И мир, и тело, и
сами феномены сознания равно становятся реальностью как сопротивляющаяся
субстанция, как то, что не может быть раз и навсегда учтено, а требует
постоянного приспособления. Содержание сознания существует как не
"растворенный" им остаток. Оно рождается из необходимости преодолеть
непрозрачность не-сознания, репрезентируя его в качестве эмоций, чувственных
ощущений, абстрактных конструкций, языка, мышления, памяти, совести, вины,
морали и пр. Качество предметности связано не просто с отнесенностью вовне
сознания — предметным может быть и само сознание. Явление объективируется самим
фактом представленности в сознании. Уровень же отнесенности определяется
"длиной зонда" сознания и в зависимости от границы автономности может
простираться до любой точки связки "сознание — тело — мир". Членение
диады "субъект — объект" проходит по линии напряженного
взаимодействия, непрозрачная граница между элементами которого и рождает
необходимость субъективного образа объективной реальности. Сам субъект может
появиться лишь в этом разрыве, точке непрозрачности, порождающей одновременно и
субъекта и то, что называлось в средневековой философии "иным".
Граница этого разрыва создает топологию субъекта, не являющуюся постоянной и
однозначной, но рожденную предшествующим индивидуальным опытом и наличной
ситуацией. Топология субъекта не совпадает с эмпирическими границами его тела:
она может быть как вынесена вовне, так и погружена внутрь тела и даже в само
содержание сознания.
В рамках идеи
зонда возможно переосмысление метапсихологии психоанализа. Я и Сверх-Я можно
интерпретировать как превращенные, окаменелые формы объективации истинного
субъекта психоанализа — Оно.
Во всяком случае
данная модель обладает преимуществами экономии: она постулирует не три
автономных психических образования, а только одно, предлагая к тому же вполне
конкретным и универсальный психологический механизм экспликации его производных
форм взамен метафорических конструкций классического психоанализа.
Предложенная
модель построения топологии субъекта имеет не только чисто теоретическое
значение. Она, на мой взгляд, позволяет по-новому поставить целый ряд
достаточно актуальных вопросов: от понимания психопатологических феноменов и
телесности до проблем коммуникаций, обучения, воспитания, власти, наслаждения,
смерти, ответственности, вины и свободы.