ЗАМЕЧАНИЕ 2
Находчивый ответ доводам Хиллмана мог бы основываться на том факте, что стили эго несут в себе элементы, соответствующие возрасту. То есть развитие и эго-сознание воздействуют друг на друга, так что глупо проводить раздел между личным развитием и развитием эго-сознания. Но, как мы видели, Хиллман и Гигерих уже отвергли такой подход как редукционистский.
Мне кажется, что нетерпение Хиллмана портит его доводы. Если бы он смог рассмотреть эго как нечто растущее в некоторого рода способствующем окружении, тогда могли бы произойти другие вещи, на которые он надеется. Важно упомянуть это, пытаясь построить мостик между подходами школы Развития и Архетипической школы. Ибо многие согласятся с точкой зрения Хиллмана относительно того, что "подчеркнутая маскулинность подозрительна. Мы знаем, что это должно быть реакцией на фемининные склонности" (1973, с. 105). Мне кажется, что существует нормальное для человека расщепление между желанием расти и желанием, или потребностью, к регрессии (см. ниже, с. 267). Мы можем сказать, вместе с Хиллманом, что чем больше человек проявляет геройства, тем больше он маменькин сын. Но также справедливо и то, что чем теснее инцестная связь с матерью, тем больше нужен герой, для того, чтобы привести в действие объектные отношения и становление отдельной личности.
Можно также сказать, что эго, занятое лишь отделением от матери с помощью побед над ней — это всего лишь фаза обычного развития эго, которая характеризуется клейнианским термином "параноидно-шизоидное состояние". Я говорю о том, что эго занимает позицию "либо-либо" (расщепление или шизоидное функционирование), реагируя на представление материнских преследований и угроз (параноидное функционирование). Эго, которое не деструктивно для воображения, — это эго, которое может функционировать на какой-то иной основе, отличной от либо-либо, и может справиться с амбивалентностью, эмоциональной текучестью и многогранной природой воображаемого мира. Такое эго разделяет характеристики депрессивного состояния, при котором смешанные чувства относительно себя и других можно вынести, агрессию сдержать, фантазии об ущербе залечить, и восприятие матери как человека заменяет удобное расщепление ее на хорошую и плохую, когда только нападают на плохое и любят хорошее.
ЭГО КАК СОЮЗНИК ВООБРАЖЕНИЯ
Хиллман и Гигерих делали акцент на воображении и воображаемом так, как если бы они каким-то образом противопоставлялись эго-сознанию. С другой стороны, Плаут (1966) выдвинул идею о том, что эго-сознание — это важная предпосылка для воображения, и последнее рассматривается как нечто отличное от фантазии (в значении выражения нереализованных желаний). Плаут пришел к выводу о том, что "способность к конструктивному воображению тесно связана, если не идентична, способности доверять"; эта способность зависит от качества эго-сознания и силы эго. И доверию, и способности к воображению могут нанести ущерб дефекты или проблемы в отношениях в раннем детстве. Плаут пришел к этим выводам после работы с пациентами, которые были явно неспособны к воображению.
Исследование Плаутом того, как эго переживает продукты воображения, основывается на более ранних исследованиях (1959), когда он пытался ответить на вопрос: кто или что переживает нечто до того, как эго установится? Теория Плаута состояла в том, что. телесные ощущения ребенка должны быть привязаны или привлекаться частями эго, которые он называл "зональными элементами эго". Со временем они начинают формировать эго-сознание как таковое. Но если есть проблемы в отношениях в раннем детстве, тогда этого не происходит, и мы наблюдаем образование того, что Плаут, случайно используя тот же термин, что и Нойманн, назвал "аварийным эго". Оно кажется сильным, но в действительности оно просто очень хрупко и неспособно пропустить через себя или соотнестись с продуктами воображения. Они либо воспринимаются как нечто, подавляющее эго, либо становятся красивыми картинами, которыми можно потакать себе.
За зональными элементами Плаут видел "архаичное эго", которое присутствует с момента рождения, но которое никогда не становится сознательным. Архаичное эго продолжает существовать в течение всей жизни, и его не следует считать прена-тальным или примитивным. Плаут полагал, что эта идея подкрепляется тем, что мы теперь знаем о деятельности младенцев (см. выше, с. 126).
Я бы выбрал две черты из доводов Плаута, которые подкрепляют мою идею о глубинном аналитическом психологическом подходе к эго. Во-первых, архаичное эго имеется с момента рождения. Это нечто, что существует в течение всей жизни, во многом так же, как первичные и вторичные процессы сосуществуют, по общему мнению, в теории Фрейда. Во-вторых, что существуют огромные различия в качестве эго-сознания в зависимости от того, на какой зоне сосредоточено внимание. Я хочу подчеркнуть идею различных стилей эго.
Когерентное центральное эго должно установиться для того, чтобы пропускать, ассимилируя, поток содержаний из внутреннего во внешний мир. Тогда истинное воображение расцветет в противовес относительно пассивному фантазированию, при котором ментальное содержание не принадлежит человеку, но просто приходит к нему. Эта пассивность — форма умопомешательства, которое возникает вследствие дефекта эго-сознания, вызванного отсутствием ощущения содержания в материнском окружении.
Плаут полагал, что его формулировки соответствовали идее Юнга о трансцендентной функции в том плане, что проницаемое эго находится посередине между индивидуальностью человека и его связью с бессознательной коллективностью. Он комментировал, что в развитии мысли Юнга, видимо, произошло изменение между написанием "Трансцендентной функции" в 1916 году и "Mysterium Coniunctionis" в 1955-1956 гг. В ранней работе Юнг определяет две дополняющие друг друга функции эго — эго дает возможность плавно переходить от одного материала к другому посредством творческой формулировки и, кроме того, дает необходимое понимание такого материала. В более поздней работе Юнг говорит о необходимости сдвига от "чисто перцептивной, т.е. эстетической позиции к позиции суждения" и замечает, что это "совсем не просто". По мнению Плаута, Юнг считает, что эго должно независимо судить о внутреннем содержании, но в то же время отказаться от такого контроля, при котором это внутреннее содержание не могло бы раскрыться.
Содействуя развитию эго-сознанию аналитик, по мнению Плаута, играет роль аналогичную роли матери. Он обеспечивает окружение (сеттинг), которое может содержать возбуждающие переживания и дать им возможность быть ощутимыми и разделенными, а также помогает найти и развить образную систему, которая, будучи выражена словами, становится связанной с сознательной частью эго. Эту последнюю функцию можно рассматривать как передачу пациенту части эго.
Предположение Плаута состоит в том, что мать/аналитик одалживает свое эго ребенку/пациенту, чтобы он мог свести захватывающие переживания в центральное эго и тем самым ощутить единство. Отсюда следует, что то, что лежит за пределами границ эго — ту часть психологических переживаний, которую так ищут Хиллман и Гигерих — теперь можно обсуждать реалистически. Плаут отделяет этот реализм от "совместного энтузиазма по поводу интересных образов (фантазии), которые не обязательно тесно связаны с сердцевиной эго" (1966, с. 136).
ПОСТЪЮНГИАНЦЫ: ВНОВЬ КАПИТУЛЯЦИЯ
Мы рассматривали детально разработанную Нойманном концепцию героического мифа как архетипической метафоры сознания. В ней он подчеркивал то, как неизбежно односторонняя маскулинность уравновешивается новой связью с "фемининным". Фордхам возражал против этого прежде всего из-за того, что Нойманн настаивал на совершенно бессознательном, пассивном состоянии при рождении, а этому противоречит эмпирическое, научное изучение младенцев. Фордхам следовал за Гигерихом, возражая против картины архетипа, которая развивается в концепции Нойманна. Но Гигерих рассматривал теории и Фордхама, и Нойманна как жертвы генетической фантазии о младенчестве и детстве. В свою очередь Гигерих и Хиллман рассматривали героическое эго как нечто изначально враждебное воображению. Хиллман указывал на парадокс: поскольку герой и Великая Мать неразделимы, деятельность героического эго приведет прямо назад к материнскому миру, а не к отделению от матери. Плаут, далекий от того, чтобы рассматривать эго прежде всего как противника воображения, считал совершенно гибкое или всепроникающее эго предпосылкой развития воображения.