М. Дронов. ТАЛАНТ ОБЩЕНИЯ

Итак, цель – всегда находиться в личностном единении с Богом, созерцании Его любви. Человек знает, с чем ему надо бороться, чтобы достичь ее. Казалось бы, если задача ясна, что может быть проще: планомерно идти к поставленной цели! Но, оказывается, не все так просто. То, с чем человек сталкивается в реальности, христианская догматика называет "помрачением", "ослаблением" ума, чувств и воли (основных способностей человека – образа Божия), которое произошло в результате первородного греха. Помрачение ума, в частности, сказывается в рассеянности сознания, в том, что приходится затрачивать неимоверные усилия для "собирания", сосредоточения ума. Да к тому же всюду подстерегают опасности: тренируя ум, закрепляя навык концентрации, легко отклониться от первоначальной цели, от созерцания Любящего Бога, легко увлечься самим процессом, найти в нем "спортивный" интерес!

Христианская традиция имеет огромный опыт, целую науку, как правильно собирать свой ум, достигая "духовного трезвения", как побеждать рассеянность, то есть когда внимание привлекают сразу множество противоречивых желаний. Это – многовековой опыт святых отцов. Только за первое тысячелетие христианства отцы оставили добрую сотню объемистых томов. Недостатка в "учебниках" духовной жизни нет. Сегодня главная проблема в другом, в том, что наш теперешний опыт слишком далеко ушел от обыденного мироощущения тех, кому адресовали свои книги отцы. Мы мыслим другими категориями, категориями своего опыта. Попросту говоря, сегодня приходится преодолевать разрыв, чтобы подняться до ступени, которую отцы считали "нулевой", начальной.

Есть моменты, которые тогда были естественными для всех и которые в условиях ритмов жизни рубежа XXI века стали совсем другими. Речь пойдет о самоощущении человека, о его ощущении собственного бытия. Или, что то же самое, ощущении им текучести времени. Вот как митрополит Антоний Сурожский образно раскрывает типичное состояние современного человека: "Мы все находимся во власти времени, но по своей вине, время тут ни при чем. То, что время течет, и то, что мы куда-то спешим, две совсем разные вещи. Спешить – это внутреннее состояние; действовать быстро, точно, метко – это дело совсем другое. Примером возьмите вот что: бывает, на каникулах в деревне идешь себе по полю быстро, бодро, живо и никуда не спешишь, потому что спешить некуда: а иногда видишь: человек несет два чемодана да еще три кулька, и страшно спешит, – а движется, как улитка. Поспешность заключается в том, что человек хочет быть на полвершка перед собой: не там, где он находится, а все время чуть впереди".

Современный человек всецело захвачен множеством своих желаний и устремлений, так что у него не остается сил ощущать самого себя. Безусловно, не только жизнь, расписанная по минутам, подчиненная работе и транспорту, способствует этому. В особенности причиной этому служит поток масс-медийной развлекательной информации, который во много раз превышает способность человека улавливать, усваивать и получать удовольствие. Он особенно дробит и рассеивает наше внимание.

Владыка Антоний Сурожский объясняет суть того, что происходит с современным человеком. Для этого он использует противопоставление момента текущего времени, то есть настоящее, в котором мы, собственно, живем, будущему и прошедшему, которые мы переживаем не в их реальности, но только в ожидании или воспоминании. Ощущение мига настоящего у современного человека особенно часто вытесняется именно ожиданием. Это значит, сейчас, в этот текущий момент, мы живем ожиданием того, чего еще нет, а не тем, что миг может дать, что реально есть.

"Я обнаружил какое-то качество времени в очень, в общем, удачных обстоятельствах, – с обычной для него самоиронией, когда приходится вести о себе речь, иллюстрирует свою мысль Владыка. – Во время немецкой оккупации в Париже я был офицером Французского Сопротивления, и меня арестовали... Случилось это так: я вошел в метро, и меня сцапали. В тот момент я обнаружил, что прошлое мое ушло по двум причинам: во-первых, потому что если меня куда-то денут, никакого прошлого больше нет, я буду сидеть, а что было раньше – меня определять уже не может; во-вторых, все, что на самом деле было, меня поведет на плаху, и поэтому этого не должно быть, это прошлое надо начисто отсечь и тут же выдумать такое прошлое, которое бы пригодилось. Будущее, если вы задумаетесь над собой, существует у нас, поскольку мы его можем предвидеть и планировать. Например, когда идешь в полной тьме, в темноте, – будущего нет; идешь и ничего не ожидаешь, хотя ко всему готов. То будущее, к которому мы постоянно стремимся, только потому реально, что оно или наглядно у нас перед глазами, например, уходящий автобус, или потому, что мы к нему идем: я иду домой, я иду в кинематограф... Но если это отсечь, если осознать: вот, меня сейчас взяли, я совершенно не знаю, что будет; он меня может ударить в лицо, он меня может застрелить, он меня может посадить в какую-нибудь немецкую каталажку, он может что-нибудь другое сделать, и каждое мгновение будет так, то есть не будет мгновения, когда я буду знать, что случится в следующее. В таком случае, оказывается, и будущего нет".

Современный человек прежде, чем понимать учение святых отцов о духовной брани, должен осознать опыт, на который опираются отцы и которого ему так не хватает. Это – опыт глубокого самосозерцания, без которого невозможно созерцание Бога. Для активизации этого опыта митрополит Антоний в данном случае обращается к временной модели – задерживающей внимание на миге "сейчас". Ведь я весь, все мое бытие умещается в точке, в которой будущее превращается в прошедшее. "Мы живем, словно настоящего нет, – объясняет этот опыт митрополит Антоний Сурожский, – знаете, как бы перекатываемся из прошлого в будущее. А настоящее – это то мгновение, когда перекатываешься; и на деле оказывается, что единственное реальное мгновение – это теперь, теперь я весь тут".

Тот же самый опыт можно проиллюстрировать и другой моделью – пространственной: "И тут я понял то, – продолжает владыка Антоний, – что имеет в виду один из отцов-аскетов пятого века, когда говорит: если хочешь молиться, вернись весь под собственную свою кожу... Мы ведь не живем под своей кожей; мы живем тут, там, здесь".

Надо предельно реально ощутить себя именно здесь, в пространстве, занимаемом моим телом, а не где-то там, куда уносят меня рассеянные мечты. "Если подумать о жизни вообще, делает заключение владыка Антоний, – мы не под своей кожей живем, мы расползлись во все стороны вожделениями, желаниями, дружбами, враждами, надеждами, устремлениями – чем хотите. Я не хочу сказать, что все это плохо, я только хочу сказать, что фактически под кожей остаются только внутренние органы, но человек весь вне себя, как выплеснутая из кадки жидкость".

Итак, что можно заключить об условиях возвращения "под свою кожу" – быть "здесь" или возвращения в настоящее – быть "сейчас"? Случай, рассказанный владыкой Антонием о его аресте в парижском метро, указывает, что у человека должны возникнуть очень веские причины отказаться от ожидания чего бы то ни было и от прокручивания в памяти любых воспоминаний. Более того, вернувшись в себя самого даже в такой отчаянной ситуации, человек понимает, что быть "здесь и сейчас" – непередаваемое блаженство. "Только тебя возьмут так, в метро, – делится о пережитом владыка Антоний, – и чувствуешь, как ты к этой коже привык, и как она тебе нравится, и как тебе не хочется, чтобы с ней что-нибудь нехорошее было, – это раз. Во-вторых, оказывается, что под кожу влезть можно, что в ней сидеть уютно, что настоящее – единственное реальное и что в этом настоящем ужасно хочется остаться".

Только став самим собою, ощущая себя "здесь и сейчас", человек способен оценить, что такое он есть. И только находясь в состоянии внутреннего мира, человек способен по-настоящему думать о Творце и искать с Ним встречи. В противном случае его мысль и чувство уже заняты мечтами и для Бога в его сознании места уже не остается. Однако сама по себе актуализация настоящего, "возвращение к себе", еще не гарантирует, что человек автоматически познает Бога. Ведь к этому же самому, быть "здесь и сейчас", призывают и неверующие психологи, и, однако, они остаются не ведающими Бога!