КРИТИЧЕСКИЙ РАЦИОНАЛИЗМ

- направление в европейской (преимущественно англо- и немецкоязычной традициях) философии науки, возникшее на основе пересмотра (нео)позитивистской методологии и представлений о сути знания на основе идей позднего

Поппера связанных прежде всего с универсализацией доктрины фальсификационизма и пересмотром роли разума в познании. Принципиальными для понимания сути K.P. являются исходные антиисторицистская и критицистская теоретико-методологические установки Поппера. Видными представителями K.P. являются Дж.Агасси (Израиль), Альберт, Дж.Уоткинс (Великобритания). К этому направлению также относятся У.Бартли, Х.Шпинер, Э.Топич и др. Важную роль в формулировке ряда положений K.P. сыграл К.Хюбнер. Методологически, проблемно и тематически к этому направлению близка "историческая школа" философии науки (по преимуществу американская и берущая свое начало в работах Куна, Лакатоса и Фейерабенда). Без идей (как минимум) Лакатоса и Фейерабенда невозможно проследить становление K.P. как отдельного направления, поэтому "историческую школу философии науки" можно рассматривать (в некоторых отношениях) как самостоятельную версию K.P. В совокупности же их можно анализировать как ядро методологии постпозитивизма. Близок к K.P., но вырос на иных непозитивистских теоретико-методологических основаниях, неорационализм (презентирующий главным образом франкоязычную традицию). Другое их отличие - вовлеченность в проблемное поле первого социально-философской и социально-исторической тематики (в неорационализме в той или иной степени присутствовала вторая, но взятая главным образом лишь в аспекте становления знаниевых систем), ориентированность на удовлетворение запросов определенных социально-политических практик и обоснование политологических доктрин (неоконсервативной в британской традиции и социал-демократической - в немецкой), что было органически не свойственно неорационализму, ограничивавшему себя исследованием области научного (и иного) знания в различных исторически изменявшихся социокультурных контекстах. Начав формироваться как особое направление в 1940-х, в 1970-1980-е K.P. был существенно переосмыслен (тенденция к чему может быть обнаружена уже в 1960-е) именно за счет ориентации на философию социального действия, т.е. за счет социологизации проблематики (прежде всего в немецкоязычной философии), и критики "наивного" и "ортодоксального" фальсификационизма, осуществленной как реализация принципа "критики собственных оснований". В центре доктрины K.P., так или иначе, всегда оказывалось понятие "научной рациональности", с помощью которого как преодолевалось свое собственное "позитивистское прошлое", так и (при его беспрерывном критическом уточнении) шло становление самого направления. Отправной точкой становления K.P. можно считать работу Поппера "Логика научного исследования" (1935), переориентирующую саму стилистику научного мышления с логики "подтверждения" на логику "опровержения" и обосновывавшую необходимость замены доктрины верификационизма (и принципа верифицируемости) доктриной фальсификационизма (и принципом фальсифицируемости). Продуцирование знания тем самым оказывалось связанным не с его индуцированием и опытной проверкой, а с выдвижением рационально формулируемых гипотез, подвергаемых последовательной критике с целью обнаружения их принципиальной (коль скоро они сформулированы исходя из определенных оснований и ситуаций) ограниченности, неуниверсальности, неполноты, несамодостаточности. Научная рациональность задается определенными стандартами и нормами теоретизирования, накладываемыми на конкретные познавательные ситуации (действия познающих субъектов в которых также подчинены определенной логике и соотносимы с контролем соответствующих научных институций). Фактически, фальсификационизм предзадает ход к обсуждению не столько содержательных проблем того, что есть (научное) знание и как оно внутренне структурировано, сколько к выявлению критериев и аргументов в пользу рациональности выбора тех или иных версий знания и правильности его организованности, отличающей научный тип знания от всех возможных его иных типов (метафизики, религии, идеологии, обыденных представлений здравого смысла), что концептуально оформлено как принцип демаркации (отграничения научного знания). В центре внимания философии науки оказывается, таким образом, логика и методология последней (к тому же "обернутая" на организацию деятельности субъекта познания), а содержательно - проблематика границ рациональности (безусловное ядро которой - научная рациональность, построенная как гипотетико-дедуктивная модель знания). Тем самым в основание K.P. была положена принципиально перевернутая схема логического позитивизма философов Венского кружка - в основании научного знания находятся рационально конструируемые схемы объяснения эмпирических данных, которые, в конечном итоге, конвенциально (через правила и нормы) определяют то, что считается эмпирическим базисом научного знания. Последнее начинает все больше (по мере становления K.P. как самостоятельного направления) пониматься как принципиально гипотетическое и проблемное, что позволяет ввести в методологию науки представления о плюральности и вероятности любых научных теоретических моделей. Любое знание (в той мере, в какой оно есть научное знание) принципиально фальсифицируемо (подвержено следованию принципу фальсифицируемости) - любая теория, не поддающаяся опровержению, должна быть квалифицирована как ненаучная (проверка теории - это всегда попытка ее опровергнуть). В конечном итоге, речь должна идти скорее не об истинности тех или иных теорий, а об их оправданности в данной познавательной ситуации (неопровергнутость опытом не может служить критерием истинности). В свою очередь, опровержение опытом теории не есть основание для ее автоматической элиминации (что в последующем и квалифицировалось как наивный и ортодоксальный фальсификационизм), а требует предварительно сужения поля ее применимости, выявления границ ее адекватности, т.е. лишь уменьшает ее универсалистские претензии и ослабляет ее объясняющую силу. Конечное основание смены теории - появление более продуктивной (и нормативно закрепленной) схемы объяснения фактов элиминируемой теории (что позволяет говорить о нарастании прагматической нагруженности в аргументации выбора теории (и ее рациональности в целом) по мере развития самого K.P. Последнее не случайно, так как K.P. может быть рассмотрен как вариант фаллибилизма, одна из первых осознанно артикулированных версий которого принадлежит одному из основоположников прагматизма Пирсу, трактовавшему его как "самокорректируемость" теории под напором новых данных и при применении ее в отличных от исходной познавательных ситуациях. Суть же фаллибилизма сводится к утверждению тезиса о принципиальной погрешимости любых положений научного знания, что и демаркирует последнее по отношению к иным формам знания. Тем не менее, в рамках K.P. фаллибилизм был существенно переосмыслен через соединение с идущей от немецкого классического трансцендентализма установкой на принципиальную критичность (в поздних версиях K.P. - рефлексивность) по отношению к своим основаниям подлинно научной (и философской) позиции. "Линия фальсификационизма" в основаниях K.P. была существенно переинтерпретирована под воздействием идей Лакатоса о научно-исследовательских программах как основе организации научного знания. В научно-исследовательской программе Лакатос различал неизменное "ядро" (обеспечивающее инвариантность организованной целостности какого-либо знания в каждый данный момент) и "защитный пояс" - совокупность постоянно (потенциально) изменяющихся положений, обеспечивающих взаимодействие "ядра" с конкретикой познавательных ситуаций. Идее инвариантного "ядра" научно-исследовательской программы Лакатоса можно поставить в соответствие первоначальное понимание научной парадигмы Куном, как организующей деятельность определенного научного сообщества вокруг конституирующей и в этом качестве догматизируемой и господствующей в данный момент идеи (комплекса идей). Однако если Кун не связывал идею парадигмальности с доктриной фальсификационизма и повлиял, скорее, на последующую социологизацию K.P. через социологизацию своего понятия парадигмы как разделяемых научным сообществом взглядов, то Лакатос имеет непосредственное отношение к реформе K.P.. так как пытался утвердить свои идеи как концепцию "уточненного фальсификационизма". Последняя стимулировала появление и развитие идей "тематического единства" науки Холтона и "метафизических исследовательских программ" Агасси и Уоткинса (типологически она связана и с так называемой "сильной программой" социологии знания Д.Блура, оформившейся за пределами K.P.). Наряду с доктриной фальсификационизма для конституирования K.P. как самостоятельного направления в философии науки важную роль сыграла связанная с ней теория "трех миров". Кроме нередуцируемых друг к другу физического и ментального миров Поппер конституирует существование создаваемого в результате совокупного познавательного освоения человеком действительности растущего "третьего мира" объективного знания, автономного от индивидуальных субъектов. Идея "третьего мира" позволила, с одной стороны, усилить представление о нередуцируемости научного знания к эмпирическому базису науки, а с другой - выявить роль нормативно-организационной (и институциональной) компоненты в оформлении научного знания, сместив поиск критериев его надежности в область теоретического обоснования и выбора. Собственно этот эпистемологический поворот предопределил возможность социологизации проблематики и явился основанием окончательного конституирования в 1960-е, когда появился и сам термин K.P. как отдельного направления. В 1961 выступлениями Поппера с докладом "Логика социальных наук" и Адорно с содокладом "К логике социальных наук" на рабочей сессии Немецкого социологического общества в Тюбингене начался знаменитый "спор о позитивизме", породивший дискуссию в "Кёльнском журнале социологии и социальной психологии" (в дискуссии участвовали также Р.Дарендорф, Хабермас, Альберт), результаты которой (в 1969 и повторно в 1972) были опубликованы отдельной книгой. В 1968 Поппер выступил с программным докладом "О теории объективного духа" на XIV Всемирном философском конгрессе в Вене, посвященном проблематике "третьего мира". В итоге был дан ряд новых формулировок принципиальных для K.P. положений. Во-первых, все приобретенное знание стало пониматься как модификации (а возможно, и отрицания) некоторых исходных форм знания (диспозиций). Во-вторых, стремление приблизиться к истине, усовершенствовав свое знание, было признано утопичным: истина как полный класс всех абсолютно истинных высказываний принципиально недостижима. В-третьих, "третий мир", объективированный через организованности написанных и напечатанных знаков (книги сами по себе без писателей и читателей), остается "миром в себе" (подлинно объективного знания всех субъектов и их деятельности) и лишь "отбрасывает свет" на область познания и когнитивных процессов ("второй мир"). Если "первый мир" физических предметностеи видим глазами , то "третий мир , сам будучи продуктом человеческого духа, "видим умом". Отсюда, в-четвертых, наше знание (в том числе и прежде всего социальное) не просто гипотетично, но и принципиально проблемно: "наука начинается с проблем и кончается проблемами" (Поппер). Лакатос в этом ракурсе предложил механизм "сдвига проблем" как описывающий изменения в знании. Любое предлагаемое решение принципиально уязвимо для критики, предлагаясь, оно критикуется, а из критики вырастают новые "предложения" (не случайно поэтому обозначение поздних версий K.P. как "рационального критицизма" или "панкритического рационализма"). Отсюда же, в-пятых, сдвиг границ демаркации извне (между знанием и незнанием или "неподлинным знанием") внутрь самого знания, в котором можно различать его эпистемо-логическую сущность и его процедурную, интерсубъективную (коммуникационную), институциональную и психологическую нормативные организованности. В связи с этим встает и задача демаркации нормативной области логики исследования (становящейся предметом собственно философии науки, ориентирующейся на выработку правил для оценки и продуцирования суждений о наличных теориях) и области психологии открытий, организующей процесс познания. K.P. адаптировал в этой перспективе для решения своих задач: 1 ) концепцию "практически-регулятивных идей" Хюбнера как "мира правил, по которым мы живем и действуем в каждый данный момент времени" и которые мы применяем для анализа научных теорий, входящих в "исторические системные ансамбли"; 2) "нормативную эпистемологию" Лакатоса, согласно которой рационально действует тот исследователь, который выбирает оптимальную стратегию для наращивания объема эмпирических данных. На основе "нормативной эпистемологии" Лакатос разработал теорию "научной рациональности", позволяющую при ее наложении на материал истории науки производить рациональную реконструкцию этого материала (следует, однако, заметить, что программа реконструкции знания относительно мало практиковалась в собственно K.P., но занимала доминирующие позиции в "исторической школе" философии науки). Дальнейшая радикализация K.P. связана с усилением в нем акцентов на тезисах о релятивности и плюральности знаниевых систем, осуществленным в работах Бартли и Альберта, так или иначе (как через адаптацию, так и через оппонирование) связанных с базовыми установками "методологического анархизма" Фейерабенда (в связи с чем K.P. стали обозначать как "теоретический плюрализм" и "плюралистический фаллибилизм"). Радикализация K.P. была во многом связана и с попыткой дать ответ на порождающий парадоксальность вопрос о том, фальсифицируем ли сам принцип фальсифицируемости. Так, Бартли в своем "панкритическом рационализме" ставил под сомнение возможность артикулирования приемлемых критериев рациональности и пытался показать, что иррационального произвола можно избежать и при отсутствии таких обоснованных критериев. Для этого требуется безжалостная критика своих собственных оснований: "... критике может быть подвергнута сама практика критической аргументации". Аналогичную версию "всеобъемлющего критицизма" (элиминирующего принцип достаточного основания классической методологии) по отношению к своим собственным основаниям предложил и Альберт. У него критическая точка зрения есть и отправная точка для принятия практических рациональных ("конструирующих") решений. Никогда нет единственно верной точки зрения и единственно правильного решения. Следовательно, всегда необходимо формулировать альтернативы, которые могут оказаться обладающими большей эвристической силой и "разрешающей способностью". Отсюда тезис о теоретическом плюрализме, созвучный идеям Фейерабенда и усиленный в "фаллибилистическом плюрализме" Шпинера. Последний в своих построениях исходит из "трилеммы Мюнхгаузена", сформулированной Альбертом, и собственного "парадокса обоснования". Их суть сводится соответственно к тому, что: 1) философ-фундаменталист способен удерживать убедительность и рациональность аргументации лишь в рамках собственных утверждений и теряет обоснованность своих суждений за рамками отстаиваемой концепции; 2) теоретико-познавательные основания, на которых базируется фундаменталистская концепция, должны быть наиболее обоснованы в этой последней, однако именно они оказываются в ней наиболее уязвимыми и бедно аргументированными. В итоге, согласно Шпинеру, разрушаются (должны быть деконструированы) любые модели "обосновывающей философии". Они заменяются в современной эпистемологии моделями "рационально-критического познания без фундамента". Знание принципиально фаллибистично. Будучи неизбежно опровергаемым, оно потенциально ошибочно в том или ином отношении. Это учитывается в исследовательских знаниевых процедурах, которые предполагают единство выдвижения гипотез, их рациональной критики и элиминации ошибок. Именно версия K.P. по Шпинеру претендует на изживание остатков позитивизма, что выливается в формулировку им целостной концепции критики знания, правила которой ревизируют (доводят до предела) идеи позднего Поппера и Альберта в духе, сближающем ее с версией философии науки Фейерабенда (вплоть до заимствования некоторых терминов). Суть этой концепции критики сводится к: 1) установке на максимальное умножение идей; 2) поддержанию механизмов их конкуренции и селективного отбора; 3) элиминированию бесплодных и препятствующих познанию положений; 4) отказу от преждевременной элиминации теорий ("принцип упорства"). Таким образом, критическая программа синтезирует в себе эвристический, селективный, элиминативный и консервативный аспекты как задающие целостность научной методологии. Предел релятивизации знания может быть положен: 1 ) либо введением "догмы" как основания теоретических построений, что оправдано в конкретных познавательных ситуациях, но для познания в целом есть свидетельство отказа от дальнейшего стремления к истине; 2) либо введением метатеории ("теории межтеоретических отношений"), организующих субъектов и нормирующих их взаимоотношения таким образом, чтобы стало возможным рациональное (рамочное) сопоставление теорий при сохранении принципов теоретического плюрализма. Последний путь представляется в K.P. более плодотворным, но он порождает новый комплекс проблем, связанных с возможностью плюрализации на метатеоретическом уровне, что приводит, в конечном итоге, к "парадоксу фаллибилистического плюрализма" - противоположение фаллибилизму антифаллибилистской программы есть необходимое следствие из его установок. Выход из этой ситуации для многих представителей K.P. обнаружился в дальнейшей социологизации (по)знания. При этом возможны две версии соответствующего продолжения, взаимодополняющие друг друга: 1) либо принимается стратегия перевода работы со знанием в проектный режим: (по)знание как создание и реализация конкретных социально ориентированных "рациональных проектов"; 2) либо работа со знанием понимается в установках "социальной инженерии" или "социальной терапии". Однако в любом случае эти версии свидетельствуют об известной исчерпанности возможностей K.P. как направления в философии науки на исходно сформулированных основаниях и переводе его проблематики в дисциплинарность социологии знания. (См. также Поппер, Альберт, Неорационализм, Лакатос, Фейерабенд.)