1. Старец - Сборник - Сатпрем

   Жил-был старый-престарый человек. Никто не знал ни сколько  ему  лет,  ни

как его зовут. Он жил на высокой горе, там,  где  великие  реки  берут  свои

истоки; вот, впрочем,  почему  его  называли  человеком  истоков,  а  другие

называли его человеком без имени, а некоторые шалуны прозвали его  человеком

"без-нет", потому что он никогда не говорил  "нет".  Он  смотрел  на  снега,

поверьте мне, на столько снегов, и это было таким поглощающим, что иногда он

отправлялся в другие снега, в неведомый здесь край. У него там  был  большой

ледник, как пирамида, которую называли пирамидой-изо-льда, и  утренний  свет

на гранях льда был таким  искрящимся  и  немного  розовым,  что  иногда  она

уходила в великий свет неизвестного здесь солнца. Этот  человек  без  имени,

без возраста, знал так много всего, что иногда  грезилось,  как  его  любовь

течет как  маленькая  речка,  которая  бьет  там  ключом  и  разливается  на

равнинах, впадая в великую реку среди стольких людей, которые имели  столько

имен и рождались в четырех стенах. Его взгляд уходил далеко-далеко, туда,  к

этим людям и этим равнинам, так далеко, что иногда он  переходил  на  другие

равнины, сегодняшние равнины или более поздние, или же эти равнины  были  до

людей? И его любовь текла и терялась вдали, как великая река, смывая мертвые

тела, печали, унося прах и гирлянды и  потерянный  смех,  черные  и  розовые

наносы, унося все это к древнему Морю, которое хранит все. И он  тоже,  этот

старец без имени, хранил все свое богатство - столько печалей и  потерянного

смеха, и столько мужчин и женщин со столькими именами и  столькими  солнцами

или ночами, прошлыми, сегодняшними или  будущими  -  в  одном  чреве,  таком

глубоком, что иногда  он  сам  поглощался  в  этом  чреве,  ничейном,  таком

древнем, так далеко, что иногда он выходил на другую  сторону  всех  глубин,

всех печалей, всех криков и всего смеха, выходил к  Морю  неведанного  края,

которое, однако, было как маленький источник всего, что  есть  здесь,  всего

свежего, всего юного, всего искрящегося смехом, куда он погружал свои шаги и

пил снежные звезды - было ли это сегодня, было ли это всегда? И  старец  без

имени смотрел, смотрел далеко туда, в то "там", что искрилось здесь,  и  его

глаза раскрывались, становились голубыми, как море,  обрамленное  пеной  или

льдом, а затем они снова закрывались, как всегда,  в  бездне  без  названия,

которая была им самим, во времени без времени,  которое  было  им  самим,  в

ослепительном богатстве какого-то потерянного галиона,  и  старец  не  знал,

смеялся он или плакал, он не знал больше ничего отсюда  или  оттуда,  и  это

было наполненным, как все моря, как все бьющиеся сердца, и это  было  ничем,

как крик  пролетевшей  трясогузки,  секундой  после  того,  как  она  выпила

маленькую жемчужину из водопада.