Аристотель. О ДУШЕ

412a Вот что надлежало сказать о дошедших до нас мнениях прежних философов о душе. А теперь вернемся 5 к тому, с чего начали, и попытаемся выяснить, что такое душа и каково ее самое общее определение.

Итак, под сущностью мы разумеем один из родов сущего; к сущности относится, во-первых, материя, которая сама по себе не есть определенное нечто; во-вторых, форма или образ, благодаря которым она уже называется определенным нечто, и, в-третьих, то, что состоит из материи и формы. Материя есть возможность, 10 форма же – энтелехия¹, и именно в двояком смысле – в таком, как знание, и в таком, как деятельность созерцания².

По-видимому, главным образом тела, и притом естественные, суть сущности, ибо они начала всех остальных³ тел. Из естественных тел одни наделены жизнью, другие – нет. Жизнью мы называем всякое питание, рост и упадок тела, имеющие основание в нем самом (di'aytoy). Таким образом, всякое естественное 15 тело, причастное жизни, есть сущность, притом сущность составная.

Но хотя оно есть такое тело, т.е. наделенное жизнью, оно не может быть душой. Ведь тело не есть нечто принадлежащее субстрату (hypokeimenon), а скорее само есть субстрат и материя. Таким образом, душа 20 необходимо есть сущность в смысле формы естественного тела, обладающего в возможности жизнью. Сущность же [как форма] есть энтелехия; стало быть, душа есть энтелехия такого тела. Энтелехия же имеет двоякий смысл: или такой, как знание, или такой, как деятельность созерцания; совершенно очевидно, что душа есть энтелехия в таком смысле, как знание⁴. Ведь в силу наличия души имеются и сон, и бодрствование, 25 причем бодрствование сходно с деятельностью созерцания, сон же – с обладанием, но без действования⁵. У одного и того же человека знание по своему происхождению предшествует деятельности созерцания.

Именно поэтому душа есть первая энтелехия естественного тела, обладающего в возможности жизнью. А таким телом может быть лишь тело, обладающее органами. Между тем части растений также суть органы, правда совершенно простые, 412b как, например, лист есть покров для скорлупы, а скорлупа – покров для плода, корни же сходны с ртом: ведь и то и другое вбирает пищу. Итак, если нужно обозначить то, что обще всякой душе, то это следующее: душа есть первая энтелехия естественного тела, 5 обладающего органами. Потому и не следует спрашивать, есть ли душа и тело нечто единое, как не следует это спрашивать ни относительно воска и отпечатка на нем, ни вообще относительно любой материи и того, материя чего она есть. Ведь хотя единое и бытие имеют разные значения, но энтелехия есть единое и бытие в собственном смысле.

10 Итак, сказано, что такое душа вообще. А именно: она есть сущность как форма (logos), а это – суть бытия такого-то тела, подобно тому как если бы естественным телом было какое-нибудь орудие⁶, например топор. А именно: сущностью его было бы бытие топором, и оно было бы его душой. И если ее отделить, то топор уже перестал бы быть топором и был бы таковым лишь по имени. Однако же это только топор. 15 Душа же есть суть бытия и форма (logos) не такого тела, как топор, а такого естественного тела, которое в самом себе имеет начало движения и покоя. Сказанное нужно рассмотреть и в отношении частей тела. Если бы глаз был живым существом, 20 то душой его было бы зрение. Ведь зрение и есть сущность глаза как его форма (глаз же есть материя зрения); с утратой зрения глаз уже не глаз, разве только по имени, так же как глаз из камня пли нарисованный глаз. Сказанное же о части тела нужно приложить ко всему живому телу. А именно: как часть относится к части⁷, так сходным образом совокупность ощущений относится ко всему ощущающему телу как ощущающему. 25

Но живое в возможности – это не то, чтó лишено души, а то, чтó ею обладает. Семя же и плод суть именно такое тело в возможности⁸. Поэтому, как раскалывание [для топора] и видение [для глаза] суть энтелехия, так и бодрствование; а душа есть такая 413a энтелехия, как зрение и сила орудия, тело же есть сущее в возможности. Но так же как зрачок и зрение составляют глаз, так душа и тело составляют живое существо.

Итак, душа неотделима от тела; ясно также, что 5 неотделима какая-либо часть ее, если душа по природе имеет части, ибо некоторые части души суть энтелехия телесных частей. Но конечно, ничто не мешает, чтобы некоторые части души были отделимы от тела, так как они не энтелехия какого-либо тела. Кроме того, не ясно, есть ли душа энтелехия тела в том же смысле, в каком корабельник есть энтелехия судна.

10 Так в общих чертах пусть будет определена и описана душа.

ГЛАВА ВТОРАЯ

Так как [всякое изучение] идет от неясного, но более очевидного к ясному и более понятному по смыслу¹, то именно таким образом попытаемся продолжить рассмотрение души. Ведь определение [предмета] должно показать не только то, что он есть, как это 15 делается в большинстве определений, но оно должно заключать в себе и выявлять причину. В настоящее время определения – это как бы выводы из посылок. Например, что такое квадратура? Превращение разностороннего прямоугольника в равный ему равносторонний. Такое определение есть лишь вывод из посылок. Утверждающий же, что квадратура есть нахождение средней [пропорциональной линии], указывает 20 причину действия.

Итак, отправляясь в своем рассмотрении от исходной точки, мы утверждаем, что одушевленное отличается от неодушевленного наличием жизни. Но о жизни говорится в разных значениях, и мы утверждаем, что нечто живет и тогда, когда у него наличествует хотя бы один из следующих признаков: ум, ощущение, движение и покой в пространстве, 25 а также движение в смысле питания, упадка и роста. Поэтому, как полагают, и все растения наделены жизнью. Очевидно, что они обладают такой силой и таким началом, благодаря которым они могут расти и разрушаться в противоположных пространственных направлениях, а именно: не так, что вверх растут, а вниз – нет, но одинаково в обоих направлениях и во все стороны растут все растения, которые постоянно питаются и живут до тех 30 пор, пока способны принимать пищу.

Эту способность можно отделить от других, другие же способности смертных существ от нее отделить нельзя. Это очевидно у растений: ведь у них нет никакой другой способности души.

413b Таким образом, благодаря этому началу жизнь присуща живым существам, но животное впервые появляется благодаря ощущению; в самом деле, и такое существо, которое не движется и не меняет места, но обладает ощущением, мы называем животным, а не только говорим, что оно живет.

Из чувств всем животным присуще прежде всего осязание. 5 Подобно тому как способность к питанию возможна отдельно от осязания и всякого [другого] чувства, так и осязание возможно отдельно от Других чувств (растительной, или способной к питанию, мы называем ту часть души, которой обладают также растения, а все животные, как известно, обладают чувством осязания. Какова причина этого, мы скажем позже).

10 Теперь же пусть будет сказано лишь то, что душа есть начало указанных способностей и отличается растительной способностью, способностью ощущения, способностью размышления и движением. А есть ли каждая из этих способностей душа или часть души и если часть души, то так ли, что каждая часть отделима лишь мысленно (logo) 15 или также пространственно, – на одни из этих вопросов нетрудно ответить, другие же вызывают затруднения. Так же как у некоторых растений, если их рассечь, части продолжают жить отдельно друг от друга, как будто в каждом таком растении имеется одна душа в действительности (entelecheia), а в возможности – много, точно так же мы видим, что нечто подобное происходит у рассеченных на части насекомых 20 и в отношении других отличительных свойств души. А именно: каждая из частей обладает ощущением и способностью двигаться в пространстве; а если есть ощущение, то имеется и стремление. Ведь где есть ощущение, там и печаль, и радость, а где они, там необходимо есть и желание.

25 Относительно же ума и способности к умозрению еще нет очевидности, но кажется, что они иной род души и что только эти способности могут существовать отдельно, как вечное – отдельно от преходящего. А относительно прочих частей души из сказанного очевидно, что их нельзя отделить друг от друга вопреки утверждению некоторых². Что по своему смыслу (logos) они различны – это очевидно. 30 А именно: способность ощущения отлична от способности составлять мнения, если ощущать – одно, а другое – иметь мнения. То же можно сказать и о каждой из других способностей, о которых шла речь.

Далее, одним животным присущи все способности, другим лишь некоторые, иным – только одна (а это 414a и составляет видовое отличие у животных). По какой же причине – это следует рассмотреть в дальнейшем. То же самое и с чувствами. Одни животные обладают всеми чувствами, другие – некоторыми, третьи имеют только одно, самое необходимое – осязание.

Далее, о том, чем мы живем и ощущаем, говорится 5 в двух значениях, точно так же как о том, чем мы познаем: мы познаем, во-первых, благодаря знанию; во-вторых, душой (ведь мы утверждаем, что познаем благодаря тому и другому); совершенно так же двояко и то, благодаря чему мы здоровы: во-первых, благодаря здоровью; во-вторых, благодаря какой-то части тела или всему телу. А из них знание и здоровье есть 10 образ, некая форма, смысл и как бы деятельность способного к ним: знание – способного к познанию, здоровье – могущего быть здоровым. Ведь по-видимому, действие способного к деятельности происходит в претерпевающем и приводимом в соответствующее состояние. Так вот, то, благодаря чему мы прежде всего живем, ощущаем и размышляем, – это душа, так что она есть некий смысл и форма, а не материя или субстрат. 15 Как уже было сказано, о сущности мы говорим в трех значениях: во-первых, она форма, во-вторых, – материя, в-третьих, – то, что состоит из того и другого; из них материя есть возможность, форма – энтелехия. Так как одушевленное существо состоит из материи и формы, то не тело есть энтелехия души, а душа есть энтелехия некоторого тела. Поэтому правы те, кто полагает, что душа не может существовать без тела и не 20 есть какое-либо тело. Ведь душа есть не тело, а нечто принадлежащее телу, а потому она и пребывает в теле, и именно в определенного рода теле, и не так, как наши предшественники³ приноравливали ее к телу, не уточняя при этом, что это за тело и каково оно, тогда как мы видим, что не любая вещь воспринимается любой. Тот же вывод можно получить путем рассуждения. Ведь естественно, что энтелехия каждой 25 вещи бывает только в том, чтó вещь есть в возможности, т.е. в свойственной ей материи. Итак, из сказанного очевидно, что душа есть некоторая энтелехия и смысл того, что обладает возможностью быть таким [одушевленным существом].

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Что касается упомянутых способностей души, то, как мы уже сказали, одним существам они присущи 30 все, другим – некоторые из них, иным – только одна. Мы назвали растительную способность, способности стремления, ощущения, пространственного движения, размышления. Растениям присуща только растительная способность, другим существам – и эта способность, и способность ощущения; и если способность 414b ощущения, то и способность стремления. Ведь стремление – это желание, страсть и воля; все животные обладают по крайней мере одним чувством – осязанием. А кому присуще ощущение, тому присуще также испытывать и удовольствие и печаль, 5 и приятное и тягостное, а кому все это присуще, тому присуще и желание: ведь желание есть стремление к приятному. Далее, животные имеют ощущение, вызываемое пищей; именно осязание есть такое ощущение. В самом деле, все животные питаются чем-то сухим и влажным, теплым и холодным, а все это воспринимается посредством осязания. Другие ощущаемые свойства воспринимаются осязанием привходящим образом: ведь ни звук, ни 10 цвет, ни запах ничего не прибавляют к питанию. Что касается вкуса, то он одно из осязательных ощущений. Голод и жажда – это желания, а именно: голод – желание сухого и теплого, жажда – холодного и влажного, вкус же есть как бы приправа к ним. Все это требует выяснения в дальнейшем, теперь же ограничимся 15 утверждением, что животным, обладающим чувством осязания, присуще также стремление. А присуще ли им воображение, это еще неясно и должно быть рассмотрено в дальнейшем. Кроме того, некоторым живым существам присуща способность к движению в пространстве, иным – также способность размышления, т.е. ум, например людям в другим существам такого же рода или более совершенным, если они существуют.

Таким образом, ясно, что определение души одно 20 в том же смысле, в каком определение геометрической фигуры одно. Ведь ни в последнем случае нет фигуры помимо треугольника и производных от него фигур, ни в первом случае душа не существует помимо перечисленных способностей души. Однако, так же как для фигур возможно общее определение, которое подходит ко всем фигурам, но не будет принадлежать исключительно к какой-либо одной фигуре, 25 точно так же обстоит дело и с упомянутыми душами. Однако было бы смешно, пренебрегая указанным определением, искать в этих и других случаях такое общее определение, которое было бы определением, не относящимся ни к одной из существующих вещей и не соответствующим особой и неделимой форме вещи. С относящимся к душе дело обстоит почти так же, как с фигурами, вот в каком еще смысле. 30 А именно: и у фигур, и у одушевленных существ в последующем всегда содержится в возможности предшествующее, например: в четырехугольнике – треугольник, в способности ощущения – растительная способность. Поэтому надлежит относительно каждого существа исследовать, какая у него душа, например: какова душа у растения, человека, животного. 415a Далее нужно рассмотреть, почему имеется такая последовательность. В самом деле, без растительной способности не может быть способности ощущения. Между тем у растений растительная способность существует отдельно от способности ощущения. В свою очередь без способности осязания не может быть никакого другого чувства, осязание же бывает и без других чувств. 5 Действительно, многие животные не обладают ни зрением, ни слухом, ни чувством обоняния. А из наделенных ощущениями существ одни обладают способностью перемещения, другие нет. Наконец, совсем немного существ обладают способностью рассуждения и размышления. А именно: тем смертным существам, которым присуща способность рассуждения, присущи также и все остальные способности, а из тех, кому присуща каждая из этих способностей, не всякому присуща способность рассуждения, а у некоторых 10 нет даже воображения, другие же живут, наделенные только им одним. Что касается созерцательного ума (noys theoretikos), то речь о нем особая¹.

Таким образом, ясно, что рассмотрение каждой отдельной способности души есть наиболее подобающее исследование самой души.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Тому, кто хочет исследовать способности души, необходимо выяснить, что такое каждая из них, далее 15 исследовать все связанное с ней и все другое сопутствующее ей. Если же нужно уразуметь, что такое каждая из них, например: что такое мыслительная способность, способность ощущения и растительная способность, то до этого необходимо еще уразуметь, что такое мыслить и ощущать: ведь по смыслу все виды деятельности и действия предшествуют возможностям¹. Если это так и если к тому же до этих видов деятельности и действий необходимо исследовать 20 предметы [воздействующие на способности души], то по этой же причине необходимо было бы сначала определить эти предметы, каковы пища, ощущаемое и постигаемое умом.

Таким образом, нужно прежде всего поговорить о пище и воспроизведении. Ведь растительная душа присуща и другим, [а не только растениям], она первая и самая общая способность души, благодаря ей 25 жизнь присуща всем живым существам. Ее дело – воспроизведение и питание. Действительно, самая естественная деятельность живых существ, поскольку они достигли зрелости, но изувечены и не возникают самопроизвольно² – производить себе подобное (животное – животного, растение – растение), дабы по возможности быть причастным вечному и божественному³. Ведь все существа стремятся к нему, и оно – 415b цель их естественных действий. Цель же понимается двояко: ради чего и для кого. Так как живое существо не в состоянии постоянно соучаствовать в вечном и божественном (ибо не может преходящее вечно 5 оставаться тем же и быть постоянно единым по числу), то каждое из них причастно [божественному] по мере своей возможности: одно – больше, другое – меньше, и продолжает существовать не оно само, а ему подобное, оставаясь единым не по числу, а по виду.

Итак, душа есть причина и начало живого тела. О причине говорится в различных значениях. Подобным же образом душа есть причина в трех смыслах, которые мы разобрали. А именно: душа есть причина 10 как то, откуда движение, как цель и как сущность одушевленных тел⁴.

Что душа есть причина в смысле сущности – это ясно, так как сущность есть причина бытия каждой вещи, а у живых существ быть означает жить, причина же и начало этого – душа; кроме того, основание (logos) сущего в возможности – энтелехия.

15 Очевидно также, что душа есть причина и в значении цели. Ибо так же как ум действует ради чего-то, так и природа, а то, ради чего она действует, есть ее цель. А такая цель у живых существ по самой их природе есть душа. Ведь все естественные тела суть орудия души – как у животных, так и у растений, и существуют 20 они ради души. Цель же понимается двояко: как то, ради чего, и как то, для кого.

Но и то первое, откуда пространственное движение, также есть душа. Впрочем, эта способность присуща не всем живым существам. Превращение и рост также происходят благодаря душе. Ведь ощущение есть, по-видимому, некоего рода превращение, а то, что не 25 имеет души, не ощущает. Так же обстоит дело с ростом и упадком. Ведь не разрушается и не растет естественным образом то, что не питается, а не питается то, что не причастно жизни.

Эмпедокл неправильно высказался об этом, замечая, что у растений как прикрепленных корнями 416а рост происходит по направлению вниз потому, что таково естественное направление движения [элемента] земли, а рост вверх происходит потому, что таково направление огня⁵. В самом деле, "вверх" и "вниз" он понимает неправильно. Ведь вверх и вниз не одно и то же для всех и повсюду, и то, что для животных голова, 5 то для растения – корни, если определять тождество и различие органов по их деятельности. Кроме того, что же в растениях скрепляет огонь и землю, имеющие противоположные направления? Они, конечно, разошлись бы, если бы не имелось чего-то, что препятствовало бы им в этом. А если такое имеется, то это и есть душа, причина роста и питания. Некоторые полагают, что вообще в природе огня заключена причина питания и роста, ибо кажется, что из всех тел или 10 элементов только один огонь есть нечто питающееся и растущее. Поэтому можно было бы предположить, что и у растений, и у животных огонь вызывает питание и рост. На самом же деле огонь есть некоторым образом сопутствующая причина, во всяком случае не непосредственная, скорее душа есть такая причина. Ибо 15 возрастание огня идет до бесконечности, пока имеется горючее вещество, между тем для всех естественных образований есть предел и соотношение (logos) величины и роста. А это зависит от души, а не от огня, скорее от выраженной в определении сущности (logos), чем от материи.

Так как растительная способность и способность воспроизведения – одно и то же, то необходимо 20 прежде всего рассмотреть питание. Именно эта деятельность отличает растительную способность от других. Полагают, что питание есть поглощение противоположного противоположным, но не всякого противоположного всяким противоположным, а того противоположного, которое не только своим возникновением, но и своим ростом обязано своей противоположности. Ведь многие противоположности возникают друг из друга, но не всегда в отношении количества, например, состояние здоровья – из состояния болезни. 25 По-видимому, и у упомянутых противоположностей не одинаковым образом одно есть питание для другого, но, [например], вода есть пища для огня, огонь же воду не питает. У простых тел большей частью дело обстоит, по-видимому, так, что одно есть пища, другое – питающееся⁶. Однако здесь возникает трудность. А именно: одни утверждают, что подобное питается подобным 30 и что так же происходит рост; другие же, как мы сказали, полагают обратное, что противоположное питается противоположным, поскольку подобное от подобного ничего не претерпевает, пища же изменяется и переваривается, а изменение есть для всего переход в противоположное или в нечто промежуточное. 35 Далее, пища претерпевает изменение от питающегося, но питающееся от пищи нет, так же как строитель не претерпевает изменения от материала, 416b но материал от него претерпевает изменение. Единственное изменение строителя – переход от состояния бездействия к состоянию действия. Небезразлично, однако, что подразумевают под пищей: то, что получается в конце, или то, что имеется вначале⁷. Если же имеют в виду и то 5 и другое (и непереваренную и переваренную пищу), то приемлемы оба взгляда на пищу. В самом деле, поскольку пища не переварена, противоположное питается противоположным, поскольку же переварена – подобное питается подобным. Таким образом, очевидно, что в каком-то отношении оба взгляда и верны и неверны.

А так как ничто не причастное жизни не питается, 10 то питающееся, надо полагать, есть одушевленное тело, и именно поскольку оно одушевленное, так что питание для одушевленного существенно, а не есть нечто привходящее. Но не одно и то же быть пищей и способствовать росту. В самом деле, поскольку одушевленное существо есть нечто количественное, оно растущее; поскольку уже оно определенное нечто и сущность, оно питающееся. Ведь питание сохраняет сущность питающегося, которое существует до тех пор, пока оно 15 питается, при этом питание способствует порождению, но не того существа, которое питается, а подобного питающемуся. Ведь сущность питающегося уже существует, и ничто не порождает само себя, а сохраняет себя.

Таким образом, это растительное начало души есть способность, которая сохраняет существо, обладающее ею, таким, каково оно есть, а пища обеспечивает его деятельность; поэтому существо, лишенное пищи, не 20 может существовать.

Мы различаем троякое: питающееся, то, чем оно питается, и то, что питает; то, что питает, – это первая душа; питающееся – тело, обладающее душой; то, чем тело питается, – пища. Так как справедливо все называть в соответствии с целью, цель же состоит здесь в воспроизведении себе подобного, то первой душой 25 следует называть способность воспроизведения себе подобного. И так как то, чем питается тело, двоякого рода (так же как двоякого рода и то, чем управляется корабль, – рука и кормило: первая – движущее и движущееся, второе – только движущее⁸), то необходимо, чтобы всякая пища могла перевариваться, а переваривание пищи вызывается теплом⁹; поэтому все одушевленное обладает теплом.

Вот что можно в общих чертах сказать о питании. 30 Более подробное изложение этого надо дать в особом сочинении.

ГЛАВА ПЯТАЯ

После этого разбора поговорим о том, что обще всем ощущениям. Как было сказано¹, ощущение бывает, когда [существо] приводится в движение и что-то испытывает; оно есть, по-видимому, некоего рода превращение². 35 Некоторые утверждают также, что подобное что-то испытывает от подобного же. Насколько это 417а возможно или невозможно, об этом мы сказали в общих рассуждениях о действии и претерпевании³.

Здесь, однако, возникает вопрос, почему чувства не воспринимают самих себя и почему их [органы] не вызывают ощущения без чего-то внешнего, хотя они и содержат в себе огонь, землю и другие элементы, 5 которые ощущаются или сами по себе, или по своим привходящим свойствам. Ясно, что способность ощущения не есть нечто в действии (energeia), а есть только нечто сущее в возможности. Поэтому она подобна горючему, которое само по себе не возгорается без зажигательного вещества; если бы оно воспламенялось само собой, то не было бы нужды в действующем (entelecheia) огне.

10 А так как об ощущающем мы говорим в двух значениях (а именно того, кто способен слышать и видеть, мы называем слышащим и видящим и тогда, когда ему случается спать, и тогда, когда он уже действительно слышит и видит), то и об ощущении говорится в двух значениях – об ощущении в возможности и об ощущении в действии; подобным образом и ощущаемое может быть ощущаемым в возможности и в действии. Сначала предположим, что претерпевать, двигаться и действовать – одно и то же: ведь движение 15 есть некоторого рода действие, правда незаконченное, как сказано в другом сочинении⁴. Но все, что испытывает что-то, испытывает это от чего-то деятельного и действующего и им приводится в движение. Поэтому, как мы уже сказали, испытывают что-то в одном смысле от подобного, в другом – от неподобного. Ибо испытывает воздействие неподобное, 20 но, испытав воздействие, оно становится подобным.

Нужно также более подробно определить способность или возможность (dynamis) и действительность (entelecheia). Пока мы о них говорили в общих чертах. Мы говорим о чем-то знающем, во-первых, в том смысле, в каком мы говорим о знающем человеке, что он принадлежит к знающим и обладающим знаниями, во-вторых, 25 в том смысле, в каком мы называем знающим того, кто владеет грамматикой. Каждый из них обладает возможностью не в одинаковом смысле, а один обладает ею потому, что принадлежит к такому-то роду, т.е. к чему-то материальному (hyle)⁵, а другой потому, что он может что-то исследовать, когда хочет, если только не будет внешнего препятствия. А тот, кто уже исследует, есть знающий в действительности, он в полном смысле слова знает, [например], вот это А. 30 Итак, оба первых суть знающие в возможности, но один из них – поскольку изменяется благодаря обучению и часто переходит от одного состояния к противоположному, другой же – иным способом, а именно от обладания знанием арифметики 417b и грамматики и неосуществленности этого знания – к его осуществлению (to energein)⁶.

И претерпевание имеет не один смысл, а оно означает, во-первых, уничтожение одной из противоположностей другой; во-вторых, скорее сохранение сущего в возможности сущим в действительности и подобным, и отношение здесь такое, как между способностью и 5 энтелехией. А именно: когда обладающий знанием переходит к действительному исследованию, это не значит, что он изменяется (ибо это есть лишь переход в более совершенное состояние и переход к энтелехии) пли это особого рода изменение. Вот почему неверно говорить о разумеющем, что он меняется, когда разумеет, так же как нельзя говорить об изменении строящего, когда он строит.

Таким образом, то, чтó приводит мышление и разумение из возможности к действительности (entelecheia), 10 справедливо назвать не обучением, а чем-то другим. Не следует, как было сказано, называть претерпеванием обучение человека, способного обучаться, и приобретение им знания от действительно знающего и обучающего или же надо признать, что имеется два способа изменения: один приводит к состоянию 15 лишения, другой – к обладанию и выявлению природных свойств⁷. Первое изменение ощущающего возникает от родившего его, родившись же, оно уже имеет [в возможности] ощущение таким же образом, как знание. Ощущение же в действии можно уподобить деятельности созерцания; отличается оно от последнего тем, что то, что приводит его в действие, 20 есть нечто внешнее – видимое и слышимое, равно и другое ощущаемое. Причина этого в том, что ощущение в действии направлено на единичное, знание же – на общее. А общее некоторым образом находится в самой душе. Поэтому мыслить – это во власти самого мыслящего, когда бы оно ни захотело помыслить; ощущение же не во власти ощущающего, ибо необходимо, чтобы было налицо ощущаемое. 25 Так же обстоит дело со знаниями об ощущаемом и по той же причине, а именно потому, что ощущаемые вещи единичны и внешни.

Впрочем, нам еще представится случай более подробно разъяснить все это⁸. А теперь укажем лишь, что о сущем в возможности говорится неоднозначно, 30 а в одном смысле так, как если бы сказали о мальчике, что он может стать предводителем войска, а в другом смысле – то же о взрослом человеке; так же обстоит дело и со способностью ощущения. Но так как это различие значений не имеет особого названия, а между тем установлено, что они различны 418a и почему они различны, то приходится пользоваться словами "претерпевание" и "изменение", употребляемыми в основном значении. Способность ощущения, как было сказано, в возможности такова, каково уже ощущаемое в действительности: пока она испытывает воздействие, она не подобна ощущаемому, испытав же воздействие, она уподобляется ощущаемому 5 и становится такой же, как и оно.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Прежде всего следует сказать о том, чтó ощущается каждым отдельным чувством. Об ощущаемом говорится трояко: о первых двух видах мы утверждаем, что они ощущаются сами но себе, третий есть нечто привходящее. Из двух первых видов один воспринимается каждый раз лишь одним отдельным чувством 10 (idion), другой – то, чтó обще всем чувствам. Под воспринимающимся лишь одним отдельным чувством я разумею то, что не может быть воспринято другим чувством и относительно чего чувство не может ошибаться, например видение цвета, слышание звука, ощущение вкуса; осязание же различает много разного рода свойств. Впрочем, каждое чувство, различая ощущаемое 15 и не ошибаясь в том, что это есть цвет, звук, может обмануться относительно того, чтó именно имеет цвет и где оно находится или чтó издает звук и где оно находится. Такого рода ощущаемое называют воспринимающимся лишь одним каким-то отдельным чувством.

Общее же ощущаемое – это движение, покой, число, фигура, величина. Они воспринимаются не одним лишь отдельным чувством, а общи всем им. Ведь движение воспринимается и осязанием и зрением.

20 Ощущаемое называется привходящим, когда, например, вот это бледное оказывается сыном Диара¹. Ведь воспринимается это привходящим образом, так как для бледного, которое воспринимается, это нечто привходящее. Поэтому ни одно чувство ничего не испытывает от ощущаемого как такого привходящего. А из того, что воспринимается само по себе, в собственном смысле ощущаемое – это то, что воспринимается лишь одним отдельным чувством, стало быть, то, 25 к чему по природе своей приноровлена сущность каждого отдельного чувства.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

Предмет зрения – видимое. Видимое же – это прежде всего цвет, а также нечто такое, что можно описать словами, но не имеет особого названия¹. То, что мы имеем здесь в виду, станет совершенно ясно из дальнейшего изложения. Итак, видимое есть цвет. А цвет принадлежит к тому, что видимо само по себе; 30 само по себе не в том смысле, что быть видимым – это существо его, а в том, что оно в самом себе заключает 418b причину того, почему оно видимо. Всякий цвет есть то, что приводит в движение действительно прозрачное, и в этом – его природа. Вот почему нельзя видеть цвета без света, а всякий цвет каждого предмета видим при свете. Поэтому необходимо прежде всего сказать, что такое свет. Так вот, имеется нечто прозрачное. Прозрачным я называю то, что, правда, видимо, но видимо, вообще говоря, не само по себе, 5 а посредством чего-то постороннего – цвета. Таковы воздух, вода и многие твердые тела. Ведь вода и воздух прозрачны не поскольку они вода и воздух, а потому, что в них обоих имеется та самая природа, которая присуща и вечному телу наверху². Свет же есть действие прозрачного как прозрачного. Там же, где прозрачное 10 имеется лишь в возможности, там тьма. А свет есть как бы цвет прозрачного [тела], когда оно становится действительно прозрачным от огня или чего-то подобного, вроде тела, находящегося наверху, ибо ему присуще то же самое, что огню.

Итак, мы сказали, чтó такое прозрачное и чтó такое свет: это не огонь, не какое либо тело вообще и 15 не истечение из какого-либо тела³ (ведь и в этом случае свет оказался бы каким-то телом); нет, свет – это наличие огня или чего-то подобного в прозрачном. [Свет не тело]: ведь невозможно, чтобы два тела находились в одно и то же время в одном и том же месте. Свет есть, надо полагать, нечто противоположное тьме. Ведь тьма есть отсутствие такого свойства прозрачного, так что ясно, что наличие этого свойства и есть свет.

Потому и неправы ни Эмпедокл, ни всякий другой, 20 кто утверждал, что свет движется и иногда оказывается между землей и тем, что ее окружает, но что это движение нами не воспринимается; на самом же деле это мнение идет вразрез с очевидностью доводов и наблюдаемыми явлениями. Ибо на малом расстоянии это движение еще могло бы остаться незамеченным, 25 но, чтобы оно оставалось незамеченным от востока до запада, – это уж слишком.

То, что способно воспринимать цвет, само бесцветно, а то, что воспринимает звук, само беззвучно⁴. Бесцветны же прозрачное, невидимое или еле видимое, каким представляется темное. Темно и прозрачное, но прозрачное, когда оно имеется в возможности, а не в действительности. 30 Одно и то же естество бывает то тьмой, то светом.

419a Однако при свете бывает видно не все, а только собственный цвет каждой вещи. Некоторые вещи не видны при свете, в темноте же они воспринимаются, например: то, что кажется огневидным, и светящееся (одним названием их обозначить нельзя), например, 5 гриб, рог, головы рыб, чешуя и глаза рыб. Но то, что видно у всех них, – это не их собственный цвет. Почему они все видны, об этом следует поговорить особо⁵. А пока ясно, что видимое при свете есть цвет, потому что цвет невидим без света. Ведь быть цветом самим 10 по себе означает приводить в движение действительно прозрачное, а энтелехия прозрачного и есть свет.

Доказательство этого очевидно. В самом деле, если бы кто положил себе на самый глаз вещь, имеющую цвет, он ничего бы не увидел. Цвет же приводит в движение прозрачное, например воздух, а этим движением, продолжающимся непрерывно, приводится в движение и орган чувства. 15 Демокрит истолковывает это неправильно, полагая, что если бы средой (to metaxy) была пустота, то можно было бы со всей отчетливостью разглядеть даже муравья на небе. На самом же деле это невозможно: ведь вйдение возникает, когда то, что обладает способностью ощущения, испытывает воздействие. Так как это воздействие не может исходить от самогó видимого цвета, то остается признать, что оно 20 исходит от среды, так что необходимо, чтобы существовала такая среда. А при пустоте не только не отчетливо, но и вообще ничего нельзя было бы увидеть.

Итак, сказано, почему цвет необходимо бывает видим только при свете. А огонь можно видеть в обоих случаях – в темноте и при свете, и это бывает с необходимостью: ведь благодаря огню прозрачное и становится прозрачным.

25 То же рассуждение приложимо и к звуку и запаху. Ведь от непосредственного соприкосновения того и другого с органом чувства ощущение не вызывается, но запахом и звуком приводится в движение среда, а ею возбуждается каждый из этих органов чувств. Если же кто-то положил бы на самый орган чувства звучащую или пахнущую вещь, то она не вызвала бы никакого ощущения. С осязанием и вкусом дело обстоит 30 точно так же, но это очевидно не сразу, а по какой причине, это станет ясным из дальнейшего. Для звуков среда – воздух, для запаха среда не имеет названия: имеется во всяком случае некоторое свойство, общее воздуху и воде; как прозрачное для цвета, так и это свойство, присущее воздуху и воде, есть среда для того, что обладает запахом. 35 В самом деле, и у обитающих в воде животных есть, очевидно, чувство обоняния. А человек и другие дышащие животные, 419b обитающие на суше, не могут обонять, не дыша. Причина же этого будет указана позже⁶.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Теперь выясним прежде всего относительно звука и слуха.

5 Звук существует двояко, а именно: как звук в действии и как звук в возможности. Мы утверждаем, что одни вещи не имеют звука, например губка, шерсть, другие же имеют, например медь, плотные и гладкие тела, так как они могут издавать звук, т.е. вызывать действительный звук в промежуточном пространстве между ними и ухом.

А звук в действии всегда возникает как звук чего-то, ударяющего обо что-то и в чем-то. 10 Ведь именно удар вызывает звук. Поэтому не может возникнуть звук, когда имеется лишь одна вещь, так как ударяющее и ударяемое – две различные вещи. Таким образом, звучащее звучит, ударяясь обо что-то другое. Удар же не происходит без движения.

Как мы сказали, звук возникает от удара не всяких вещей. 15 Ведь шерсть от удара не звучит, зато медь и все гладкие и полые вещи: медь при ударе звучит потому, что она гладкая. Что касается полых вещей, то они отражением вызывают после первого удара много ударов, поскольку [воздух], приведенный в движение, не находит выхода. Далее, звук слышен как в воздухе, так и в воде, но в воде слабее. Впрочем, ни воздух, ни вода не главное для звука, а необходимо, чтобы ударялись твердые тела друг о друга и о воздух. 20 А это происходит всякий раз, когда воздух, получив удар, остается на месте и не распространяется. Поэтому, когда воздух получает быстрый и сильный удар, он производит звук. Ибо необходимо, чтобы движение ударяющего предотвратило разрежение воздуха, так же как если бы кто ударил по куче или столбу песка, быстро несущегося.

25 Отзвук возникает, когда воздух, словно шар, снова отражается воздухом¹, который становится плотным в силу того, что включающий его сосуд ограничивает его и препятствует ему разрежаться. Отзвук возникает, по-видимому, всегда, но нечетко, так как со звуком бывает то же, что со светом, а именно: свет всегда 30 отражается (иначе было бы светло не везде, а было бы темно, за исключением освещенных солнцем мест), хотя он и не [всегда] отражается так, как от воды, меди или какого-нибудь другого гладкого тела, чтобы создать тень, при помощи которой мы отграничиваем свет.

Пустота правильно считается главным для слышания. Ведь воздух – это, по-видимому, пустое, а он 35 вызывает слышание, когда, будучи приведен в движение, составляет нечто непрерывное и плотное. Но так как он может разрежаться, то он не производит 420а звука, если ударяемое тело не гладкое. Воздух становится плотным только лишь благодаря гладкой поверхности [ударяемого тела]. Ведь поверхность гладкого тела плотная.

Итак, звучащее есть то, что приводит плотный воздух в непрерывное движение, доводя его до органа слуха, орган же слуха тесно сопряжен с воздухом. Поскольку звучащее находится в воздухе, воздух внутри органа слуха приводится в движение движением внешнего воздуха. 5 Поэтому животное слышит не всякой частью тела и воздух проникает не во все его части. Ведь долженствующая прийти в движение и одушевленная² часть тела не везде имеет воздух. Сам же воздух беззвучен из-за своей рыхлости. Когда же что-то мешает воздуху разрежаться, то движение его становится звуком. Находящийся же в ушах воздух не имеет свободного выхода, дабы оставаться неподвижным, 10 с тем чтобы отчетливо воспринимать все различия в движении. Поэтому мы слышим и в воде, так как вода не доходит до замкнутого воздуха, даже не проникает в ухо из-за извилин. А когда вода все же попадает, то ухо не слышит. Нельзя слышать также, когда повреждена перепонка, так же как нельзя видеть, когда повреждена оболочка зрачка. А верным признаком того, 15 слышим мы или нет, служит непрестанный шум в ухе, как [в том случае, когда к нему прикладывают] рог. В самом деле, воздух, находящийся в ушах, все время движется собственным движением. Звук же есть нечто чуждое и не принадлежащее уху. Поэтому и говорят, что мы слышим при помощи пустоты и отзвука, так как мы слышим тем, что содержит воздух, отграниченный со всех сторон.

20 Что же издает звук – ударяемое или ударяющее? Или и то и другое, но различным образом? Ведь звук есть движение того, что может двигаться так, как то, что отскакивает от гладких тел, когда ударяют им о них. Как было сказано, не всякое ударяемое и ударяющее тело издает звук, как, например, когда ударяют иглу об иглу³, но необходимо, чтобы ударяемое тело 25 было гладким, так, чтобы весь воздух отражался и начал колебаться.

Различия звучащих тел выявляются посредством звука в действии. В самом деле, как без света нельзя видеть цветов, так и без звука в действии не отличишь "острого" (пронзительного) звука от "тупого" (глухого); так названы эти звуки иносказательно по сходству с осязаемым; "острое" вызывает в короткое время 30 много ощущения, "тупое" – в продолжительное время немного ощущения. Конечно, "острое" не значит быстрое, "тупое" не значит медленное, а ото значит, что движение первого таково из-за быстроты, движение второго – из-за медленности. Эти ощущения кажутся сходными с острым и тупым в осязании: ведь острое 420b словно пронзает, тупое как бы теснит, поскольку движение первого кратко, второго – продолжительно, так что в одном случае получается быстрота, в другом – медленность.

Вот что надлежало выяснить относительно звука. Что же касается голоса, 5 то это звук, издаваемый одушевленным существом: ведь ни один неодушевленный предмет не обладает голосом, а говорят об их голосе только по уподоблению, например что свирель, лира и другие неодушевленные предметы обладают протяжностью, напевностью и выразительностью: ведь именно голос, по-видимому, обладает всем этим. С другой стороны, многие животные не обладают голосом; таковы 10 бескровные животные, а из имеющих кровь – рыбы. И это естественно, поскольку звук есть некоторое движение воздуха. А те рыбы, о которых рассказывают, что они обладают голосом, например обитающие в Ахелое⁴, производят звуки жабрами или чем-то другим в этом роде. Голос же есть звук, производимый животным, притом не любой частью его тела⁵. Но так как всякий звук производится, лишь когда нечто ударяет обо что-то в чем-то, а именно в воздухе, то естественно, 15 что только те животные обладают голосом, которые вдыхают воздух. В самом деле, вдыхаемым воздухом природа пользуется для двух видов деятельности: так же как языком – для вкусового ощущения и для речи, причем из них вкус – дело необходимое (а потому 20 свойственное большей части животных), а дар слова – для блага, так и дыханием природа пользуется для внутреннего тепла как чего-то необходимого (причина этого будет указана в других сочинениях) и для голоса, чтобы содействовать благу.

Органом же дыхания служит гортань, а то, ради чего она существует, – легкие. Благодаря этой части 25 тела из всех животных обитающие на суше обладают наибольшим теплом. В дыхании нуждается прежде всего область сердца; поэтому воздуху необходимо входить при вдыхании внутрь.

Голос, таким образом, – это удар, который производится воздухом, вдыхаемым душой, находящейся в этих частях, о так называемое дыхательное горло. Ведь не всякий звук, производимый животным, есть голос, как мы уже сказали (ибо бывает звук, производимый языком, 30 и при кашле), а необходимо, чтобы ударяющее было одушевленным существом и чтобы звук сопровождался каким-нибудь представлением. Ведь именно голос есть звук, что-то означающий, а не звук выдыхаемого воздуха, как кашель; живое существо 421a этим воздухом ударяет воздух, находящийся в дыхательном горло, о само это горло. Доказательством этого служит то, что нельзя издавать звук голосом во время вдыхания или выдыхания воздуха, а можно, только задерживая дыхание. Ведь именно задерживающий дыхание производит это движение. Ясно также, почему рыбы не обладают голосом: у них нет гортани; а нет у них этой части тела потому, что они не 5 вдыхают воздух и не дышат, а по какой причине – об этом нужно поговорить особо⁶.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Что касается запаха и обоняемого, то определить их не так легко, как цвет и звук. Ведь что такое запах – это не столь ясно, как то, что такое звук или цвет. Причина в том, что мы обладаем этим ощущением не в совершенном виде, оно у нас хуже, чем 10 у многих животных. В самом деле, человек обладает слабым обонянием и ничего обоняемого не воспринимает без чувства неудовольствия или удовольствия, что показывает, что орган обоняния у него несовершенен. Вероятно, таким же образом воспринимают цвета животные с неподвижными глазными яблоками и неясно различают оттенки цветов, 15 разве что одни вызывают страх, другие нет. Подобным образом и люди воспринимают запахи. По-видимому, обоняние имеет сходство с вкусовым ощущением и виды вкуса подобны видам запаха, но наше вкусовое ощущение совершеннее потому, что вкус есть своего рода осязание, а этим чувством человек владеет наиболее совершенно. В других чувствах человек уступает многим животным, 20 а что касается осязания, то он далеко превосходит их в тонкости этого чувства. Именно поэтому человек есть самое разумное из всех живых существ. Это видно также из того, что и в человеческом роде одаренность и неодаренность зависят от этого органа чувства и ни от какого другого. Действительно, люди с плотным телом не 25 одарены умом, люди же с мягким телом одарены умом.

Так же как ощущаемое на вкус бывает сладким и горьким, так и запахи. Впрочем, у одних вещей запах и вкус соответствуют друг другу (я имею в виду, например, сладкий запах и сладкий вкус), у других они противоположны. Имеется также кислый и пряный, 30 острый и приторный запах. Но, как мы уже сказали, в силу того, что запахи различимы не так отчетливо, как ощущаемое на вкус, они заимствовали у последнего свои названия по сходству вещей. Так, сладкий запах 421b получил свое название от шафрана и меда, едкий – от тимьяна и других подобных веществ. Равным образом обстоит дело и с другими запахами.

Точно так же как каждое из чувств имеет своим предметом: слух – слышимое и неслышимое, зрение – 5 видимое и невидимое, – так и обоняние – пахнущее и непахнущее. Непахнущее – это или то, что вообще не может иметь запаха, или то, что имеет незначительный или слабый запах. Подобным же образом говорится о том, что не ощущается на вкус.

Обоняние также осуществляется через среду, такую, как воздух или вода. Ведь запахи ощущают, 10 по-видимому, и животные, обитающие в воде (и имеющие кровь, и бескровные), а также те, что обитают в воздухе. Некоторые из них, почуяв запах, издали устремляются к пище. Поэтому представляется спорным, все ли живые существа обоняют одинаково: ведь человек обоняет только при вдыхании; когда же он не вдыхает, а выдыхает или задерживает дыхание, он не обоняет ни на большом расстоянии, 15 ни близко, ни даже если ему вложить обоняемое в ноздрю. Что положенное на самый орган чувства не воспринимается – это обще всем живым существам. А невозможность ощущать запах без вдыхания есть отличительное свойство людей; это явствует из опыта. Таким образом, бескровные животные, так как они не дышат, должны были бы иметь какое-нибудь 20 другое чувство, кроме упомянутых. Но это невозможно, ибо они воспринимают запах, а воспринимание запаха – как неприятного, так и приятного – и есть обоняние. Да к тому же известно, что животные даже погибают от сильных запахов, от которых [может умереть и] человек, например от горной смолы, серы 25 и тому подобного. Значит, они обязательно обоняют, хотя и не дышат. У людей этот орган чувства отличается, по-видимому, от того же органа у прочих живых существ так же, как их глаза отличаются от глаз животных с неподвижными глазными яблоками. В самом деле, глаза человека имеют заграждение и покров в виде век, и если ими не шевелить и не поднимать, то 30 не увидишь; у животных же с неподвижными глазными яблоками ничего этого нет, но они сразу видят то, что происходит в прозрачном. Точно так же и орган обоняния 422а у одних не прикрыт, как и глаз, другие же, вдыхающие воздух, имеют покров, который при вдыхании открывается, в то время как жилки и поры расширяются. Вот почему дышащие животные в воде не обоняют. 5 Ведь для обоняния необходимо дышать, а делать это в воде невозможно.

Запах вызывается сухим, как вкус – влажным; таков же в возможности и орган обоняния.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Ощущаемое на вкус есть нечто осязаемое; в этом причина того, что оно воспринимается не через посредство постороннего тела. Ведь и при осязании так не бывает. 10 Тело со вкусовыми свойствами, т.е. ощущаемое на вкус, содержится во влажном как в своей материи, а влажное есть нечто осязаемое. Поэтому, если бы мы даже находились в воде, то мы ощутили бы опущенное в воду сладкое; но это ощущение мы имели бы не благодаря среде, а благодаря тому, что это сладкое смешалось бы с водой, как это бывает при питье. Цвет же виден не так – не благодаря смешению и не вследствие 15 истечений. Таким образом, при вкусовом ощущении нет никакой среды. Но с другой стороны, как цвет есть видимое, так и вкусовые свойства суть ощущаемое на вкус. Однако без влаги ничего не может вызвать вкусовое ощущение, ощущаемое же на вкус содержит влагу в действительности или в возможности, например соленое, ибо оно легко растворяется и тает на языке.

20 Так же как предмет зрения – видимое и невидимое (ведь тьма невидима, но и ее различает зрение; невидимо, но иначе, чем тьма, и слишком яркое), а предмет слуха – и звук и тишина, из которых первое слышимо, второе – нет, а также сильный звук, подобно тому как предмет зрения – яркое (ведь так же как слабый звук некоторым образом неслышим, 25 так и громкий и сильный звук. Невидимым же называется, с одной стороны, то, что во всех отношениях таково, – как говорится о невозможном и в иных случаях, – а с другой – то, что по природе наделено свойством быть видимым, но на деле его не имеет или имеет в незначительной мере, как, например, о коротконогом стриже говорят, что он безногий, а про какой-то плод, что он без косточек), – точно так же и предмет вкуса составляет и то, что ощущается на вкус, и то, что лишено вкусовых свойств. 30 Последнее вызывает либо незначительное, либо дурное вкусовое ощущение или действует разрушительно на орган вкуса. По-видимому, основание (arche) [этого различения] – годное и негодное для питья: ведь и то и другое вызывает вкусовое ощущение; но негодное для питья действует на чувство вкуса либо слабо, либо разрушительно, годное же – сообразно его природе. С другой стороны, годное для питья воспринимается и осязанием и вкусом.

А так как ощущаемое на вкус есть нечто влажное, то необходимо, чтобы орган вкуса не был ни влажным 422b в действительности, ни лишен способности увлажняться. Ведь чувство вкуса что-то испытывает от ощущаемого на вкус как такового. Таким образом, необходимо, чтобы орган вкуса, обладая способностью увлажняться без ущерба для себя, но не будучи влажным, увлажнялся 5 бы. Это видно из того, что язык не ощущает ни тогда, когда он совсем сухой, ни тогда, когда он чересчур влажен; в последнем же случае возникает осязательное ощущение лишь имеющейся уже (protoy) влаги [на языке], подобно тому как если бы, вкусив сначала что-то острое, затем отведывали бы другое; так, например, и больным все кажется горьким, так как они ощущают языком, на котором много горькой влаги.

10 Виды вкусовых свойств, так же как и у цветов, – это, во-первых, простые противоположности – сладкого и горького: во-вторых, примыкающие к ним: к сладкому – жирное, к горькому – соленое; в-третьих, промежуточные между ними – едкое и терпкое, вяжущее и острое; примерно такими представляются различия 15 вкусовых свойств; так что ощущающее на вкус таково в возможности, ощущаемое же на вкус способно делать вкус таким в действительности.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

То же следует сказать об осязаемом и осязании, а именно если осязание есть не одно чувство, а больше, то и видов воспринимаемого осязанием больше, чем один. Вот и возникает сомнение: имеется ли много чувств осязания или одно? И что служит органом осязания – 20 плоть или, как у других животных, нечто сходное с ней, или же нет, а плоть есть только среда, и главный осязательный орган – нечто другое, внутреннее? Предмет каждого чувства, как полагают, – одна противоположность, например: зрения – белое и черное, слуха – высокое и низкое, вкуса – горькое и сладкое. 25 В осязаемом же имеется много противоположностей: теплое – холодное, сухое – влажное, твердое – мягкое и подобные же противоположности других свойств. Что касается указанного сомнения, то оно до известной степени устраняется тем, что и у других чувств имеется много противоположностей, например: 30 у голоса имеется не только высокий и низкий тон, но и сила и слабость [звука], нежность и грубость и тому подобное; у цвета имеются и другие сходные различия. Но чтó составляет единую основу для осязания, подобную той, какую для слуха составляет звук, – это совсем неясно.

Находится ли орган осязания внутри или нет или 423а же это непосредственно плоть – это никак не доказывается тем, что ощущение происходит одновременно с прикосновением. Ведь если обтянуть плоть чем-то вроде перепонки, то и эта перепонка непосредственно сообщит ощущение при прикосновении, хотя ясно, что орган осязания не может находиться в этой перепонке. 5 Если бы она и приросла, то ощущение дошло бы еще быстрее. Поэтому кажется, что с такой частью тела дело обстояло бы так же, как если бы окружающий нас воздух сросся с нами. Именно в этом случае нам казалось бы, что мы чем-то одним воспринимаем и звук, и цвет, и запах, а зрение, слух и обоняние казались бы нам одним чувством. Но так как то, через посредство чего происходят движения, есть разное, то совершенно 10 очевидно, что упомянутые органы чувств различны. Относительно же осязания это пока неясно.

Разумеется, одушевленному телу невозможно состоять только из воздуха или воды; ведь оно должно быть чем-то твердым. Остается предположить, что оно есть смешение из земли и этих элементов, чем и бывает плоть и сходное с ней; так что и плоть (soma) необходимо есть приросшая к органу осязания среда, через 15 которую происходит множество ощущений. А что таких ощущений множество, это показывает чувство осязания, которым обладает язык; ведь одной и той же частью тела воспринимают все осязаемые и вкусовые свойства; если же и другая плоть, [кроме языка], ощущала бы на вкус, то казалось бы, что вкус и осязание – 20 одно и то же чувство; но они два различных чувства, поскольку они необратимы друг в друга.

У кого-нибудь могло бы возникнуть такое сомнение. Всякое тело имеет глубину, т.е. третье измерение; два тела, между которыми находится третье тело, не могут соприкасаться друг с другом; влажное же не бестелесно, как и текучее¹, – необходимо, чтобы оно было 25 водой или содержало воду. С другой стороны, необходимо, чтобы между телами, соприкасающимися в воде друг с другом, поскольку поверхности их не сухие, находилась вода, которой были бы увлажнены их края. Если же все это верно, то невозможно, чтобы два тела соприкасались друг с другом в воде. То же самое и в воздухе; ведь отношение воздуха к тому, что в нем находится, такое же, как отношение воды к тому, что 30 в ней находится, хотя нам это скорее остается неизвестным, так же как обитающим в воде животным неизвестно, соприкасается ли текучее с текучим. Так вот, все ли воспринимается чувствами одинаковым образом, 423b или разное по-разному, например: вкус и осязание – как теперь полагают – через непосредственное соприкосновение, а другие чувства – на каком-то расстоянии? Однако это не так; твердое и мягкое мы так же воспринимаем через другое, как звучащее, видимое и 5 обоняемое, но последние – на расстоянии, первые – вблизи. И это естественно, так как мы все воспринимаем через среду, но при вкусовых и осязательных ощущениях она остается незамеченной. И все же, даже если мы, как уже было сказано, воспринимали бы все осязаемое через перепонку, не замечая, что она отделяет нас [от осязаемого], 10 то дело обстояло бы с нами так же, как теперь в воде и воздухе. А именно: нам кажется, что мы непосредственно соприкасаемся с предметом и что это никак не происходит через среду. Но осязаемое отличается от видимого и слышимого тем, что последние мы воспринимаем вследствие того, что среда воздействует на нас, осязаемое же мы ощущаем 15 не через среду, а вместе со средой, подобно тому как получают удар через щит, ибо в этом случае не щит, получив удар, передает его, а принимают удар вместе и щит и тот, кто носит его.

Вообще в каком отношении к органам зрения, слуха и обоняния находятся воздух и вода, в таком же отношении, по-видимому, находятся плоть и язык к органу осязания. Если же сам орган соприкасался бы с предметом, 20 то ни там, ни здесь не получилось бы ощущения, подобно тому как если бы кто положил белый предмет на поверхность глаза. И отсюда также ясно, что орган осязания находится внутри. Ведь только в таком случае здесь происходит то же, что у других чувств. А именно: если приложить что-то к органу чувства, 25 то ощущения не получается; между тем, когда прикладывают к плоти, ощущение получится; так что плоть есть лишь среда для чувства осязания.

Итак, осязаемы различные свойства тела как такового. Я имею в виду свойства, которыми различаются элементы: теплое – холодное, сухое – влажное; о них мы раньше сказали в сочинении об элементах. Орган, воспринимающий эти свойства, – орган осязания, в котором 30 прежде всего находится это так называемое чувство осязания, – есть часть тела, которая в возможности такова, [каково осязаемое в действительности]; ведь ощущать – значит что-то испытывать. Таким образом, 424a то, чтó воздействует на орган, делает его таким, каково само воздействующее в действительности, потому что он таков в возможности. Вот почему мы не ощущаем теплого и холодного, твердого и мягкого, когда они одинаковы [с нашими органами], а ощущаем, когда они отличаются в степени, поскольку ощущение есть как бы некая средина между противоположностями, имеющимися в ощущаемом. Благодаря этому 5 оно различает ощущаемое, ибо средина способна различать, так как она становится одной крайностью по отношению к каждой другой из двух крайностей; и подобно тому как необходимо, чтобы долженствующее воспринять белое и черное не было бы ни одним из этих цветов в действительности, а в возможности было бы и тем и другим (и точно так же при других ощущениях), так и при осязании воспринимающее не должно 10 быть ни теплым, ни холодным.

Далее, так же как предмет зрения, как было сказано, есть некоторым образом и видимое и невидимое, равно как и предмет остальных чувств – противоположности, так и предмет осязания – осязаемое и неосязаемое. А неосязаемо и то, что имеет в совершенно незначительной степени свойство осязаемого (таков, например, воздух), и все чрезмерное в осязаемом, например то, что действует разрушительно на орган.

15 Вот что можно было в общих чертах сказать о каждом чувстве.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Относительно любого чувства необходимо вообще признать, что оно есть то, что способно воспринимать формы ощущаемого без его материи, подобно тому как воск принимает отпечаток перстня без железа или золота. Воск принимает золотой или медный отпечаток, но не поскольку это золото или медь. 20 Подобным образом и ощущение, доставляемое каждым органом чувства, испытывает что-то от предмета, имеющего цвет, или ощущаемого на вкус, или производящего звук, но не поскольку под каждым таким предметом подразумевается отдельный предмет, а поскольку он имеет определенное качество, т.е. воспринимается как форма (logos). To, в чем заключена такая способность, – это изначальный орган чувства. 25

Орган чувства тождествен со способностью ощущения, но существо (to einai) его иное: ведь иначе ощущающее было бы пространственной величиной. Однако ни существо ощущающей способности, ни ощущение не есть пространственная величина, а они некое соотношение и способность ощущающего. Из этого явствует также, почему чрезмерная степень ощущаемого действует разрушительно на органы чувств. А именно: если воздействие (kinesis) слишком сильно 30 для органа чувства, то соотношение нарушается (а оно, как было сказано, и означает ощущение), так же как. нарушаются созвучие и лад, когда чересчур сильно ударяют по струнам.

Ясно также, почему растения не ощущают, хотя у них есть некая часть души и они нечто испытывают 424b от осязаемого; ведь испытывают же они холод и тепло; причина в том, что у них нет ни средоточия, ни такого начала, которое бы воспринимало формы ощущаемых предметов, а они испытывают воздействия вместе с материей¹.

Можно было бы спросить, испытывает ли что-то от 5 запаха неспособное обонять или от цвета неспособное видеть, и точно так же в отношении других чувств. Если обоняемое есть запах, то запах вызывает обоняние, если он что-то вызывает; таким образом, невозможно, чтобы неспособное обонять что-то испытало от запаха (то же можно сказать и о других чувствах); да и все способное ощущать испытывает что-то от ощущаемого, лишь поскольку оно к этому способно. Это явствует также из того, что на тела воздействуют не 10 свет и не тьма, не звук и не запах, а то, в чем они находятся, например воздух, [а не звук], раскалывает дерево, когда гремит гром. Осязаемое же и ощущаемое на вкус воздействуют на самые тела; ведь если бы было не так, то от чего неодушевленные тела испытывали бы что-то и изменялись бы? Не значит ли это, что и воспринимаемое другими чувствами воздействует таким же образом? А не вернее ли, что не всякое тело способно испытывать что-то от запаха или звука, а то, 15 что испытывает воздействие, есть нечто неопределенное и неустойчивое, например воздух: ведь воздух, становясь пахучим, как бы испытывает какое-то воздействие. Что же другое значит обонять, как не испытывать что-то? Но обонять – значит ощущать, а воздух, испытывая воздействие, тотчас же становится ощущаемым.