В. Н. Дружинин. ВАРИАНТЫ ЖИЗНИ

"Смерть мы видели каждый день и воспринимали ее очень буднично. Многие из нас были доведены до такого состояния, что убивали как автоматы, не разбирая даже, кто это – женщины, старики или дети. Нас послали туда убивать ...

А ведь мы были мальчики, восемнадцатилетние, причем, большинство – люди с несложившейся психикой. Теперь многие в нормальной жизни существовать уже не могут. Уже не могут не убивать. О том, что есть такая опасность, такие происходят сломы в психике, нас предупреждало командование [речь идет о посттравматическом стрессовом расстройстве, В.Д.]. Это очень сладкое ощущение, когда ты штык-нож вонзаешь в живое тело, это удивительное ощущение, я его не могу передать. Около 30 процентов тех, кто был со мной там, сейчас уже в тюрьмах. А сколько стали профессиональными убийцами, но еще не сидят, я не знаю...

Когда я вернулся, то первое время носил в кармане кастет и финку. Мне все время казалось, что кто-то может напасть сзади. Если кто-то рядом делал резкое движение, я автоматически бил. Я до сих пор, идя по улице, прикидываю, как и с какой позиции расстрелял бы людей, которые идут впереди... какая-то доля жестокости во мне сохранилась. Нас учили не испытывать жалости, все было направлено на это, иначе бы мы не выжили... Если ты передашь кому-нибудь эту информацию, я откажусь от своих слов" [46].

Это слова из интервью, которое дал социологу С.Мирзоеву молодой парень – студент МГУ, служивший в морской пехоте.

Прошлое представляется одной сплошной рекой, оно переходит в настоящее и определяет будущее.

Столкновение человека с миром всегда несет в себе опасность. Новорожденный, покинув лоно матери, попадает на лютый холод (разница температур – 15!), испытывает удушье, чувство голода и боли. Но тепло материнского тела, молоко ее груди, струя воздуха в легких – и мир принимает младенца, а он принимает этот мир. Ранка на месте отрезанной пуповины заживает, и боль проходит. Не всегда роды проходят благополучно, без последствий для здоровья ребенка. Но мы не помним своего рождения. Зигмунд Фрейд и Станислав Гроф каждый по-своему стремились убедить читателя о том, что память о родах навсегда фиксируется в нашем подсознании и определяет отношение к миру. Прямых экспериментальных доказательств этих теорий до сих пор нет.

Эрик Эриксон утверждал, что в первые месяцы после рождения у ребенка формируется глобальное отношение к миру: он решает для себя, заслуживает ли этот мир доверия или не надо верить ему. Главную роль при формировании доверия к миру играет мать, кормящая ребенка грудью.

Под базовым доверием к миру Эриксон подразумевал собственную открытость ребенка и ощущение постоянной расположенности к нему других людей. Если у ребенка формируется "базисное недоверие", то, став взрослым, он будет стремиться уходить в себя, отчуждаться от других людей, отказываться от еды, удобств, забывать дружеские привязанности в тяжелые периоды жизни.

Потеря материнской любви и ласки, внезапное лишение кормления грудью и материнского присутствия могут привести к детской депрессии и хронической, длящейся всю жизнь печали.

Смутная тоска по утерянному раю будет преследовать человека всю жизнь. Но при каких условиях формируется раннее представление о мире как о враждебном и злом, как о постоянном источнике боли и страдания? Мир может быть чужим и холодным, неподатливым и неуютным, если мать не кормит и никто другой не проявляет заботы. И вместе с тем равнодушный мир – не всегда источник зла. Зло активно. И многие факты свидетельствуют о том, что причина восприятия мира как источника зла – в жестокости и насилии, которому в раннем детстве подвергается человек.

"Ребенок, ставший жертвой насилия своих родителей, тем самым выбрасывается за борт нормального человеческого общения, не может впоследствии должным образом приспособиться к жизни, создать семью, начинает жестоко относиться к своим детям, вообще сравнительно легко решается на применение насилия к другим людям, он обычно не сострадает и не сочувствует им. Наши исследования показали, что подавляющее большинство преступников – это в прошлом отвергнутые семьей дети" [47].

Детей лишают еды, бросают без присмотра, бьют, унижают, жестоко издеваются, убивают.

В благополучной Германии психологи выявляют до 20 000 случаев жестокого обращения с детьми, 700-900 из них погибают. В не менее экономически и социально благополучной Англии ежегодно родители убивают до 700 детей, а 4000-5000 превращают в калек. Что же говорить о России?

Малыш 2-5 лет (а то и совсем крошка) воспринимает окружающий мир в образе огромного, озверевшего, пьяного чудовища, которое оказывается его матерью или отцом, то есть порой единственным близким ему человеком. В этом страшном мире можно или погибнуть, или вступить с ним в неравную и жестокую борьбу на уничтожение.

Жизнь превращается в постоянную войну с источником страданий... самой жизнью. Страдание можно уничтожить двумя путями: разрушив внешний мир как источник страданий или умертвив самого себя. Болит только живое. Кроме того можно отомстить людям (все они – враги, потенциальные палачи) и заставить их страдать дольше и сильнее, чем страдал сам. Но этот путь не решает проблемы, так как враждебный мир остается, и остается жизнь как постоянное страдание.

Глобальная психологическая травма (я предпочитаю этот термин) – это катастрофа внутри индивидуального мира, микрокосмоса. Ее результатом являются выжженные пространства. В отличие от локальной психологической травмы она вызывает не невроз, фобию или манию, содержанием которых могут быть отдельные стороны жизни, а видоизменяет само отношение к жизни, а точнее – вызывает ненависть к ней и ко всему живому.

Эрих Фромм, вводя понятие злокачественной агрессии, выделял разные уровни ее проявления. Первый уровень – садизм, ядром которого является жажда абсолютной и неограниченной власти над живыми существами, которая проявляется в угнетении, издевательстве над ними. Но садист не убивает, а лишь мучает свою жертву, ибо со смертью жертвы исчезает источник его радости.

Крайний вариант злокачественной агрессии по Э.Фромму – некрофилия. Это страстное влечение ко всему мертвому, больному, гнилостному, разлагающемуся, и одновременно это желание превратить все живое в неживое, стремление к разрушению ради разрушения, а также исключительный интерес ко всему чисто механическому (небиологическому), страсть к насильственному разрыву естественных биологических связей.

Некрофил стремится умертвить все живое: творчество загнать в рамки ритуала, инициативу – в пределы устава, человека превратить в робота, а если удастся – в труп, общение преобразовать в "переговорный процесс", весь мир – в коллекцию муляжей и открыток, которую будет разглядывать он один.

Возможно, некрофилы и садисты являются главными сценаристами, режиссерами и исполнителями того варианта человеческого существования, который я называю "жизнь – борьба против жизни", но создав сценарий, они втягивают в число действующих лиц тех, на кого обращены их действия. Люди становятся жертвами, получают глобальные психические травмы, а травмированная, но выжившая жертва, может стать палачом.

Так изобретенная и созданная когда-то (Э.Фромм утверждает – не ранее чем 5000 лет назад) модель жизни реализуется и, как механизм комбайна скашивает колоски и забирает в свое нутро, злокачественная агрессия затягивает в свой водоворот сотни, тысячи и миллионы людей. Каждый из них получает рану, каждый видит мир как источник беды, зла и в стремлении защититься от этого мира готов нанести и наносит удары первым.

Каждый удар поражает еще одну жертву, и маховик всеобщей вражды раскручивается. "Око – за око, зуб – за зуб".

Человек, получивший глобальную психическую травму ("классический" посттравматический синдром – все же травма локальная), видит всегда враждебные взгляды и оскаленные зубы и никогда не ограничится "малой местью", а будет уничтожать мир до конца, насколько хватит его сил.

Возраст, когда человек может получить глобальную психическую травму, может быть любым. То же касается и обстоятельств: страшное событие может произойти при любом повороте судьбы.

Девочка или мальчик в 6 лет попадают в обычную российскую среднюю школу. Если он или она очень чувствительны, недостаточно гибки, чтобы адаптироваться к среде, да еще обладают каким-либо очевидным физическим недостатком – ждите беды. Ребенок может стать изгоем, объектом травли со стороны порой милых и жизнерадостных одноклассников. Такое может произойти не только в подростковом возрасте, как поведали нам в фильме "Чучело", но в любом классе. Особенно тяжело приходится одаренным детям, которые, как правило, отстают в физическом развитии от сверстников и отличаются повышенной эмоциональной чувствительностью.

В подростковом школьном коллективе им не будет пощады. Они вынуждены маскировать свои способности, прислуживать одноклассникам (давать списывать и пр.). Но положение "обычных детей" не сравнимо с повседневной жизнью детей-сирот. Те издевательства, которым они зачастую подвергаются в детских домах, выходят за пределы воображения нормального взрослого человека.

Предоставлю слово профессору, доктору юридических наук Юрию Мироновичу Антоняну:

"Особенно распространенным явлением стало бесчеловечное отношение к детям-сиротам в детских домах и интернатах. В качестве наказания их лишают пиши, стригут наголо, обливают холодной водой, избивают. Прокуратура СССР сообщала о таких вопиющих фактах: во вспомогательной школе-интернате г. Атарска больных детей в порядке наказания помещали в изолированную комнату без дневного освещения, вентиляции, отопления, мебели, где они содержались от нескольких часов до трех недель. Без каких-либо медицинских показаний в целях усмирения делали детям болезненные уколы магнезии. В одном интернате г. Москвы создали карцер, куда в течение восьми лет помещали на несколько суток провинившихся ребят. В интернате Горьковской области выгоняли семиклассников в двадцатиградусный мороз босиком на улицу, заставляли ходить по снегу и стеклу. В спецшколе-интернате г. Ленинграда воспитатели систематически истязали воспитанников с умственной отсталостью. Один из воспитателей за баловство и ослушание душил детей, таскал их за волосы, лишал пищи, на несколько часов ставил босыми в ведро с холодной водой. В другой ленинградской школе-интернате воспитатели жестоко избивали учеников, совершали с ними акты мужеложества, развратные действия, закрывали в обнаженном виде в кладовых на несколько суток без пищи... В московской спецшколе заставляли ходить на корточках по кругу, поднимали среди ночи и тут же давали отбой, а за невыполнение приказов применяли физическое насилие. В иркутской спецшколе детям принудительно, без назначения врача делали инъекции лекарств..." [48]

В таких условиях может сформироваться только глобальный страх перед жизнью и даже ненависть к ней, так как живое существо – человек – главный источник боли и страданий для другого человека. Этот страх не следует путать с "базальной" экзистенциальной тревогой. Тревога не определена, источник угрозы не ясен. Здесь же нет места неопределенности: жизнь есть зло, а любой человек – злодей и враг.

"Жестокий век, жестокие сердца!" – восклицает Герцог в пушкинском "Скупом рыцаре". А какой век не жесток? Век XX, а теперь уже и XXI гонятся по следу убегающего от времени человека. "Мне на плечи бросается век-волкодав", – это уже Осип Мандельштам. Имя этому веку – террор.

Однако вернемся к повседневной жизни, к нашему сегодня. О нем известно меньше всего, а о недавнем прошлом, которое прорастает в сегодняшний день своими ростками и метастазами, – известно несколько больше, поскольку большинство из ныне живущих – его свидетели и участники.

Юноши и девушки, едва окончившие (или еще не окончившие) школу, те, которым по 17-18 лет, какие дары и угрозы приготовил для вас мир?

Девушек ждет любовь, замужество, учеба в вузе, работа, рождение и воспитание детей. И вполне вероятно, что первым сексуальным опытом будет изнасилование, а семейная жизнь обернется пьяными драками и разводом.

Юношей ждут любовь, работа, учеба в вузе, женитьба, воспитание детей, забота о родителях и другие житейские заботы и радости. Но в первую очередь их ждут в свои ряды российские Вооруженные силы. Я не думаю, что к моменту выхода этой книги положение в них кардинально изменится. Чтобы не "дискредитировать" армию, переживающую не лучшие времена и не оскорблять чувства солдат и офицеров, сражающихся в Чечне (в рядах этой армии), тем более – родных и близких погибших в боях, я буду обращаться к материалам из жизни советской армии 70-х – 80-х годов.

Вершина армейской иерархии недоступна нашим взорам – взорам "рядовых" ученых, писателей, журналистов. Интересующихся отсылаю к замечательной книге В.Е.Пухова "Защитники".

Не действующая армия в нормальной стране ведет "жизнь по правилам", т.е. по уставу. Рутина, ритуал, чинопочитание и карьера совмещаются с боевой подготовкой к возможной войне: "Армия готовится к прошедшей, проигранной войне". В разлагающемся общественном организме армия становится концентратом, квинтэссенцией всех пороков и бед общества. Она превращается в страшную карикатуру на армию и жизнь страны в целом. Главное – "жизнь по правилам" превращается в армии в "жизнь против жизни", войну всех против всех. И армия становится тем местом, где молодой человек с неустоявшимся характером может получить психическую травму.

В социологической литературе правила жизни солдат срочной службы называют "неуставными отношениями", "дедовщиной", "казарменным хулиганством". По своей сути это система террора, подавления живой человеческой личности, механизм превращения личности во врага любого человека, который покажется ему врагом.

Издевательства над солдатами офицеры пытаются прикрыть рассуждениями о том, что солдат должен всегда быть на взводе, быть агрессивным, а в бою не рассуждая выполнять приказ, идти на верную смерть.

Но победа в бою достается не тому, кто погиб, а тому, кто, уничтожив противника, сам остался живым и невредимым. Современную войну не выиграть, завалив врага трупами. Да и зачем убивать человека еще до реального боя, до наступления войны, умертвляя его душу и калеча его физически? Армия, брошенная государством и обществом, предоставленная сама себе, обращает агрессию на себя и занимается самопоеданием.

Два года заключения без преступления и суда – так воспринимается армия большинством отслуживших в ней.

Первый год службы солдата – сплошная череда побоев, унижений, бессонницы, голода и т.д., и т.п. Второй год – либо служба "по уставу", либо "отыгрыш" на первогодках, когда есть возможность выместить накопившуюся злобу и унижения на доступном и беззащитном объекте – новобранце.

Все отслужившие в армии отмечают, что садизм по отношению к молодым солдатам проявляют те "деды", которым больше всего доставалось от старослужащих на первом году службы.

Наиболее ясно картина армейской казарменной жизни представлена в результатах исследования, проведенного под руководством С.А.Белановского "Дедовщина в армии", М., 1991.

На вопрос "Ты изменился за время пребывания в армии?" военнослужащие, уволенные в запас, отвечают так:

"Научился шить. Пилить, гвозди вбивать. Внутренне же стал более раздражительным, стал хуже относиться к людям. Осталась колоссальная злость на офицеров..."

"Я считаю, что в жизни должно быть место сказке, мечте, так вот, армия меня полностью посадила на землю... Я теперь ненавижу офицеров".

"Армия не меняет, а ломает человека. Мне кажется, я смог сохранить себя, какой-то внутренний стержень. Это главное. Есть люди, которые, вернувшись, не могут приспособиться к жизни гражданской. Состояние войны становится нормальным состоянием".

"Быть смирным – это плохо. Когда собака лает, а ты не отвечаешь – она кусает... В армии все отношения пахнут кровью. Волчьи законы".

"Мне кажется, я был слишком либеральным сержантом, сейчас об этом жалею. Стоило дать солдату почувствовать себя человеком, как он отказывался подчиняться приказам. Приходилось бить. После того как дашь в морду, вопросов, как правило, не возникало. Вообще избивают и издеваются вовсе не каждый день. Просто служить в армии – это само по себе кошмар. На тебя одевают грязную одежду, тебя не кормят, заставляют делать работу, которая никому не нужна, тебе не дают читать книг (их просто нет), любой может тебя избить..."

Большая часть российских мужчин прошла армейскую службу, а остальные в той или иной мере знакомы с ней хотя бы в "упрощенном варианте", пример: армейские сборы во время учебы в университете. Так почему наивно или деланно наивно удивляются люди заказным и бытовым убийствам, аморальности и жестокости российской демократии?

Школой жестокости может стать работа в обычном российском учреждении или частной структуре, поскольку наемный персонал никак не защищен от произвола и самодурства начальника или хозяина.

И, наконец, "последний и решающий" удар наносит по человеку преступный мир и правоохранительная система, если, паче чаяния, его жизненная траектория пересекла эти две (а по сути – одну) столбовые дороги российской жизни.

Любой из нас может стать жертвой преступления. Ваш автомобиль могут остановить на ночной улице бандиты, переодетые под милиционеров.

В заплеванном и замусоренном подъезде группе подростков накурившихся анаши или просто в подпитии, ничего не стоит напасть на вас, вытряхнуть из одежды, надругаться, избить.

Железные двери и сейфовые замки не защищают ни от воров, ни от грабителей. Стая бандитов может напасть на ваш ларек или офис, да и случайные пули находят случайные же мишени. Одной из мишеней может оказаться каждый.

Могучие правоохранительные органы могут задержать вас по подозрению. Один мой знакомый, кандидат наук, сотрудник академического института с примечательной нордической внешностью, трижды в течении двух лет задерживался на улице московской милицией. Последний раз – по подозрению в изнасиловании несовершеннолетней. Благо – на опознании все закончилось адекватно.

Но от тюрьмы и от сумы отрекаться не стоит. И не исключено, что кого-то ждут места предварительного заключения (их посетили многие – от бомжей до олигархов) или собственно тюрьма и лагерь.

Если человека не добьет несправедливое обвинение и приговор, то лагерная система завершит дело. Заключенный может быть действительно виновен. Приговор может быть справедлив, а преступное деяние раскрыто, но жизнь за тюремными стенами от этого не становится иной. Она существует как система независимо от воли человека, вовлеченного в нее и, как щепку водоворот, затягивает личность в пучину.

"Этапник попадает в волчью стаю, в которой незаметно для себя становится волком. Ведь чего-то добиться, доказать, исправить здесь невозможно. Вот заткнут мгновенно, и попадешь в немилость, наденешь клеймо нарушителя. Остается либо приспосабливаться, либо нарушать. Людей приучают юлить, вилять, одевать шкуры то волчьи, то овечьи, то собачьи, прикрывая свою личную... Так и копится злость, ненависть ко всему. Никакого сочувствия друг к другу, никакой помощи, поддержки в трудную минуту. Все это наоборот пресекается администрацией... Нам остается освободиться и находить себе друзей таких же или слабых душой, из которых можно лепить что угодно. В конце – возврат к прошлому и больше ничего.

Администрация обращается к нам на языке, ничуть не отличающемся от нашего. Разбрасывают маты, оскорбления, от которых места себе найти трудно, а ответить ничем нельзя. Только сорвать злость на другом или перескрипеть зубами. А злость все копится..." [49]

Это письмо одного из многих заключенных. Даже читателю, не знакомому с техникой контент-анализа текстов, видно, насколько содержание письма соответствует описаниям психологического состояния личности, поневоле оказавшейся в системе, где жизнь направлена против самой жизни, взятым из других источников и полученным в результате психологической интерпретации.

Человек-заключенный начинает ненавидеть всех людей и весь окружающий мир. Главная эмоция – злоба. Он стремится других ("податливых") сделать такими же, как он, подчинять, чтобы срывать на них ненависть к миру. Будущее для него похоже на прошлое, и другой жизни не предвидится.

Исчезают два состояния времени: настоящее и будущее. Человек живет лишь в прошлом, такова отрицательная сила глобальной психологической травмы. В отличие от посттравматического стрессового расстройства, при котором "черная дыра" травмы связана с конкретным событием и существует в подсознании как бы автономно от сознательного субъекта и проявляет себя спонтанно в ситуации, похожей на травмировавшую, эта травма охватывает всю личность. Человек чувствует ненависть, разрушительную злобу по отношению к людям и жизни вообще.

Поскольку мир не может измениться, прошлое все время воспроизводится в настоящем и будет воспроизводиться, единственный способ избавиться от травмы – уничтожить (сразу или постепенно – как удастся) этот мир. Жизнь становится борьбой. Человек объявляет войну окружающему миру, но при этом объявляет войну и себе, так как он часть этого мира и не может без него существовать.

"Антимиры" существуют на Земле, и не только в воображении поэтов или научных фантастов. "Антимиром" назвал уголовную среду Варлам Шаламов.

В войне против всего и всех не может быть победителя: объявивший эту войну всегда в проигрыше, поскольку ни всех людей, ни саму жизнь он уничтожить не может. Даже если он достигнет цели тотального разрушения, в его памяти зафиксировавшееся прошлое останется и будет воспроизводить в субъективной реальности человека страшный, ненавидимый им внешний мир. Остается единственный выход – лишить жизни себя или потерять память, совершив либо психологическое либо физическое самоубийство.

Параноик подозрителен, он в каждом подозревает врага; он расставляет сети и ждет, пока человек попадет в ловушку; он жаждет подтверждения своих подозрений, чем создает улики и пользуется ими. Но патология в данном случае нам не подсказчик. Человек, выбравший путь борьбы против жизни, не сомневается, что мир жесток и враждебен, все люди – враги, которые не проявили свои звериные инстинкты лишь потому, что не сложилась ситуация. Жизнь – зло в прошлом, в настоящем и будущем. И не важно, ощущает ли он это до конца и способен ли выразить словами свое негативное мироощущение, важно, что ощущение существует и определяет поведение и отношение к жизни в целом.

Какое бы дело человек себе ни выбрал, в какую бы группу ни вступил, он будет стремиться к разрушению и, явно или неявно провоцировать вражду всех со всеми.

Варианты жизни являются социальными изобретениями. Их активно воспроизводят, им подражают, их выбирают, но зачастую они навязываются. Тем страшна "жизнь против жизни", что она распространяется, как чума, и у нас нет вакцины против "расширенного воспроизводства" насилия. Обиженный, озлобленный человек готов мстить за свои обиды всему миру. Молодого Наполеона преследовали и унижали сокурсники по военному училищу, за эти обиды заплатили жизнями на полях сражений миллионы европейских юношей.

Что изобрело человечество, чтобы руками своих представителей уничтожать самих себя! Какие версии "жизни против жизни" навязывает нам прошлое, чтобы разрушить настоящее и лишить будущего?

Первый, самый распространенный и самый чудовищный вариант – война. Арон Коупленд в книге "Солдат и война" анализирует поведение в бою, эмоции и чувства, которые испытывают люди по своей воле или поневоле оказавшиеся в окопах. По его оценкам не более 15% солдат принимают активное участие в сражении, то есть совершают хоть какие-то целенаправленные действия для достижения общего успеха и поражения врага. Большинство активных участников боевых действий признается, что убить врага, которого встречают лицом к лицу, даже если он может убить вас, крайне трудно. У нормального, "среднего" человека, что бы о том ни говорили специалисты-этологи, последователи К.Лоренца, существует пресловутый психологический барьер, который препятствует убийству представителя своего вида. Другое дело, что этот барьер может быть сломан. Глобальная травма – первая предпосылка к разрушению психологического барьера "не убий".

Сломать этот барьер может и страх смерти: если ты не убьешь, то убьют тебя. Решающую роль играет давление среды: товарищей по оружию, командиров. Не случайно опытные паханы приучают молодых уголовников не бояться убийства. При разборках приговор приводят в исполнение молодые, и каждый из них должен вонзить свой нож в жертву.

Люди, направленные на целедостижение, мобилизуют массы, вступают в конкуренцию с себе подобными, развязывают конфликты. Участвовать в них приходится всем. Но не все включаются в дело по убийству себе подобных со страстью и азартом. Массу эмоций порождает война, множество человеческих потребностей, участвуя в ней, может удовлетворить индивид. Он ощущает себя причастным к "великому делу", единицей огромного целого, видит заботу родины о себе. Он жаждет развеять скуку повседневности, поднять свою самооценку, получить признание окружающих и награды от командования. А после победы (никто в ней не сомневается!) наградой будет райская жизнь: развлечения, вино, женщины и т.д. и т.п. Те, кто практически не сможет увидеть победу – "камикадзе", – получают все вышеозначенное превентивно – перед подвигом.

И, однако, не эти наивные люди являются цементом, скрепляющим построенное "великими архитекторами цивилизации" здание войны; а такие, как английский король, персонаж трагедии Шекспира, Ричард III.

Да не смутят пустые сны наш дух!
Ведь "совесть" – слово, созданное трусом,
Чтоб сильных напугать и остеречь.
Кулак нам совесть, и закон нам – меч.

По стопам Ричарда III идут легионы героев всех войн и межгосударственных, и гражданских, которые гордились тем, что могут разрубить человека от плеча до седла одним ударом (как маршал СССР Семен Михайлович Буденный). Наемные и добровольные армии дают возможность разгуляться убийцам и проявить себя во всей красе. Но не будем вступать на скользкую тропу политических оценок.

Злобные и агрессивные молодые люди, нарушители воинской дисциплины, не вылезающие в мирное время с гауптвахты за неповиновение офицерам, самоволки, пьянство и казарменное хулиганство, зачастую становятся самыми активными бойцами, готовыми всегда идти на риск и рисковать жизнью подчиненных ради уничтожения врага. Командир одного из разведывательных подразделений, отличившихся на войне в Чечне, откровенно рассказывал, что набирал бойцов для пополнения среди десантников, сидевших на гарнизонной гауптвахте.

Особо широкое поле деятельности по уничтожению человеческой жизни и мести миру предоставляют гражданские войны, революции и сопровождающий их террор.

Психические особенности и поведение членов всяких комитетов общественного спасения, народных и революционных трибуналов, ЧК и НКВД подробно описано в отечественной и зарубежной научной и художественной литературе. Интересующихся отсылаю к работам С.Сигеле, Р.Фулье, Л.ЛеБона, опубликованным в книгах "Психология толпы", "Революционный невроз" и "Преступная толпа", выпущенных издательством КСП в 1998 году.

Война не происходит по заказу или по воле отдельной личности, но ненависть к жизни нужно реализовать. Возникло такое явление, как наемничество. Некий Хоттаб, воспылавший исламской идеей, сеет смерть в России. Кондотьеры времен Данте или Цезаря Борджиа убивали, жгли и насиловали в прекрасной Италии. Сегодняшний день – не исключение. Еще раз обращусь к тексту Ю.М.Антоняна:

"Подтверждение вечности преступного насилия можно найти в современных реалиях, прежде всего в действиях наемников. Все эти "дикие гуси", "псы войны", "солдаты удачи", часто обряжающиеся в маскарадные одежды "добровольцев", "борцов за идею" или "патриотов", рвутся в районы боевых действий отнюдь не только ради наживы, иногда и немалой. Мощный стимул для них – возможность реализовать свою потребность в насилии, т.е. убивать, калечит, уничтожать. Наемничество – такое же древнее явление, как и война. Помимо натурального и денежного вознаграждения платой наемникам очень часто было право разграбления захваченных земель и городов противника. То, что в это же время они убивали, насиловали и жгли, считается неизбежным спутником их профессии, которая, кстати сказать, запрещается целым рядом международных соглашений и национальным законодательством отдельных стран.

В наши дни кровавые деяния наемников можно отметить в военных действиях в Приднестровье, Южной Осетии, Нагорном Карабахе, Абхазии, Чечне. К наемникам часто примыкают и те, кого никто не звал, т.е. разного рода сброд, и местные жители, которые тоже не прочь пострелять и пограбить, почувствовать себя хотя и ненадолго "полными хозяевами". Особенно опасны снайперы или мнящие себя таковыми (среди них и женщины), стреляющие по всему живому, и чье поведение определяется только потребностью в насилии. Характерно, что зачастую они продолжают убивать и тогда, когда объявляют прекращение войны, и это означает, что мир их совершенно не устраивает" [50].

Вторая возможность реализовать ненависть по отношению к жизни обычных людей, стать уголовником. "Преступный мир" блатарей описан Варламом Шаламовым, а за ним – сотнями журналистов, писателей, социологов и психологов (в меру их таланта). Я не сталкивался вплотную с уголовной средой, а знания, не оживленные личным опытом, не убеждают. Поэтому пропущу описание еще одного прибежища человеческой ненависти и отошлю заинтересованных читателей к соответствующей литературе.

Третий путь – революционные, главным образом террористические организации. Терроризм, несмотря на угрозу, которую он представляет для граждан всех цивилизованных государств, – слабоизученное явление. Главная декларируемая цель любой террористической организации – изменить существующий порядок вещей в государстве: добиться независимости этнического меньшинства, разрушить политический строй, достичь преимуществ для той социальной группы, от лица которой выступает террорист.

Террористы надеются запугать общество, посеять страх, неуверенность в будущем. Они пытаются внушить обществу, что государственные органы не контролируют ситуацию и не способны защитить людей от террора. Средства весьма разнообразны: от убийств политических лидеров и взрывов на вокзалах, рынках, в кафе до взятия заложников и расстрела невинных.

Жертвой террористов может быть любой человек. Взрыв авиалайнера или крушение автобуса приводят к массовым жертвам. Гибнут не враги террористов – полицейские, военные или представители правящих кругов, а обычные граждане.

Террорист воистину сеятель смерти. Испытывающий чувство отверженности от повседневной жизни людей, социальный неудачник с комплексом неполноценности и манией величия, он мстит миру за свое обездоленное детство и отсутствие жизненной перспективы. Принадлежность к закрытой группе, выход из которой чреват смертью, дает ему ощущения единения с людьми и сопричастности "великому" делу.

На смерть его ведет идея "освобождения родины", "счастья нации", "классовой борьбы" или только "борьбы с антинародным режимом".

Идея может быть любой. Внутренняя мотивация личности выявляется не в выборе целей, а в выборе средств, а средство всегда одно – убийство.

Власть над жизнью и смертью других людей и собственной жизнью и смертью – вот что движет террористом. Ненависть к "этой жизни" ничтожных обывателей, конформистов заставляет их вести борьбу, которая никогда не заканчивается победой.

Не вполне так – победа может быть на время, даже на десятилетия. Примером является захват власти большевиками, анархистами и левыми эсерами в России. Но маховик террора раскручивается и сметает всех и вся, в том числе – "победителей". Они ложатся под нож гильотины по приговору своих же товарищей. Их отправляют в колымские и мордовские лагеря. Их уничтожают в "ночь длинных ножей" или среди бела дня – во время "культурной революции".

Террор не может победить, ибо там, где есть сопротивление, где остается хотя бы клочок нормальной человеческой жизни, оттуда идет наступление на террор.

Террорист может победить, только уничтожив все человечество. Этот сюжет реализуется в десятках голливудских фильмов о маньяках, создавших сверхоружие или пытающихся захватить ракеты с ядерным зарядом и угрожающих всему миру.

Чаще всего в соответствии с бредовым сценарием террористов побеждает герой-одиночка, при скромном участии и поддержке немногочисленных друзей и добропорядочных граждан. Так в массы внедряется иллюзия о помощи богов и героев, которая всегда подоспеет вовремя.

Немногочисленные психологические исследования личности террористов выявили присутствие в их рядах личностей двух типов. Среди лидеров преобладают жестокие. Эмоционально холодные люди, стремящиеся к абсолютному господству над окружающими с завышенной самооценкой и развитым интеллектом. Среди рядовых членов групп чаще встречаются личности зависимые, внушаемые, обиженные на весь мир, эмоционально неуравновешенные.

Объединяют и тех, и других ненависть к окружающему миру, отчужденность от него, восприятие мира как постоянного источника угрозы, агрессивность и жажда власти, точнее – стремление навязать свою волю людям.

Такой психологический портрет чрезвычайно похож на выявленный криминологами и юридическими психологами тип личности преступников, совершавших насильственные преступления: садистов, серийных убийц, насильников и т.п. Эти данные получены отечественными и зарубежными учеными в результате многочисленных исследований сотен осужденных.

Главные черты, характеризующие убийц, – эмоциональная холодность, отсутствие эмпатии и сопереживания людям, неумение поставить себя на место другого. Они чрезвычайно эмоционально ранимы и самолюбивы. Любое слово, которое задевает их "Я", оценивается как смертельная обида. Они не умеют контролировать поступки и сдерживать эмоции. Крайняя агрессивность и жестокость сочетаются в их характере с неуверенностью, ограниченными возможностями адаптации в ситуациях межличностного общения.

Злопамятность является следствием повышенной эмоциональной чувствительности и, главным образом, тугоподвижности (ригидности) эмоций. Эти люди застревают на отрицательных переживаниях, постоянно возвращаясь к травмировавшим их поступкам и словам других людей, вынашивая различные сценарии мести. Иногда травмирующая ситуация уходит в подсознание, вытесняется. Но старые обиды не стираются из памяти. Эмоциональные раны, полученные в раннем детстве, не рубцуются, сохраняясь всю жизнь.

У преступников затруднена правильная оценка внешних событий и при этом чрезвычайно развита подозрительность и мнительность. Любое препятствие в их жизни рассматривается как следствие злых козней, которые строят другие люди. Они обвиняют в своих неудачах и бедах только других и практически никогда – себя. У них часто встречаются параноидные черты, а, как известно, у параноидных личностей главным механизмом психологической защиты является проекция.

Они наделяют своими мыслями, чувствами других людей, приписывая им планы, намерения, которых те не имели. Своей агрессией, ненавистью к миру в целом и к отдельным людям в частности уголовник психологически наделяет других.

Совершенное убийство насильник расценивает как самозащиту, акт справедливого возмездия, борьбу со злом. Иногда он не может объяснить причины убийства или жестокости. Это объясняется глубоко вытесненными в подсознание психологическими травмами. Убивая маленького ребенка, преступник совершает акт расплаты со своим прошлым и с собой в лице ребенка как с источником боли.

Насильственные преступники (этот факт отмечают многие криминологи) способны действовать только на физическом уровне, во "внешнем плане действия", и я бы добавил – "во внешней жизни". Они не способны психологически компенсировать нанесенную обиду, поскольку внутренний духовный мир у них обеднен. Духовная жизнь упрощена, "одномерна", бледна и невыразительна. Там присутствуют лишь темные и серые тона, огромное место занимает раздувшееся от психической боли, как нагноившаяся конечность, личное "Я", которое захватывает в свою орбиту все, чего касаются интересы личности: собственность, группы, женщины (с которыми он может быть едва знаком) и т.д. Все это защищается от угроз со стороны страшного мира, где живут злые, мерзкие люди. Этот мир занимает очень небольшое место в психическом пространстве личности насильника и убийцы, но и оно должно принадлежать "Я".

Ввиду слабо развитых внутрипсихических механизмов психологической защиты и переработки эмоциональных травм победить страшный и ненавидимый мир можно только внешним действием. Насильственный преступник живет только "внешней жизнью", "жизнь внутренняя" для него недоступна. Даже предметы, мастерски изготовленные заключенными, подтверждают этот вывод: это искусно воспроизведенные образцы, но среди них практически не встречаются оригинальные поделки. Тем более нет высокохудожественных текстов, изобретений, открытий.

Некрофилия, описанная Э.Фроммом, – характерная черта особо жестоких убийц. Их характеризует страсть к смерти, трупам, тлену, стремление все живое превратить в мертвое.

Очевидно, некрофилия – крайняя степень вражды к жизни, когда ненависть к ней перерастает в любовь к смерти.

Человек, движимый жаждой убивать, желанием уничтожить живое и жить среди трупов, наслаждаясь их видом, запахом и пр., – апофеоз варианта борьбы против мира людей. Патологически обостренная и увеличенная защита своего "Я", своего бытия, тревожность и ожидание нападения со всех сторон, страх быть оскорбленным и униженным в любой момент, который некоторые исследователи почему-то принимают за страх перед физической смертью, побуждает человека на борьбу с людьми. И в заключение о результатах исследования преступников, проведенного В.П.Голубевым и Ю.Н.Кудрявцевым с помощью методики MMPI (многофакторного личностного опросника).

У преступников наблюдались повышенная импульсивность, ригидность, застреваемость на отрицательных эмоциях, подозрительность, злопамятность, повышенная чувствительность в межличностных отношениях, они склонны к уходу в себя и дистанцированию от окружающего мира. Они ощущают хрупкость и ненадежность своего бытия и видят единственное средство спасись самому в уничтожении других.

Сложнее всего ответить на вопрос: какие черты являются предрасполагающими к выбору человеком "борьбы против жизни", а какие – следствием этого выбора (или следствием включения личности в борьбу с миром помимо его воли)? На мой взгляд, первичным является крайняя эмоциональная чувствительность и ригидность эмоций в сочетании с неразвитостью душевного мира. Травма, нанесенная личности в любой (подчеркиваю!) период ее жизни, толкает человека на путь борьбы против зла, и все остальное есть результат изменений личности, которая подчинила себя законам борьбы с жизнью.

Наиболее талантливые и компетентные ученые, в частности Ю.М.Антонян, неоднократно отмечали, что искать причины крайней жестокости, насилия следует не на поверхностном уровне (социальном, биологическом и даже личностно-психологическом), а на бытийном уровне, рассматривая основные отношения личности с жизнью и смертью, с другими людьми, миром в целом и самим собой. Экзистенциальная психология должна подобрать ключи к сейфу, где скрыта тайна человеческого бытия.

Как это ни парадоксально, ряд особенностей "жизни против жизни" сближает ее с "жизнью как целедостижением". И в том и в другом случая настоящее расценивается как некоторый переход к будущему, а люди и мир – как требующие преобразования. И человек, направленный на целедостижение, и человек, направленный на уничтожение, стремится подчинить себе других и продлить жизнь за их счет, одни – путем эксплуатации, а другие – путем издевательств и уничтожения. Но человек целедостигающий убежден, что ему, да и всем другим, предстоит светлое будущее, он подсознательно уверен в бессмертии. Между тем как насильник, террорист и убийца не верят в рай на земле ни в настоящем, ни в будущем, подсознательно или сознательно они не хотят достичь внешних целей, их внешняя цель – уничтожить мир и себя вместе с ним. Они не рассматривают людей как средство. Сравните – у Пушкина

Мы все глядим в Наполеоны;
Двуногих тварей миллионы
Для нас орудие одно;
Нам чувство дико и смешно.

Для борца с жизнью любой человек – "предмет его труда", объект, который следует превратить в труп.

"Жизнь-целедостижение" при всей бессмысленности и нереальности целей, к которым стремятся люди, воспроизводясь, оставляет не только руины городов и останки побежденных, но и заводы, произведения искусства, тексты и храмы. Люди, ненавидящие жизнь, оставляют после себя лишь пепел и ненависть.

Банды подростков и юношей, терроризирующие окрестности и устраивающие бесконечные разборки между собой, культивируют жестокость по отношению к своим членам. Не принадлежать к какой-либо группировке в Казани 80-х годов – значит обречь себя на постоянное преследование и беззащитность. Поэтому юноши и девушки поневоле втягиваются в мир насилия и жестокости.

Произвольный выбор демонстрируют группы футбольных фанатов. Английские дети и подростки, которых жестоко унижали и преследовали в семье или в школе, нашли выход злобе к окружающему миру, став взрослыми и объединившись в банды фанатов "Ливерпуля", "Манчестер Юнайтед" или "Арсенала". Полиция благополучных западноевропейских стран в ужасе и беспомощности от бесчинств взрослых парней и мужчин на улицах городов и на стадионах. Болезнь оказалась заразной, и по улицам российских городов идут полувоенные отряды фанатов "Спартака" и "ЦСКА". Футбол для них, по большому счету, безразличен, результаты игры – тем более. Им важно выплеснуть агрессию, злобу на окружающий мир: избить болельщиков клуба соперников, напасть на "ментов", разгромить ларьки по дороге и сжечь машины "богачей", попавшиеся под горячие руки и дурные мысли.

Игрушечная война объявлена, но появились отнюдь не "виртуальные", а реальные жертвы – раненые, убитые...

Информационная цивилизация открывает новые возможности для проявлений человеческой деструктивности. "Передовой отряд" борцов против человечества – авторы и активные распространители компьютерных вирусов. Они, как правило, действуют в одиночку. Деструктивный результат их деятельности – вышедшие из строя системы, миллиардные убытки, потраченное время и деньги миллионов людей. Отрицательные эмоции, сеятелями которых они стали, захлестывают Интернет.

Скудные сведения о них, попадающие в научную и научно-популярную печать, рисуют уже знакомый портрет аутичной, тревожной, неконтактной, ненавидящей мир личности – (юноши, реже девушки) в возрасте от 15 до 25 лет, жаждущей величия и власти над миром (хотя бы и виртуальным).

Нам еще предстоит увидеть в скором будущем информационные войны, торжество насилия и жестокости в "виртуальном мире". Высокий интеллект хакеров не стал препятствием для проявления кипящей внутри их психического мира злобы по отношению к миру внешнему.

Продуктами, точнее отходами "жизни против жизни" являются фильмы Тарантино, Верховена,а также их российских "подражателей". Компьютерные игры с осмысленными сценариями, в которых игроку каждое мгновение угрожают "виртуальным убийством", а единственный способ спастись – уничтожить все движущееся и живое, формируют представление детей и подростков о жизни как вражде, о времени как зле, которое надо проскочить, дабы избежать смерти от врагов.

Но в конце личного виртуального времени – все равно смерть.

"Жизнь против жизни" – "антимир", вторгшийся и пожирающий наше повседневное человеческое бытие. Воистину, люди, примкнувшие к этому варианту человеческого существования или выбравшие его, являются послами смерти и ее рассадниками, воображая себя борцами со злом.

"Антимир", как ему и положено, пожирает наш привычный, не столь уж уютный, но единственный мир, лишая нас времени.

Лишение времени – самое страшное наказание. Не случайно в приговоре для преступника главное – срок заключения, а особенности заключения (одиночное, в лагере и пр.) – нечто второстепенное. Ограничение в пространстве – ничто по сравнению с насильственным изъятием времени из человеческой жизни. Бог – дал, бог – взял. Новоявленные "боги", точнее посланцы и подданные сатаны, пытаются играть роль всеобщего судьи, роль самой смерти.

Избавиться от боли, от угрозы, причиняемой жизнью, можно еще одним способом – уничтожить самого себя. Однако психологическая подоплека самоубийства противоположна психологическим личностным причинам убийства и насилия.

Мир потенциального самоубийцы трагичен: печально настоящее и таким же будет будущее (а может быть, его вообще не будет), прошлое было прекрасным. Психологическая экзистенциальная травма не в прошлом, а в настоящем. Это – одиночество. В психологическом пространстве "Я" человека становится крохотным, отрицательным, ничтожным, а мир – огромный, красивый, хороший, но чужой и недоступный.

Причиной своих неудач потенциальный самоубийца считает себя – маленького, ничтожного и отверженного окружающими, а не внешний мир. Поэтому он готов уничтожить себя, и все в мире будет хорошо, если его не будет. Острое одиночество он не может преодолеть, потому что люди, принадлежащие этому огромному и прекрасному миру, где цветут и благоухают цветы, ходят красивые женщины, летают птицы и "Боинги-747" – эти люди считают его ничтожным и ни на что не годным. Да он и сам знает о своей непригодности для этой жизни... Добровольное прекращение бытия – психологическая загадка и предмет отдельного большого исследования.

В этом мире борются не добро и зло, а жизнь и смерть. Великий русский ученый Лев Николаевич Гумилев объяснял тенденцию борьбы с жизнью и живым принадлежностью человека к "антисистеме".

Внутренним условием выбора варианта "жизни против жизни" я считаю чрезвычайно эмоциональную чувствительность и ригидность психики некоторых людей с бедной душевной жизнью и экстровертным (направленным к внешнему миру) сознанием. Главная причина – глобальная, лучше ее назвать "экзистенциальной", психическая травма, результат пережитого насилия и жестокости. "Внешние условия" – само существование "жизни против жизни" как некоторого процесса, переходящего из прошлого в будущее и увлекающего в свое течение все новых и новых людей. Процесс этот подобен лавине, сметающей нас с лица Земли. И непонятно, как эту лавину остановить.

Что является главным "врагом": насилие как способ действия, группирование людей, воспроизводящих насилие, или их сверхвысокая чувствительности и эффективность? По поводу последнего приведу слова Мигеля де Унамуно:

Говорят, что человек это разумное животное. Но почему бы не сказать, что человек есть животное аффективное или чувствующее? И может быть, от всех остальных животных его отличает чувство, нежели разум. Я часто видел своего кота думающим, но никогда не видел его смеющимся или плачущим. Не исключено, конечно, что внутренне он плачет или смеется, но точно так же можно предположить, что и рак в глубине души решает уравнения второй степени [51].

Ближе всех подошел к разгадке Эрих Фромм: ответ – нарциссизм. Раздутое до невероятных размеров "Эго" некоторых людей, самовлюбленность до страстного самообожания и равнодушие ко всему, что находится за пределами "Я", – эгоцентризм и эгоизм, являются главной почвой, на которой произрастают ядовитые растения – человеческая ненависть и жестокость. Но, вопреки Фромму, не современная цивилизация породила злокачественную агрессию. Она всего лишь самоподдерживающийся и катастрофически усиливающийся процесс "жизни против жизни", развивающийся по механизму положительной обратной связи и захватывающий в себя все новые и новые поколения, народы, страны.

Могут ли жертвы непротивлением злу насилием остановить лавину взаимоуничтожения? 2000 лет христианской эры показали, что люди неспособны следовать словам Нагорной проповеди.

И все же еще раз (я не оригинален!), как и тысячи авторов до меня, процитирую Евангелие от Матфея:

Вы слышали, что сказано: око за око и зуб за зуб. А я говорю вам: не противься злому. Но кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую; и кто захочет судиться с тобой, и взять у тебя рубашку, отдай ему и верхнюю одежду; и кто принудит тебя идти с ним одно поприще, иди с ним два. Просящему у тебя дай, и от хотящего занять у тебя не отвращайся. Вы слышали, что сказано: люби ближнего своего, и ненавидь врага твоего. А я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас.