О. Хаксли. ВЕЧНАЯ ФИЛОСОФИЯ

<<< ОГЛАВЛЕHИЕ >>>

Словосочетание philosophia perennis впервые было использовано Лейбницем. Но сама эта наука – метафизика, признающая присутствие божественной Реальности в мире вещей и разумных живых существ; психология, находящая в душе нечто подобное божественной Реальности или даже тождественное ей; этика, полагающая, что главной целью человека есть познание имманентной и трансцендентной* Основы всего сущего, – сама эта наука универсальна и существует с незапамятных времен. Зачатки Вечной Философии можно обнаружить в фольклоре всех первобытных народов, а ее высшие формы отражены во всех религиях мира. Вариант этого Высшего Общего Фактора всех теологий, как прошлого, так и будущего, впервые был изложен в письменной форме более двадцати пяти веков назад и с тех пор на эту неисчерпаемую тему пишут представители всех религиозных направлений на всех основных европейских и азиатских языках. Ниже я сведу воедино многочисленные цитаты из этих авторов, самые красивые и запоминающиеся, выбранные в основном по принципу их значимости (они хорошо иллюстрируют отдельные элементы общей системы Вечной Философии). Эти цитаты собраны под различными заголовками и, так сказать, "вмонтированы" в мой комментарий, поскольку я ставил перед собой задачу иллюстрировать, связывать воедино, развивать и, при необходимости, разъяснять мысли их авторов.

* Здесь: внутренне присущей и в то же время запредельной, пребывающей за пределами всего сущего. – Прим. ред.

Знание есть функция бытия. Когда в бытии знающего происходят перемены, соответственно меняются природа и количество его знаний. Например, бытие ребенка по мере того, как он растет и учится, преобразуется в бытие взрослого человека; в результате этой трансформации кардинально изменяется способ познания, а также количество и характер познанных вещей. По мере развития индивидуума, его знание становится более концептуальным и систематизированным при огромном повышении уровня информативности и утилитарности. Но все это достигается ценой ухудшения качества непосредственного восприятия, ослаблением и полной потерей интуиции. Подумайте, к примеру, о том, как ученый может изменить свое бытие с помощью чисто механического применения своих инструментов. Астроном, вооруженный спектроскопом и шестидесятидюймовым зеркальным телескопом, превращается, если говорить исключительно об остроте зрения, в сверхчеловека; и мы должны принять как должное, что знание этого сверхчеловека очень отличается от знания индивидуума, взирающего на звезды простым человеческим взглядом.

Но на знание индивидуума воздействуют не только перемены в его физиологическом или интеллектуальном бытии. Наши знания зависят также и от того, какие действия мы, будучи существами нравственными, решаем предпринять. Вильям Джеймс сказал, что "практика может не только расширить наши теоретические горизонты, но и привести нас в новые миры и наделить новыми способностями. Знания, которые мы никогда не сможем приобрести, оставаясь тем, кем являемся на данный момент, – могут оказаться вполне доступными, если мы разовьем в себе более высокие способности и достигнем более высокого уровня нравственного развития". Короче говоря, "блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят". Ту же идею в форме наукообразной метафоры выразил суфийский поэт Джалаладдин Руми, назвав любовь "астролябией божественных тайн".

Как я уже сказал, эта книга – антология Вечной Философии. Но, будучи антологией, она содержит всего несколько цитат из произведений профессиональных писателей, а будучи посвящена философии, она практически не содержит цитат из произведений профессиональных философов. И по очень простой причине. Вечная Философия изначально занимается единой божественной Реальностью, имеющей огромное значение для сложного мира вещей и разумных живых существ. Однако природа этой Реальности такова, что ее невозможно познать непосредственно. В этом смысле исключение составляют лишь те, кто решил ради этого выполнить определенные условия, превратившись в любящую личность с чистым сердцем и страждущей душой. Почему это должно быть именно так? Мы не знаем. Этот факт как раз принадлежит к числу тех, которые мы вынуждены принять как аксиому, даже если они кажутся нам совершенно неправдоподобными и невероятными, и независимо от того, нравятся они нам или нет. Наша повседневная жизнь не дает нам никаких оснований помнить о том, что вода состоит из водорода и кислорода; но природа этих составляющих элементов воды проявляется, когда мы подвергаем ее определенным и весьма суровым процедурам. Точно так же наша повседневная жизнь не дает нам веских причин для предположения, что ум обычного человека, будучи составным элементом столь существенной для многосложного мира Реальности, отчасти напоминает ее или тождественен ей. Но если мы подвергнем ум определенным и довольно суровым процедурам, то божественный элемент, который представляет собой по крайней мере одну из его частей, становится очевидным не только для данного ума, но, в силу проявления этого элемента во внешнем поведении индивида, и для других разумных существ. Только с помощью физических экспериментов мы можем дойти до внутренней природы материи и ее потенциальных возможностей. И только с помощью психологических и нравственных экспериментов мы можем дойти до внутренней природы ума и его потенциальных возможностей. В обычных жизненных обстоятельствах среднего человека потенциальные возможности ума никак не проявляются. Если мы хотим осуществить их, то должны выполнять определенные условия и подчиняться определенным правилам, обоснованность которых эмпирически доказана опытом предшествующих поколений.

Что касается большинства профессиональных философов и писателей, то не существует никаких доказательств, что эти люди приложили достаточно усилий к овладению непосредственным знанием. Когда поэты и метафизики рассуждают на тему Вечной Философии, они, как правило, пользуются заимствованными мыслями. Но во все времена были мужчины и женщины, принимавшие условия, без выполнения которых (и это голый эмпирический факт) непосредственное знание остается недоступным. Эти немногие оставили описания той Реальности, которую они получили возможность познать; кроме того, они попытались создать единую систему мышления, в рамках которой они могли бы соотнести данное ощущение с другими своими ощущениями. Этих истинных истолкователей Вечной Философии, как правило, называли "святыми", "пророками", "мудрецами", или "просветленными". В своей книге я, в основном, привожу цитаты из произведений именно этих людей. И на то у меня есть веская причина, ибо я полагаю, что они знали, о чем говорили.

В Индии священные тексты делятся на два класса: Шрути или "ниспосланные свыше писания", истинность которых не подлежит обсуждению, ибо они возникли из непосредственного проникновения в абсолютную Реальность; и Смрити, которые основаны на Шрути и, соответственно, тоже не вызывают никаких сомнений. Шанкара говорит: "Шрути основаны на непосредственном восприятии. Смрити сродни введению в Шрути, и их убедительность, как и убедительность любого введения, строится на убедительности основного произведения". Итак, данная книга представляет собой антологию, снабженную пояснительными комментариями и цитатами, взятыми из Шрути и Смрити разных времен и народов. К сожалению, внимательное ознакомление с традиционно почитаемыми писаниями имеет свойство порождать если не высокомерие, то почти аналогичную некую набожную бесчувственность, оцепенение духа, неспособность понять смысл священных слов. Именно поэтому, занимаясь поисками иллюстративного материала к доктринам Вечной Философии в том их виде, в каком они были сформулированы на Западе, я почти всегда обращался не к Библии, а к другим источникам. Христианские Смрити, к которым я обратился, основаны на Шрути канонических книг. Но они выгодно отличаются тем, что менее изучены и, стало быть, если можно так выразиться, больше "бросаются в глаза". Более того, большинство этих Смрити являются произведениями по-настоящему святых мужчин и женщин, которые заслужили право непосредственно познать то, о чем они говорили. Следовательно, эти произведения могут считаться формой ниспосланных свыше и не требующих доказательств Шрути, то есть быть на порядок выше многих писаний, включенных в библейский канон.

За последние годы было предпринято немало попыток по созданию системы эмпирической теологии. Но, несмотря на тонкий и мощный интеллект таких авторов, как Сорли, Оман и Теннант, их усилия лишь отчасти увенчались успехом. Даже в устах своих наиболее способных проповедников эмпирическая теология звучит не очень убедительно. Мне кажется, что причина этого кроется в том факте, что теологи-эмпирики в большей или меньшей степени сосредоточили свое внимание на ощущениях людей, которых теологи старой школы называли "необращенными" – то есть тех, которые не очень-то старались выполнять условия, необходимые для овладения духовным знанием. Но два или три тысячелетия истории религии определенно говорят о том, что непосредственно и ясно познать абсолютную Реальность может только тот, кто любит, страдает душой и чист сердцем. Поэтому вряд ли стоит удивляться тому, что теология, основанная на ощущениях вполне приличных, обычных, необращенных людей, выглядит совсем неубедительно. В этом смысле эмпирическую теологию вполне можно приравнять к эмпирической астрономии, основанной на ощущениях людей, наблюдающих за звездами невооруженным глазом. Невооруженный глаз может заметить в созвездии Ориона маленькую, тусклую полоску и на основании этого наблюдения, конечно же, может быть создана впечатляющая космологическая теория. Но никакие, даже самые хитроумные рассуждения никогда не дадут нам того представления о галактических и внегалактических туманностях, какое даст непосредственное знакомство с ними при помощи хорошего телескопа, камеры и спектроскопа. Соответственно, сколько ни рассуждай о проблесках божественной Реальности среди обычного, необращенного бытия многосложного мира, ни за что не познаешь ее так, как непосредственно познает ее ум, пребывающий в состоянии беспристрастности, смирения и любви к ближнему. Естественные науки – эмпиричны; но они не ограничивают себя ощущениями человеческих существ, которые те испытывают в своем обычном состоянии. Одному Богу ведомо, почему теологи-эмпирики считают себя обязанными следовать исключительно этим ощущениям. И, конечно, до тех пор, пока они будут ограничивать эмпирические ощущения пределами обычного человеческого бытия, они обречены на постоянное сведение на нет всех их усилий. Из материала, избранного ими для изучения, даже самый блестящий ум сможет извлечь только набор возможностей или, в лучшем случае, конкретных вероятностей. Не требующая доказательств определенность непосредственного познания в силу самой природы вещей может быть достигнута только тем, кто обладает "астролябией божественных тайн". Если же индивид не пророк и не святой, то лучшее, что он сможет сделать в области метафизики, будет изучение трудов пророков и святых, – тех, которые изменили свой обычный образ человеческого бытия и получили возможность обрести знание, недоступное обычным человеческим существам.

1944