IV ПРОБЛЕМА ТИПА УСТАНОВКИ

Они должны были бы своим гармоническим чередованием осуществлять ритм жизни; однако, как представляется, необходимо высочайшее искусство жизни для того, чтобы достичь этого ритма. Для этого надо либо быть совершенно бессознательным, так что естественный закон не нарушался бы никаким актом сознания, либо быть сознательным в еще гораздо более высокой степени, чтобы быть в состоянии также во-лить и осуществлять противоположные движения. Так как наше развитие не может быть направлено вспять, к животной бессознательности, то остается лишь тяжелый путь вперед к более высокой сознательности. Разумеется, такая сознательность, которая сделала бы возможным свободно и намеренно жить великими Да и Нет Жизни,— это прямо-таки сверхчеловеческий идеал, но вместе с тем все же и цель. Наш современный духовный склад, пожалуй, позволяет лишь сознательно волитъ Да и по меньшей мере переносить Нет. Если дело обстоит так, то этим уже многое достигнуто.
Проблема противоположности как внутренне присущего человеческой природе принципа составляет дальнейший этап нашего продвигающегося вперед процесса познания. Эта проблема, как правило,— проблема зрелого возраста. Практическая работа с пациентом, пожалуй, никогда не начинается с этой проблемы, особенно если речь идет о молодых людях. Источником возникновения неврозов у молодых людей, как правило, выступает конфликт между силами реальности и неадекватной, инфантильной установкой, которая каузально характеризуется аномальной зависимостью от реальных или воображаемых родителей, а с точки зрения цели — недостижимыми фикциями (т. е. намерениями и устремлениями). Здесь вполне уместны редукции Фрейда и Адлера. Однако существует, множество неврозов, которые лишь в зрелом возрасте возникают или усугубляются настолько, что пациенты, к примеру, становятся профессионально нетрудоспособными. Разумеется, можно в таких случаях доказать, что уже в юности отмечались необыкновенная зависимость от родителей и всевозможные инфантильные иллюзии, однако все это не мешало людям избирать себе профессию и успешно работать, жениться или выходить замуж и как-то вести семейную жизнь — до того момента в зрелом возрасте, когда прежняя установка проявит свою несостоятельность. В таких случаях, естественно, мало пользы от того, чтобы делать сознательными детские фантазии, зависимость от родителей и т. д., хотя это и является необходимой составной частью процедуры и потому часто оказывается небесполезным. Но по сути дела терапия действительно начинается в таких случаях лишь тогда, когда пациент понимает, что уже не отец и мать стоят у него на пути, а он сам, т. е. бессознательная часть его личности, продолжающая роль отца и матери. Однако это понимание, сколь бы полезным оно ни было, носит пока еще негативный характер, т. е. оно лишь гласит: «Я знаю, что это не отец и мать противостоят мне, но я сам». Но кто же в нем противостоит ему? Что это за таинственная часть его личности, скрывавшаяся за образами отца и матери и так долго заставлявшая его верить, что причина его недуга некогда внедрилась в него извне? Эта часть есть противоположность его сознательной установки, до тех пор не дающая ему покоя и мешающая ему, пока он ее не примет. Разумеется, для молодых людей освобождение от прошлого может оказаться достаточным; ибо перед ними простирается манящее будущее, богатое возможностями. Достаточно лишь разорвать некоторые узы, и жажда жизни сделает остальное. Однако перед нами стоит другая задача, когда мы имеем дело с людьми, у которых уже болшая часть жизни позади, которым уже не улыбаются какие-либо особенные возможности в будущем и у которых впереди все те же давно уже привычные обязанности и сомнительные удовольствия приближающейся старости.
Если нам удается освободить молодых людей от их прошлого, то мы видим, что они переносят образы своих родителей на более подходящие замещающие фигуры: чувство, которое было связано с матерью, теперь направляется на жену и авторитет отца уступает место авторитету уважаемых учителей и начальников или же институтов. Это, правда, не фундаментальное решение проблемы, но практический путь, по которому бессознательно и поэтому без особых достойных упоминания препятствий и противодействий идет и нормальный человек.
Однако иначе выглядит проблема, стоящая перед взрослым, который, с большими или меньшими трудностями, уже прошел эту часть пути. Он уже освободился от — давно уже, может быть, умерших — родителей, он искал и нашел свою мать в жене (или в муже — отца), он почитал своих учителей и институты, сам стал отцом (или матерью), он, возможно, и это все уже имеет позади и научился понимать, что то, чтб сперва означало для него поддержку и удовлетворение, оказалось тягостным заблуждением, юношеской иллюзией, на которую он теперь оглядывается отчасти с сожалением, отчасти с завистью, так как впереди у него нет уже ничего, кроме старости и конца всех иллюзий. Здесь нет уже ни отца, ни матери; все то из его иллюзий, чтоб он проецировал в мир и в вещи, вернулось постепенно к нему назад отработанным и изжившим себя. Энергия, возвращающаяся из всех этих отношений, приходится на долю бессознательного и оживляет в нем все то, развитием чего он до сих пор не занимался.
Скованные в неврозе движущие силы, будучи освобожденными, сообщают молодому человеку душевный подъем и ожидание и возможность дальнейшего развития его жизни. Для человека, находящегося на второй половине своего жизненного пути, развитие дремлющей в бессознательном противоположной функции означает некоторое обновление жизни. Однако это развитие уже не проходит через освобождение от инфантильных привязанностей, через разрушение инфантильных иллюзий и перенесение старых образов на новые фигуры, а проходит оно через проблему противоположности.
Принцип противоположности лежит, разумеется, уже в основе юношеского духовного склада, и психологической теории юношеской психики следовало бы учитывать этот факт. Воззрения Фрейда и Адлера поэтому противоречат друг другу лишь тогда, когда они притязают на то, чтобы выступать в качестве общезначимой теории. Поскольку же они удовлетворяются тем, чтобы оставаться техническими вспомогательными представлениями, они не противоречат друг другу и не исключают друг друга. Психологическая теория, которая должна быть чем-то большим, чем только техническое средство, должна базироваться на принципе противоположности; ибо без этого принципа она могла бы реконструировать лишь некоторую невротически несбалансированную психику. Без противоположности не существует ни равновесия, ни саморегулирующейся системы. Психика, однако, есть саморегулирующаяся система.
Продолжая ту линию нашего рассуждения, от которой мы отклонились, можно сказать, что теперь становится ясно, каким образом именно в неврозе могут быть заключены те ценности, которых не хватает индивидууму. Мы можем теперь снова вернуться к рассмотренному случаю молодой дамы и применить к нему полученное знание. Если мы предположим, что эта больная «проанализирована», т. е. благодаря лечению ей стало ясно, какие бессознательные мысли скрывались за ее симптомами, в результате чего она снова вступила во владение той бессознательной энергией, которая составляла силу симптома,— то тогда возникает практический вопрос: что же должно произойти со свободной отныне энергией? В соответствии с психологическим типом больной было бы разумно снова перенести эту энергию на объект: например, это могла бы быть филантропическая деятельность или еще что-нибудь полезное. В исключительных случаях — для особенно энергичных натур, которые не боятся при случае довести себя до самоистязания, или для людей, склонных именно к такого рода деятельности, этот путь возможен, но в большинстве случаев — нет.