8. СЮЖЕТ УПЛОТНЯЕТСЯ - Конструирование иных реальностей. Истории и рассказы как терапия - Дж. Фридмен, Дж. Комбс

... слова в письме не угасают и не пропадают, как это случается в беседе; они продолжают существовать во времени и пространстве, они удостоверяют работу терапии и дают ей вечную жизнь.

— Дэвид Эпстон, 1994, стр. 31

Именно в исполнении выражения мы пере-живаем, пере-созидаем, пере-сказываем, пере-конструируем и пере-моделируем нашу культуру. Исполнение не раскрывает пред-существующего смысла, скрытого в тексте.  Скорее, само исполнение обладает учреждающей властью.

— Эдвард Брунер, 1986a, стр. 11

После посещения первого семинара Майкла Уайта *[На этом однодневном семинаре Уайт интервьюировал семью и рассказывал о некоторых из своих идей. Это было задумано как введение в нарративную терапию, а не как семинар по совершенствованию мастерства.] мы решили использовать его идеи в работе с семьей, с которой мы тогда встречались. Эта семья пришла на терапию из-за беспокойства, связанного с 11-летней Лайзой. Джэн, мать Лайзы, и Маргарет, партнер Джэн в течение восьми лет, описывали Лайзу как испытывающую страх и неуверенность. Похоже, она с неохотой посещала школу и устанавливала социальные связи с друзьями. Лайза согласилась тем, как ее описывали Джэн и Маргарет. Во время первого интервью она сидела, уставившись в пол, тихонько поерзывая и односложно отвечая, лишь когда к ней обращались.

В промежутке между первой и второй встречей мы посетили семинар Майкла Уайта. Мы решили, что на второй встрече мы попытаемся экстернализовать проблему, используя вопросы относительного влияния. Мы были восхищены тем, как прекрасно прошло это интервью. Все члены семьи говорили о том, как страхи развивают особые привычки. Беседа породила историю о том, как страхи оказывали влияние на Джэн и Маргарет, равно как и на Лайзу.

На третьей встрече Маргарет продолжала рассказывать о том, как страхи развивали привычки в промежутке между встречами, и о том, как она начала понемногу догадываться о том, как она может избежать некоторых привычек, которые страхи взрастили в ней. Джэн снова говорила о страхах и неуверенности Лайзы и беспокоилась по поводу того, что она как мать могла делать что-то не так. Лайза молчала.

Мы не имели представления о том, как продолжать беседу. Потолкавшись вокруг некоторое время, мы отказались от экстернализующей беседы и вернулись к тому, чем мы намеревались заниматься до того, как мы встретились с Майклом Уайтом. К концу встречи Маргарет тоже оставила экстернализующую беседу.

Оглядываясь сегодня на тот курс терапии, мы поражены тем, что одна беседа, в которой мы использовали некоторые нарративные идеи, прошла так замечательно. Мы не понимали, что эти идеи срабатывают в контексте мировоззрения и набора установок. Наименее важная часть здесь — техника. Мы также не понимали того, насколько устойчивыми могут быть проблемные истории. Как правило, люди живут ими в течение долгого времени. Часто их локальная культура включает установки и практики, которые поддерживают проблемно-насыщенную историю. Когда альтернативная история угасает в промежутке между терапевтическими встречами, это не такой уж необычный случай.

Сказав это, мы также обнаружили, что есть вещи, которые мы можем сделать, чтобы эта история продолжалась. В этой главе одна из наших двух целей — описать те идеи, которые были наиболее полезны нам в поддержании жизни историй, как во время интервью, так и между ними.

Наша вторая цель состоит в том, чтобы описать возможности помочь людям сделать истории, которые они сочиняют, более плотными и разветвленными. Некоторые из этих вещей, похоже, случаются автоматически. Брунер (1990), к примеру, предполагает, что, конструируя само-нарративы, мы выискиваем в своем прошлом маленькие истории, которые помогли бы объяснить эти нарративы. Вдобавок к тому, что этот процесс происходит автоматически, мы уже описывали, как через постановку вопросов мы предлагаем людям уплотнить и усложнить возникающий альтернативный нарратив, сопрягая его с историями событий прошлого и гипотетического будущего. Мы рассматриваем эти поддерживающие истории и их смысл как средства уплотнения наших нарративов и обогащения их новыми поворотами. Мы обнаружили, что повторение и доскональность, особенно в контексте (1) осведомления о деталях, (2) включения большего числа людей и (3) включения различных углов зрения — исключительно полезны. В этой главе мы описываем ряд практик, которые могут работать вместе с идеями развития истории, которые мы описывали в Главах 4 и 5.

Мы хотим подчеркнуть, что ни одна из этих практик не является для нас стандартной или шаблонной. В случае некоторых людей, мы используем множество из них; в случае других, ни одна из них не применяется. Первая описываемая нами идея, к примеру, состоит в том, чтобы начинать терапевтическую беседу с краткого резюме предшествующей беседы. Недавно, когда мы встречались с одной парой, один из них попросил нас начать с резюме, сказав: “Это так помогало, когда вы делали это раньше. Так мы можем начать с того места, где мы были с тем, что случилось раньше, и связать это с нашими идеями о том, что важно именно сейчас”. Другие люди входят вполне сфокусированными на том, как они хотят провести это время дня. В этой ситуации, резюме предыдущей встречи может быть восринято как затрудняющее процесс и подавляющее некоторые вещи. Так происходит и с большинством из этих идей. Они полезны лишь тогда, когда они полезны. Мы спрашиваем людей, если эти идеи кажутся подходящими, и продолжаем использовать их, лишь если они интересны людям.

НАЧИНАЯ ИНТЕРВЬЮ С РЕЗЮМЕ ПРЕДЫДУЩЕЙ ВСТРЕЧИ

Мы спрашивали себя, что случилось бы, когда мы, встретившись с Лайзой, Джэн и Маргарет после нашей “нарративной” беседы, начали бы интервью словами: “В прошлый раз мы разговаривали о привычках, которые подпитываются страхами, и о том, как эти привычки повлияли на каждого из вас и на вашу совместную жизнь. У вас появились какие-то другие мысли об этом, или вы заметили другие аспекты их влияния на вашу жизнь?... С тех пор как мы встречались, не удалось ли вам подметить моменты , когда одна из этих привычек могла взять верх, но вы могли ей противостоять?”

Когда человек вступает в альтернативную беседу, его восприятия себя,  его взаимоотношений и дилемм, с которыми он сражается, иногда могут сместиться так, что он очень быстро будет жить новой историей. В ситуации, которую мы описываем, восприятия Маргарет сместились таким образом, что после нашей экстернализующей беседы она стала обращать внимание на вещи таким новым образом. В период между встречами она увидела, как страх поддерживает привычки, и она понемногу начала понимать, как ей избежать некоторых привычек, вскормленных в ней страхом. Она начала жить альтернативной историей, которая предлагала альтернативные смыслы и решения. Живя этой альтернативной историей, она более не видела Лайзе как пугающуюся и растерянную. И она не рассматривала Лайзу как проблему.

Хотя Лайза и Джэн участвовали в той же беседе, что и Маргарет, они не пережили сдвига в восприятии такого же рода. Мы думаем, что, разговаривая с нами, они видели вещи по-другому, но эти новые восприятия не длились долго. Могли быть отдельные отрезки времени, когда одна из них или они обе действительно жили альтернативной историей, и, спроси мы об этом, мы, возможно, смогли бы узнать об этих моментах. Однако мы не заинтересовались этим, и история угасла.

Что касается многих людей, то в начале терапии случаются моменты и контексты, когда они живут альтернативными историями, которые они начали коструировать в ходе терапии, и другие моменты и контексты, когда они снова погружаются в проблемные истории. Для других людей, хотя они могут уловить проблески альтернативных историй в процессе терапевтического интервью, эти проблески, по их мнению, не имеют влияния на них в период между встречами.

В обеих ситуациях мы обнаружили, что весьма полезно начать интервью с некоторых упоминаний о ярких событиях предыдущей встречи. Иногда полезен обзор нарратива, который возник в ходе всей нашей работы. Начало в таком стиле ориентирует беседу на процесс пере-сочинения и побуждает к продолжению пере-описания и пере-живания альтернативных историй.

Ссылки на предыдущие встречи могут принять ряд форм. Иногда мы спрашиваем: “Интересно, какие-либо идеи или достижения, о которых мы говорили в прошлый раз, играли значительную роль в ваших мыслях и жизни с тех пор, как мы встречались последний раз? Появились ли у вас новые идеи о них, или были они в некоторой степени важными?” Мы можем добавить что-то специфическое, к примеру, “В особенности, я размышлял о понятии, которое вы сформулировали как “новый тип родителя”. Оказались ли это понятие и идеи, которые с ним связаны, полезными?”

На выбор, мы можем предложить более обширный обзор предыдущей встречи, предлагая людям снова войти в беседу с нами, чтобы они могли рассказать, как все развивалось дальше.

Часто с наблюдательного пункта такого обзора люди могут взглянуть на промежуток между встречами и обнаружить, что действительно имели место уникальные эпизоды. Резюме нарождающегося нарратива напоминает людям, какую им размещаться внутри него. Глядя изнутри нового нарратива, они могут увидеть жизненные события, которые прошли незамеченными. После этого терапия может продолжиться превращением этих событий в истории. Если люди не обнаруживают уникальных эпизодов в этом процессе, они, вполне вероятно, могут назвать различные аспекты проблемы. Эти аспекты проблемной истории затем могут быть деконструированы.

Даже для людей, которые начали основательно жить альтернативными историями, начало сеанса со ссылок на более ранние встречи или с резюме сохраняет свою полезность. По мере того, как пересказываются альтернативные истории, они уплотняются и принимают новые повороты, позволяя людям ощутить их влияние и более основательно понять их значение.

Далее следует стенограмма начала интервью между Джоном, который отвоевывал свою жизнь у булимии, и мной (Дж. Ф). Мой вклад в эту беседу состоял в том, чтобы предложить резюме предыдущей беседы. Джон использовал резюме как возможность развить историю, которую он уже начал сочинять. Беседа была такой успешной, и у Джона было столько чего добавить, что все закончилось тем, что это резюме и его добавления и составили всю беседу.

ДЖИЛЛ Я перечитывала свои заметки о нашей последней встрече, и должна сказать, происходят некоторые весьма волнующие вещи.

ДЖОН У-гу.

ДЖИЛЛ Перечитывая это все, я обратила внимание на одну вещь... Вы рассказывали мне, как поехали на эту свадьбу в Канзас-Сити...

ДЖОН Ах, да. Да, да, да. О’кей. Может, вы мне напомните...

ДЖИЛЛ Хорошо. Я просто прочитаю это вам, о’кей? Вы говорили, что были действительно удивлены тем, как ловко вы отскочили назад.

ДЖОН О, да.

ДЖИЛЛ Даже несмотря на то, что вы прошли через все это и положили конец обжорству, и хотя вы положили этому конец недавно, вы ощутили, что как бы находитесь в той же точке, в которой находились до того, как булимия установила над вами свой контроль. А потом вы привели мне кучу примеров... некоторые вещи были воистину замечательными и они подтвердили, насколько преданны вы были желанию покончить с обжорством. Вроде того, как, хотя четыре чертовых пирога были в вашем холодильнике в течение 24 часов...

ДЖОН (смех) Да!

ДЖИЛЛ ... вы не...

ДЖОН Верно! На свой день рождения я испек сырный пирог, чтобы отнести его на работу, и на него я тоже не позарился!

ДЖИЛЛ Ух, ты! И булимия не уговорила вас на то, чтобы слопать этот чертов пирог, который был у вас на следующий вечер. Итак, я спрашиваю вас, как вам удалось добиться этого...

ДЖОН И он тоже был здоровенным.

ДЖИЛЛ И вы сказали, что вы добились этого силой воли. Вы говорили, что что-то у вас внутри говорило “нет”, и потом вы просто не...

ДЖОН Да, что, по мне, и не такая уж сила воли, потому что сила воли... Вы сказали, что я сказал, будто сделал это силой воли, а когда я думаю об этом, это было вроде битвы, в которой тебе надо продолжать сражаться.

ДЖИЛЛ У-гу.

ДЖОН Понимаете, что я имею в виду?

ДЖИЛЛ Да, я полагаю, да.

ДЖОН Сила воли предполагает, что это была продолжающаяся битва, которую ты...

ДЖИЛЛ Так что вы говорите, это было? Не сила воли, а что?

ДЖОН Ну, даже тогда я сказал, что если идея взбредет мне в голову... знаете, что это такое? Не сила воли, а самозащита.

ДЖИЛЛ Самозащита.

ДЖОН Это — самооборона. Потому что, по некоторой причине, я смог прийти в ту точку, когда, если это приближается, твой ум просто смещается. И поэтому это не сила воли, если иметь в виду такую борьбу. Это больше самозащита, как — нет, я не могу — и, знаете, это не выбор. Я даже не хочу думать об этом, потому что я с этим не справляюсь.

ДЖИЛЛ У-гу. Хорошо, мне это интересно.

ДЖОН Это больше вроде как самозащита, скорее это, чем сила воли, потому что это имеет не так уж много общего с силой воли.

ДЖИЛЛ О’кей. Да, думаю, я понимаю.

ДЖОН Рассчитывать на силу воли, нет, это не похоже на это.

ДЖИЛЛ Хорошо. И последний раз я спрашивала вас, как вы думали, что самозащита стала встроенной?

ДЖОН Знаете, на самом деле, я думаю, что это во многом связано с моим пребыванием у Теда и Анны, потому что я почти вроде как повернулся спиной к булимии, живя там месяц, и я стал смиряться с тем, что я не могу сделать это. Знаете, я поставил себя в эту ситуацию.

ДЖИЛЛ Хорошо, вы имеете в виду, когда вы говорите “я не могу”, вы подразумеваете, что это не выбор, выбора нет?

ДЖОН Да.

ДЖИЛЛ Итак, похоже, что вы создали привычку к тому, что это — не выбор?

ДЖОН Я создал окружение, которое не давало бы мне выбора.

ДЖИЛЛ А потом вы уже не были в этом окружении, но это стало встроенным в результате пребывания там. Вы об этом говорите? Потому что...

ДЖОН Ну, с тех пор, пока я был с Тедом и Анной...

ДЖИЛЛ Верно, но, как я понимаю, вы создали это окружение, проведя месяц с Тедом и Анной, так что вы знали, что там не было возможности для булимию пересилить вас...

ДЖОН Нет. Это было, когда этот механизм самозащиты врубился, я так понимаю. С тех пор, как я создал это окружение, где не было выбора, я думаю, тогда мне в голову пришла мысль, вроде того, что я не хочу делать это.

ДЖИЛЛ Верно.

ДЖОН Потому что в этот момент, это как будто, зачем бороться с этим? Я не могу сделать это.

ДЖИЛЛ Хорошо. О’кей. А  теперь, что я...

ДЖОН Ну зачем мучить себя этими мыслями? К чему говорить “Я хочу сделать это”, когда ты этого не можешь?

ДЖИЛЛ У-гу. Вы бы сказали “нет” этим мыслям?

ДЖОН Я так думаю. Я думаю, это было, когда это действительно врубилось.

ДЖИЛЛ Но мой вопрос заключается в том, что эти другие примеры были после того, как вы сами дали задний ход. Итак, как получилось, что случилось так? Вот почему я спрашиваю, стало ли это привычкой, обладать этой самозащитой — так вы это описывали?

ДЖОН Я думаю, это подкрепляется тем фактом, что... ну, это вроде снежного кома, потому что я мог делать вещи, которые, как я полагаю, были действительно хорошими — ты не хочешь это потерять — и я думаю, что на этот раз я смог действительно быстро получить хорошее чувство от того, что бросил обжорство, потому что в прошлом, когда я завязал, когда я стал... когда я снова получил контроль, забрав его у булимии, это было не так просто.

ДЖИЛЛ У-гу.

ДЖОН И я даже не был способен получить хорошее чувство от этого. Может, от того, что все время шла такая борьба.

ДЖИЛЛ О’кей.

ДЖОН Знаете, от этого нет особо хороших чувств. Это вроде, как будто ты не можешь гордиться собой, потому что все время идет эта проклятая битва. Это вроде того, как ты можешь чувствовать себя хорошо, когда тебе все время приходится сражаться? Понимаете?

ДЖИЛЛ Итак, я просто хочу  убедиться в том, что правильно это понимаю. Это вроде, когда вы находитесь в ситуации, когда есть такие... когда булимия заговаривает с вами и говорит: “Можешь объедаться”, как тогда, когда в холодильнике есть четыре пирога, и вы в этот момент говорите “Нет”. И вы не уверены, что вы сделали достаточно, и не столь этим удовлетворены этим, и важно, чтобы это продолжалось. А чувствовать себя прекрасно поэтому поводу и видеть, как много вы сделали, и это врубающаяся самозащита — все это придает этому легкость, непринужденность. Так примерно это работает?

ДЖОН Да. Понимаете, я полагаю, вчера было что-то вроде битвы, но я имею в виду, это была не главная битва, а что-то вроде битвы. И не было похоже, чтобы я сказал “Нет”, и больше об этом не думал, потому что я думаю, вчера это было немного труднее. Просто так было.

ДЖИЛЛ Но, как бы то ни было, вы сделали это.

ДЖОН Да, сделал.

ДЖИЛЛ О’кей. Хорошо, вы хотите поговорить об этом? Мне интересно, как вам удалось контролировать ситуацию, хотя и шла борьба, или вы хотите, чтобы мы с этим закончили?

ДЖОН Это замечательно (указывая на записки).

ДЖИЛЛ Итак, вы сказали после того, как вы привели все эти примеры, вы сказали, что вы гордитесь тем, как хорошо все у вас получается. И вы рассказали мне о том, как поехали на эту свадьбу в Канзас-Сити, где вы делали покупки...

ДЖОН Да.

ДЖИЛЛ ...бродили вокруг, наслаждались своим свободным временем.

ДЖОН У-гу.

ДЖИЛЛ И я спросила вас, какие заключения вы сделали в отношении себя, будучи способным наслаждаться этим временем в одиночестве, и распоряжаясь им без вмешательства булимии. И вы сказали... заключение, которое вы вывели из этого, было это был человек, который нравится самому себе.

ДЖОН У-гу.

ДЖИЛЛ Вы могли ввергнуть себя в накачивание подавленного состояния, потому что булимическое мышление навязывало вам подсчет калорий и попытки быть...

ДЖОН У меня была небольшая навязчивость.

ДЖИЛЛ Однако, вы сказали себе: “Это должно отступить. Тебе действительно все хорошо удается”. И вы позволили чувствовать себя хорошо, хотя ваше внимание тянулось к калориям.

ДЖОН Да, гм-м.

ДЖИЛЛ И это выглядело, как маленький прорыв, потому что в прошлом вы вгоняли себя в большую депрессию по этому поводу. Это так, или нет?

ДЖОН Да, да, я полагаю, да. Или я мог просто позволить этому продолжаться...

ДЖИЛЛ Да.

ДЖОН ... думая, о Боже, дела действительно никудышные, и, знаете, вот так я сидел и думал. Но когда я дал себе осознать это “о, Боже”, прошел ведь только месяц, понимаете, и был вправе просто гордиться тем фактом, что я делаю то, что делаю, всего лишь спустя месяц. Да!

ДЖИЛЛ Это паттерн возможности признать то, как хорошо вы поступаете в определенном контексте, вместо того, чтобы отдать себя на растерзание своего рода перфекционизму, для вас это новая форма триумфа?

ДЖОН Я полагаю, это так, на самом деле. Да, я думаю, это так. Да, я полагаю так, потому что, да, то есть, мне нужно это обдумать, но все же я думаю, так и есть.

ДЖИЛЛ А есть ли другие контексты в вашей жизни, где бы это могло стать новым способом обращения с разнымивещами?

ДЖОН Ну, да, потому что, помните, я говорил о своих упражнениях? Я пытался быть немножко последовательнее по отношению к этому, даже если это означало, что моя энергия была... Я скажу вам, что это такое. Это все выбивает из колеи, когда я думаю, что мне надо заниматься тренировками, как настоящему мужчине, понимаете, типа тянуть себя за уши, понимаете, изнурять себя, заставляя заниматься тренировкой. Это превосходит мои силы и, вероятно, не очень хорошо для здоровья. Я не знаю. И просто сказать себе: “Я сделаю то, что мне по силам”. И даже если это означает делать меньше того, что мне хотелось бы, или меньше того, что я обычно делаю, по крайней мере, я что-то сделал...

ДЖИЛЛ Хорошо, вы уже делаете это, в контексте упражнений!

ДЖОН Я стараюсь. И иногда, даже если... ох, я делаю иногда меньше, чем мне удавалось в прошлом. Потому что в прошлом я занимался этим так, что, если я не тренировался менее полутора часов и не тянул себя за уши, и не выжимал Х фунтов Х раз, тогда я, на самом деле, ничего не делал, понимаете? А теперь, если я сижу там и говорю: “Да, я чувствую, что, похоже ничего не делаю”, тогда я действительно что-то немного делаю. По крайней мере, ты что-то сделал.

ДЖИЛЛ Да. Как вы думаете, то, как вы делаете это, это больше ваш путь или путь булимии?

ДЖОН Мой путь.

ДЖИЛЛ Итак, вы действительно так разговариваете с собой, не правда ли? Вы говорите себе какие-то вещи, чтобы действительно подтвердить то, что вы делаете?

ДЖОН О, да. И в субботу я вышел прогуляться с другом, и мы пошли в одно уютное местечко, и я как бы сказал себе, что я намерен расслабиться, не быть таким педантичнм и заказать что-то такое, что я обычно ел раньше, здесь, на самом деле, не было каких-то ограничений. И, знаете, у них в меню был салат, и это было то, что мне действительно хотелось — съесть салата. Это то, что я бы сделал. Но вместо этого, мы закусили в баре и съели по порции сладкого жареного картофеля. Я был так голоден. Правда. И мы уселись за стол и нам так понравилось это блюдо, что мы заказали еще порцию и поделили ее. Мы заказали маленькую порцию цыпленка с макаронами, но мы ее разделили тоже, понимаете? И для меня это было хорошо, потому что жареная картошка — это не то, что я бы съел. Блюдо с макаронами — это было что-то, чего я, вероятно не заказал бы. Как я сказал, в меню были салаты, и мне пришлось насильно отказаться брать салат, потому что я всегда так делаю.

Беседа продолжается. Мы продолжаем сплетать вместе фрагменты из предыдущего резюме и новые линии развития по мере того, как  Джон пере-сочиняет свою жизнь.

СВЯЗЫВАЯ ТЕРАПЕВТИЧЕСКИЕ БЕСЕДЫ С ПРОБЛЕМАМИ И ПРОЕКТАМИ

Пере-сочиняя свои жизни, многие люди говорили нам, что поименование проблем и проектов или сюжетов и контр-сюжетов оказывается полезным. Как только они получают имя, люди легче распознают, когда кругом враги, и когда они сами входят на предпочтительную территрию. Обладая такой способностью к распознаванию люди чаще ощущают, что они способны выбрать, что делать.

Вопросы, которые мы используем, прося людей назвать сюжет и контр-сюжет или проблему и проект, довольно прямолинейны. Вопросы такого рода предлагают людям дать название сюжету:

* Эта проблема, о которой вы рассказывали мне, как мы ее можем назвать?

* Могли бы вы сказать, что это непонимание встает между вами двумя? Справедливо ли так называть это?

Если история человека менее прямолинейна, при поименовании проблем иногда полезно спрашивать об ограничениях:

* Что мешает вам реализовать те мечты, которые вы упомянули?

* Что встает на вашем пути, когда вы намереваетесь найти работу?

Также полезно поименовать контр-сюжет. Это поименование часто приходит позже в процессе. Вот примеры вопросов, предлагающих людям назвать контр-сюжет:

* Вы избежали соблазнов проблемы по крайней мере в двух случаях на прошлой неделе. Если бы вам пришлось дать имя тому новому направлению, которое вы принимаете, как бы вы его назвали?

* Похоже, что новые направления в вашей жизни представляют собой проект, за который вы беретесь, это так? Есть ли у этого проекта название?

Если согласовано значимое поименование, вокруг этого можно организовать значительную часть терапии. По мере того, как события пересказываются или представляются в помещении для терапии, людям можно задавать вопросы, которые сортируют их на сюжеты и контр-сюжеты.

* Это поведение было больше на стороне борьбы или на стороне близости?

* Как вы думаете, это говорило сомнение в себе или доверие?

Даже если люди не назвали явным образом проблемы, с которыми они борются, и проекты, в которые они вовлечены, мы можем ссылаться на проблемы и проекты, предлагая потенциальные названия. Например, мы можем сослаться на “про-страх” и “анти-страх”. Со временем, когда человек начнет реагировать на эти названия, они могут эволюционировать и быть усовершенствованы в “жизнь в зоне войны” и “гармонию”. Эти названия позволяют нам спрашивать, находятся ли конкретные события на стороне проблемы или на стороне проекта.

На нашей первой встрече Вильям описал, как рос вместе с крупным кредитным фондом. Он думал, что кредитный фонд создал питательную почву для “откладывания на потом” и других привычек, которые втянули его в состояние бездеятельности. Бездеятельность, в свою очередь, создало огромное пространство для бедствий в его жизни. Мы говорили о роли культурных и семейных ожиданий в том, что ни одно из предпочтений, о которых думал Вильям, не казалось достаточно хорошим. В условиях такого окружения, откладывание на потом, похоже, часто оказывалось желательным способом избегания конкуренции. Недавно 38-летний Вильям развелся. Он не работал в течение нескольких лет с тех пор, как его компания обанкротилась. Отсутствие направления казалось основной чертой его жизни. Он назвал эту проблему “старые привычки втягивают меня в бездеятельность”, а проект — “отобрать мою жизнь у привычек”.

В промежутке между нашей первой и второй встречей Вильям переехал из квартиры в дом. (План, связанный с этим переездом, начал осуществляться еще до того, как началась терапия.) В начале второй встречи, рассказывая о переезде, вильям сказал, что его дети приезжали к нему на выходные, а он еще не купил телевизор. Я (Дж. К) спросил: “Покупка телевизора будет на стороне старых привычек или на стороне возвращения вашей жизни?”

Вильям задумался над вопросом и ответил: “ТВ анестезирует меня. Оно делает меня недееспособным”. Он продолжал, представив контраст между тем, чего он добился в работе по дому прошлым вечером, с тем, что бы он сделал, будь у него телевизор. Хотя сначала он упомянул об отсутствии телевизора как о чем-то, что могло бы разочаровать его детей, теперь он начал размышлять о том, не создаст ли это отсутствие новые возможности для установления с ними других взаимоотношений. Телевизор, как он решил, был на стороне старых привычек. Хотя откладывание на потом сыграло свою роль в том, что он не купил телевизор неделю назад, на нашей встрече он решил не покупать его, включив этот поступок в проект возвращению своей жизни себе.

То, что могло стать просто отчетом о его переезде, стало поводом для обнаружения уникального эпизода. Этот повод дал лишь один вопрос: “Покупка телевизора будет на стороне старых привычек или на стороне возвращения вашей жизни?”

Как отмечает Дэвид Эпстон (1989b), наши вопросы могут предложить людям выбор: связывать себя с проблемой или проектом. Когда люди решают связать себя с проектами, они конструируют альтернативные истории, в которых они ощущают личное участие. Карл Томм (1993) утверждает далее, что эти вопросы (которые он называет “вопросами бифуркации (разветвления)”) мобилизуют эмоциональные реакции людей, связывая позитивные эмоции с проектом (при условии, что человек предан проекту), а негативные — с проблемой, что может помочь в противостоянии ей.

Размещение дилемм между проблемами и проектами позволяет как терапевтам, так и людям, с которыми они работают, придерживаться направления, связанного с пере-сочинением. Если кто-то запускает историю события, которое, по ощущению терапевта, направлено по касательной, он может спросить: “Как по вашему, то событие, которое вы описываете, находится на стороне депрессии или направлено против него?” Чтобы ответить на вопрос, человек должен каким-то образом связать это событие со своей борьбой с депрессией, и процесс пере-сочинения может продолжиться.

Еще одно преимущество вопросов о том, находятся ли события, мысли, чувства и пр. на стороне проблемы или на стороне проекта *[Похоже, эти вопросы наиболее эффективны тогда, когда они соответствуют форме выражения, которую люди, с которыми мы работаем, используют для описания своих альтернативных взаимоотношений с проблемами. Здесь мы используем язык, которые предполагает, что человек и проблема находятся по разные стороны. Мы можем использовать язык, предполагающий, что человек может преобразовать свои взаимоотношения с проблемой. Например, мы можем сказать: “Эта новая музыка, которую вы слушаете, как по вашему, она поддерживает ваше обучение у посланника страха, или она способствует тому, что страх ударяется в панику?” См. Freeman and Lobovits (1993), где обсуждается влияние использования различных метафор для взаимодействия с проблемами.] состоит в том, что ответы предоставляют возможности уплотнить развивающиеся нарративы. По мере того, как люди сортируют беседы, телепрограммы, комментарии, книги, виды деятельности и т.д. по этим категориям, напряжение между сюжетом и контр-сюжетом распространяется по укромным уголкам и щелям их жизни. Поступки повседневной жизни превращаются в решения, посредством которых они должны соединить себя с альтернативными, либо проблемными историями. Это превращает жизнь в возможность для драматического представления предпочтительных нарративов.

Постановка дилемм также делает людей более внимательными в отношении ловушек, которые может расставить проблема, и шагов, которые они делают в направлении решений. Часто люди принимают этот процесс как свой собственный и задают себе вопросы типа: “Будет ли приход на это свидание про-запугиванием или анти-запугиванием?”или “Это действительно то, о чем я думаю, или это говорит голос ненависти к себе?” Когда люди начинают спрашивать себя и отвечать на вопросы такого рода, они склоняются к тому, чтобы выбирать поведение, поддерживающее их предпочтительные нарративы, тем самым создавая новые поддерживающие события для этих нарративов.

Например, к нам пришла семья, потому что администрацией школы была рекомендована терапия для девятилетнего Джереми, которого постоянно посылали в кабинет директора за вспышки злобы. Во время третьего интервью Норин рассказала нам, что за день до этого Джереми ввалился в кухню на 45 минут раньше, чем его ожидали дома. Когда она увидела выражение его лица, Норин немедленно охватили тревожные предчувствия. Эти предчувствия убедили ее в том, что раздражительность Джереми, должно быть, снова навлекла на него неприятности.

“Ма! — воскликнул Джереми. — Та игра, в которую играли ребята, была на стороне раздражительности. Ты бы видела это!” Когда Норин попросила Джереми пояснить это, он сказал: “Никто ни с чем не соглашался! Все орали друг на друга и обзывались. Эта игра была на стороне раздражительности, поэтому я просто ушел”. Этот восхитительный поворот событий стал фокальной точкой терапевтической беседы. Это была точка поворота во взаимоотношениях Джереми с раздражительностью. Теперь семья увидела, что раздражительность была чем-то, к чему Джереми может повернуться спиной. Воодушевленная представлением Джереми этих альтернативных взаимоотношений, Норин решила, что она может повернуться спиной к своим тревожным предчувствиям в отношении Джереми, тем самым добавляя еще одно ответвление к истории.

ВЕДЕНИЕ ЗАМЕТОК

Одна из вещей, которую мы заметили (и скопировали), наблюдая за работой Майкла Уайта и Дэвида Эпстона, это то, как они вели заметки, фиксируя и повторяя не свои собственные идеи, но те из наиболее важных, на их взгляд, слов, которые произносили люди, с которыми они работают.

Давайте используем гипотетический пример в качестве иллюстрации: Путем запугивания женщину удерживали, даже в ее мыслях, от заявлений о своих правах на свое собственное мнение. На третьей встрече она неуверенно говорит: “С тех пор, как мы виделись последний раз, у меня действительно было мнение, которое я подумала про себя”. Терапевт может сказать: “Вопреки всему этому, у вас действительно было мнение, и вы позволили себе его знать?” Затем женщина может сказать: “Верно. Я позволила.” Потом терапевт может сказать: “Вы не будете против, если я запишу это? Я люблю получать точные слова”. Женщина отвечает согласием и повторяет: “У меня было мнение, которое я позволила себе знать”.  После этого терапевт говорит: “Я хочу, чтобы это было записано (делая записи и медленно произнося слова). У вас было мнение, и вы позволили себе знать его”. Женщина кивает головой и говорит: “Да, позволила”.

В течение этого процесса одно событие оглашается четыре раза. Нам кажется, что одно только это повторение представляет ценность для придания истории большей реальности.

Люди, с которыми мы работаем, говорят нам, что это совершенно другой опыт — услышать что-то, чем сказать это. Этот процесс допускает обе перспективы. Кроме того, каждое повторение может сопровождаться различными мыслями и ассоциациями. Итак, каждое повторение уплотняет историю. Заметки, которые мы ведем в ходе этого процесса, становятся “официальной записью” контр-сюжета.

Однажды, когда мы сидели за зеркалом Майкла Уайта в Центре Далвича, мы слышали, как одна женщина противопоставляла опыт чтения заметок Уайта об их совместной работе с опытом чтения истории болезни из больницы, где она годами была сменным пациентом. Она сказала, что когда она читала свою больничную карту, она чувствовала себя старой, маленькой и обманутой. Она ощущала себя даже не человеком, а хроническим психическим пациентом.

Потом она рассказывала о том, как читала заметки Майкла Уайта. Она сказала, что чем больше она читала, тем более живой она себя ощущала. Она смогла увидеть движение в своей жизни. Она ощущала себя человеком, которого ценят, и который улучшает ее жизнь с каждым днем.

С нашего наблюдательного пункта за зеркалом, эта женщина, проводя это сравнение, выглядела как два разных человека. Рассказывая о больничной карте, она говорила и двигалась медленно и казалась какой-то сморщенной и вялой. Когда она рассказывала о заметках Уайта, мы увидели преображение. Она сияла.

“Долговременная запись”, состоящая из наших заметок по поводу проектов людей, может стать священным текстом, который обрамляет предпочтительную историю человека, делая ее канонической и “реальной”. (Подробности о ведении заметок см. на стр. ** — **.)

ВИДЕО- И АУДИОПЛЕНКИ

С согласия людей, мы иногда делаем видеозаписи терапевтических бесед. Когда мы делаем это, то понимаем, что эти пленки принадлежат людям, с которыми мы работаем, в той же степени, что и нам (или в большей, в том смысле, что они в любой момент могут запретить нам использовать их). Иногда люди просматривают пленки, а потом возвращают их. Иногда они их оставляют себе. Мы работали с людьми, которые просматривали каждую беседу, с другими, которые просили конкретную запись, и с еще одними, которые решили совсем не просматривать пленки.

Для тех, кто действительно просматривает пленки, этот опыт представляет собой расширенную версию выслушивания своих высказываний, повторенных другими. Они могут посвятить больше времени, обдумывая конкретный вопрос. Или, просматривая пленку, они могут поразмышлять над смыслом того, что они сами говорят. Сочинение, которое начинается на сеансе, часто продвигается немного дальше, пока они смотрят пленку. Не так уж редко люди приходят на следующую встречу с идеями и вопросами, которые появились при просматривании ими пленки.

Временами люди находят полезным просмотреть какую-либо пленку наших ранних встреч. Делая так, они часто размышляют над отличием человека, которого они видят на пленке, от человека, которым они себя теперь ощущают. Они могут узнать, как далеко они ушли, придавая своим развивающимся историям ощущение движения во времени.

Как бы нам ни хотелось отрапортовать, что люди, с которыми мы встречаемся, всегда неизменно движутся только вперед, наш реальный опыт состоит в том, что люди входят в новые истории и выходят из них. Для того, кто переживает отход от новой жизни, просмотр пленки, которая документирует опыт его жизни в более предпочтительном стиле, может быть весьма полезен. Слышать и видеть самих себя разговаривающими о том, как основать предпочтительные версии своей жизни — это гораздо более воодушевляющий опыт, чем слушать отчет кого-либо другого о своих собственных действиях.

Хотя мы никогда не использовали аудиозаписи, ими можно воспользоваться в тех же целях.

ПИСЬМА

Согласно Майклу Уайту (1995), Дэвид Эпстон провел информационный опрос людей, которые работали с ним, и выяснил, что, в среднем, они считают, что письмо стоит 4,5 сеансов хорошей терапии. Дэвид Нилунд (Nylund &Thomas) также опросил 40 людей, которые с ним работали. Его результаты показали, что в среднем письмо стоит 3,2 интервью. В таком случае, похоже, что письма полезны для продолжения историй и уплотнения их.

Письма от терапевтов использовались некоторое время и по множеству разных причин (Elkaim, 1985; Pearson, 1965; Selvini Palazzoli, Boscolo, Cecchin, & Prata, 1978; Shilts & Ray, 1991; Wagner, Weeks, & L’Abate, 1980; Wilcoxon & Fenell, 1983; Wojcik & Iverson, 1989; Wood & Uhl, 1988). Единственным пределом здесь служат творческие рамки терапевта. *[Что касается идей об использовании писем и документов в терапии, мы настоятельно рекомендуем White & Epston (1990), Epston (1994), “Therapeutic documents revisited” в White (1995) и Nylund and Thomas (1994).]

Письма не только уплотняют историю и помогают людям, с которыми мы работаем, оставаться погруженными в нее, но также более основательно вовлекают нас в процесс соавторства, давая нам возможность задуматься над языком и вопросами, которые мы используем. Мы находим, что при написании письма к нам приходят идеи, которые не пришли бы ни в каком другом случае. Возможно, это от того, что мы пишем письма сразмышляющей позиции. Мы выходим из  реальной терапевтической беседы, но вспоминаем о ней и ссылаемся на нее.

Что касается нас, то письма служат трем основным целям: (1) подвести итог нашим встречам и дать свежий взгляд на них, (2) развернуть идеи или истории, которые зародились в терапевтической беседе, и (3) включить в процесс людей, которые не посещали встречу.

Итоговые встречи

Мы пишем письма непосредственно на основе наших заметок. Поэтому, те резюме, которые мы предлагаем в письмах, представляют собой в крайней степени избирательные и отредактированные версии терапевтических бесед. Поскольку нарративная метафора направляет нашу работу, и мы последовательно выверяем предпочтения людей, письма могут дать, по сравнению с пленками, преимущество в том, что они высвечивают те аспекты беседы, которые строят и укрепляют предпочтительные истории.

Эффективное написание такого письма требует ведения очень хороших заметок. *[Мы полагаем, что очень подробное запоминание могло бы способствовать этому процессу, но, поскольку ни один из нас не обладает соответствующей способностью, мы, на самом деле, не можем обсуждать эту возможность.] Мы организуем наши заметки в рамках нарративной метафоры, следя за развитием сюжета и контр-сюжета. На левом поле страницы мы отмечаем вещи, которые имеют  отношение к проблемной истории (или сюжету). Мы ведем эти записи на экстернализованном языке. То есть, если кто-то говорит: “Мы не можем поладить друг с другом. У нас ни в чем нет согласия. Когда у нас бывают люди, это чрезвычайно стеснительно, потому что мы постоянно сражаемся”, мы записываем

несогласие

сражение

стеснение

изоляция?   (Обратить внимание на графические знаки. Прим. перев.)

Эти заметки облегчают нам постановку деконструктивных вопросов типа “Итак, несогласие и сражения взяли верх в ваших взаимоотношениях, это так? И временами это приводит к стеснению?... Вы говорили также, что стеснение приводит к изоляции?”

На правом поле страницы мы прослеживаем ход альтернативной истории, которая развивается. Когда мы отмечаем что-то как уникальный эпизод, мы ставим звездочку перед этим. На правой стороне бумаги мы склонны записывать точные слова людей с тем, чтобы мы могли вернуться и спросить о них или сослаться на них, предлагая выбор слов, которые кажутся подходящими для названия проекта. Фиксирование точных слов людей также позволяет нам цитировать их в письмах.

В приведенном выше примере, когда пара рассказывает нам, что у них действительно  есть хорошие друзья, Боб и София, с кем они постоянно встречаются, мы можем записать

несогласие                                                          *хорошие друзья, Боб и София

сражение

стеснение

изоляция?   (Обратить внимание на графические знаки. Прим. перев.)

Затем мы можем задать вопросы о том, как им удается поддерживать отношения с Бобом и Софией, а не прекратить их под влиянием стеснения и изоляции. По мере того, как излагаются подробности истории их отношений с Бобом и Софией, мы делаем пометки на правом поле страницы.

Когда мы пишем письмо, перед нами лежат наши заметки. Мы пишем, задаваясь идеей помочь людям погрузиться в новую историю или уплотнить и добавить новые повороты к развивающейся истории. Далее следует пример письма, которое я (Дж. Ф) послала 15-летней Ронде после нашей первой встречи. *[Для того, чтобы быть эффективными и стоящими, письма отнюдь не должны быть такими длинными, как это. Большинство писем, которые мы пишем, короче этого. Мы выбрали это письмо, поскольку оно основательно подводит итог предпочтительным событиям в одном единственном интервью.]

Дорогая Ронда!

Было приятно познакомиться с тобой на первой встрече. Вот мое понимание того, о чем мы говорили. Пожалуйста, дай мне знать, если я в чем-то ошиблась или упустила что-то важное.

Ты сказала мне, что твою жизнь охватило “подавляющее чувство одиночества, которое пытается уговорить тебя поверить в то, что ты никому не нужна, и что у тебя нет своего места в жизни. Это чувство временами убеждало тебя, что никто не хочет быть рядом с тобой. Оно осуществляло это, закладывая тебе в голову мысли, вроде: “Я им не понравлюсь” или “Они подумают, что я навязчива”, или “Почему они со мной не разговаривают?” Эти мысли заставляли тебя отступать и уходить в себя. Они удерживали тебя от того, чтобы заговорить с людьми, и даже от того, чтобы верить в себя и ценить себя. Похоже, эти мысли прочно укрепились в твоей жизни, когда ты занималась спортом после школы, а твои друзья проводили время без тебя. Мысли начали говорить тебе: “Они были близки тебе. Теперь ты на обочине”.

Ты, должно быть, была уязвлена этими мыслями, поскольку в школе тебе приходилось часто переживать, когда мальчишки издевались над тобой и унижали тебя, называя тебя жирной и уродливой. Не все ребята занимались этим, или не все, по твоему мнению, могли бы этим заниматься. Когда я спросила тебя, что, по-твоему, могло подвигнуть ребят на такие установки, позволяющие подобное поведение, ты сказала: “Журналы, телешоу, афиши. Везде показывают стройных женщин. Вот на чем мы воспитывались”. Однако ты можешь понять и согласиться с тем, что эти образы нереальны и недостижимы. Даже если бы они были достижимы, стало бы это оправданием для того, чтобы обращаться с кем-то еще подобным образом? Как ты думаешь, какие установки уговаривают некоторых мальчиков так обращаться с девочками?

Нереальные перфекционистские образы повернули твои мнения против тебя самой. Они вскормили критический голос, который говорит тебе: “Я уродлива. У меня никогда не будет парня”. Все это приходит, как ты сказала, к “важности того, чтобы кто-то хотел быть с тобой”. А все эти перфекционистские образы и сопровождающие их мысли и чувства заставили тебя думать: “Я никогда никому не понравлюсь”.

То, что тебе бы хотелось, это “возвратить твое мнение о себе самой”. Ты  назвала проект, над которым ты будешь работать со мной “Лучше относиться к себе и перестать унижать себя”.

Что касается этого проекта, на твоей стороне уже есть кое-что. Во-первых, хотя мысли говорят тебе: “У меня никогда не будет парня”, ты сказала: “Это глупо”. Каким-то образом тебе удалось стать тем, кто может дать оценку этим мыслям, вместо того, чтобы мысли постоянно оценивали тебя. Как ты думаешь, оценивать мысли — это хорошая идея?

Ты сказала, что эти мысли былиглупыми, потому что “парни — это не самая важная вещь. Нравится себе — вот что важно”. Как ты думаешь, почему девочки и женщины пришли к убеждению, что отношения с мальчиками и мужчинами — это самая важная вещь? Как тебе удалось избежать такого типа мышления и решить, что гораздо важнее нравиться себе?

Эти мысли не смогли закрыть тебе глаза на то, что у тебя есть друзья и семья, которым ты нравишься, и которые любят тебя. Миган, к примеру, звонит тебе по телефону. Если бы мне пришлось интервьюировать Эмму, она бы сказала: “Ты милая. Ты хорошенькая. И ты сообразительная!” Мне было бы интересно узнать больше о роли твоих друзей в проекте “Лучше относиться к себе и перестать унижать себя”. Поскольку я немного старше тебя, я уверена, что некоторые вещи я пойму неверно или не пойму вовсе, пока мы будем работать над этим проектом. Меня волнует то, что я могу узнать от тебя о познаниях подростков (однако, пожалуйста, не думай, что обучать меня — это твоя обязанность). Но может быть, ты думаешь, нам следует пригласить еще одного подростка, чтобы убедиться наверняка, что познания подростков полностью представлены на нашей встрече? Могли бы Миган или Эмма стать кандидатами на эту роль?

Еще одна вещь, с которой ты входишь в этот проект состоит в том, что эти перфекционистские образы не заманили тебя в убеждение, что в мальчике важна внешность. Есть много приглашений поговорить о том, как выглядят мальчики, но ты их не принимаешь. А иногда ты даже предлагала, чтобы другие люди не обсуждали внешность! Откуда ты взяла эту идею? Фактически, ты сказала мне, что, по твоему мнению, ты достойна стать кандидатом в штатные члены “Команды Бойцов за Социальную Справедливость и Хорошие Чувства”.

Другие говорили тебе, что “ты — милейший человек”. Ты думаешь, что они имеют в виду, что ты действительно живешь ради людей и всегда пытаешься глядеть на мир положительно. Мне страшно интересно услышать о тех временах, когда ты жила для кого-то еще. Мне особенно интересно просто услышать о том, что ты делала, и как тебе пришло на ум это делать. Ничего, что я спрашиваю об этом? Ты не думаешь, что этот опыт мог бы сделать тебя правомочным кандидатом в штатные члены “Команды Бойцов за Социальную Справедливость и Хорошие Чувства”, или есть ли еще другие воспоминания, которые ты могла бы добавить, или сначала надо сделать нечто большее? Служит ли для тебя получение членского билета частью проекта “Лучше относиться к себе и перестать унижать себя”? Ты сказала мне, что глядеть на этот билет и напоминать себе, что это тот, кем ты хочешь стать, было бы весьма полезным. В какой момент, по-твоему, тебе следует получить членский билет?

У меня есть еще два замечания по поводу шагов, которые ты уже сделала для своего проекта.Одно — это то, что ты обнаружила, что скорее всего тебя охватывают дурные чувства, если ты не высказываешь свои чувства. Высказывание своих чувств мне — это часть сообщения людям о том, что происходит, и шаг в сторону того, чтобы лучше относиться к себе и перестать унижать себя. Мне будет интересно выяснить последствия наших бесед.

Второе замечание состоит в том, что ты решилась на то, чтобы не позволять мыслям, посылаемым одиночеством и перфекционистскими образами, править бал. Вместо этого, ты хочешь думать сама. Ты решила высказать себе контр-мысль: “Я могу и не иметь совершенного тела, но мне удается множество вещей. Я преуспеваю в школе и у меня куча друзей и семья”. Мне было бы интересно узнать, что нового приносит эта мысль.

Жду нашей следующей встречи,

Джилл

Письмо к Ронде следует за течением той беседы, которая у нас состоялась, высвечивая те части, которые казались наиболее важными в контексте проблемы и проекта, и добавляя вопросы для продолжения истории. Тем не менее, письма не обязательно должны относиться к одной единственной беседе. Были случаи, когда мы писали письма, подводящие итог нескольких бесед.

Следующее письмо адресовано Джулии. Когда я (Дж. К) писал это письмо, я уже встречался с Джули примерно в течение трех лет, и она все еще вела борьбу не на жизнь, а на смерть с ненавистью к себе и сомнением в себе. Сколько Джули себя помнила, ощущение, что она, на самом деле, не человеческое существо, густо окрашивало ее жизнь. Она никогда не испытывала чувства принадлежности чему-то, которое, похоже, ощущали “настоящие” люди. Джули подумывала о том, не было ли это чувство частично связано с тем, что она была приемной дочерью.

Большую часть ее детства, приемный отец испытывал к алкоголю большую тягу, чем к ней, и ни один из родителей не имел достаточно опыта по части теплоты или близости. Когда Джули было 12, болезнь вынудила ее оставаться дома в течение трех месяцев. Страх возвращения в школу вкупе с отсутствием настойчивости и способности направлять со стороны родителей привели к тому, что она не посещала школу два года, занимаясь с домашним учителем. Когда она снова пошла в школу, Джули почувствовала себя одинокой и растерянной.

На последнем курсе колледжа Джули сошлась с человеком, который через шесть месяцев начал изощренно ее унижать. Она оставалась в этих отношениях четыре года, будучи убежденной в том, что она заслуживает не любви, а унижений.

С тех пор, как эта связь закончилась, она жила, по ее словам, “как незнакомка, квартирант” в доме ее родителей. Она закончила  колледж и работала на нескольких (опять по ее словам) “тупиковых работах”. Теперь ей сорок.

Проект “пере-удочерения”, на который я ссылаюсь в этом письме, продвигался рывками, и Джули серьезно подумывала о том, чтобы сделать перерыв в терапии. Я думал, что это ее безусловное право — решать, когда встречаться со мной и встречаться ли вообще, и я хотел поддержать ее в принятии решений для себя. Тем не менее, я не был уверен в том, кто на самом деле выступал в пользу перерыва — Джули или ее ненависть к себе. Временами она говорила так, как если бы перерыв стал для нее каникулами, которые она смогла использовать для практикования рассчета на собственные силы. В другие моменты казалось, что ненависть к себе убеждала ее в том, что ее ситуация настолько безнадежна, что говорить со мной, или с кем-то вроде меня, бесполезно. В эти моменты казалось, что ненависть к себе могла быть близка к тому, чтобы уговорить ее сделать перерыв в самой жизни.

Я написал это письмо, чтобы поддержать ее в принятии решения в отношении ее действий. Рассматривая это как часть этого процесса, я надеялся, что она, возможно, поразмышляет над историей своей борьбы, которую мы не так давно сконструировали во время наших встреч. С этой целью, я ссылаюсь на историю ее борьбы со “старыми чувствами” сомнения, ненависти к себе и безнадежности, мягко предлагая ей деконструировать их, когда я пересказываю и соединяю те многочисленные яркие события, о которых она мне рассказывала.

Дорогая Джули!

Во время нашей последней встречи было похоже, что некоторые из старых чувств, с которыми вы так долго боретесь, взяли верх. Я знаю, что эти чувства могущественны и знакомы, настолько могущественны и знакомы, что они легко затмевают менее знакомые чувства.

Мое намерение, когда я пишу это, не заключается в том, чтобы действовать так, как если бы старые чувства не были важны, или пытаться убедить вас, что они менее значительны, чем они есть на самом деле. Они как значительны, так и важны. Тем не менее, мне кажется, что, если вы все еще заинтересованы в проекте по пере-удочерению себя, важной частью этого проекта могли бы стать забота и вскармливание новых чувств и идей о самой себе. Поэтому я подумал, что опишу некоторые из вещей, которые время от времени возникали в наших разговорах, и которые, как кажется, служат исключениями из старых знакомых мыслей и чувств.

На встрече, которая происходила в феврале 1993, вы рассказывали о двух примерах взаимоотношений, которые доставляли вам радость: одни — с вашей лошадью, Эйнджел, и другие — с вашей кузиной, Маргарет. Как вы знаете, мы говорили об этих взаимоотношениях и после этого. В той же беседе вы тепло рассказывали о пребывании на ферме в Миннесоте, когда вам было 11. Тогда вы сказали, что окончание колледжа было большим достижением, которое доставляло вам удовольствие. Вы также сказали, что примерно 10% позитивных суждений, которые люди выносят о вас, действительно пробиваются к вам и вызывают некоторые изменения в вашем самовосприятии, и вы сказали, что вам хотелось бы бросить привычку, связанную с самокритикой. Это наводит меня на размышления о том, что, если бы вы позволили пробиться к вам позитивным суждениям Маргарет о вас, какими они могли бы быть?

В марте вы рассказывали о том, как вы смотрели на людей, которые окружали вас на работе, и говорили себе невообразимые вещи: “Я могу делать то, что делают они”. В апреле вы говорили о том, что поняли, что ваши сотрудники не справляются с работой лучше, чем вы, во всех областях. Кроме того, вы сказали, что поведение ваших начальников не определяло, кто вы есть. (Если они были лишенычувствительности, то этот комментарий относится к ним, а не к вам.) Вместе с этими гранями опыта к вам пришли некоторые ощущения своей собственной значимости и качества, которые вы обнаружили в себе. Вы предпочли не называть их, однако не было бы полезным назвать их для себя снова?

В мае у вас была собственная квартира, вы окончили один курс по программе Эм-Би-Эй и готовились начать другой, вы также присоединились к группе для одиноких людей. Вы выполняли условия, состоящие в разговорах с членами группы по телефону, посещении кино и т.д. Вы пошли в оздоровительный клуб и начали брать уроки плавания. Вы рассказывали о том, что обладание собственной  квартирой помогло вам увидеть себя “взрослой, компетентной и зрелой”. Вы сказали, что более взрослые чувства уменьшили вашу подверженность страху. В июне вы говорили о том, как вы учились рационально противостоять негативному самообсуждению и превращению ситуации в катастрофу. Я знаю, что, когда старые чувства берут верх, трудно разглядеть сквозь них то знание, которого вы добились, однако мне интересно, что бы вы, “тогдашняя”, посоветовали бы сейчас?

В августе, несмотря на некоторые препятствия, которые включали не оправдавшие надежд взаимоотношения и перелом лодыжки, вы закончили курс по маркетингу. Вы сказали, что подумывали о самоубийстве, однако, встав лицом к лицу с этим решением, вы предпочли ему альтернативу в виде продолжения карьеры в качестве ответственного человека. В октябре, хотя трудностей было очень много, вы держались знания, что вы можете работать и содержать себя. Вы рассказывали о том, как способность работать и содержать себя была значительным шагом к тому, чтобы стать ответственным человеком. На протяжении осени и зимы вы боролись с ощущениями стыда, негодности и неспособности быть любимой. Вы можете понять, что в те времена для меня на первый план выходило то, что вы продлжаете сражаться, что вы не смиряетесь?

Даже в это трудное время вы были способны восхищаться, по крайней мере слегка, мальчиками своего брата. Вы рассказывали, как проводили с ними праздники и ценили в них, что они “настоящие”, не фальшивые или лицемерные. Вы собрались работать в детском саду. Вы говорили, как замечательно видеть свою кошку вечером. Вы сказали, что вам действительно нравится включать на полную мощь радио в автомобиле по дороге с работы домой. Вы рассказывали о позитивных воспоминаниях: закопаться головой в гриву лошади, встреча рассвета на повозке с сеном.

Вы легли в больницу вместо того, чтобы сдаться голосам сомнения и ненависти к себе. Вы использовали перерыв, который предоставила вам госпитализация, для того, чтобы решить оставить работу, которая стала в высшей степени деморализующей и мерзкой. Вы почти сразу заговорили о том, как здорово не ходить на “эту работу” каждое утро. Мы разговаривали о проникающей силе и могуществе идей никчемности и стыда и привычек, связанных с пассивностью, о том, как вы решились противостоять этим семейным традициям.

Когда возникли заботы по поводу поиска новой работы, вы вспомнили, что однажды вы попали в число трех человек из 500 претендентов, которые были приняты на определенную работу. Вы также вспомнили, что наниматели сказали вам, что вы относитесь к 5% людей, у которых наивысшие шансы быть принятыми на работу.

В феврале 94-го вы рассказывали о том, как вы приняли установку “Мне все равно” в оздоровительном центре, чтобы не позволить себе поддаться самокритике. Вы продолжали говорить о способности представить себя на работе с установкой “Мне все равно” такого же рода. Позже в феврале вы сказали: “Я не думаю, что измениться невозможно, это просто трудно”. Вы сказали, что вы хотите пересилить страх, которому вы научились через образ жизни вашей семьи, и найти привязанность и одобрение, которых не могли вам дать родители. Разве вы не видите, как эти заявления, по крайней мере в моем представлении, соответствуют вашему проекту пере-удочерения?

Той зимой вы получили высшую оценку в своем классе на экзамене по бухгалтерии. Вы восприняли это как подтверждение того, что ваш мозг все еще способен функционировать. Вспоминая свою старую работу, вы начали понимать, как подло они с вами обошлись, и сказали, что рассматриваете уход с этой работы как позитивный шаг. Вы говорили, что у вас нет сожалений по поводу ухода, нет задних мыслей, и что это много значит для вас.

В апреле у вас был день, когда вы сыграли в ракетбол, купили учебники для новых занятий, записали учебную кассету и пошли на собрание АА (Анонимных алкоголиков ??). У вас все еще сохранялось хорошее настроение от всего этого, когда вы пришли на нашу встречу на следующий день. На этой встрече вы сказали, что идея о том, что плохое настроение в настоящем не должно остановить ваше движение к лучшему будущему, была для вас полезной и мотивирующей. Позже, в тот же месяц, вы сказали, что убеждены в том, что стали более зрелой, более настойчивой и более искренней, нежели вы были раньше.

В мае вы смогли дать себе высокую оценку за четыре недели работы в _______ , за правильное питание и за преодоление тяги к обжорству и выпивке. Вы сказали, что уделяеете меньше внимания тому, как вы выглядите, больше внимания — тому, что вы думаете о себе, и меньше внимания — тому, что о вас думают другие. Вы практиковали разговоры с людьми и отказ от черно-белого мышления типа “или-или”.

В июне вы сказали: “Я научилась функционировать в ситуации на работе”. “Я могу, по крайней мере, быть более ответственной, чем мой брат”. Вы ценили то, что выбрали ответственный стиль жизни.

В июле вы рассказывали, что лучше контролируете ситуацию и чувствуете себя не так плохо. В Четверг, перед нашей беседой, вы побороли искушение не идти на работу. Вы сказали, что пришли к пониманию того, что выслушивание мнений других людей на работе не создает ситуацию, угрожающую жизни. Вы говорили о том, что учитесь отстраняться, отбрасывать ожидания, связанные с вашими родителями. Вы также сказали, что стали разговаривать с собой по-другому. Что вы помните об этом сдвиге? Как бы вы могли укреплять те вещи, которым вы научились тогда?

Позже, в июле, вы продолжали рассказывать о сдвигах в ваших мыслях и чувствах. Вы  сказали, что укрепилась ваша способность разговаривать с собой в течение неудачного дня на работе, что вы знаете, что, когда вы ощущаете негативные вибрации, это не обязательно должно значить, что люди действительно считают вас плохой. Вы сказали, что начали меньше регировать на других, не давая им установить власть над собой. Вы говорили о некоторых позитивных переменах в ваших взаимоотношениях с отцом — как вы пытались меньше реагировать на него, и как он понял, что вы более способны и заслуживаете больше доверия.

К августу вы говорили о том, что получаете позитивную обратную связь на работе. Люди говорили вам о том, что вам следует задуматься над продвижением вверх по служебной лестнице. Вы сказали, что приятно получать такую обратную связь, что хорошо получать некоторое “обучение основам реальности”. Вы начали понимать, что на работе никогда не было так плохо, как это вам иногда представлялось, и вы говорили, что эти позитивные послания поддерживали идею о том, что вы можете выжить, если сами будете проявлять активность.

Это как раз подводит меня к тем вещам, о которых я писал в письмах, начиная с ноября. Интересно, какие мысли и чувства возникают у вас, когда вы читаете эту в высшей степени отредактированную подборку тех вещей, которые вы рассказывали мне о своей жизни. Вы понимаете, что я мог бы прочитать это как историю прогресса? Что касается истории вашего прошлого, я знаю только то, что вам время от времени было полезно выходить из терапии на некоторое время, пока вы не чувствовали готовность сделать следующие шаги. Как видится с моего наблюдательного пункта, тот успех, которого вы добились в _______ , и то, что вы начали укреплять свои позиции на новом месте — все это крупные шаги. Вы, вероятно, заслуживаете некоторого времени, чтобы оценить их и укрепить свои достижение, прежде чем ставить перед собой новые задачи. Как вы думаете, чтобы вы могли сделать, чтобы наиболее эффективно противостоять старым привычкам, сомнениям и страхам, пока вы обустраиваетесь в новой ситуации? Помогают ли вам размышления над прошлым прогрессом и приятными воспоминаниями? Я верю, что вы дадите мне знать, когда придет время.

Сердечно Ваш,

Джин

Джули все еще консультируется со мной. Некоторое время после этого письма она неуклонно прогрессировала в отстранении себя от сомнения и ненависти к себе. (См. письмо, которое я  ей написал, в следущем разделе, “Расширяя идеи и истории, которые начались в ходе терапевтической беседы”, где приводятся некоторые примеры альтернативной истории, которую она начала сочинять в то время.) Затем одновременно произошло два несчастья. Компания, где она наконец нашла работу, которая казалась приемлемой, с гуманной политикой и начальником, которого она находила рассудительным, была поглощена более крупной и менее порядочной компанией. Начальника Джулии сменил некто, кого она охарактеризовала как “бездушный молодой автомат”. Людей увольняли напрво и налево. Оставшиеся старые сотрудники подвергались оскорблениям и загружались работой сверх нормы, что создавало атмосферу злобы, повиновения и безнадежности. Джули несколько месяцев держалась за свою работу, прежде чем решилась уволиться. Хотя ее уход произошел в результате решения не подвергать себя воздействию бесчеловечной атмосферы, он превратил ее в безработную.

На пике случившегося распались казавшиеся перспективными отношения с одним мужчиной. Когда отношения подходили к концу, я увидел, что Джули отстаивает тот тип взаимоотношений, который она считала приемлемым. Она же увидела в этом пример мужчины, которому нельзя доверять, и дальнейшее подтверждение того, что ее невозможно полюбить.

Эти события привели к тому, что в жизнь Джули вернулись сомнение и ненависть к себе и убеждение, что она — неполноценное человеческое существо. Она оставила свою квартиру и вернулась в дом своих родителей. Она изолировала себя от людей, работая на агентство “временных работников”, где она  не остается на одном месте достаточно долго, чтобы можно было завести друзей.

В настоящее время она находится в рискованной ситуации. Она поступила на курсы для аспирантов, что может помочь ей найти лучшую работу в ближайшие годы. Она очень осторожно исследует некоторые коллективные виды деятельности. Она очень активно начала читать, пытаясь найти духовный/моральный/этический путь, который бы ее устроил. Она начала устанавливать отношения нового рода со своим отцом, такие, в которых, по ее мнению, они относятся друг к другу, как настоящие люди. Однако она все еще ведет достаточно изолированный, одинокий образ жизни. Идеи о том, что ей принципиально недостает чего-то, что есть у всех людей — некоего социального умения, или чувства принадлежности чему-то, или социальной привлекательности — постоянно угнетают ее, превращая каждый шаг в направлении установления контакта медленным, пугающим и болезненным. За долгое время эти убеждения уверили ее том, что ей не выкарабкаться до конца жизни.

Когда мы работали над рукописью этой главы, Джилл, которая консультирует Джули вместе со мной, предположила, что мы могли бы предложить вам, читателям этой книги, написать Джули. Я подумал, что это великолепная идея! Тем не менее, проблемная история так крепко держала меня, что я несколько недель не решался заговорить с Джули об этом. Я был убежден, что Джули либо, смутившись, отвергнет эту идею, либо посмеется надо мной, услышав что я предлагаю нечто дурацкое.

Когда я наконец упомянул что мы можем, с ее позволения, попросить читателей этой книги написать ей, она выразила сомнение, что кто-то откликнется, но  также и любопытство, что могут сказать люди, если они действительно ей напишут. Ее готовность прислушаться к вашим мыслям, чувствам и реакциям, вызванным моим письмом и описанием ее истории, означает для меня ее растущую готовность общаться с людьми. В свете ее сегодняшнего жизненного опыта, я преклоняюсь перед ее бесстрашием, проявляющемся в открытости для писем. Помимо ваших реакций общего рода, есть ли вещи, которые вас особенно заинтересовали? Испытывали ли вы (или кто-то из других людей) переживания, связанные с недоверием к себе и ненавистью к себе? Могли бы некоторые люди, которые консультируются с вами, вместе с Джулией основать лигу “Да — человеческим связям, нет — ненависти к себе” (см. стр. ** — **)? Вы можете связаться с ней по адресу:

“Julie”

c/o Gene Combs

Evanston Family Therapy Center

636 Church St., #901

Evanston, IL 60201

США

Расширение идеи или истории, которые зародились в ходе терапевтической беседы

Письма не обязательно должны следовать за последовательностью беседы или ряда бесед. Они могут больше фокусироваться на усилении идей или историй, которые начались в интервью. В следующем письме я (Дж. К) группирую вместе несколько высказываний Джули, поскольку я надеялся, что, будучи собранными вместе, они будут иметь больший вес.

Дорогая Джули!

Просматривая свои заметки с нашей последней беседы, я чувствую как мое лицо и моя душа расплываются в улыбке. Что касается меня, очень приятно слышать, когда вы говорите вещи, подобные этим:

“Я не думаю, что я так плоха, как думаю”.

“Я не думаю, что я так беспомощна и некомпетентна, как думаю”.

“Я не могу быть такой плохой, как я думаю”.

“Я, может, и плоха, но не в такой степени”.

“Я в большей степени чувствую, что моя жизнь важна, я значу не меньше, чем любой другой”.

“Уже давно было пора расстаться со своими родителями. Мне нужно жить ради себя. Там [в доме родителей] нет никого, кто бы мог поддержать или воодушевить меня на это — там мне более одиноко, чем если бы я жила одна”.

“Я решила, что мне нужно двигаться вперед и сделать некоторые из этих вещей. Я устала быть своим злейшим врагом”.

Вы определенно не кажетесь мне своим злейшим врагом ни в одном из приведенных выше высказываниях. Все, что я взял в кавычки, настолько близко к тому, что вы действительно сказали в нашей беседе, насколько я смог это точно записать. Интересно, каково вам перчитывать свои слова в этой отредактированной и концентрированной форме? Склоняет ли вас этот опыт скорее к пробуждению старых привычек к неверию в себя и самокритике, или подталкивает вас к продолжению вашего проекта “двигаться вперед и сделать некоторые из этих вещей”?

Сердечно Ваш,

Джин

Мы можем также помочь людям уплотнить историю посредством гораздо более короткого письма, в котором, возможно, задаются вопросы об одном уникальном эпизоде или вопросы, которые предлагают человеку сделать новый шаг.

Дорогие Сюзен и Мел!

После того, как вы ушли, я просматривал свои заметки. Я записал, что вы совместно решили, что делать в отношении трудностей, связанных с возвращением Рэймонда в школу. Мне интересно, была ли это ситуация, над которой мог довлеть конфликт и дурные чувства, но этого не случилось? Могли бы вы рассказать мне, как вам это удалось, когда мы встретимся снова?

Джилл

Включение в работу людей, которые не посещали встречу

Когда кто-то из участвующих в терапии пропускает втречу, мы часто пишем письмо, чтобы поддержать вовлеченность этого человека в историю и сообщить ему о последних направлениях ее развития. В то же время мы мы можем использовать это письмо с тем, чтобы задать вопросы, которые могли бы уплотнить историю. Далее следует пример такого письма, написанного обучающей командой Эванстонского центра семейной терапии. *[Терапевтом, работающим с этой семьей, была Дайна Шульмен. В состав команды входили Мишел Коэн, Марша Азар, Джин Комбс и Джилл Фридмен.]

Дорогая Мария!

Роберто, Хуан и Роза встречались с нами 14 февраля, и мы захотели написать вам письмо, чтобы вы включились в то, что произошло. Были две вещи, которые привлекли внимание команды во время этой беседы. Хуан сказал, что он был способен ходить в школу девять дней подряд — команда рассматривает это как девятидневный победный период. Могли бы вы с этим согласиться? Мы понимаем, что подавленность и беспокойство могут направить ваше внимание на пятницу, когда этот победный промежуток был прерван. Тем не менее, нам все еще любопытно это достижение (крупнейшее за весь год). Не могли бы вы обсудить эти вопросы с семьей?

Хуан сказал, что первый Понедельник был самым трудным днем для посещения школы. Как вы думаете, что сделал Хуан для преодоления трудностей в этот день? Вы думаете, это потребовало особого усилия? Он говорит, что к середине недели стало легче. Роберто сказал, что Хуан выглядел более спокойным в этот момент. Вы замечали легкость и непринужденность в Хуане в эти дни? Была ли легкость и непринужденность характерна для других членов семьи?

Хуан отметил, чтогораздо легче было ходить в школу в пятницу, если он был полностью  свободен (от оставления после уроков и изучения основ предмета) в выходные. Вы понимаете, что Хуан обдумывал свои действия, взвешивая последствия, прежде чем пропусить занятия или нет? Как, по-вашему, как характеризует его такое мышление? Не удивляет ли вас то, что обучение основам предмета так выделяется Хуаном?

На первой встрече Роза сказала нам, что между ней и Хуаном  встала озлобленность, и она нвчала наблюдать за тем, что онд делает, пыталась его вывести на путь истинный. Во время последней встречи она упомянула об “отсутствии внимания” к действиям Хуана. Как вы думаете, это хорошо, что прблема больше не воздействует на Розу в такой степени?

Если мы понимаем правильно, Хуан перестал сбегать из школы. Как вы думаете, в его жизнь входит нечто новое? Если это так,нам любопытно, что бы это могло быть? Один из  членов комады раздумывал о том, что другие члены семьи, возможно не уделяют этому внимания. Как вы думаете?

Увидимся в следующий вторник!

С уважением,

Дайна и команда

Письма клентов

Здесь мы рассматривали письмо, написанное с точки зрения терапевтов и адресованное людям, с которыми они работают. Пегги Пенн и Мэрилин Франкфурт (1994) писали о том, что они попросили людей, с которыми они работали в терапии, писать им между встречами. Те (стр. 229-230) пишут:

Наш клинический опыт вскоре научил нас тому, что процесс письма замедляет наши восприятия и реакции, оставляя пространство для их уплотнения и постепенного наслаивания. И что этот процесс, который можно описать как поэтизирование, позволяет нам развить множество различных прочтений своего опыта. И наконец письмо как нечто, что сохраняет, помогает изучать, пересматривать, выявлять, позволяет нам держать наши многочисленные истории в напряжении.

... Текст участника, как терапевтическое средство выражения, переносит новое знание из сферы сеанса наружу, равно как и снаружи вовнутрь терапевтического процесса. Это движение выполняет интегрирующую функцию, поощряя обмен новыми возможностями между нашей жизнью и нашей терапией и наделяя голосом наши многогранные самости.

Мы тоже работали с людьми, которые использовали написание текстов в качестве составной части терапии. Иногда они писали по собственному желанию и приносили нам свои письма и заметки. В других случаях мы спрашивали, интересно ли им было написать что-то.

Документы

Поскольку существует множество возможностей, бесконечных ответвлений опыта и бесчисленных способов интерпретации идеи или события, могут быть утеряны важные намерения и даже достижения. Когда люди берут на себя важные обязательства, или когда мы готовимся отпраздновать вместе с ними значительные достижения, мы задумываемся о документах. Прежде чем мы подготавливаем документ-свидетельство, мы спрашиваем, заинтересованы ли они в том, чтобы заявить свою позицию или отметить свое достижение.

Как правило, мы совместно создаем документ. Человек, чей документ это будет имеет решающее словы при выборе окончательной формулировки.

Сюзен — 24-летняя женщина, которая практически потеряла некоторый период в своей жизни из-за того, что над ней долго довлел страх. Страхи заставили Сюзен избегать таких вещей, как отдых за городом и посещение колледжа. Они сделали ее удобной мишенью для наркотиков и алкоголя, которые, как она думала, помогают ей уйти от страхов. Теперь она поняла, что они скомкали несколько лет ее жизни, и она чувствует так, как если бы она пропустила свое взросление и обучение социальным умениям. Она говорит, что это, как будто она “сидит на заднем сидении автобуса”. Она надеется, что может воспрянуть духом, но охвачена смятением по поводу того, что будет значить для нее этот мир. Например, это смятение не позволяет ей решить, в ее ли интересах продолжать жить с родителями. Идеи других людей, которые притягивали ее, удеживали ее от развития своих идей и поощряли сравнение себя с другими, что подготовило почву для дурных мнений о себе. Она хочет быть тем, кто решает, кем ей быть. Она назвала свой проект “Стоять прямо”.

После беседы, в которой она дала имя этому проекту, она обнаружила, что чувство вины, побочные мысли и привычки не позволяли ей продвигать вперед этот проект. В особенности, это касалось ее семьи. Она сказала: “Мне так непривычно говорить, что я чувствую, что это похоже на то, что кто-то выдавливает воздух из моих легких, когда я пытаюсь говорить”. Она решила, что декларация поможет ей донести до людей то, в чем она нуждается, и будет напоминать ей о выбранном направлении. Она могла бы передать ее людям или зачитаь им его вслух. Документ, который мы (Сюзен и Дж. Ф) создали, показан на рисунке 8.1.

Надписи на рис. 8.1.

Декларация Сюзен “Стоять прямо”

1. Чтобы расти, мне нужно стоять прямо.

2. Стоять прямо означает, что я буду формировать собственные идеи и мнения.

3. Это не означает, что вы мне не нравитесь, или что я не уважая ваши мнения.

4. На самом деле, это значит, что мне интересно найти свои собственные мнения и жить, руководствуясь ими.

5. Я надеюсь, что вы поддержите меня в том, чтобы я стояла прямо, и я думаю, что стану выше с вашей помощью.

После встречи, на которой мы написали этот документ, Сюзен зачитала его вслух за пасхальным семейным столом. Хотя ее родители ничего не сказали, когда она зачитала его, ее мать поместила его на зеркало в своей спальне. Сюзен вспомнила об этом, чтобы объяснить свое мышление и поведение по отношению к своей семье. Она сказала мне, что декларация, похоже, создала больше пространство для того, чтобы она смогла распрямиться. В результате, у нее появилось больше воздуха для дыхания. Она приобрела способность знать и говорить то, что она думает, в сложных ситуациях.

Документы не обязаны быть достаточно сложными или значительными. Я (Дж. К) часто набрасываю какие-то вещи на тех же листках блокнота, на которых я делаю свои клинические заметки и отдаю их людям, чтобы выделить или сделать осязаемыми некоторые новые идеи или опыт, которые зародились во время нашей беседы. Пример такого подхода можно было наблюдать в моей работе с Эммой, которую вы, возможно, помните из Главы 4. Эмма рассказывала о том, как вся ее семья — родители и братья — обращались с ней так, как будто она была лишь “адекватна”, но на самом деле неумела во всем. Такое отношение побудило ее верить в то, ей следует жить ради них, а не ради себя. Она рассказала мне о столкновении со своим братом, когда она встала и вышла, когда он стал угрожать уволить ее. Она сказала, что, уходя, чувствовала себя очень сильной и стоящей, и снова и снова проговаривала про себя: “Это не моя забота — запрещать ему быть задницей”.

Еще раньше, во время этой беседы, она сказала мне, насколько важна для нее была ее ученая степень. Это было свидетельство того, что она была больше, чем просто адекватна. Это символизировало ее способность достигать и совершать что-то ради себя. Она вставила свой диплом в рамку и повесила его на стену в ванной комнате, где она могла видеть его каждый день. Эта история продемонстрировала, насколько значимым для Эммы может быть документ, и это пришло мне в голову, пока она рассказывала историю о том, как ушла от брата. Я написал

ЭТО НЕ МОЯ ЗАБОТА — ЗАПРЕЩАТЬ ЕМУ БЫТЬ ЗАДНИЦЕЙ

на странице моего блокнота и вручил ей этот листок.  Я спросил ее, не думает ли она, что было бы полезно на некоторое время повесить эту фразу на зеркало в ванной. Она была восхищена этой идеей.

Она действительно повесила эту фразу на зеркало, и воскресным утром она мотивировала ее на то, чтобы очень внимательно прочитать предложения о работе в газете, напечатать резюме и разослать его в пять разных мест. Именно так она получила работу, которую мы упоминаем в стенограмме в Главе 4.

Другие документы отмечают достижения, в особенности те, которые знаменуют завершение проектов. Они принимают форму удостоверений, карточек, наград и пр. На рис. 8.2 показан членский билет Ронды, о котором вы читали, когда он был еще в эмбриональном состоянии, в первом письме в подразделе “Итоговые встречи” раздела “Письма” этой главы.

Надписи на рис. 8.2

Официальный членский билет

РОНДА ГУДМЕН

является официальным членом

Команды Бойцов за Социальную Справедливость и Хорошие Чувства

Посмотри на этот билет и напомни себе, что

--> ты <--есть та, кем ты хочешь быть.

Джилл Х. Фридмен, секретарь

СИМВОЛЫ

Хотя в школе девятилетней Эрике было предписано раз в неделю встречаться с социальным работником, его часы приема слишком часто совпадали со временем ее классных занятий. Грант и Дайэн, дедушка и бабушка Эрики, беспокоились, что Эрика, возможно, переживает “депрессию”. Они решили взять дело в свои руки и привели Эрику ко мне (Дж. Ф).

Во время телефонного разговора перед первой встречей Рон, отец Эрики, сказал мне, что, по его мнению, Эрике что-то требуется, потому что она “все время съеживается от страха и боится высказываться”, и ее отметки резко пошли вниз. Тем не менее, он, мать Эрики, Кларисс, и ее младшая сестра, Ханна, не могли регулярно посещать наши встречи, потому что эта пара работала в разных режимах, они уже посещали терапию для пар, а Рон посещал индивидуальную терапию и вечернюю школу. Семья уже однажды попробовала семейную терапию и они были убеждены, что это не срабатывает. Рон сказал, что они не будут возражать, если Эрика придет ко мне с его родителями. Мы договорились держать связь по телефону, и Рон дал понять, что семья постарается временами посещать эти встречи.

Первая встреча

На первой встрече я начала с того, что начала расспрашивать Эрику о том, чем она любит заниматься. Она пробурчала “Не знаю”, однако не отвергла список дедушки и бабушки, который включал искусство, рисование, пение, работу на компьютере, катание на коньках и роллерах и плавание. Эрика сама вызвалась заявить, что не любит свою семилетнюю сестру, Ханну. Она не знала, была ли здесь проблема, но слушала спокойно, когда Грант говорил: “Она ни в чем себе не доверяет. Она никогда не хвастается. Она все время извиняется — ни за что”. Дайэн добавила: “Она очень тихая. Ханна сообщает о всех хороших вестях от Эрики. У Эрики нет ничего своего, потому что всем всегда занимается Ханна”.

Я спросила Эрику, что она думает о том, что говорят ее дедушка и бабушка. Она сказала, что не знает. После еще нескольких вопросов она наконец сказала, что, пожалуй, не доверяет себе. Я спросила ее, интересно бы было ей нарисовать то, в чем она себе не доверяет. Она неспеша нарисовала на газетном листе и обвела рамкой картинку, которая представляла ее искусство; табель успеваемости; колокольчик, представляющий хор колокольчиков, в котором она участвовала; форму тэквандо, поскольку она занимается тэквандо; учебник по математике; и шесть друзей (рис. 8.3).

Подпись под рис. 8.3.

Рисунок Эрики, изображающий то, чему она не доверяет.

Я распросила ее о каждом из элементов рисунка. Она с неохотой сказала мне, что ее оценки по математике вполне хорошие. Дедушка с бабушкой согласились с этим. Она сказала, что не знает, действительно ли шестеро детей — это ее друзья, однако, отвечая на вопросы, она решила, что луше считать их друзьями, потому что это заставит ее “действовать на другой стороне”, действовать дружественно, а не застенчиво.

Не было похоже, чтобы Эрику интересовала беседа о том, что мешает ей доверять этим вещам, поэтому я спросила ее: “Если бы ты могла взмахнуть волшебной палочкой, которая помогла бы тебе обрести доверие, как ты думаешь, что бы ты заметила из того, что не замечаешь сейчас?”

Эрика быстро ответила: “Я бы стала думать со счастливой точки зрения”. Она пояснила, что она бы видела более яркие, радужные цвета. Она дорисовала радугу на своей картинке.

После дальнейших распросов она сказала, что ходила бы на тэквандо с большим удовольствием и говорила бы себе: “Я сделаю это лучше, чем обычно. Я разработаю правильный паттерн для себя.”

Оказалось, что Эрика так много знает об этом, что я спросила ее, привычны ли ей те слова, которые она говорила бы себе. Оказалось, что всего лишь два дня назад она сыграла всю песню в хоре колокольчиков, не сфальшивив ни разу! Она сказала: “Я намерена сделать это хорошо”, и она это сделала. Она думала, что если говорить себе “Я намерена сделать это хорошо”, это здорово бы повысило шансы действительно “сделать это хорошо”!

Старики Эрики были восхищены, услышав, что Эрика уже сделала шаг в сторону доверия к себе. Они знали, что она может сделать это, потому что раньше у нее это было. Чтобы подтвердить это, они перссказали некоторые истории из ее прошлого опыта, которым они радовались, когда Эрика рассказывала их в прошлые годы.

Когда они собирались уходить, я спросила Эрику, не хочет ли она взять рисунок домой, чтобы он напоминал ей, о чем мы говорили. “Нет, я хочу, чтобы он остался у вас, — сказала она, глядя в пол, — но не могли бы вы мне одолжить эту волшебную палочку?” На моем столе, рядом с телефоном она разглядела одну вещицу. Это была прозрачная трубочка, в которой в густой жидкости плавали блестящие конфетти. Я отдала ее.

Вторая встреча

На второй встрече Эрика была гораздо более разговорчивой. Она сказала, что после нашей встречи, она сначала забыла о нашей беседе, но потом, увидев волшебную палочку, вспомнила. Потом она напомнила себе о доверии. Еще несколько раз она забывала и снова вспоминала об этом, пока наконец не решила носить палочку с собой. Она нашла, что “... если доверять себе, то это может улучшить жизнь. Тогда ты не будешь все время сводить себя с ума”.

Она назвала проблему “самоосуждение” а проект — “лучше относиться к себе”. Эрика увидела, что она уже достигла совершенства в самоосуждении. Относясь к себе с доверием, она могла продолжать делать то, что она уже могла делать, но относиться к этому с одобрением. Результатом этого стало то, что она была счастлива и обнаружила, что в тэквандо она действительно преуспела. Она подумала, что доверие к себе также помогает ей писать биографию своего дедушки. Она думала, что ее учителя увидели разницу, потому что они отметили, что она работает прилежнее. Она думала, что, может быть, ее родители заметили это, потому что дома она чувствовала себя более счастливой, но она не была уверена.

Дайэн и Грант заметили, что, когда они забирают Эрику из школу, она улыбается и разговаривает с другими ребятами, а не стоит тихонько в сторонке.

Мы все интересовались, в чем этот проект может проявиться в следующий раз. Эрика подумала, что это может произойти в ее отношениях с сестрой. “Я могла бы не каждый раз сражаться с ней. Я могла бы перестать злиться на нее, когда она не делает какие-то вещи”.

“То есть, ты думаешь, что иногда самоосуждение превращается в осуждение других?”

Она кивнула.

“И, кроме того, втягивает тебя в сражения, а?”

Она снова кивнула.

“Ух ты. Я не знала, что оно такое могущественное. И ты уже так здорово повернула его вспять?”

И снова она кивнула.

“Как ты думаешь, если ты еще более удачно будешь справляться с осуждением, это поможет тебе лучше относиться к своей сестре?”

Эрика кивнула.

“И что тогда произойдет?” — спросила я.

“Ну, — призналась она, — возможно, мои родители перестанут мне говорить, что на Рождество у меня в чулке окажется уголек”. (Это был декабрь.)

Я предположила, что, может быть, это осуждение также портило и жизнь Ханны. Дайэн и Грант подумали, что так, вероятно, и было. Мы все согласились с тем, что было бы хорошо всей семье узнать о том, как Эрика противостоит самоосуждению и лучше думает о себе. Мы договорились, что я позвоню Рону и Кларисс и приглашу их вместе с Ханной на следующую встречу. Мы решили, что покажем им рисунок и посвятим их в проект Эрики “лучше относиться к себе”.

Третья встреча

На третью встречу пришли Эрика, Ханна, Кларисс и Рон. Я ожидала, что также придут и Дайэн с Грантом, но семья решила, что придут лишь эти четверо.

После того, как я немного познакомилась с Ханной, Кларисс и Роном, мы развернули рисунок Эрики и вместе начали обсуждать, что означают различные образы, и чего она добилась в исполнении проекта “лучше относиться к себе”.

Рон уже заметил огромные изменения в Эрике, которые последовательно просматривались в ее проекте. “Эрика всегда очень старалась, — сказал он, — но сейчас, похоже, она делает большие шаги”. Он заметил, что она стала больше общаться с детьми своего возраста, тогда как раньше казалось, что она предпочитает быть в одиночестве или с младшими ребятишками. Он заметил, что она больше времени отдает занятиям в хоре и занятиям тэквандо. Впервые она начала принимать гостей. Как он, так и Кларисс были счастливы наблюдать такой поворот ее развития.

Я спросила Рона, что это, по его мнению, говорило о его дочери. Он ответил: “Она становится более зрелой”. Потом он добавил, что она теперь может постоять за себя перед Ханной и другими детьми.

Кларисса отчасти согласилась с ним, но сказала, что все еще надеется, что бои, перебранки и споры между Эрикой и Ханной прекратятся.

Я обратилась к Ханне и рассказала ей, что у нас с Эрикой была беседа о том, как, по мнению Эрики, осуждение встало между ними. Она согласилась. Мне было интересно, какое влияние оказывало осуждение на отношения сестер, и могли бы они вместе над этим поработать.

Эрика выпалила: “Я не хочу, чтобы она приходила. Это — для меня”.

“Ты не будешь против, если ты расскажешь Ханне, как мы разговаривали о том, что касается ее, и вы вместе подумаете, как бы вы могли поработать вместе?” — спросила я.

Эрика кивнула головой.

Четвертая встреча

На четвертой встрече с Эрикой, Грантом и Дайэн Эрика рассказала мне о новостях в проекте “относиться к себе лучше”. Ей присвоили зеленый пояс, она получила 89 за сделанный доклад и чувствовала себя счастливой большую часть времени! Она обновила свой рисунок, потому что теперь было  больше вещей, которым она доверяла. Она дорисовала сцену (участие в пьесе), снежинку (катание на санках) и “Эн-Ю-Би-Эс — лучше всех, и я тоже!” Эн-Ю-Би-Эс — это название группы, к которой она принадлежала в своей церкви.

Я задала ряд вопросов, чтобы вявить историю того, как происходили все эти перемены, какие шаги предпринимала Эрика, какие были точки поворота, и что она советовала себе.

В ответ Эрика пожала плечами. “Я все еще ношу с собой волшебную палочку. Я помню рисунок”.

“Что они для тебя значат?” — спросила я.

“Что я могу сделать это, — сказала она, — что я могу отвратить от себя самоосуждение”.

Поскольку Эрика была весьма заинтересована в той территории, которую она отбивала у самоосуждения, и меньше — в том, как это происходит, я попросила ее показать мне, сколько территории было у самоосуждения раньше и сколько — теперь. Я сказала: “Сначала ты могла бы нарисовать рамку, в которой содержалась бы все самоосуждение из прошлого...”

Она нарисовала продолговатый прямоугольник.

“И что в нем было бы?” — спросила я. Эрика вписала туда:

Получение плохих оценок.

Рисунки плохие.

Война с сестрой.

Мои родители воюют между собой.

Потому что у меня совсем нет друзей.

“Итак, это все те вещи, за которые самоосуждение тебя осуждало?”

“Да”, — сказала Эрика, вписывая в рамку “Раньше”.

“А в какую бы рамку уместилось самоосуждение в твоей жизни сейчас?”

Она нарисовала гораздо меньший прямоугольник.

“Что там?” — спросила я.

“Война с моей сестрой”, — ответила она, вписывая эти слова и добавляя “Сейчас”. Потом она зачеркнула “Получение плохих оценок”, “Рисунки плохие”, “Мои родители воюют между собой” и “Потому что у меня совсем нет друзей” в первом прямоугольнике, оставив там только “Война с сестрой”.

Я показала эту символическую схему Гранту и Дайэн. “Вы знали о том, что Эрика сократила самоосуждение до таких размеров?”

Они догадывались, но не знали наверняка. Мы вместе поразмышляли над относительными размерами этих прямоугольников. Изменение произошло в течение девяти недель, и мы прикидывали, сколько времени потребуется, чтобы сократить в размерах рамку “сейчас”, или, если она вполне приемлима, оставить ее такой, какая она есть.

Пятая встреча

Пятая встреча произошла три недели спустя. Из телефонного разговора с Кларисс перед этой встречей я узнала, что отношения Эрики и Ханны становятся гораздо лучше, и что Грант и Дайэн ушли в отпуск. Кларисс вызвалась привести Эрику на встречу. Я полагала, что мы встретимся вместе, но она оставила Эрику и ушла, так что мы остались с Эрикой наедине.

Эрика сказала мне, что самая важная вещь, которая произошла в рамках ее проекта, это то, что она приобрела кучу друзей. Мы составили список новых друзей:

Элисон  Морган Дон                        Сэм

Эмили   Мара                     Юкико   Мэтт

Айлена  Хитер    Кристина              Арон

Брук                      Вера                      Джинджер           Хейден

Энид                      Стефани               Деметриа             Фрэнк

Натали   Ханна    Антонио               Роберт

Шэннон                Мелисса               Рид                         Шон

Эрике удалось подружиться с ними просто по тому, что она была сама собой. То, чему она научилась, состояло в следующем: “Не поступай так, как будто ты — это кто-то еще”. Самоосуждение толкало ее на то, чтобы пытаться быть кем-то еще. Проект “лучше относиться к себе” помог ей быть самой собой.

Основные различия, которые она отметила между этим годом и предыдущим, состояли в том, что теперь она лучше относилась к себе, она больше ценила себя, ее оценки в школе были лучше, и у нее было больше друзей. Она сказала, что ее родители и учителя уже это заметили, а дедушка с бабушкой заметят это, когда вернуться из отпуска.

Когда я повернула беседу в сторону взаимоотношений с Ханной, Эрика сказала: “Но я же сказала вам. Теперь она — одна из моих подруг”.

Когда она внесла в список Ханну, я не поняла, что она имела в виду свою сестру.

Эрика придавала очень большое значение тому, что осуждение больше не стояло между ней и ее сестрой.

Она думала, что проект закончен. Мы решили встретиться еще один раз со всей семьей, чтобы отпраздновать это. Я с уверенно сделала это предложение, поскольку во время моей предыдущей беседы с Кларисс, та признала, что Эрика делает огромные успехи.

Шестая встреча

На шестой встрече я объявила, что мы собрались здесь за тем, чтобы отпраздновать победу Эрики над самоосуждением и окончание проекта “лучше относиться к себе”! Эрика снова показала рисунок и пояснила свои добавления к нему. Потом она зачитала список имен ее друзей. Ханна просияла, когда прозвучало ее имя. После того, как чтение было закончено, Ханна подтвердила, что осуждение ушло из их отношений. Она думала, что Эрика сделала для этого очень много, потому что она была “более милой и счастливой”. Все согласились, что это значительно изменит жизнь их семьи.

Рон добавил, что в то время, когда началась терапия, в школе были весьма озабочены успеваемостью Эрики. Шли разговоры о том, чтобы оставить ее на второй год. Такая перспектива представлялась Рону крайне удручающей. Они с Кларисс вели переговоры с католической школы по поводу ее перехода туда. Они надеялись, что это предотвратит ее оставление на второй год, и что она будет лучше успевать по более структурированной программе. Католическая школа не желала принимать Эрику в  начальный класс до тех пор, пока она не улучшит свои оценки. Рон успокоился, когда на родительском собрании два дня назад успехи Эрики были охарактеризованы как великолепные. Он задумался над тем, не в терапии ли здесь было дело.

Я сказала, что мы не говорили о школьных проблемах. Раньше я знала, что оценки Эрики были хуже, чем в прошлые годы, однако я не знала, в какой степени. Я дважды разговаривала со школьным социальным работником, но он не упоминал образовательные проблемы. Я сказала, что мне видится, что Эрика справилась со всем этим сама! Она просияла.

Все мы попробовали печенье, которое приготовила Дайэн, и поздравили Эрику.

Когда семья собралась уходить, Эрика вернула мне мою “палочку”.

“Можешь оставить ее себе,” — сказала я.

“Мне она больше не нужна, — сказала Эрика. — Волшебство теперь здесь”. И она прижала руку к сердцу.

Эта история иллюстрирует использование ряда символов, которые возникли в ходе терапии — рисунка, палочки и рамок, показывающих уменьшение самоосуждения. Для некоторых людей (в особенности детей, но не только для них) символы и символическое представление отдельных частей работы, похоже, делает ее более реальной и осязаемой (Combs & Freedman, 1990; Roberts, 1994).

Например, к концу курса терапии одна пара создала коллаж, символизирующий их надежды на будущие взаимоотношения. Они позвонили три года спустя, чтобы сказать, что все, изображенное на коллаже, сбывается! Когда мы спросили, какую роль сыграл коллаж в достижении их надежд, они сказали, что он помогал им фокусироваться и напоминал им о том, что на нем они вместе. Они сказали, что коллаж, кроме того, придавал их мечтам реальность и ясность.

ИСТОРИЯ КЭРРИ

В этой главе мы привели документы, письма, удостоверения и т.д., как аспекты терапии, призванные уплотнить и развить истории. Они представлялись нам очень важными, но важными во вспомогательном смысле, но не в основной работе. Поэтому мы были заинтригованы, когда наша коллега, Вирджиния Саймонс, рассказала нам о терапии с Кэрри. В этой работе то направление, которое мы считали вспомогательным или дополнительным, заняло центральное место. Это не было задумано изначально, но произошло в ответ на то, о чем Кэрри желала говорить и в чем она приняла активное участие. Кэрри, ее семья и Вирджиния разрешили нам рассказать их историю.

Джун и ее шестилетняя дочка Кэрри пришли на прием к Вирджинии, потому что Джун была обеспокоена боязливостью своей дочери. Она описывала Кэрри как робкую и пугливую. Вне дома она весьма неохотно разговаривала. У нее было мало друзей. Эти проблемы обострились, когда она пошла в первый класс. Учитель Кэрри рассказывал, что в столовой она отказывалась вставать в очередь за молоком, потому что беспокоилась, что ей не лостанется места, если она не займет место немедленно. Кэрри совершенно не участвовала в деятельности класса, если та предполагала хоть толику фокуса на ней, и отказывалась выходить на большую перемену. Она обычно шла в кабинет воспитательницы или сидела в школьной библиотеке.

Вирджиния спросила Кэрри, согласна ли она со своей мамой в том, что эти вещи представляли собой проблему. Кэрри не ответила. Фактически, в ходе терапии Вирджиния трижды пыталась побудить Кэрри назвать проблему. На третий раз между Вирджинией и Кэрри установились прочные взаимоотношения, и стало ясно, что Кэрри нравилось разговаривать с Вирджинией. В этом контексте, она призналась Вирджинии, что “разговоры о проблемах только выращивают их. Я этого не хочу”. Таким образом, проблема так и не была названа.

На первой встрече Джун нашла некоторые направления развития в жизни Кэрри обнадеживающими. С разрешения Кэрри, предоставив ей выбирать слова, Вирджиния выписала эти три тенденции. Вот они:

1. Высказываться от своего имени, когда на тебя кто-то кричит.

2. Сидеть вместе со взрослым и разговаривать о непонятности страхов.

[Это относится к самой терапевтической беседе.]

3. Ходить в школу каждый день.

Обычно, когда называются уникальные эпизоды или яркие события такого рода, мы задаем вопросы о них, чтобы развить историю. В этой ситуации, хотя Кэрри согласилась на то, чтобы эти достижения были записаны, ее не радовала идея подробно обсуждать их. Поэтому они остались в форме списка. Тем не менее, со временем Джун действительно выявила истории некоторых событий.

Списку было суждено стать основой для терапии.

Кэрри пришла на вторую встречу с двумя пунктами, которые она хотела добавить к списку. Это были:

4. Пытаться и хотеть обращать внимание в классе.

5. Свободно ходить по всей школе.

На последующих встречах Кэрри и Джун добавили к списку еще несколько пунктов. Вирджиния спросила Кэрри, как можно было бы назвать список, предложив “храбрость” как одну из нескольких возможностей. “Храбрость” понравилась Кэрри, и так родился “Проект храбрости Кэрри”.

В определенный момент, когда уже было вписано около 20 пунктов, Вирджиния спросила: “Как ты думаешь, сколько еще вещей понадобится внести в этот список, чтобы ты наверняка знала, что закончила “Проект храбрости”? К удивлению Вирджинии, Кэрри сказала: “Я думаю, понадобится 100”.

Вот “Проект храбрости Кэрри, записанный в течение 19 терапевтических встреч:

ПРОЕКТ ХРАБРОСТИ КЭРРИ

1. Высказываться от своего имени, когда на тебя кто-то кричит.

2. Сидеть вместе со взрослым и разговаривать о непонятности страхов.

3. Ходить в школу каждый день.

4. Пытаться и хотеть обращать внимание в классе.

5. Свободно ходить по всей школе.

6. Самой ходить на индивидуальные занятия и другие встречи.

7. Ходить в столовую, где ОЧЕНЬ шумно и полно народу.

8. Самой навещать тех учителей, которые тебе нравятся, например, мисс Уайтхауз [учительница детского сада].

9. Одной ходить в ванную.

10. Делать свою работу в классе.

11. Сотрудгичать с другими.

12. Ходить на спортивную площадку с мисс Браун.

13. Ходить с кем-нибудь в обед за молоком.

14. Помогать Еве с заданиями в классе.

15. Все время работать над заданиями в классе и дома.

16. Ходить на обед, когда ты этого хочешь.

17. Самой ходить на спортивную площадку перед занятиями.

18. Иногда ходить на спортивную площадку в обеденное время.

19. Бегать на уроках физкультуры самой, без учителя.

20. Самой оставаться с читающим учителем.

21. Ходить с мисс Лэйкли на спортивную площадку.

22. Самой ходить в обед за молоком.

23. Попробовать что-нибудь новенькое в компании.

24. Пойти в компанию и самой там оставаться, даже если нервничаешь.

25. Говорить учителю, когда ты забываешь деньги на что-то.

26. Больше самой учиться ходить на лыжах и не хныкать.

27. Говорить с Сантой, о чем ты хотела.

28. Возвращаться в школу из дома и не плакать.

29. Самой ходить из дома в школу.

30. Кататься на санках с подругой и ее родителями.

31. Выйти на улицу в обеденное время в понедельник.

32. Выйти на улицу в обеденное время во Вторник.

33. Ходила в дом к подруге с новой няней.

34. В доме подруги НАСЛАЖДАЛАСЬ собой.

35. В школе ты можешь выйти, если надо, и знать, что все будет в порядке.

36. Ты можешь говорить взрослым, что хочешь, что нравится и что не нравится.

37. Ты можешь задавать взрослым вопросы, на которые тебе нужны ответы.

38. Ты не расстроилась, когда не работал водосток, и в душе не было воды.

39. Ты не испугалась и не заплакала, когда у твоей мамы пошла из носа кровь в вагоне по дороге домой.

40. Во время баскетбольного матча ты вышла и сама купила себе попить.

41. Тебя заинтересовала флейта и ты продолжала спрашивать о ней.

42. Ты ходила на уроки флейты одна.

43. Ты регулярно практиковалась в игре на флейте и ты знаешь, что тебе нравится.

44.-54. Ты с подругой пошла кататься на санках с БОЛЬШОЙ, БОЛЬШОЙ горки, и ты не испугалась. *[Джун была просто изумлена, когда Кэрри, улыбаясь, вернулась от своей подруги и рассказала, что отец подруги взял их обеих кататься на санках. Это катание происходило не на маленькой горке и даже не на большой горке, а на большой, большой горе. Вирджиния знала эту гору. И она, и Джун были совершенно уверены в том, что на эту гору ходили только старшие дети. Не зная, как это расценивать, Вирджиния раздумывала, стоит ли этому событию отдавать больше одного места в списке. Кэрри решила, что оно стоит десяти. С этого началась практика оценки событий в количестве мест, занимаемых в списке.]

55. Ты пошла в дом к Анне с няней, которая говорит только по-испански. *[Кэрри говорит только по-английски.]

56.-76. Ты пришла домой, а там еще никого не было. Ты действительно ловко все продумала и пошла к Лайзе переждать.

77.-83. У бабушки ты случайно захлопнула дверь и звонила в колокольчик с двух сторон, ПРЕЖДЕ чем ты расстроилась. (10-15 минут!!)

84. Занималась плаванием.

85. Мама уходит, а ты в порядке, больше чем в порядке, ты — ЗАМЕЧАТЕЛЬНАЯ.

86. Ты просидела целое представление Иосиф и его разноцветное волшебное платье.

87. Ты осталась дома с няней, пока мама водила сестру на занятия, и пригласила соседку поболтать.

88. Сама осталась дома, пока мама забирала сестру, и смотрела телевизор.

89. Ты ходила играть со своей новой подругой в душе и повеселилась.

90. Когда твоя сестра остается с тобой за няню, это здорово (никаких слез).

91. Ты позволила Монике присматривать за тобой.

92. Ты поднимаешь руку в школе и отвечаешь перед классом.

93. На [собрании?] Индийских Принцесс ты поднимала руку и разговаривала.

94. Ты вместе с папой вслух читала историю у Индийских Принцесс.

95. В танцах ты взяла на себя ведущую роль на глазах у всех.

На тот момент, когда в списке было 83 пункта, Кэрри, Джун и Вирджиния согласились с тем, что теперь они иногда называют его “Проектом храбрости”, а иногда — “Проектом взросления”. Вирджиния спросила Кэрри, интересно ли было бы ей отпраздновать это, и Кэрри ответила согласием. Она хотела, чтобы присутствовали ее мать, отец, сестра и Вирджиния, и предложила воздушные шары, пирог и французские рожки.

Кэрри и Джун назначили дату празднования на день по прошествии двух месяцев с того момента, когда список пополнился 83-м пунктом, за две недели до окончания учебного года.

Перед празднованием Вирджиния послала Кэрри это письмо:

Дорогая Кэрри!

Привет! Интересно, как ты там поживаешь. Я особенно много думала о твоем проекте “взросления” и о том, нет ли у тебя новых вещей, которые ты могла бы добавить к списку и которые всем бы дали понять, что ты взрослеешь. До сих пор, насколько я знаю, у тебя было 83 способа, как дорасти до своего возраста и перерасти его. Сколько еще вещей мы могли бы мы добавить к списку теперь? Может, мне приготовить еще бумаги? Я полагаю, мне придется подождать до празднования.

Ты готова к празднику? Иногда в жизнь детей вдруг опять прокрадываются чувства “впадания в детство” или “откатывания назад”. Так, по крайней мере, мне говорили другие дети. Случалось ли с тобой такое тоже? Как ты думаешь, сможешь ты их перехитрить, если они опять проявятся в твоей жизни?

Я слышала от твоей мамы, как очень, очень здорово ты занимаешься и играешь на флейте!! Ты могла бы взять ее с собой, когда придешь, и сыграть для меня одну-две песни, если захочешь. Я была бы рада, если бы ты захотела.

С сердечным приветом,

Вирджиния Саймонс

На праздновании, по просьбе Кэрри, ее сестра зачитала список всем собравшимся. Когда чтение завершилось, члены семьи предложили в качестве дополнения пункты с 84-го по 95-й.

Затем Вирджиния наградила Кэрри Удостоверением Храбрости (рис. 8.4).

Надписи  на рис. 8.4.

ЭВАНСТОНСКИЙ ЦЕНТР СЕМЕЙНОЙ ТЕРАПИИ

УДОСТОВЕРЕНИЕ ХРАБРОСТИ

Сим удостоверяется, что

_________________________

несомненно доказала свою храбрость. Теперь она является квалифицированным ХРАБРЕЦОМ, и список бесстрашных деяний, которые она совершила, может быть использован с тем, чтобы навести других детей на идеи, как им тоже стать храбрецами.

Выдано ___________________ 19   года

Подпись:___________________

Вирджиния Саймонс,

Президент

Ассоциация Храбрецов Америки