. Как же узнать, не на словах, не интеллектуально или эмоционально, но действительно выяснить, возможно ли быть свободным? Как к этому приступить? Ясно одно: не поняв этот конфликт до конца, на всех уровнях сознания, нельзя быть свободным, нельзя понять, что есть истина. Ибо в состоянии конфликта ум находится в смятении. (...) Если человек способен по-настоящему понять это, если он не говорит самому себе, что конфликт борьбы за существование неизбежен, что на нем основана вся структура общества, что его надо принять безоговорочно, – то его отношение к этой проблеме меняется. Это первое, что необходимо понять, но не интеллектуально, не на уровне слов, а фактически, то есть войдя в соприкосновение с действительным фактом. С момента нашего рождения и до смерти продолжается эта битва внутри и вовне нас. Можем ли мы по-настоящему понять, что этот конфликт неразумен? Откуда взять силу, жизненную энергию, необходимую для того, чтобы соприкоснуться с этим фактом во всей его полноте?

В течение веков нас учили жить в конфликте, принимать его или находить способы, позволяющие от него уйти. Как вы знаете, от конфликта можно уйти разными способами, обратиться к вину, женщинам, церкви, Богу, наукам, включить радио, плотно пообедать. Мы знаем также, что ни один из этих способов не снимает проблему конфликта, что все они лишь обостряют ее. Уйти от конфликта нельзя. Но разве мы решаемся безбоязненно признать этот факт? Я думаю, нам так трудно сделать это прежде всего потому, что, придумав множество способов ухода от конфликтов, мы утратили способность к непосредственному восприятию фактов.

Следовательно, нам нужно глубоко продумать вопрос об этих уходах, сознательных и бессознательных. Не правда ли, вы вполне сознательно включаете радио или идете в воскресенье в церковь после того, как в течение недели вели неприглядную жизнь? Гораздо труднее выявить скрытые, бессознательные попытки бегства, и я хотел бы несколько углубить этот вопрос.

Сознание в целом представляет собой некую совокупность, образовавшуюся с течением времени, не так ли? Оно – результат тысячелетнего опыта; оно образовалось из расовых, культурных, социальных воздействий, унаследованных от прошлого семьей, усвоенных личностью через посредство образования и т.п. Суммой всего этого является ваше сознание, и если вы понаблюдаете за собой, за своей психикой, то обнаружите, что в сознании всегда есть двойственность: наблюдающий и предмет наблюдения. Надеюсь, то, что я говорю, не слишком сложно, речь идет не о психологической теории, не об интеллектуальных построениях. Речь идет о непосредственном опыте, который мы с вами сегодня должны пережить, если не хотим остаться на чисто вербальном уровне взаимодействия.

Конфликт в нашем сознании неизбежен, поскольку в нем есть деление на мыслящего и мысль. Это деление порождает противоречие, а где есть противоречие, там неизбежен конфликт. Мы знаем, не правда ли, что находимся в состоянии противоречия, одновременно внешнего и внутреннего. Внешние противоречия в наших действиях появляются тогда, когда мы хотим жить определенным образом, но подчинены деятельности другого порядка; внутренние противоречия зиждутся в наших мыслях и желаниях, чувствах. Чувства, мысли, желания, воля и речь образуют совокупность нашего сознания, и в этой совокупности всегда есть противоречия, так как в ней всегда есть разделение: с одной стороны, критик, наблюдатель, который все время приглядывается, выжидает, видоизменяет, отбрасывает; с другой стороны, чувство или мысль, которые подвергаются воздействию.

Если вы сами пытались вникнуть в эту проблему не через книги,... вы неминуемо должны были установить тот факт, что совокупность сознания находится в состоянии внутреннего противоречия, ибо в нем всегда, наличествует тот, кто мыслит, оперирует идеями; и это порождает бесчисленные проблемы.

Возникает вопрос: как узнать, неизбежно ли подобное расщепление сознания? Существует ли мыслящий независимо от мысли или же создан ею в качестве отправной точки ее деятельности?

Если вы хотите понять состояние конфликта, необходимо вникнуть во все это. Недостаточно сказать: "Я хочу уйти от конфликта". Если мы хотим лишь этого, мы можем с успехом принять лекарство, что очень просто и дешево. Но если хочешь осуществить по-настоящему глубокое исследование и вырвать с корнем самое причину конфликтов, нужно исследовать все темные углы ума и сердца, в которых прячутся противоречия. Глубоко понять конфликт можно лишь в том случае, если попытаться найти причину расщепления всей совокупности сознания на мыслящего и мысль. Нужно задать себе вопрос: существует ли некий мыслящий или же существует только мысль? И если существует только мысль, то почему есть этот центр, из которого исходит всякая мысль?

Не правда ли, мы сможем понять, почему мысль создала этот центр, это "я", эту личность, – как бы мы его ни назвали, – если примем во внимание, что центр находится именно там, откуда исходит всякая мысль. Мысль стремится к непрерывности; видя, что все способы ее выражения преходящи, она создает в качестве центра свое "я". И тогда возникают противоречия.

Чтобы по-настоящему понять это не только на вербальном уровне, необходимо прежде всего оставить все попытки к бегству – отрезать, отсечь, подобно хирургу, любые формы бегства. Это требует ясного и свободного от предпочтений ума... Это требуют энергии и неослабного наблюдения, так как ум настолько привык к бегству, что оно стало для него более важным, чем самый факт, от которого он стремится удрать. Лишь тогда, когда имеет место полный отказ от любых форм бегства, человек становится способен встретить лицом к лицу состояние конфликта.

Когда достигнута эта точка, когда человек физически, эмоционально и интеллектуально свел на нет все формы бегства, что тогда происходит? Существует ли еще проблема? Несомненно, проблему создает попытка к бегству. Если вы больше не находитесь в состоянии борьбы с вашим соседом, если вы не стремитесь проявить свое "я", если не пытаетесь быть другим, разве конфликт продолжается? Теперь вы в состоянии видеть себя такими, какими вы есть в действительности. Отпадает оценка и деление на хорошее и плохое. Вы тот, кто вы есть. И действует сам факт: не существует "я", пытающегося воздействовать на этот факт. (...) ...Факт действует сам по себе, и в результате нет ни противоречия, ни конфликта.

Действительно, это производит необыкновенное впечатление – открыть, что есть мысль и нет мыслящего. Открыв это, вы узнаете, что можно жить и без внешних противоречий, так как теперь вам требуется лишь немногое. Человек с большими потребностями – сексуальными, эмоциональными или интеллектуальными – зависит от других людей, и с момента появления зависимости возникают противоречия и конфликты. Когда ум освобождается от состояния конфликта, из этой свободы рождается совершенно новое состояние. Слово "мир", в известных нам его значениях, к этому состоянию неприложимо... То, о чем я говорю, – это не мир, обещанный нам в раю после смерти; его нельзя обрести ни в одном храме, ни в одной идее, ни в одном культе. Такое состояние рождается лишь тогда, когда полностью прекратились все внутренние конфликты, когда мы полностью освободились от всех потребностей, – даже от потребности в Боге. Есть лишь неизмеримое движение, которое не может быть нарушено никакими действиями.

*   *   *

Вопрос: Что вы хотели сказать в прошлый раз, когда указали, что нужно находиться в состоянии смятения?

Кришнамурти: Прошу вас, только не делайте из меня авторитет, это было бы ужасно. Ведь вы сами можете констатировать тот факт, что избегание смятенного состояния относится к числу важнейших наших забот. Стоит ведь только приостановиться непрерывной болтовне ума, как он выказывает большое внутреннее смятение. Вы сами можете видеть, что мозг все время занят: мужем, женой, половым вопросом, национальной проблемой, Богом, заботой о куске хлеба и т.д. Пытались ли вы когда-нибудь выяснить, почему он все время занят и что произошло бы, если бы он не был занят? Вы оказались бы лицом к лицу с чем-то, о чем вы никогда не думали; и это "что-то" может стать фактом, повергающим в большое смятение. Этот факт действительно должен смущать, тревожить. Ведь непрерывная занятость ума оказывается не более чем бегством от устрашающего одиночества, от пустоты. Вам следует встретить это тревожное беспокойство лицом к лицу и глубоко вникнуть в него.

12.09.61. Беседа четвертая (о потребностях)

(...) Безусловно, у нас есть потребность в некоторых внешних, поверхностных вещах: в одежде, крове, пище. Все это существенно необходимо всем. Но есть ли у нас еще какие-нибудь действительные потребности помимо потребности в этих вещах? Действительна ли психологическая потребность в сексе или, например, в том, чтобы стать знаменитым? Являются ли действительными потребностями честолюбие, постоянная жажда стяжания все больших и больших богатств? Каковы наши психологические потребности? Нам кажется, что мы нуждаемся в огромном числе вещей, и из этой иллюзии возникает страдание зависимости. Но если мы действительно хотим задать себе этот вопрос – каковы наши психологические потребности? – и глубоко вникнуть в него, то нам придется спросить себя: существует ли действительно, фактически хотя бы одна психологическая потребность? Этот вопрос следует поставить и серьезно обдумать. Психологические потребности хорошо нам известны и мы постоянно им подчиняемся; к ним относятся, прежде всего, психологическая зависимость в отношениях с другими людьми, ощущаемая нами необходимость в общении, необходимость вовлечься в какой-нибудь образ мысли или деятельности, желание проявить себя, стать знаменитым. (...)

Вопрос состоит в следующем: почему мы испытываем такую неодолимую потребность проявить, актуализировать себя? Почему мы так безжалостно честолюбивы? Почему половой вопрос имеет такое огромное значение в нашей жизни? Сейчас речь идет не о том, каковы наши потребности в количественном и качественном отношении, имеются ли они у нас в максимальном или минимальном объеме. Речь идет о том, чтобы понять, почему существует этот неистовый импульс проявить себя через посредство семьи, имени, положения и т.п., то есть через посредство всего того, что приносит столько мук, тревог и обманутых надежд, но поощряется обществом и получает благословение церкви.

Если вы отрешитесь от поверхностной реакции, которая заставляет нас говорить: "Что со мной будет, если мне не повезет в жизни?" – и если вы тщательно изучите факты, то убедитесь, что суть дела лежит гораздо глубже: причина всему – это страх не иметь бытия, страх полной изоляции от людей, пустоты одиночества. Оно здесь, глубоко запрятанное и скрытое, это ощущение властной тревоги, мучительной боязни оказаться от всего отрешенным; из-за этой тревоги и боязни мы цепляемся за все, что нас к чему-нибудь обязывает. Вот почему у нас имеется внутренняя потребность принадлежать к какой-либо группе иди обществу, посвятить себя какой-то деятельности, ухватиться за то или иное верование; всеми этими способами мы пытаемся убежать от действительности, которая рядом, которая запрятана в глубочайших тайниках нашего я. Несомненно, именно этот страх принуждает наш ум, все наше существо отдаться той или иной форме верования или деятельности, которая тем самым становится необходимой потребностью.

Я не знаю, доводили ли вы свое исследование до этой точки не на словах, но в действительности, то есть смотрели ли вы в лицо самостоятельно обнаруженному вами факту. Факт же состоит в том, что вы – ничто, ничего собой не представляете; что внутренне человек пуст, подобен скорлупе, прикрытой украшениями знании и опыта, которые представляют собой лишь слова и объяснения. Но для того, чтобы, посмотрев в лицо этому факту, не впасть в отчаяние, не быть подавленным ужасом такого открытия, а жить с ним, необходимо прежде всего понять суть потребности. Если мы поймем скрытое содержание потребности, она уже не будет иметь той власти над нашим умом и сердцем.

Ничто не в состоянии заполнить эту глубокую внутреннюю пустоту – ни Бог, ни знание, ни спаситель, ни человеческие отношения, ни ребенок, ни муж, ни жена – ничто. Но если ум, все ваше существо сможет смотреть на эту пустоту, жить с ней, тогда вы увидите, что психологически, внутренне не существует ничего такого, что мы называем потребностью. В этом и состоит настоящая свобода, но она требует проницательного ума, глубокого исследования, непрерывной бдительности. (...)

*   *   *

Вопрос: Вы сказали, что наши основные потребности – это пища, одежда, кров, а половое желание относится к области психологических потребностей. Не могли бы вы дать разъяснения по этому вопросу?

Кришнамурти: Вот, я думаю, вопрос, на который все ждут ответа! В чем состоит проблема секса? Касается ли она самого полового акта или связана с приятными образами, мыслями и воспоминаниями, которые его окружают? Но разве воспоминания, образы, возбуждение и т.п. совместимо с любовью, если мы желаем употреблять это слово, не унижая его? Я считаю, что необходимо понять физический, биологический факт. Но это одна сторона вопроса. Нечто совсем другое – романтические фантазии, чувство, что ты отдал себя другому лицу, отождествление с ним, продолжительность чувства, удовлетворение, возникающие в процессе таких отношений. Когда мы действительно поглощены желанием, потребностью, какова тогда роль секса? Является ли он психологической потребностью наряду с биологической? Нужна большая ясность и острота ума, большая бдительность мозга, которая бы позволила провести грань между физической и биологической потребностью. Секс включает в себя очень многое: помимо полового акта, это желание забыться в другом, в длительных взаимоотношениях, это дети, стремление к бессмертию через детей, жену, мужа, стремление отдать себя целиком другому существу со всеми вытекающими отсюда проблемами ревности, привязанности, боязни, а также проистекающими из них страданиями. Но разве все это любовь? Если мы не понимаем, что такое потребность во всей ее глубине, то секс, любовь, желание будут производить в нашей жизни ужасные опустошения. (...)

Вопрос: Как выяснить, какая из наших проблем главная?

Кришнамурти: Зачем разделять проблемы на важные и второстепенные? Разве не все они – проблемы? Если бы мы смогли глубоко исследовать и до конца понять какую-нибудь одну проблему, как бы мала или велика она ни была, мы увидали бы суть всех проблем; и ответ этот – не риторический. Возьмем любую проблему: гнев, ревность, зависть, ненависть – мы их хорошо знаем. Если вы постигнете гнев, если вы не отстраните его как малозначимое явление, каким станет тогда его содержание? Почему появляется гнев? Потому что вы чувствуете себя обиженным: кто-то сказал вам что-то неприятное. Если же нам льстят, мы чувствуем себя довольными. Почему же мы обижаемся? Потому что мы считаем себя лучше, чем нас считают, не так ли? А почему мы считаем себя лучше? Потому что наше представление о себе соответствует тому, чем мы должны были бы быть, а не тому, что мы есть в действительности. Но почему создается такое представление о себе? Потому что человек никогда не изучал себя и не знает, что он представляет собой на самом деле. Мы думаем, что должны быть какими-то, – идеалом, героем, образцом. Когда нападают на наш идеал, на то представление, которое мы о себе имеем, мы испытываем гнев. Между тем, представление о себе создается с целью удрать от того, что мы есть в действительности. Но если вы постигли себя как факт, то никто уже не сможет вас обидеть. В этом случае если вы лжец и вам скажут об этом, вы не станете обижаться, потому что это факт. Но если вы претендуете на то, чтобы не быть лжецом, а вас назовут таковым, вы разгневаетесь. Итак, проблема состоит в том, что мы живем в мире воображения, а не в мире действительности. (...)

Вопрос: Почему мы испытываем страх, сознавая свою пустоту?

Кришнамурти: Страх рождается только при попытке уклониться от того, что есть, при стремлении отстранить его, избежать. Но когда встречаешь факт лицом к лицу, разве страх еще существует? Бегство есть процесс мысли, а мысль имеет временное бытие. Если вы не поняли всей совокупности процесса мысли и времени, вы не сможете понять и страх. Смотреть факту в лицо, не уклоняясь от чего, означает положить конец страху. (...)

14.09.61. Беседа пятая (о внимании)

Мне кажется, всем нам следует проделать опыт, о котором я сейчас буду говорить. Большинство из нас относится к опыту довольно легкомысленно. На любой стимул мы отвечаем вяло, инертно, мы раздумываем и боимся возможных последствий. Мы никогда не даем исчерпывающего ответа всем нашим существом ни на один стимул. Поэтому когда появляется какой-либо вызов, мы никогда не находимся в состоянии полного внимания; вследствие этого наши реакции, ответы носят ограниченный характер, они никогда не бывают свободными и полными. Вы, вероятно, это замечали. Но я считаю очень важным тщательно рассмотреть этот вопрос, так как в течение дня мы встречаемся с разными переживаниями и через нас проходит множество влияний, каждое из которых оставляет свой след. Слово, жест, случайная мысль, схваченная на лету фраза, беглый взгляд – все это оставляет свой отпечаток; но мы ничему не уделяем полного внимания. Для того, чтобы до конца исчерпать тот или иной опыт, необходимо полное внимание. Мы говорили раньше, что внимание и сосредоточенность – разные вещи. Концентрация – это процесс исключения, ограничения, усечения, тогда как внимание охватывает все.

Поскольку я хочу говорить о теме довольно сложной, мне кажется, что каждый должен был бы осознать, что предстоящий опыт потребует полного внимания. Опыт не приобретается простым выслушиванием слов; необходимо действительно пережить то или иное. Если мы слушаем, например, мужа, жену или ребенка, мы обычно воспринимаем несколько случайных слов и отстраняем все остальное, причем не перестаем интерпретировать, видоизменять, рассматривать, осуждать или выбирать. Для того, чтобы слушать, требуется известная способность к полному вниманию, при котором не существует ни один из указанных способов вмешательства. Вы отдаете все ваше существо в целях познания.

Итак, для того, чтобы открыть истину страха, о котором я буду сейчас с вами беседовать, для того, чтобы глубоко изучить страх, вам нужно неослабное внимание. Вы не можете ограничиться выслушиванием отдельных фраз и затем, утратив интерес к дальнейшему, возвратиться к обычным мыслям, к личным проблемам. Вам необходимо во всех деталях рассмотреть проблему страха до конца. Быть по-настоящему серьезным – это значит иметь способность дойти при рассмотрении любого вопроса до конца, каковы бы ни были последствия, к каким бы результатам это ни привело. Я хочу говорить о страхе, ибо страх искажает все наши чувства, мысли и отношения с другими. Это он побуждает нас стать последователями так называемого спиритуализма, это он подталкивает нас принять различные интеллектуальные решения, предлагаемые людьми, это он заставляет нас делать странные и непонятные вещи. Я задаю вопрос: случалось ли вам когда-нибудь пережить страх на опыте, во всей его действительности, а не только чувство страха, предшествующее угрожающему событию или следующее за ним? Существует ли страх как таковой? Или он возникает, когда появляется мысль о завтрашнем или вчерашнем дне, о том, что уже произошло или может произойти? Существует ли страх в активном, живем настоящем? Когда вы встречаетесь лицом к лицу с тем, что, как вы говорите, внушает вам страх, испытываете ли вы страх в этот самый момент? Этот вопрос для меня очень важен. Так как если ум не будет полностью, до конца свободен от всякой формы страха – страха смерти, общественного мнения, разлуки, возможности не быть любимым – есть много разновидностей страха, – если сознание в целом не освободилось от страха, тогда невозможно идти дальше. Можно, находясь в тревожном состоянии, заниматься мелочами в пределах собственного ума, но если хочешь проникнуть глубоко внутрь своего я и увидеть, что находится в нем, а что за его пределами, – для этого необходимо, чтобы отсутствовал страх, чтобы не было страха смерти, страха бедности или опасения ничего не достичь в жизни.

По самой своей природе страх неизбежно противится всяким исследованиям, и пока ум и все наше существо не освобождены от страха, не только от его сознательных форм, но и от тех, которые глубоко скрыты, утаены, так что их трудно осознать, – до тех пор нет никакой возможности открыть истину, открыть то, что существует фактически, открыть, существует ли это понимание беспредельного, величайшего, о чем человек говорит из века в век, действительно ли оно.

Я думаю, что можно полностью освободиться от страха – не в течение какого-то промежутка времени, не на какой-то срок, но полностью и до конца. Вот я и хочу вместе с вами рассмотреть это состояние полного отсутствия страха.

Хочу уточнить, что я не передаю материал, выученный наизусть. И не размышлял об этом вопросе заранее и я не собираюсь сейчас повторять то, что заранее обдумал; это было бы очень скучно и для вас, и для меня. Я тоже ищу. Все должно обладать новизной в каждый данный момент. Я надеюсь, что мы совместно предпримем исследовательский поиск, и что вы не будете поглощены единственно вашей собственной формой страха, будь то страх темноты, врага, ада, болезни, Бога, того, что скажут ваши родители, ваша жена, ваш муж, будь то любая из десятков форм страха, существующих у людей. Наше исследование касается природы страха, а не какого-то конкретного его выражения.

Если вы вникнете в вопрос, то убедитесь, что страх возникает только тогда, когда мысль фиксируется на вчерашнем или завтрашнем дне, на прошлом или будущем. В активном состоянии, в настоящем страха нет. Страх всегда налицо в прошлом или будущем, он не существует в настоящем; это удивительное явление надо открыть самому. В текущем моменте, в активном настоящем нет страха в какой бы то ни было форме. Следовательно, мысль является источником страха, – мысль, которая озабочена вчерашним или завтрашним. Полное внимание относится к активному настоящему. Думать о том, что произошло вчера или произойдет завтра – это означает не быть внимательным, а отсутствие полного внимания порождает страх, не так ли? Если я отдаю все свое внимание какому-то вопросу, ничего не удерживая и не отбрасывая, не оценивая и не осуждая, в этом состоянии внимания страх не существует. Но как только возникает состояние невнимания, то есть как только я, например, скажу: "А что произойдет завтра?" – или как только я задумаюсь над тем, что было вчера – результатом этого невнимания явится страх.

Внимание есть активное переживание настоящего. Страх – это мысль, обусловленная временем. Если вы находитесь лицом к лицу с чем-то реальным, действительным, и если возникает опасность, в этот момент мысль отсутствует, вы действуете, и это действие может быть положительным или отрицательным. Итак, мысль – это время; не то время, которое показывают часы, а психологическое время мысли. Время порождает страх, время как расстояние отсюда досюда, время как процесс, в течение которого вы становитесь тем или иным; время, созданное тем, что я сделал или сказал вчера, но что хотел бы скрыть от людей; время, содержащее в себе, например, вопрос: "Что случится завтра? Что будет со мной, когда я умру?" Следовательно, мысль – это время. А разве существует время, разве существует мысль в активном настоящем? Мы видим, что страх существует лишь тогда, когда мысль убегает вперед или назад, не так ли? Мы видим, что мысль – результат времени, которое связано с фактом осуществления или крушения надежд, успеха или неудачи в стремлении чего-то достигнуть. Мы не говорим о времени в хронологическом смысле. Вполне очевидно, что если мы не пожелаем с ним считаться, то потеряем равновесие и устойчивость. Мы говорим о времени как мысли. Если этот вопрос ясен, тогда можно перейти к рассмотрению вопроса, что такое мысль и в чем состоит процесс мышления. Я надеюсь, что вы не просто слушаете, но действительно сознаете, к чему призывает то, о чем я говорю, и что вы откликаетесь на этот призыв. Я спрашиваю: "Что есть мысль?" Если вам незнаком процесс мышления, если вы не пытались очень глубоко его изучить, вы не сможете ответить на этот вопрос, ваш ответ будет неадекватным. А если ваш ответ неадекватен, возникнет конфликт; пытаясь уйти от этого конфликта, вы упустите из поля внимания факт – тот факт, что вы не знаете. Как только вы отдадите себе отчет в том, что вы не знаете ответа, что вы не знаете вообще, возникнет страх. Мне хотелось бы знать, следите ли вы за моей мыслью. Итак, что такое мысль? По-видимому, это реакция, действие, происходящее между вопросом и ответом, не так ли? Я задаю вам вопрос. До того, как вы ответите, проходит некоторое время – в течение этого времени действует мысль, которая ищет ответа. Очень просто выслушать это объяснение, но самим исследовать процесс мышления, изучить, как мозг реагирует на раздражение, и понять суть процесса, посредством которого вырабатывается ответ, – все это требует внимания, не так ли? Прошу вас, подумайте над вашим ответом на вопрос: "Что такое мысль?"

Что происходит в вашем уме? Вы не можете ответить на поставленный вопрос. Вы никогда не пытались на него ответить. Вы ждете от вашей памяти ответ. И за этот срок, за промежуток времени, отделяющий вопрос от ответа, протекает процесс мысли. Разве это не так? Если я задам вам знакомый вопрос, например, "Как вас зовут?" – вы ответите немедленно; вы хорошо знаете ответ, так как много раз на него отвечали. Но если вопрос будет несколько сложнее, пройдет несколько секунд, за время которых мозг роется в памяти, чтобы найти ответ. Если задать очень сложный вопрос, промежуток времени увеличивается, но процесс остается тем же: порыться в памяти, отыскать правильные слова и потом дать ответ. Прошу вас, проследите за этим медленно; ведь действительно очень любопытно и интересно наблюдать за происходящим процессом. Все это является частью осознания себя.

Можно задать такой вопрос: "Каково расстояние отсюда до Нью-Йорка?" Порывшись в памяти, вы вынуждены сказать: "Я не знаю, но могу выяснить". Это требует еще большего времени. А можно задать вопрос, на который вы должны ответить: "Я не знаю, как на это ответить", но в то же время вы ждете ответа, вы ждете, чтобы вам его сказали. Итак, мы имеем привычный вопрос и немедленный ответ, более сложный вопрос и ответ с некоторым запозданием; вопрос, касающийся чего-то, в чем мы не уверены, но о чем можем справиться, и это требует дополнительного времени; и наконец, вопрос о том, чего мы совершенно не знаем, думая при этом, что если мы подождем, то ответ будет нам дан.

Зададим теперь вопрос: "Существует ли Бог?" Вы не можете найти ответ на это в своей памяти, не так ли? Даже если вы верующий, даже если вам говорили то или иное на эту тему, вам придется отбросить все подобные нелепости, поиски в своей памяти вам не помогут; бесполезно ждать и ответа извне, так как никто ничего не может вам сказать, ничего не принесет вам и промежуток времени. В активном настоящем остается лишь факт, полная уверенность, что вы не знаете. Это состояние незнания есть абсолютное внимание, не так ли? Всякая другая форма знания или незнания происходит из времени и мысли и является лишь невниманием. Учитесь ли вы чему-нибудь, слушая все это?

Предпосылкой всякого научения являются незнание. Учиться – это не значит добавлять знание, не значит накоплять. В процессе накопления мы лишь добавляем нечто к знанию, и это есть статический процесс, тогда как научение – это живое движение, непрерывное изменение.

Итак, что случается, когда вы узнаете о страхе? Вы идете за страхом, не так ли? Вы преследуйте страх, а не он вас. И тогда вы замечаете, что, с одной стороны, нет вас, а с другой – нет страха. Такого разделения не существует. Внимание – вот то активное настоящее, о котором ум говорит: "Я не знаю, я абсолютно ничего не знаю". В этом состоянии нет страха. Но страх окажется налицо, если вы скажете: "Я не знаю, но надеюсь узнать". Я думаю, что этот кардинальный вопрос нужно понять. Рассмотрим же его с разных сторон.

По сути дела, страх возникает, когда вы гонитесь за безопасностью, внешней или внутренней, когда вы жаждете прочного, длительного, неизменного состояния в ваших отношениях с другими, во владении благами мира сего, в уверенности, которую дает знание, в эмоциональном плане. А в итоге мы говорим, что есть Бог, что Он всегда пребывающий и вечно неизменный, что в Нем мы может обрасти нерушимый мир и безопасность. Каждый стремится к безопасности в той или иной форме. Вы знайте, как люди играют всем этим, как они ищут безопасности в любви, в достатке, в добродетели, в клятве быть добрым, целомудренным. Мы знаем все ужасы, заключенные в тайных и открытых поисках безопасности. И все это страх. Ибо, в сущности, вы никогда не были уверены в том, что безопасность действительно существует. Вы не знали и не знаете. Я применяю эти слова в их абсолютном и полном значении: это факт, что вы не знаете. Вы не знаете, существует ли Бог, вы не знаете, будет ли еще одна война, вы не знаете, что будет завтра. Вы не знаете, существует ли что-нибудь постоянное в вашем внутреннем мире. Вы не знаете, что произойдет о вашими родными, женой, детьми. Вы не знаете, но вы должны вскрыть этот факт незнания, открыть его самостоятельно. Такое состояние незнания, полной неуверенности не есть страх. Это состояние полного внимания, при котором вы можете делать открытия.

Итак, становится очевидным, что совокупность сознания, включающего в себя не только поверхностное, ясное сознание, но и то, что запрятано в самых глубоких тайниках расовой памяти, все его движущие силы, – становится очевидны, что все это, являясь мыслью, составляет основу страха. Хотя сознание может вмешать в себя разные виды удовольствия, страдания, развлечения, радости и т.п., но вы видите, что оно есть результат времени. Сознание есть время, оно представляет собой итог многочисленных дней, месяцев, лет и веков. Ваше осознание себя французом потребовало длительной пропаганды, продолжавшейся в течение многих поколений. Тот факт, что вы – христианин, католик или что-либо иное, потребовал двух тысячелетий пропаганды, на протяжении которых вас заставляли думать, верить, действовать по определенному образцу, именуемому христианским. Вот почему вам кажется странным не иметь веры, быть ничем. Итак, совокупность сознания – это страх. Таков факт; соглашаться или не соглашаться с фактом не имеет смысла.

Что же происходит, когда вы встречаетесь с фактом лицом к лицу? Или вы уже имеете суждение о факте, или вы его оцениваете. Это означает, что вы его не понимаете; тогда возникает время, ибо ваше мнение принадлежит времени, оно вчерашнее, оно связано с тем, что вы узнали раньше. Действительное видение – это активное настоящее, и в этом видении страх не существует. Я не пытаюсь внушить вам, что страх не существует. То, что страх не существует, есть действительный факт, а опыт познания действительного факта освобождает от страха всю совокупность сознания. Надеюсь, что вы не слишком устали и можете познать на опыте то, что я вам говорю, так как вы не в силах унести мои слова к себе и дома над ними медитировать; тогда они утратили бы всякую ценность, состоящую в том, чтобы встретить лицом к лицу то, о чем я говорю, и вникнуть в это. Тогда вы увидите что весь механизм вашего мышления с его знаниями, тонкостями, запретами и отказами, что все это есть мысль и действительная причина страха. Вы увидите также, что при полном внимании мысль исчезает; остается лишь восприятие, видение.

Вниманию сопутствует полная неподвижность ума, ибо оно не включает в себя отбрасывание. Когда ум становится абсолютно безмолвным, будучи при этом не сонным, но активным, чувствительным, живым, в этом состоянии внимательной неподвижности страх не существует. Тогда возникает движение, по своему качеству не принадлежащее ни к мысли, ни к ощущению, ни к эмоции, ни к чувству. Это не призрак, и не галлюцинация; это особый вид движения, абсолютно отличный от известного нам. Такой вид движения ведет к тому, что не имеет имени, к неизмеримому, к истине.

К несчастью, вы не слушаете, вы не доводите переживание до конца в связи со сказанным, потому что вы не проникли в него действительно, потому что вы не довели свое исследование до этой точки. Поэтому через короткое время страх снова овладевает вами. Следовательно, вы должны вникнуть в страх; и по мере того как вы будете вникать в него все глубже и глубже, он будет рассеиваться. Когда вы построите фундамент для проявления действительного, вы никогда более не будете его разыскивать, ибо поиски действительного основаны на страхе. Когда ум будет освобожден от страха, вы откроете истину. (...)

Вопрос: Можно ли постоянно сохранять состояние полного внимания, исключающего страх?

Кришнамурти: В состоянии полного внимания нет процесса исключения; оно не есть процесс противодействия чему-либо. Мы рассмотрели проблему страха и увидели, что страх не существует, если вы внимательны, здесь отсутствует исключающий процесс мышления. Вы все еще пользуетесь мыслью, но нет процесса исключения. Я внимателен; в этот момент я здесь целиком. Учтите, что слова служат нам только средством общения. Они не являются средством познания действительного факта во всей его полноте.

Теперь возникает вопрос: можно ли сохранить состояние полного внимания? Употребляя слово "сохранять", вы включаете время и тем самым разрушаете свое внимание. Если внимание нарушается, не вмешивайтесь, дайте ему снова возникнуть. Не говорите: "Я должен его сохранять", – ибо это вовлекает усилие, время, мысль, и все повторяется сначала. (...)

17.09.61. Беседа шестая (об изменениях)

Я хочу провести беседу на тему, которую считаю очень важной: о переменах и изменениях. Что мы понимаем под измерением? На каком уровне, до какой глубины происходит изменение? Вполне очевидно, что изменение необходимо. Не только индивид, но и коллектив меняется. Я не думаю, что существует какая-либо коллективная мысль помимо наследственных расовых инстинктов и знаний, накопленных в подсознании индивидов; но коллективные действия, очевидно, необходимы. Однако чтобы эти коллективные действия были согласованными и не шли вразнобой, индивид в своем взаимодействии с коллективом должен изменяться. Изменение индивидов приводит к изменению коллектива, хотя некоторые политические группы пытаются разорвать эту связь и заставить индивидов, то есть отдельных людей, подчиниться так называемому коллективу.

Если бы мне удалось вместе с вами разобраться во всей этой проблеме изменений, понять, каким образом можно вызвать изменение в отдельном индивиде и в чем состоит это изменение, тогда, быть может, в процессе слушания, мысленного участия в исследовании непроизвольно изменитесь вы сами. Произвольное, преднамеренное изменение, полученное путем принуждения, дисциплины, подчинения, – такое изменение я не считаю изменением. И хотя вы можете легко согласиться с этим утверждением, но я уверяю вас, что доискиваться действительной природы изменения, не имеющего прямой побудительной причины, – вещь не совсем обычная.

У большинства из нас навыки мышления укоренились настолько глубоко, многие настолько привыкли к определенным идеям, оказались в такой сильной зависимости от известных физических привычек, что освободиться от всего этого кажется почти невозможных. Мы приобрели определенную манеру есть, приспособились к определенной пище, привыкли одеваться тем или иным образом, нам присущи физические, интеллектуальные и эмоциональные навыки и т.п.

Добиться радикального, глубокого изменения во всем этом комплексе без принуждения извне крайне трудно. Изменения, о которых мы знаем, очень поверхностны. Слово, жест, идея, изображение могут заставить нас расстаться со старой привычкой и примериться к новому образу. И тогда мы думаем, что изменились. Отойти от одной церкви и примкнуть к другой, называть себя не французом, а европейцем – все эти изменения весьма поверхностны, это не более чем смена ценностей. Изменить образ жизни, отправиться в кругосветное путешествие, сменить идеи, отношение к вещам, их оценку – весь этот процесс представляется мне крайне поверхностным, так как он обычно является результатом принуждения, внешнего или внутреннего. Итак, совершенно ясно, что изменение, вызванное внешним влиянием, страхом или желанием чего-то добиться не является действительным изменением. А нам нужно пройти через полное изменение, через великую перемену. Нужна не смена идей, формул, но разрушение, полное уничтожение всех образцов, всех формул. Мы видим, что исторически всякая революция, как бы радикальна или многообещающа она не была в начале, неизбежно приводит к воспроизведению старых образцов, что всякое изменение, полученное принудительным путем, через страх или ожидание награды, выгоды, – такое изменение есть лишь приспособление. (...)

Большинство из нас вполне удовлетворяются поверхностным приспособлением. Мы думаем, что прогресс состоит в освоении новой техники или изучении нового языка, в получении новой должности или изобретении нового способа добывать деньги, в заведении новых знакомств, когда нам надоели старые. Для большинства из нас жизнь проходит именно на таком уровне: приспособление, принуждение, разрушение старых образцов и заключение себя в кандалы новых. Но все это не имеет ничего общего с коренным изменением. Современные же человеческие проблемы требуют полной перемены, коренной революции. Нужно очень глубоко изучить сознание для того, чтобы выяснить, возможно ли осуществить полное изменение, в котором бы все ограниченные мысли оказались разрушенными и мысль освободилась.

Может быть, вам удастся сознательно устранить что-нибудь из того, что находится на поверхности, но выгрести самые глубокие тайники сердца и ума, вычистить скрытое, подсознательное кажется почти неосуществимым, ни так ли? Ибо вы не знаете, что там находится: поверхностный ум не может проникнуть в темные кладовые памяти. Однако эта работа должна быть проделана.

Надеюсь, вы следите не только за моими словами, иначе это было бы просто неразумной игрой. Но если вы действительно следите – не за оратором, а за опытом, в котором вы сами принимаете участие, – тогда, я думаю, это будет иметь большую ценность. Итак, как же проникнуть в подсознательное, в скрытые уголки вашего собственного сердца, вашего мозга? Психоаналитики пытаются вернуть вас к вашему детству со всем, что оно и себя включает, но подобный процесс ни в коей мере не является кардинальным решением вопроса, ибо предполагает участие посредника, интерпретирующего ваш опыт, так что вы снова лишь приспосабливаетесь к образцу, – к интерпретации. Мы же говорим о полном разрушении образцов, так как любой образец, и этот в том числе, есть навязанный мозгу опыт тысячелетий. Итак, как уничтожить образец? Прежде всего нам необходимо удостовериться, что психоаналитический процесс, осуществляется ли он аналитиком или вами лично, для этой цели не подходит, поскольку нас интересует полное изменение, радикальная перемена. Психоаналитический процесс может в какой-то степени помочь душевнобольному приспособиться к нашему нездоровому обществу, но мы говорим о другом. Прежде чем идти дальше, мы должны убедиться, что психоанализ не мотет привести к полной революции в сознании. Что представляет собой психоанализ? Проводится ли он посторонним лицом или вами самими, он в любом случае обусловлен наличием наблюдателя и наблюдаемого. Наблюдатель налицо – критикующий, обсуждающий, оценивающий наблюдаемое в соответствии с мерилом, известным ему заранее. Если есть деление на наблюдающего и наблюдаемое, есть конфликт; а если наблюдающий не вполне точен, если он составит себе искаженное представление о фактах, это искажение будет передаваться вое далее и далее, а непонимание будет становиться все более и более глубоким. Таким образом, если прибегнуть к психоанализу, ошибке не будет предела, и в этом вы должны вполне убедиться; убедиться в том смысле, чтобы видеть, что психоанализ – неверный средство для освобождения сознания.

Не зная, какой путь верен, мы все же можем отказаться от явно неверного пути. В этот момент ум находится в состоянии отрицания. Я хотел бы знать, переживали ли вы когда-нибудь мысль в отрицании? Обычно мысль имеет характер утверждения, что, однако, включает в себя и какую-то форму отрицания. Наша мысль зиждется на страхе, выгоде, награде и авторитете; мы мыслим по готовым формулам; в силу этого наша мысль имеет характер утверждения, в котором содержатся присущие ему отрицания. Но в данном случае речь идет об отрицании ложного без какого бы то ни было представления об истинном. (...) Когда вы видите и отвергаете то, что ложно, не зная заранее того, что истинно, тогда имеет место действительное состояние отрицания. Открыть, что есть истина, может лишь ум, абсолютно свободный от ложного.

Итак, мы согласны с тем, что психоаналитический процесс должен быть отвергнут. Теперь спросим у себя: какие еще ложные представления должны быть отвергнуты? Я надеюсь, что вы следите за ходом моих мыслей. Прежде всего должно быть отвергнуто желание перемен. Почему возникает желание перемен? Вы никогда не стремитесь к переменам, если вас удовлетворяют существующие условия. (...) Следовательно, если вы подвергнете глубокому исследованию свое желание перемен, то увидите, что оно имеет целью добиться более комфортной, обеспеченной жизни. На этом зиждется желание перемен: они должны дать вам новую форму комфорта, безопасности. Теперь, если вы видите ложность этого процесса, – а вы должны ее видеть, если хотите открыть что есть истина, – разве вы будете продолжать стремиться к переменам? Существует ли еще какая-нибудь форма ложных представлений?

Если хорошо разобраться, то у всех здесь присутствующих есть желание что-то открыть для себя, не так ли? Чего вы ждете и почему? Если вы глубоко задумаетесь над этим, то обнаружите, что вещи, как они есть, вас не удовлетворяют; вы хотите чего-то нового. При этом новое непременно должно быть приятным, утешительным, устойчивым. Так называемые религиозные люди ищут Бога. По крайней мере, они так говорят. Но самый факт поиска основан на предпосылке: вы можете искать только то, что вам известно, – то, что вы потеряли и хотите обрести вновь. Как же вы можете искать Бога? Вы ничего не знаете о Боге; поэтому для того, чтобы открыть, что такое Бог, надо прежде всего отвергнуть все формы пропаганды, все трюки, к которым прибегала церковь и другие организации, ибо вы не знаете ничего, кроме пропаганды.

Для того, чтобы в сознании произошла полная перемена, вы, следовательно, должны отвергнуть всякий анализ, все поиски, освободиться от всякого влияния, что крайне трудно. Ум, видя ложное, отвергает его полностью, не зная еще, что истинно. Если бы вы знали, что истинно, вы попросту заменили бы то, что считаете ложным, тем, что считаете истинным. Нет отречения, если вы знаете, что получите взамен. Полное отречение происходит лишь в том случае, если вы, отрекаясь от чего-либо, не знаете, что из этого получится. Такое состояние отрицания абсолютно необходимо. Очень вас прошу: следите за мной чрезвычайно внимательно, ибо если вы действительно дошли до этого момента, то обнаружите, что в состоянии отрицания вы откроете истину. Отрицание по существу состоит в том, чтобы освободить сознание от известного.

Наше сознание основано на знании, на опыте, на расовом наследии, на памяти, – на вещах, через которые человек уже прошел. Опыт всегда относится к прошлому, оказывающему влияние на настоящее, которое изменяется благодаря этим влияниям и продолжается в будущем. Все это есть сознание, этот обширный склад веков. Оно приносит пользу лишь в том, что касается механического аспекта существования. Было бы абсурдно отбросить все научные знания, накопленные за предшествующий исторический период. Но чтобы осуществить перемену в сознании, необходим полный переворот в его структуре, полная пустота. Эта пустота возможна лишь в том случае, если сделано раскрытие, если обретено действительное видение того, что ложно. Если вы дошли до этой точки, то увидите, что появление пустоты уже произвело полный переворот в сознании – революция свершилась.

Вы знаете как много людей боятся одиночества. Мы всегда ощущаем потребность в руке, которую могли бы пожать, в идее, за которую могли бы ухватиться, в Боге, которому могли бы поклоняться. Мы никогда не бываем одни. В своей комнате, в автобусе мы пребываем и обществе своих мыслей, своих занятий, а когда мы находимся в обществе других людей, мы приспосабливаемся к той или иной группе, к нашим сотоварищам. По правде говоря, мы никогда не бываем одни, и для большинства людей одна мысль о том, что они могут оказаться в одиночестве, кажется страшной. Но лишь в условиях одиночества наш ум может открыть, что именно это опустошение и есть переворот, – в условиях, когда ум вполне одинок, свободен от всяких требований, от всех форм приспособления, влияния, когда он полностью пуст. Уверяю вас, что все рождается из этой пустоты; все, что ново, происходит из этого ощущения пустоты – огромной, неизмеримой, непостижимой. Это не романтика, не идея, не образ, не иллюзия. Когда вы до конца отвергли ложное, не зная, что истинно, в сознании происходит перемена, революция, полное преображение. Может быть, тогда нет больше и сознания, как мы его знаем, а есть нечто совершенно отличное. И это сознание, это состояние может все же пребывать в нашем мире, так как оно не устраняет механических знаний. Итак, если вы проникли сюда, вы обрели новое сознание. (...)

*   *   *

Вопрос: Вы говорили об освобождении от всех влияний. Но разве мы не попадаем под влияние ваших бесед?

Кришнамурти: Если вы попадаете под влияние оратора, то попадете и под влияние кинофильма или воскресной проповеди. Если на вас влияет оратор, это значит, что вы создаете авторитет, а любая форма авторитета препятствует постижению истины. Если на вас оказывает влияние оратор, это доказывает, что вы не поняли того, о чем он говорил в минувший час и в течение всех последних тридцати лет. Быть свободным от любого влияния – книг, которые вы читаете, газет, радио, кино, полученного вами образования, общества, в котором вы живете, церкви, – сознавать все эти влияния и не поддаваться ни одному из них, – это и есть истинное понимание. Для этого необходимо быть бдительным, неусыпно сознавать все, что происходит внутри вас, сознавать каждую реакцию. Нельзя пропускать ни одной мысли, не осознав ее содержания, происхождения и побудительной причины.

21.09.61.

Вопрос: Разве нет такого вида усилия, который бы был правильным?

Кришнамурти: Для меня нет правильного и неправильного усилия. Всякое усилие заключает в себе конфликт, не так ли? Когда вы любите кого-то, в этом нет ни усилия, ни конфликта, не правда ли? Я вижу, что в мире необходима огромная перемена..., и я хочу раскрыть, что именно означает эта перемена. Может ли она быть осуществлена посредством усилия? Когда вы употребляете слово "усилие", это подразумевает, что имеется некий центр, исходя из которого вы делаете усилие с тем, чтобы что-то изменить. Например, я хочу изменить мое честолюбие, устранить его. Но кто тот, кто желает устранить честолюбие? Существует ли честолюбие вне этого "кого-то"? Конечно, нет. Следовательно, этот некто, наблюдающий честолюбие и желающий устранить его, остается честолюбивым, – следовательно, никакой перемены нет. Но вы можете вызвать перемену, если будете просто наблюдать, ничего не осуждая и не оценивая, ограничиваясь исключительно наблюдением. Такое видение, такое наблюдение оказывается невозможным, если мы осуждаем, оправдываем, сравниваем. Освобождение мозга от этих условностей и вызывает перемену.

Необходимо увидеть всю абсурдность этой обусловленности, этого пребывания под влиянием родителей, воспитания, общества, церкви, – пропаганды, ведущейся на протяжении десяти или двух тысяч лет. Все эти влияния создали вокруг нас центр, и вот этот-то центр и есть "некто". Когда он обнаруживает, что какой-то его аспект ему не выгоден, он хочет превратиться во что-то более выгодное. Мы лишены возможности увидеть все это в силу нашей обусловленности... Все эти факторы противятся перемене. Но отдать себе отчет в своей обусловленности, увидеть факт без хитрости, без желания извлечь выгоду, просто видеть это, не на словах, не умом, но действительно войдя в эмоциональный контакт с обусловленностью, – это означало бы услышать то, что здесь была сказано. (...)

Вопрос: В чем разница между сосредоточением и вниманием?

Кришнамурти: Вы хотите увидеть разницу между сосредоточением и вниманием; я отвечу очень сжато. Там, где есть сосредоточение, имеется в наличии тот, кто думает; этот думающий отделяет себя от мысли; следовательно, он должен сосредоточиться на ней, чтобы добиться перемены. Вместе с тем думающий сам есть результат мысли; в действительности же того, кто думает, нет.

Когда вы внимательны, тогда нет того, кто думает, мыслит, – наблюдателя нет; внимание не действует, исходя из центра. Испытайте это на опыте, прислушайтесь к тому, что происходит вокруг вас, вслушайтесь в различные шумы и шорохи, вызываемые движениями людей, когда кто-нибудь говорит, вынимает носовой платок, листает книгу – все это происходит одновременно. В этом внимании нет мыслящего, следовательно, нет конфликта, противоречия, усилия. Наблюдать внешнее довольно легко; но быть внутренне внимательным к каждой мысли, к каждому слову и чувству – это требует энергии. Когда вы проявляете такое внимание, вы покончили с машинальностью мысли; и лишь после этого можно идти дальше, за пределы сознания.