Глава XXIV. Эмоции - Психология - Джемс

Сравнение эмоций с инстинктами. Специфическое раз-личие между эмоциями и инстинктами в том, что эмо-ция есть стремление к чувствованиям, а инстинкт—стремление к действиям при наличии известного объек-та в окружающей обстановке. Но и эмоции имеют соот-ветствующие телесные проявления, они   заключаютсяиногда в сильном сокращении мышц (например, в мо-мент испуга или гнева), и во многих случаях нелегкопровести резкую грань между описанием эмоциональ-ного процесса и инстинктивной реакции, которые могутбыть вызваны тем же объектом. К какой главе следуетотнести явление страха — к главе об инстинктах или кглаве об эмоциях? Куда следует отнести любопытство,соревнование и т. п.? С научной точки зрения это без-различно, следовательно, мы должны для решения это-го вопроса руководствоваться одними практическимисоображениями.

Как чисто внутренние душевные состояния, эмоциисовершенно не поддаются описанию. Кроме того, такогорода описание было бы излишним, ибо читателю эмо-ции как чисто душевные  состояния и без того хорошоизвестны. Мы можем только описать их  отношение квызывающим их объектам и реакции, сопровождающиеих. Каждый объект, воздействующий на какой-нибудьинстинкт, способен вызвать и эмоцию.   Вся разницаздесь в том, что так называемая эмоциональная реакцияне выходит за пределы тела субъекта, а так называемаяинстинктивная реакция может идти дальше и вступатьна практике во взаимные отношения с вызывающим ееобъектом. И в инстинктивных, и в эмоциональных про-цессах простое воспоминание о данном объекте или об-раз его могут быть достаточными для возникновения

реакции. Человек может даже   приходить в большуюярость, думая о нанесенном ему оскорблении, чем не-посредственно испытывая его на себе, и после  смертиматери может питать к ней больше нежности, чем приее жизни. Во всей этой главе я буду пользоваться вы-ражением объект эмоции, применяя его как к тому слу-чаю, когда этим объектом служит реальный   предмет,так и к тому, когда таким объектом служит воспроиз-веденное представление.

Разнообразие эмоций бесконечно велико. Гнев, страх,любовь, ненависть, радость, печаль, стыд, гордость иразличные оттенки их могут быть названы   наиболеегрубыми формами эмоций, тесно связанными с относи-тельно сильным телесным возбуждением. Более утон-ченные эмоции — моральные, интеллектуальные и эсте-тические чувствования, с которыми обыкновенно свя-заны значительно менее сильные телесные возбуждения.Объекты эмоций можно описывать без конца. Бесчис-ленные оттенки каждой из них незаметно переходятодин в другой и отчасти отмечаются в языке синонима-ми (например, ненависть, антипатия, вражда, злоба, не-расположение, отвращение, мстительность, неприязнь,омерзение и т. д.).

Различие между ними указано в словарях синони-мов и в курсах психологии; во многих немецких руко-водствах по психологии главы об эмоциях представляютсобой просто словари синонимов. Но для плодотворнойразработки того, что уже само по себе очевидно, естьизвестные границы, и в результате множества трудовв указанном направлении чисто описательная лите-ратура по этому вопросу, начиная от Декарта и до на-ших дней, представляет самый скучный отдел психоло-гии. Мало того, изучая его, вы чувствуете, что подраз-деления эмоций, предлагаемые психологами, в огром-ном большинстве случаев простые фикции и претензииих на точность терминологии совершенно неоснователь-ны. К несчастью, подавляющее число психологическихисследований эмоций чисто описательного характера.

В романах мы читаем описания эмоций, чтобы пере-живать их вместе с героями. Мы знакомимся с объекта-ми и обстоятельствами, вызывающими эмоции, а потомувсякая тонкая черта самонаблюдения, украшающая туили другую страницу романа,   немедленно находит внас отголосок чувства. Классические литературно-фило-софские произведения, написанные в виде афоризмов,

также проливают свет на нашу эмоциональную жизньи, волнуя наши чувства, доставляют нам наслаждение.Что касается «научной психологии» чувствований, то,должно быть, я испортил себе вкус, знакомясь в слиш-ком большом количестве с классическими произведения-ми на эту тему, но только я предпочел бы читать сло-весные описания размеров скал в Нью-Гэмпшире, чемснова перечитывать эти психологические произведения.В них нет никакого плодотворного руководящего нача-ла, никакой основной точки зрения. Эмоции различаютсяи оттеняются в них до бесконечности, но вы не най-дете в этих работах никаких логических   обобщений.А между тем вся прелесть истинно научного труда за-ключается в постоянном углублении логического анали-за. Неужели при анализе эмоций невозможно поднятьсянад уровнем конкретных описаний? Я думаю, что естьвывод из области таких конкретных описаний,   стоиттолько сделать усилия, чтобы найти его.

Причина разнообразия эмоций. Затруднения, возни-кающие в психологии при анализе эмоций, проистека-ют, мне кажется, оттого, что их слишком привыкли рас-сматривать как абсолютно обособленные друг от другаявления. Пока мы будем рассматривать каждую из нихкак какую-то вечную, неприкосновенную духовную сущ-ность наподобие видов, считавшихся когда-то в биоло-гии неизменными сущностями, до тех   пор мы можемтолько почтительно составлять каталоги различных осо-бенностей эмоций, их степеней и действий, вызываемыхими. Если же мы станем их рассматривать как продук-ты более общих причин (например, в биологии разли-чие видов рассматривается как продукт  изменчивостипод влиянием окружающих условий и передачи приоб-ретенных изменений путем наследственности), то уста-новление различий и классификация приобретут значе-ние простых вспомогательных средств. Если у нас ужеесть гусыня, несущая золотые яйца, то описывать в от-дельности каждое снесенное яйцо—дело второстепеннойважности. На немногих последующих страницах я, ог-раничиваясь на первых порах так называемыми грубы-ми формами эмоций, укажу на одну причину эмоций,причину весьма общего свойства.

Чувствование в грубых формах эмоции есть резуль-тат ее телесных проявлений. Обыкновенно принято ду-мать, что в грубых формах эмоции психическое впечат-ление, воспринятое от данного объекта, вызывает в нас

душевное состояние, называемое эмоцией, а последняявлечет за собой известное телесное проявление. Соглас-но моей теории, наоборот, телесное возбуждение сле-дует непосредственно за восприятием вызвавшего егофакта и осознание нами этого возбуждения в то время,как оно совершается, и есть эмоция.

Обычно выражаются следующим образом: мы поте-ряли состояние, огорчены и плачем; мы повстречалисьс медведем, испуганы и обращаемся в бегство; мыоскорблены врагом, приведены в ярость и наносим емуудар. Согласно защищаемой мною гипотезе,   порядоксобытий должен быть несколько иным, а именно: пер-вое душевное состояние не сменяется немедленно вто-рым. Между ними должны находиться телесные прояв-ления. И потому наиболее рационально выражаться так:

мы опечалены, потому что плачем; приведены в ярость,потому что бьем другого; боимся, потому что дрожим,а не говорить: мы плачем, бьем, дрожим, потому  чтоопечалены, приведены в ярость, испуганы. Если бы те-лесные проявления не следовали немедленно за вос-приятием, то последнее было бы по форме чисто позна-вательным актом, бледным, лишенным колорита и эмо-циональной теплоты. Мы в таком случае могли бы уви-деть медведя и решить, что всего лучше обратиться вбегство, могли бы понести оскорбление и найти справед-ливым отразить удар, но мы не ощущали бы при этомстраха или негодования.

Высказанная в столь грубой форме гипотеза мо-жет немедленно дать повод к сомнениям. А между тем,.для того чтобы умалить ее, по-видимому, парадоксаль-ный характер и, быть может, даже убедиться в ее ис-тинности, нет надобности прибегать к многочисленными отдаленным соображениям. Прежде всего обратимвнимание на то, что каждое восприятие путем какого-тофизического воздействия оказывает на наш организмшироко распространяющееся действие, предшествующеевозникновению у нас эмоции или эмоционального обра-за. Слушая стихотворение, драму, героическую повесть,мы нередко с удивлением замечаем, что по нашему те-лу пробегает неожиданно, как волна, дрожь или сердценаше стало сильнее биться, а из глаз внезапно полилисьслезы. То же самое в еще более осязательной  форменаблюдается при слушании музыки. Если мы, гуляя влесу, вдруг замечаем что-то темное, двигающееся, нашесердце перестает биться и мы задерживаем   дыхание

мгновенно, не успев еще образовать в голове никакойопределенной идеи об опасности. Если наш добрый зна-комый подходит близко к пропасти, мы начинаем ис-пытывав знакомое чувство беспокойства и игсту-паем назад, хотя хорошо знаем, что он вне опасно-сти. <...>

Лучшее доказательство того, что непосредственнойпричиной эмоций является физическое воздействие внеш-них раздражении на нервы, представляют патологиче-ские случаи, когда для эмоций нет соответствующегообъекта. Одно из главных преимуществ моей точки зре-ния на эмоции заключается в том, что при помощи еемы можем подвести и патологические, и нормальныеслучаи эмоций под общую схему. Во всяком доме су-масшедших мы встречаем образцы ничем не мотивиро-ванного гнева, страха, меланхолии или мечтательности,а также апатии, которая упорно продолжается, несмот-ря на решительное отсутствие каких бы то ни было по-будительных внешних причин. В первом случае мы дол-жны предположить, что нервный   механизм сделалсястоль восприимчивым к известным эмоциям, что почтивсякий стимул, даже самый неподходящий, служит до-статочной причиной, чтобы вызвать определенное нерв-ное возбуждение и тем породить своеобразный комп-лекс чувствований, данную эмоцию.   Так, если кто-тоиспытывает одновременно неспособность глубоко ды-шать, ощущает биение сердца, своеобразную переменув функциях пневмогастрического нерва,   называемуюсердечной тоской, стремление принять неподвижное рас-простертое положение и, сверх того, еще другие неис-следованные процессы во внутренностях, то общая ком-бинация этих явлений порождает в нем чувство страхаи он становится жертвой хорошо знакомого некоюрымсмертельного испуга.

Мой знакомый, испыгывавший припадки этой ужас-нейшей болезни, рассказывал, что у него центром ду-шевных страданий были сердечная область и дыхатель-ный аппарат, что главное усилие его побороть припа-док заключалось в контролировании дыхания и замедле-нии сердцебиения и что страх исчезал, как только емуудавалось глубоко вздохнуть и выпрямиться. Здесь эмо-цпя есть просто ощущение телесного состояния и при-чиной своей имеег чисто физиологический процесс.

Далее, обратим внимание на то, что всякая телеснаяперемена, какова бы она ни была, отчетливо или смут-

но ощущается нами в момент появления. Если чита-тель до сих пор не обращал внимания на это обстоя-тельство, то он может с интересом и удивлением заме-тить, как много ощущений в различных частях   телаявляются характерными признаками, сопровождающи-ми те или другие эмоциональные состояния  его духа.Нет оснований ожидать, что читатель ради столь курь-езного психологического анализа будет задерживать всебе самонаблюдением порывы увлекательной страсти,но он может проследить за эмоциями, происходящими внем при более спокойных состояниях духа, и выводы,справедливые относительно слабых степеней эмоции,могут быть распространены на те же эмоции при боль-шей интенсивности.

Во всем объеме, занимаемом телом, мы при эмоциииспытываем очень живо разнородные ощущения,   откаждой части нашего тела в сознание проникают раз-личные чувственные впечатления, из которых слагает-ся чувство личности, постоянно сознаваемое человеком.Удивительно, какие незначительные поводы вызываютнередко в сознании эти комплексы чувствований. Буду-чи хотя бы в самой слабой степени огорчены чем-нибудь,мы можем заметить, что наше душевное состояние фи-зиологически всегда выражается главным образомсокращением глаз и мышц бровей. При неожиданномзатруднении мы испытываем какую-то неловкость вгорле, которая засгавляет нас сделать глоток, прочиститьгорло и кашлянуть слегка; аналогичные явления наблю-даются во множестве других случаев.

Благодаря разнообразию   комбинаций, в которыхвстречаются органические изменения, сопровождающиеэмоции, можно сказать, что всякий оттенок в его целомимеет для себя особое физиологическое проявление, ко-торое так же уникально, как самый оттенок эмоции. Ог-ромное число отдельных частей тела, подвергающихсяизменению при данной эмоции, делает столь труднымдля человека в спокойном состоянии воспроизвести внеш-ние проявления любой эмоции. Мы можем воспроиз-вести соответствующую данной эмоции игру мышц про-извольного движения, но не можем произвольно вызватьнадлежащее возбуждение в коже, железах, сердце ивнутренностях. Подобно тому как в искусственном чи-хании недостает чего-то по сравнению с настоящим, такточно не производит полной иллюзии искусственноевоспроизведение печали или энтузиазма при отсутствии

надлежащих поводов для возникновения соответствую'щих настроений

Теперь я хочу приступить к изложению самого важ-ного пункта моей теории, который заключается в сле-дующем. Если мы представим себе какую-нибудь силь-ную эмоцию и попытаемся мысленно вычитать из этогосостояния нашего сознания одно за другим все ощуще-ния связанных с ней телесных симптомов, то в концеконцов от данной эмоции ничего не останется, никакого«психического материала», из которого она могла быобразоваться. В результате получится холодное, безраз-личное состояние чисто интеллектуального восприятия.Большинство лиц, которых я просил проверить мое по-ложение путем самонаблюдения, вполне соглашалисьсо мной, но некоторые упорно продолжали утверждать,что их самонаблюдение не оправдывает этой гипотезы.Многие не могут только понять самого вопроса. Напри-мер, просишь их устранить из сознания всякое чувствосмеха и всякую наклонность к смеху при виде смешногопредмета и потом сказать, в чем будет тогда заклю-чаться его смешная сторона, не останется ли в созна-нии простое восприятие предмета, принадлежащего кклассу «смешных». На это они упорно отвечают, что та-кое физически невозможно и что они всегда вынужденысмеяться, видя смешной предмет. Между тем предло-женная задача заключалась не в том, чтобы, глядя насмешной предмет, на самом деле уничтожить в себе вся-кое стремление к смеху. Это задача чисто спекулятив-ного характера, сводится она к мысленному устранениюнекоторых чувственных элементов из   эмоциональногосостояния, взятого в его целом, и к определению того,каковы бы были в таком случае остаточные элементы.

Я не могу отрешиться от мысли, что всякий, кто яс-но понял поставленный вопрос, согласится с высказан-ным мной выше положением. Я совершенно не могу во-образить, что за эмоция страха останется в нашем со-знании, если устранить из него чувства, связанные сусиленным сердцебиением, коротким дыханием, дрожьюгуб, с расслаблением членов, «гусиной» кожей и воз-буждением во внутренностях.   Может ли кто-нибудьпредставить себе состояние гнева и вообразить при этомтотчас же не волнение в груди, прилив крови к лицу,расширение ноздрей, стискивание зубов и стремление кэнергичным поступкам, а, наоборот, расслабленныемышцы, ровное дыхание и спокойное лицо? Автор по

крайней мере, безусловно, не может этого сделать. Вданном случае, по его мнению, гнев должен совершен-но отсутствовать как чувство, связанное с известныминаружными проявлениями, и можно предположить, чтов остатке получится только спокойное, бесстрастноесуждение, всецело принадлежащее интеллектуальной об-ласти: известное лицо заслуживает наказания.

То же рассуждение применимо и к эмоции печали;

что такое была бы печаль без слез, рыданий, задержкисердцебиения, тоски, сопровождаемой особым ощуще-нием под ложечкой! Лишенное чувственного тона при-знание того факта, что известные обстоятельства весьмапечальны,—и больше ничего. То же самое обнаружива-ется при анализе любой другой страсти. Человеческаяэмоция, лишенная всякой телесной подкладки, есть пу-стой звук. Я не утверждаю, что такая эмоция есть не-что, противоречащее природе вещей и что чистые духиосуждены на бесстрастное интеллектуальное бытие; яхочу только сказать, что для нас эмоция, отрешенная отвсяких телесных чувствований, есть нечто непредстави-мое. Чем более я анализирую мои душевные состояния,тем более убеждаюсь, что грубые страсти и увлечения,испытываемые мною, в сущности, создаются и вызы-ваются теми телесными переменами, которые мы обык-новенно называем их проявлениями или результатами;

и тем более мне начинает казаться вероятным, что, сде-лайся мой организм анестетичным (нечувствительным),жизнь аффектов, как приятных, так и неприятных, ста-нет для меня совершенно чуждой и мне придется вла-чить существование чисто познавательного, или интел-лектуального, характера. Хотя такое существование иказалось идеалом для древних мудрецов, но для нас,отстоящих всего на несколько поколений от философ-ской эпохи, выдвинувшей на первый план чувственность,оно должно казаться слишком апатичным, безжизнен-ным, чтобы к нему стоило так упорно стремиться.

Моя точка зрения не может быть названа материа-листической. В ней не больше и не меньше материализ-ма, чем во всяком взгляде, согласно которому эмоцииобусловлены нервными процессами. Ни один из читате-лей моей книги не возмутится против этого положения,пока оно высказано в общей форме, и если в этом поло-жении кто-нибудь все-таки усмотрит материализм, тотолько имея в виду те или другие частные виды эмо-ций. Эмоции суть чувственные процессы, которые обусловлены внутренними нервными токами, возникающи-ми под влиянием внешних раздражении. Такие процес-сы, правда, всегда рассматривались платонизирующи-ми психологами как явления, связанные с чем-то чрез-вычайно низменным. Но каковы бы ни были физиоло-гические условия образования наших эмоций, сами посебе, как душевное явление, они все   равно должныостаться тем, что они есть. Если они глубокие, чистые,ценные по значению психические факты, то, с точкизрения любой физиологической теории, касающейся ихпроисхождения, они останутся все теми же глубокими,чистыми, ценными для нас по значению, каковыми ониявляются с точки зрения нашей теории. Они заключаютв самих себе внутреннюю меру своего значения, и до-казывать при помощи предлагаемой теории эмоций, чточувственные процессы не должны непременно отличать-ся низменным, материальным характером, так же логи-чески несообразно, как опровергать нашу теорию, ссы-лаясь на то, что она ведет к низменному материалисти-ческому истолкованию явлений эмоции.

Предлагаемая точка зрения объясняет удивигельноеразнообразие эмоций. Если моя теория верна, то каж-дая эмоция есть результат соединения в один комплекспсихических элементов, из которых каждый обусловленопределенным физиологическим процессом. Составныеэлементы, из которых слагается всякая перемена в ор-ганизме, есть результат рефлекса, вызванного внешнимраздражителем. Отсюда немедленно возникает ряд воп-росов, которые резко отличаются от всяких вопросов,предлагаемых представителями других теорий эмоций.С их точки зрения, единственно возможными задачамипри анализе эмоций были классификация («К какомуроду или виду принадлежит данная  эмоция?») илиописание («Какими внешними проявлениями характе-ризуется данная эмоция?»). Теперь же дело идет о вы-яснении причин эмоций («Какие именно модификациивызывает в нас тот или другой объект и почему он вы-зывает в нас именно те, а не другие модификации?»).

От поверхностного анализа эмоций мы переходим,гаким образом, к более глубокому исследованию, к ис-следованию высшего порядка. Классификация и описа-ние суть низшие ступени в развитии науки. Как тольковыходит на сцену вопрос о причинной связи в даннойнаучной области, классификация и описание отступаютна второй план и сохраняют значение лишь настолько,

насколько облегчают нам исследование причинной свя-зи. Раз мы выяснили, что причиной эмоций  являютсябесчисленные рефлекторные акты, возникающие   подвлиянием внешних объектов и немедленно осознаваемыенами, то нам тотчас становится понятным, почему мо-жет существовать бесчисленное множество эмоций ипочему у отдельных индивидов они могут неопределен-но варьировать и по составу, и по мотивам, вызываю-щим их. Дело в том, что в рефлекторном акте нет ни-чего неизменного, абсолютного. Возможны весьма раз-личные действия рефлекса, и эти действия, как извест-но, варьируют до бесконечности.

Короче говоря, любая классификация эмоций можетсчитаться «истинной» или «естественной», коль скороона удовлетворяет своему назначению, и вопросы вроде«Каково истинное или типичное выражение гнева истраха?» не имеют никакого объективного значения.Вместо решения подобных вопросов мы должны выяс-нять, как могла произойти та или другая экспрессиястраха или гнева, и это составляет, с одной стороны, за-дачу физиологической механики, с другой—задачу ис-тории человеческой психики, задачу, которая, как и всенаучные задачи, по существу, разрешима, хотя и трудно,может быть, найти ее решение. Немного ниже я при-веду попытки, которые делались для этого.

Дополнительное доказательство в пользу моей гео-рии. Если моя теория справедлива, то она должна под-твердиться следующим косвенным доказательством. Со-гласно теории, вызывая в себе произвольно при спокой-ном состоянии духа так называемые внешние проявле-ния той или другой эмоции, мы должны испытывагь исаму эмоцию. Предположение это, насколько его можнобыло проверить опытом, скорее подтверждается,   чемопровергается. Всякий знает, до какой степени бегствоусиливает паническое чувство страха и как может воз-расти чувство гнева или печали, если дать волю их внеш-ним проявлениям. Возобновляя рыдания, мы усили-ваем в себе чувство горя, и каждый новый припадокплача еще более вызывает горесть, пока не наступает.наконец, успокоение, обусловленное утомлением и види-мым ослаблением физического возбуждения.   Всякийзнает, как в гневе мы доводим себя до высшей точкивозбуждения, воспроизводя несколько раз подряд внеш-ние проявления этой эмоции.

Подавите в себе внешнее проявление страсти и она

замрет в вас. Прежде чем отдаться вспышке гнева, по-пробуйте сосчитать до десяти — и повод к гневу пока-жется вам до смешного ничтожным. Чтобы придать се-бе храбрости, мы свистим и тем действительно придаемсебе уверенность. Но попробуйте просидеть целый деньв задумчивой позе, поминутно вздыхая и отвечая упав-шим голосом на расспросы окружающих, и вы тем ещеусилите ваше меланхолическое настроение. В нрав-ственном воспитании все опытные люди признали чрез-вычайно важным правило: если мы хотим подавить всебе нежелательное эмоциональное влечение, мы дол-жны терпеливо и сначала хладнокровно воспроизводитьвнешние движения, соответствующие желательным длянас душевным настроениям. Результатом упорных уси-лий в этом направлении будет то, что злобное, подав-ленное состояние духа исчезнет и заменится радостными кротким настроением. Расправьте морщины на челе,проясните взор, выпрямите корпус, заговорите в мажор-ном тоне, весело приветствуя знакомых, и если у васне каменное сердце, то вы невольно поддадитесь мало-помалу благодушному настроению.

Против сказанного можно привести тот факт, что,по словам многих актеров, превосходно воспроизводя-щих голосом, мимикой и телодвижениями внешние про-явления эмоций, они при этом не испытывают никакихчувств. Другие, впрочем, согласно свидетельству Арче-ра, который собрал по этому вопросу среди актеровлюбопытные статистические сведения, утверждают, чгов тех случаях, когда им удавалось хорошо сыграть роль,они переживали все соответствующие эмоции. Это раз-ногласие между артистами объясняется весьма просто.В экспрессии каждой эмоции внутреннее органическоевозбуждение может быть у некоторых лиц совершенноподавлено, а вместе с тем в значительной степени ос-лаблена и сама эмоция; другие же лица не обладаюттакой способностью. Актеры, испытывающие во времяигры эмоции, не способны, не испытывающие эмоций —способны совершенно диссоциировать и их экспрессию.

Ответ на возможное возражение. Мне могут возра-зить, что иногда, задерживая проявления эмоции, мы ееусиливаем. Мучительно то состояние духа, которое ис-пытываешь, когда обстоятельства заставляют удержать-ся от смеха; гнев, подавленный страхом, превращаетсяв сильнейшую ненависть. Наоборот, свободное прояв-ление эмоций дает облегчение. Возражение это скорее

кажущееся, чем реально обоснованное. Во время экс-прессии эмоция всегда чувствуется. После экспрессии,когда в нервных центрах совершился нормальный раз-ряд, мы более не испытываем эмоции. Но когда экспрес-сия в мимике подавлена, внутреннее возбуждение вгруди и животе может проявляться с большей силой,как, например, при подавленном смехе; иногда эмоциявследствие комбинации вызывающего ее объекта с за-держивающим ее влиянием перерождается в совершен-но другую эмоцию, которая, быть может, сопровожда-ется иным и более сильным органическим возбуждением.Если бы я хотел убить врага, но не осмелился сделатьэтого, моя эмоция была бы совершенно иной,  чем та,которая овладела бы мной в случае, когда бы я осу-ществил свое желание. В общем это возражение несо-стоятельно.

Более тонкие эмоции. В эстетических эмоциях теле-сное возбуждение и интенсивность ощущений могут бытьслабы. Эстет может спокойно, без всякого телесноговозбуждения, чисто интеллектуальным путем, оценитьхудожественное произведение. Однако произведения ис-кусства могут вызывать чрезвычайно сильные эмоции, ив этих случаях опыт вполне гармонирует с нашими тео-ретическими положениями. Согласно моей теории, ос-новными источниками эмоции являются центростреми-тельные токи. В эстетических восприятиях (например,музыкальных) главную роль играют центростремитель-ные токи независимо от того, возникают ли наряду сними внутренние органические возбуждения или нет. Са-мо произведение искусства представляет объект ощуще-ния, и поскольку эстетическое восприятие есть объектнепосредственно грубого, живо испытываемого ощуще-ния, постольку и связанное с ним эстетическое наслаж-дение грубо и ярко.

Я не отрицаю, что могут быть тонкие наслаждения,иначе говоря, могут быть эмоции, обусловленные исклю-чительно возбуждением центров совершенно независимоот центростремительных токов. К таким чувствованиямможно отнести чувство нравственного удовлетворения,благодарности, любопытства, облегчения после решениязадачи. Но слабость и бледность этих чувствований, ког-да они не связаны с телесными возбуждениями, весьмарезко контрастируют с более грубыми эмоциями. У лиц,одаренных   чувствительностью и впечатлительностью,тонкие эмоции всегда бывают связаны с телесным воз-

буждением: нравственная справедливость отражается взвуках голоса или в выражении глаз и т. п. То, что мыназываем восхищением, всегда связано с телесным воз-буждением, хотя мотивы, вызвавшие его, могли бытьчисто ителлектуального характера. Если ловкое дока-зательство или блестящая острота не вызывают в наснастоящего смеха, если мы не испытываем телесноговозбуждения при виде справедливого или великодушно-го поступка, то наше душевное состояние едва ли мож-мо назвать эмоцией. Фактически здесь происходит про-сто интеллектуальное восприятие явлений, которые от-носятся нами к группе ловких, остроумных или спра-ведливых, великодушных и т. д. Подобные состояниясознания, заключающие в себе простое суждение, сле-дует отнести скорее к познавательным, чем к эмоцио-нальным душевным процессам.

Описание страха. На основании соображений, выска-занных мной на с. 273, я не стану приводить здесь ника-кого перечисления эмоций, никакой классификации иникакого описания их симптомов. Почти все это чита-тель может вывести из самонаблюдения и наблюденияза окружающими. Впрочем, как образец лучшего опи-сания симптомов эмоции я приведу дарвиновское опи-сание страха: «Страху нередко предшествует изумлениеи так тесно бывает с ним связано, что оба немедленнооказывают действие на чувства зрения и слуха. В обоихслучаях глаза и рот широко раскрываются, брови при-поднимаются. Испуганный человек в первую минутуостанавливается как вкопанный, задерживая дыхание иоставаясь неподвижным, или пригибается к земле, какбы стараясь инстинктивно остаться незамеченным. Серд-це бьется быстро, с силою ударяясь в ребра, хотя край-не сомнительно, чтобы оно при этом работало   болееусиленно, чем обыкновенно, посылая больший противобыкновенного приток крови ко всем частям тела, таккак кожа при этом мгновенно бледнеет, как перед на-ступлением обморока. Мы можем убедиться в том, чточувство сильного страха оказывает значительное влия-ние на кожу, обратив внимание на удивительное мгно-венно наступающее при этом выделение пота.

Потоотделение тем замечательнее, что поверхностькожи при этом холодна (откуда возникло и выражение«холодный пот»), между тем как при нормальном выде-лении пота из потовых желез поверхность кожи быва-ет горяча. Волосы на коже становятся при этом дыбом,

и поверхностные мышцы начинают дрожать. В связи снарушением нормального порядка в деятельности серд-ца дыхание становится учащенным. Слюнные железыперестают правильно действовать, рот высыхает и частото открывается, то снова закрывается. Я заметил гак-же, что при легком испуге является сильное желаниезевать. Одним из наиболее характерных   симптомовстраха является дрожание всех мышц тела, нередко онопрежде всего замечается на губах. Вследствие этого, атакже вследствие сухости рта голос становится сиплым,глухим, а иногда и совершенно пропадает   (obstupuisteteruntque comae et vox faucibus haesit). <...> Когдастрах возрастает до агонии ужаса, мы получаем новуюкартину эмоциональных реакций. Сердце бьется совер-шенно беспорядочно, останавливается, и наступает об-морок: лицо покрыто мертвенной бледностью; дыханиезатруднено, крылья ноздрей широко раздвинуты, губыконвульсивно двигаются, как у человека, который зады-хается, впалые щеки дрожат, в горле происходит гло-тание и вдыхание, выпученные, почти не покрытые ве-ками глаза устремлены на объект страха или безоста-новочно вращаются из стороны в сторону (hue illucvolvens oculos totumque pererrat). Говорят, что зрачкипри этом бывают непомерно расширены. Все мышцыкоченеют или приходят в конвульсивные движения, ку-лаки попеременно то сжимаются, то разжимаются, не-редко эти движения бывают судорожными. Руки быва-ют или простерты вперед, или могут беспорядочно ох-ватывать голову. Гагенауэр видел этот последний жесту испуганного австралийца. В других случаях появля-ется внезапное неудержимое стремление обратиться вбегство, это стремление бывает столь сильно, что самыехрабрые солдаты могут быть охвачены внезапной пани-кой» («Origin of the Emotions»).

Происхождение эмоциональных реакций. Каким пу-тем различные объекты, вызывающие эмоцию, порож-дают. в нас определенные виды телесного возбуждения?Этот вопрос поднят весьма недавно, но были уже сде-ланы с тех пор интересные попытки ответить на него.Некоторые виды экспрессии можно рассматривать какповторение в слабой форме движений, которые прежде(когда еще они выражались в более резкой форме) бы-ли полезны для индивида. Другие виды экспрессии мож-но считать воспроизведением в слабой форме движений,которые при иных условиях являлись необходимыми фи-

зиологическими дополнениями полезных движений. При-мером подобных эмоциональных реакций при гневе илистрахе может служить прерывистость дыхания, котораяпредставляет, так сказать, органический отголосок, не-полное воспроизведение того состояния, когда человекуприходилось действительно тяжело дышать в борьбе сврагом или в стремительном бегстве. Таковы по край-ней мере догадки Спенсера по этому вопросу, догадки,подтвержденные со стороны других ученых.   Спенсертакже, насколько мне известно, первым высказал пред-положение, что другие движения при страхе и гневеможно рассматривать в качестве рудиментарных дви-жений, которые первоначально были полезными.

«Испытывать в слабой степени,— говорит он,— пси-хические состояния, сопровождающие   получение ранили обращение в бегство,— значит, чувствовать то, чтомы называем страхом. Испытывать в слабой  степенидушевные состояния, связанные со схватыванием добы-чи, убиванием и съедением ее, все равно что  желатьсхватить добычу, убить и съесть. •<...> Сильный страхвыражается криком, стремлением к бегству, сердечнымтрепетом, дрожью,— словом, симптомами, сопровождаю-щими действительные страдания, испытываемые от объ-екта, который внушает нам страх. Страсти, связанныес разрушением, уничтожением чего-нибудь, выражают-ся в общем напряжении мышечной системы, в скреже-те зубами, выпусканин когтей, расширении глаз и фыр-кании — все это слабые проявления тех действий, кото-рыми сопровождается убивание добычи. К этим объек-тивным данным всякий может прибавить из личногоопыта немало фактов, значение которых так же понят-но. Каждый может на самом себе убедиться, что душев-ное состояние, вызываемое страхом, заключается впредставлении некоторых неприятных явлений, ожидаю-щих нас впереди, и что душевное состояние, вызывае-мое гневом, заключается в представлении действий, свя-занных с причинением кому-нибудь страдания».

Принцип переживания в слабой форме реакций, по-лезных для нас при более резком столкновении с объ-ектом данной эмоции, нашел себе немало приложенийв опыте. Такие мелкие детали, как оскаливание зубов,обнажение верхних зубов, скашивание рта на сторону,рассматриваются Дарвином как нечто унаследованноенами от предков, которые имели большие глазные зубы(клыки) и при нападении на врага оскаливали их (как

это делают собаки). Подобным же образом, согласноДарвину, поднимание бровей при направлении внима-ния на что-нибудь внешнее, раскрывание рта при изум-лении обусловлены полезностью этих движений. Под-нимание бровей связано с открыванием глаз, чтобы луч-ше видеть, раскрывание рта — с напряженнейшим слу-шанием и быстрым вдыханием воздуха, обыкновеннопредшествующим мышечным напряжениям. По Спенсе-ру, расширение ноздрей при гневе есть остаток дей-ствий, к которым прибегали наши предки, вдыхая носомвоздух во время борьбы, когда они захватывали зуба-ми часть тела противника (!). Дрожь во время страха,по мнению Мантегацца, имеет своим назначением разо-гревание крови (!). Вундт полагает, что покраснение ли-ца и шеи есть процесс, уравновешивающий давление намозг крови, приливающей к голове вследствие внезап-ного возбуждения сердца,

Вундт и Дарвин утверждают, что то же назначениеимеют слезы: вызывая прилив крови к лицу, они от-влекают ее от мозга. Сокращение мышц около глаз,которое в детстве предохраняет глаза от чрезмерногоприлива крови во время крика у ребенка, сохраняется увзрослых в виде нахмуривания бровей, которые всегданемедленно хмурятся, когда мы сталкиваемся с чем-ни-будь неприятным или трудным. «Так как привычкахмуриться перед каждым припадком крика или плачаподдерживалась у детей в течение бесчисленного рядапоколений,— говорит Дарвин,— то она прочно ассоции-ровалась с чувством наступления чего-то бедственногоили неприятного. Затем при аналогичных условиях онавозникла и в зрелом возрасте, хотя никогда не дохо-дила до припадка плача. Крик и плач мы начинаемпроизвольно подавлять в ранний период жизни, от на-клонности же хмуриться едва ли можно когда-либо оту-читься».

Другой принцип, которому Дарвин, по-видимому, неотдает полной справедливости, может быть назван прин-ципом аналогичного реагирования на аналогичные чув-ственные стимулы. Есть целый ряд определений, кото-рые мы употребляем в качестве метафор, говоря о впе-чатлениях, принадлежащих различным чувственным об-ластям: опытные впечатления всевозможных классовмогут быть сладки, богаты или прочны, ощущения всехклассов могут быть остры. Согласно с этим Вундт иПидерит рассматривают многие из наиболее выразительпых реакций на моральные мотивы как символическиупотребляемые выражения вкусовых впечатлений. Нашеотношение к впечатлениям, имеющим аналогию с ощу-щениями сладкого, горького, кислого, выражается вдвижениях, сходных с теми, которыми мы передаем со-ответствующие вкусовые впечатления. «Все душевныесостояния, которые язык метафорически обозначаег горь-кими, терпкими, сладкими, характеризуются мимиче-скими движениями рта, представляющими аналогию с вы-ражением соответствующих вкусовых впечатлений. Ана-логичная мимика наблюдается в выражениях отвра-щения и довольства. Выражение отвращения есть на-чальное движение для извержения рвоты; выражениедовольства аналогично улыбке человека, сосущего что-нибудь сладкое или пробующего что-нибудь губами.

Обычный жест отрицания — вращение головы изстороны в сторону около ее оси — есть остаток того дви-жения, которое обыкновенно производят дети, чтобы вос-препятствовать чему-нибудь неприятному проникнуть имв рот, и которое можно постоянно наблюдать в детской.Это движение возникает у нас в случае, когда стимуломявляется даже простая идея о чем-нибудь неблагопри-ятном. Подобным же образом утвердительное киваниеголовы представляет аналогию с   нагибанием ее дляпринятия пищи. У женщин аналогия между движения-ми, связанными вполне определенно первоначально собонянием, и выражением   морального и социальногопрезрения и антипатии настолько очевидна, что не тре-бует пояснений. При удивлении и испуге мы мигаем,хотя для глаз наших нет никакой опасности; отворачи-ванис глаз на мгновение может служить вполне надеж-ным симптомом того, что ваше предложение пришлосьне по вкусу данному лицу и вас ожидает отказ». Этихпримеров достаточно для того, чтобы показать, что та-кие движения экспрессивны по аналогии.

Но если некоторые из наших эмоциональных реак-ций можно объяснить при помощи двух указанных на-ми принципов (а читатель, наверное, уже успел убе-диться, как проблематично и искусственно при этомобъяснение весьма многих случаев), то все-таки оста-ется много эмоциональных реакций, которые вовсе нель-зя объяснить и они должны рассматриваться нами внастоящее время как чисто идиопатические реакции навнешние раздражения Сюда относятся своеобразныеявления, происходящие во внутренностях и внутренних

железах, сухость во рту, понос и рвота при сильномстрахе, обильное выделение мочи при возбуждении кро-ви и сокращение мочевого пузыря при испуге, зеваниьпри ожидании, ощущение «куска в горле» при сильнойпечали, щекотание в горле и усиленное глотание в за-труднительном положении, «сердечная тоска» при бояз-ни, холодное и горячее местное и общее выделение по-та, краснота кожи, а также некоторые иные симптомы,которые хотя и существую!, вероятно, но еще недоста-точно отчетливо выделены среди других и не получилиособого названия. По мнению Спенсера и Мантегацца,дрожь, наблюдаемая не только при страхе, но и примногих других возбуждениях, есть явление чисто пато-логическое. Таковы и другие сильные симптомы ужа-са — они вредны для  существа,   испытывающего их.В таком сложном образовании, как нервная   система,должно существовать много случайных реакций, эти ре-акции не могли бы развиваться совершенно самостоя-тельно благодаря одной лишь пользе, которую   онисмогли представлять для организма. Морская болезнь,боязнь щекотки, застенчивость, любовь к музыке, на-клонность к различным опьяняющим напиткам должныбыли возникнуть случайным путем. Было бы нелепоутверждать, что ни одна из эмоциональных реакций немогла бы возникнуть таким мнимо случайным путем.