IV ПРОБЛЕМА ТИПА УСТАНОВКИ

Ибо война — точно так же, как и личная борьба,— есть хотя и самое древнее из всех возможных средств разрешения противоречий между волями, однако именно поэтому — самое нецелесообразное, сопряженное со злейшим расточительством энергии. Полное устранение как потенциальной, так и актуальной войны всецело отвечает поэтому смыслу энергетического императива и является одной из важнейших культурных задач современности»6.
Однако иррациональность судьбы пожелала не того, чего хотела рациональность стремящихся к добру мыслителей, а захотела не только пустить в дело горы накопленного оружия и множество солдат. Нет, она захотела гораздо большего, чем только этого — а именно: чудовищного, безумного опустошения, массового убийства небывалых масштабов,— из чего человечество, вероятно, могло бы сделать вывод о том, что все же посредством рационального умысла можно, пожалуй, овладеть лишь одной стороной судьбы.
То, что следует сказать о человечестве вообще, относится также и к каждому отдельному человеку; ибо все человечество состоит исключительно из отдельных людей. И то, что является психологией человечества, это также и психология отдельного человека. В мировой войне мы пережили осуществление страшной расплаты с рациональной предумышленностью цивилизации. То, что у отдельного человека называется «волей», у наций называется «империализмом»; ибо воля есть проявление власти над судьбой, т. е. исключение случайного. Цивилизация есть рациональная, с волей и намерением реализованная «целесообразная» сублимация свободных энергий. В случае отдельного человека дело обстоит точно так же. И подобно тому как идея всеобщей культурной организации претерпела в этой войне чудовищную корректировку, точно так же и отдельному человеку в своей жизни нередко приходится на опыте узнавать, что так называемые «находящиеся в свободном распоряжении» энергии не позволяют распоряжаться собой.
В Америке у меня однажды консультировался один коммерсант, которому было около 45 лет; его случай хорошо иллюстрирует только что сказанное. Это был типичный американец, самостоятельно выбившийся в люди из самых низов. Он был очень удачлив и основал солидное предприятие. Ему удалось постепенно поставить дело так, что он мог уже подумывать о том, чтобы отойти от руководства. За два года до того, как я с ним встретился, он ушел на покой. До этого он жил исключительно своим делом и концентрировал на нем всю свою энергию с той невероятной интенсивностью и односторонностью, которая характерна для преуспевающего американского бизнесмена. Он купил себе великолепную виллу, где и намеревался «жить», думая при этом о лошадях, автомобилях, гольфе, теннисе, «parties»(* «Развлечениях» (фр.).) и т. д. Однако он просчитался. Ставшая «свободной» энергия отнюдь не была привлечена всеми этими манящими перспективами, но упорно сосредоточилась на чем-то совсем ином, а именно: после нескольких недель долгожданной счастливой жизни он начал прислушиваться к некоторым необычным ощущениям в теле, и еще нескольких недель оказалось достаточно, чтобы повергнуть его в небывалую ипохондрию. Нервы его совершенно расстроились. Он, здоровый, физически необычайно крепкий, на редкость энергичный человек, превратился в плаксивого ребенка. Он утратил все свое мужество. Одни страхи сменялись другими, и он чуть ли не до смерти изводил себя ипохондрическими придирками и подозрениями. Тогда он проконсультировался у одного известного специалиста, который сразу совершенно правильно определил, что пациент нуждается лишь в одном, а именно — в работе. Это понял и сам пациент, и он занял свою прежнюю должность. Однако — к его огромному разочарованию — у него не возникало никакого интереса к своему делу. Ни терпение, ни решимость не помогали. Уже никакими средствами не удавалось направить энергию на дело. Тогда его состояние, разумеется, еще больше ухудшилось. Все то, что прежде было в нем живой творческой энергией, со страшной деструктивной силой обернулось теперь против него самого. Его творческий гений в известном смысле восстал против него, и подобно тому как прежде он творил в мире великие организационные дела, так теперь его демон творил не менее рафинированные хитросплетения ипохондрических иллюзорных умозаключений, которые просто убивали этого человека. Когда я его увидел, он в духовном отношении уже представлял собой развалину. Я все же попытался разъяснить ему, что хотя подобная гигантская энергия и может быть отвлечена от дела, однако весь вопрос в том, на что ее направить. Порой даже самые прекрасные лошади, самые быстрые автомобили и самые увлекательные «parties» не могут служить приманкой для энергии, хотя, разумеется, было бы вполне разумным полагать, что человек, посвятивший всю свою жизнь серьезной работе, в определенном смысле имеет естественное право на радости жизни. Да, если бы судьба распоряжалась в соответствии с человеческим разумом, тогда, пожалуй, дело должно было бы обстоять так: сначала работа, затем заслуженный отдых. Однако все происходит как раз иррационально, и самым неподобающим образом энергия требует того «уклона», который приходится ей по вкусу, а иначе она просто накапливается и, не находя себе выхода, становится деструктивной. Она возвращается к прежним ситуациям, в данном случае — к воспоминанию о заражении сифилисом, случившемся с ним 25 лет назад. Однако и это было лишь этапом на пути возрождения инфантильных реминисценций, которые уже было почти исчезли у него. Именно изначальное отношение к матери определило направленность его симптоматологии: это был «способ» привлечь к себе внимание и интерес своей (давно умершей) матери. Однако и эта стадия не была окончательной; ибо цель состояла в том, чтобы в известном смысле вернуть его к его собственному телу, после того как начиная с юности вся его жизнь была сосредоточена лишь в голове. Он дифференцировал одну сторону своего существа; другая же сторона осталась пребывать в глухом, так сказать телесном, состоянии. Но именно эта другая сторона нужна была бы ему для того, чтобы он мог «жить». Ипохондрическая «депрессия» как бы снова принудительно возвратила его к телу, которое он всегда игнорировал. Если бы он смог последовать направленности депрессии и ипохондрической иллюзии и осознать те фантазии, которые происходили из такого состояния, то это было бы путем к спасению. Однако мои аргументы, как и следовало ожидать, не встретили сочувствия. Столь запущенный случай можно лишь попытаться — пока человек еще не умер — облегчить, но едва ли уже можно его вылечить.
Этот случай ясно показывает, что мы не можем произвольно переводить «свободную» энергию на тот или иной рационально выбранный объект. То же самое в общем относится и к тем якобы свободным энергиям, которые мы получаем, с помощью редуктивных, выжигающих средств, разрушая их неподобающие формы. Как уже было отмечено, такая энергия в лучшем случае лишь на короткое время может подчиняться управлению. Но по большей части она противится тому, чтобы сколько-нибудь длительный период придерживаться рационально навязываемых ей возможностей. Психическая энергия есть реальность прихотливая, которая хочет реализовывать свои собственные условия. Энергии может быть сколько угодно, однако мы не сможем использовать ее до тех пор, пока нам не удастся создать для нее надлежащий «уклон».