V. АДАМ И ЕВА

600   "Старый Лдам", конечно, мог "вновь быть рожденным" Сула-мифью, черной матерью, только потому, что когда-то каким-то образом он проник в нее. Но это мог быть только старый, греш­ный Адам, ибо чернота Суламифи  —  это признак греха, греха первородного, что ясно следует их текста. За этой идеей стоит архетип Антропоса, который попал под власть Физис, но мне представляется сомнительным, чтобы наш автор имел хоть какие-то осознанные сведения об этом мифе. Если бы он действительно был знаком с каббалистической мыслью, то он бы знал, что Адам Кадмон, духовный Первый Человек, был "Идеей" в платоновом смысле, и никак не мог быть отождествлен с грешным человеком. По сформулировав уравнение "старый Адам" - Адам Кадмон, автор соединил две противоположности. Стало быть, этот пассаж можно истолковать следующим образом: черная Суламифь рождает антитезу "старого Адама": Адама Кадмона. Ее явная связь с землей как матерью всех живых существ ясно говорит о том, что ее сыном был грешный Адам, а не Адам Кадмон, который, как мы уже ви­дели, является эманацией Эн Софа. Тем не менее, соединяя эти две противоположности, текст представляет их обоих порождением Су­ламифи.  "Старый Адам" и Первичный Человек представляются тождественными друг другу, и автор в свое оправдание может сказать, что под "старым" он понимал первого или первоначального Адама. И на это ему трудно будет возразить.

601   Насколько величественен Первичный Человек, настолько же низменен грешный, эмпирический человек. Феномен их соедине­ния, с которым мы так часто встречаемся в психологии сновиде­ний и примитивных народов, — это не простая случайность; со­единение это основано на их принадлежности к одному и тому же виду; в какой-то момент проявляется тождественность противопо­ложностей, что подразумевает возможность их соединения. Одним из самых распространенных примеров этого феномена является тож­дественность бога и его животного-атрибута. Такие парадоксы про­истекают из не-человеческого качества бога и животной психологии. Божественная психе настолько же выше человеческой, насколько далеко животная психе уходит в дочеловеческие глубины.

602   "Старый Адам" соответствует примитивному человеку, "тени" нашего сегодняшнего сознания, а корни примитивного человека     находятся в животном человеке ("хвостатом" Адаме)²⁰⁷, который уже давно исчез из нашего сознания. Даже примитивный человек     стал для нас незнакомцем, так что нам придется вновь открывать     его психологию. Отсюда и определенное удивление, когда ана­литическая психология обнаружила в "продукции" бессознательного современного человека так много архаического материала,    а также зловещую тьму животного мира инстинктов. Хотя "инстинктам" или "импульсам" можно дать физиологические и би­ологические определения, объяснить их таким образом нельзя, ибо они также являются психическими сущностями, которые про- являются в мире фантазий, принадлежащем только им. Они это не просто физиологические или биологические феномены, в то же время, они даже в своем содержимом, являются наполнен­ными смыслом фантазиями символического характера. Инстинкт воспринимает свой объект не слепо и не наугад, а смотрит на него с определенной психической "точки зрения" или дает ему конк­ретное толкование; ибо каждый инстинкт a priori связан с соответствующим образом ситуации,  косвенным доказательством чему служит симбиоз животных и растений. В случае с человеком мы можем направить проницательность в этот замечательный мир "магических" идей, который группируется вокруг инстинктов и не только выражает их форму и манеру проявления, но и "спус-кает их с цепи"²⁰⁸. Мир инстинкта, каким бы простым он не казался рационалисту, на примитивном уровне проявляет себя как сложная система физиологических фактов, табу, ритуалов, клас­совых систем и племенного фольклора, которая с самого начала, предсознательно набрасывает на инстинкт узду и заставляет его служить высшим целям. В естественных условиях безграничное желание инстинкта реализовать себя находится в определенных духовных рамках,  в результате чего оно дифференцируется и становится годным для использования на различных направле­ниях. Ритуалы на примитивном уровне являются неистолкован-ными жестами; на высшем уровне они становятся мифологизи­рованными.

603   Изначальная связь между образом и инстинктом объясняет взаимозависимость инстинкта и религии в самом общем смысле. Между этими двумя сферами существуют отношения взаимной компенсации, и под "инстинктом" мы должны понимать не про­сто "Эрос", а все, что занесено в графу "инстинкт"²⁰⁹. "Религия" на примитивном уровне представляет собой психическую регули­рующую систему, скоординированную с динамизмом инстинкта. На высшем уровне эта изначальная взаимозависимость иногда утрачивается, и тогда религия легко может стать лекарством от инстинкта, в результате чего первоначальные компенсирующие отношения вырождаются в конфликт, религия "окаменевает" в формализме, а инстинкт теряет свою силу. Раскол такого рода не происходит в результате простой случайности и не является бессмысленной катастрофой. Он, скорее, находится в природе самого эволюционного процесса, в расширении и дифференциа­ции сознания. Ибо, как не бывает энергии без напряжения между противоположностями, так не может быть сознания без воспри­ятия различий. Но любое более сильное подчеркивание на раз­личий приводит к полярности и, в конце концов, к конфликту, который поддерживает необходимое напряжение между противоположностями. Это напряжение требуется, с одной стороны, для увеличения производства энергии, а с другой — для дальнейшей дифференциации различий; и то, и другое, являются обязатель­ными условиями развития сознания. Но, хотя этот конфликт, вне всякого сомнения, полезен, у него имеются и явные недостатки, которые иногда оказываются источниками неприятностей. Затем начинается контр-движение, попытка примирить враждующие стороны. Поскольку этот процесс бесчисленное количество раз повторялся в течение многих тысяч лет развития сознания, то сформировались соответствующие обычаи и действия, предназначенные для сведения противоположностей воедино. Эти прими­ряющие процедуры являются ритуалами, отправляемыми чело­веком, но их содержание является актом помощи или примире­ния, эманирующимся из божественной сферы, в настоящем ли времени или в прошлом. Как правило, ритуалы связаны с пер­воначальным состоянием человека и с событиями, которые имели место в век героев или далеких предков. Обычно, божество вме­шивается и оказывает помощь, если имеет место ущербное состо­яние или состояние беспокойства, и это божественное вмешатель­ство повторяется в ритуале. Возьмем простой пример: Если не растет рис, член племени, тотемом которого является рис, строит себе хижину на рисовом поле и рассказывает рису, как тот в первый раз вырос из своего предка-риса. Тогда рис вспоминает свое происхождение и снова начинает расти. Ритуальное воспоминание о предке имеет тот же эффект, что и вмешательство предка.

604 Исходная ситуация беспокойства состоит либо в уходе друже­любных богов и появлении вредоносных, либо в отчуждении бо­гов, вызванном небрежением, глупостью, святотатством человека Или (с точки зрения даосизма) произошедшим по непонятным причинам расколом²¹⁰ между небом и землей, которые теперь смогут вновь соединиться только в том случае, если мудрец пос­редством ритуальной медитации вновь восстановит в себе Дао. Таким образом он создает гармонию между его собственными небом и землей²¹¹.

605 Если в условиях ущербного состояния портится рис, то и человек тоже дегенерирует, будь-то по злой воле богов или по своей собст­венной глупости или греховности. Он вступает в конфликт со своей изначальной природой. Он забывает о своем происхождении от первого человеческого предка, стало быть, в этом случае требуется ритуал анамнеза (вызывания воспоминания). Поэтому-то архетип Человека, Антропос, и составляет сердцевину великих религий. В идее homo maximus соединяются Верх и Низ творения.

6. ТРАНСФОРМАЦИЯ

606 Появление Адама Кадмона имеет характерные последствия для уламифи: оно приносит с собой solificatio, просветление "внут-ностей головы". Это завуалированный, но типичный для психологии алхимика намек на "преображение" (glorificatio) адепта или его внутреннего человека. Ибо Адам — это "interior homo noster", Первичный Человек внутри нас.

607   В свете вышеприведенных замечаний в тексте Елиазара прояв­ляется весьма небезынтересный аспект и, поскольку ход мысли автора характерен для основных идей алхимиков, значение со многими гранями. В тексте изображена ситуация беспокойства, со­ответствующая алхимическому nigredo: вина окрасила землю-не­весту в черный цвет. Суламифь относится к той категории черных богинь, имена которых означают "земля" (Исида, Артемида, Пар-вати, Мария). Ева, как и Адам, вкусила плод с древа познания и тем самым "вломилась" в царство божественных привилегий      "и вы будете, как боги, знающие добро и зло". Иначе говоря, она непреднамеренно обнаружила возможность нравственного созна­ния, которое дотоле находилось вне человеческой сферы. В результате обнажилась полярность, что незамедлительно привело к соот­ветствующим последствиям. Земля была отделена от неба, изна­чальный рай был закрыт, величие Первого Человека погибло, Малхут стала вдовой, огненное "ян" ушло в мир иной, а влажное "инь" окутало тьмой человечество, дегенерировавшее из-за своего посто­янно растущего тщеславия и, в конце концов, смытое черными во­дами Потопа, которые грозили гибелью всем живым существам, но, с другой стороны, могли более оптимистично восприниматься, как смывающие черноту. Ной также выглядит в ином свете: он представляется уже не беглецом, ищущим спасения от катастрофы, а Повелителем Вод, жрецом очищения. Тем не менее этого оказалось недостаточно, потому что Суламифь тут же попала в неприятности противоположного характера  -  в пустыню, где ей, как и детям Израиля, угрожало зло в форме ядовитых змей²¹². Это намек на тяготы Исхода, который, но сути, был повторением изгнания из рая, поскольку прощание со злачными заведениями Египта, было таким же болезненным, как и перспектива каменистой почвы, из которой наши первые предки были вынуждены добывать себе пропитание в поте лица. Но даже и это экстремальное испытание не привело к достижению цели, потому что Суламифь по-пре­жнему пригвождена к черному кресту. Идея креста указывает уже не на простую, а на двойную антитезу, то есть на quaternio. Алхимик понимал его прежде всего как пересечение элементов:

           Воздух
              |
Огонь   --+--     Вода
              |
           Земля

или четырех качеств:

        Сухость
           |
Тепло --+-- Холод
           |
        Влага

Мы знаем, что пригвождение к кресту означает болезненное "под­вешенное" состояние, или распад на части, разлетающиеся в че­тыре стороны²¹³ Стало быть, алхимики поставили перед собой задачу примирения враждующих элементов и сведения их в еди­ное целое. В нашем тексте "подвешенное" состояние ликвидиру­ется, когда беспокоящая чернота смывается "страданиями и ук­сусом". Это явный намек на "иссоп и желчь", которые подали Христу вместо питья. В часто цитируемом тексте Майера, "стра­дания и уксус" заменяются меланхолией nigredo, противопостав­ленной "радостному веселью" отпущения грехов. Очищение стра­даниями и уксусом, в конце концов, приводит, как к отбелке, так и к solificatio "внутренностей головы" (вероятно, речь идет о мозге или даже о душе). Мы можем дать этому только одно толкование — Суламифь переживает трансформацию, подобную трансформации Парвати, опечаленной своей чернотой и получив­шей от богов золотую кожу. Здесь мы должны подчеркнуть, что это lapis или гермафродит, подобно четвертованному, или разо­рванному на части, или распятому на Четверице богу, представ­ляет конфликт элементов и страдает от него, в то же самое время воздавая единство Четверицы; кроме того, он тождественен про­дукту этого единства. Алхимики не могли не отождествить своего Первичного Человека с Христом, которого наш автор заменяет Адамом Кадмоном.

608   Поскольку в алхимии солнце и золото являются эквивалент­ными концепциями, solificatio означает, что "внутренности голо­вы" — что бы мы под этим ни понимали — трансформируются в свет, или "Марез", драгоценную белую землю. И сердце Сула-мифи засверкает "подобно карбункулу". Уже в Средневековье карбункул считался синонимом lapis²¹⁴. Здесь присутствует вполне прозрачная аллегория: если в голове светло, то в сердце полыхает любовь.

609   Стало быть, разница между Суламифью и Парвати заключа­ется в том, что Парвати трансформировалась внешне, а Сула-мифь       внутренне. Внешне она остается такой же черной, как и была. В отличие от Суламифи из Песни Песней, чья кожа "смуг­ла", наша Суламифь утверждает, что чернота "пристала" к ней, подобно нанесенной краске, и что ее нужно всего лишь раздеть, чтобы обнажить ее "внутреннюю красоту". Из-за совершенного Евой греха ее окунули в чернила, в "раствор", отчего она и по­чернела. Так в исламской легенде драгоценный камень, который Аллах дал Адаму, почернел из-за его грехов. Если яд проклятия будет извлечен из нее — что явно должно произойти с появлением Любимого       тогда ее "самое внутреннее семя", ее "первый ре­бенок" , вырвется па свободу. В этом контексте под этим ребенком может пониматься только Адам Кадмон. Он       единственный, кто любит ее, невзирая на ее черноту. Но похоже на то, что эта чернота является не просто оболочкой, потому что она никогда не будет сорвана; она просто компенсируется внутренним светом Суламифи и красотой самого статуса, невесты. Поскольку Суламифь символи­зирует землю, в которой погребен Адам, она также представляет и прародительницу. В этом своем качестве черная Исида вновь со­единяет члены разрубленного на куски своего брата-жениха Оси­риса. Так Адам Кадмон появляется здесь в классической форме сына-возлюбленного, который, в священном браке солнца, и луны, воспроизводит себя в матери-возлюбленной. Соответственно, Сула­мифь берет на себя древнюю роль прислужницы Иштар. Она яв­ляется священной блудницей (meretrix) —  одно из алхимических названий таинственной субстанции.

610 Переход Суламифи с одного полюса на другой — это не гениаль­ная находка автора, а обычная традиционная алхимическая точка зрения, что "наш ребенок", сын Философов, — это ребенок солнца

и луны. Но поскольку сын представляет самого Первичного Че­ловека, он, в то же самое время, является и отцом своих родите­лей. Алхимия была настолько пропитана идеей кровосмеситель­ной связи матери и сына, что она автоматически свела Суламифь из Песни Песней к се историческому прототипу²¹⁵.

611 Мы уделили надлежащее внимание норовистой природе чер­ноты Суламифи. Но большое значение имеет также и то, что "старый Адам" упоминается в таком контексте, в каком явно имеется в виду совершенный Адам, каким он был до грехопаде­ния, сияющий Первичный Человек. Точно так же, как черная Суламифь не достигает окончательного апофеоза, абсолютного albedo, так нет и необходимого подтверждения того, что первый Адам превратился во второго, который, в то же самое время, является отцом первого. Мы не можем удержаться от подозрения, что, точно так же, как никуда не девается чернота, старый Адам не совершит окончательного превращения. Может существовать и более глубокая причина того, почему выражение "старый Адам" не только не беспокоит автора, но наоборот, кажется ему совершенно справедливым. К сожалению, гораздо более справед­ливым будет утверждение, что перемена к лучшему не приносит с собой полного превращения тьмы в свет, а зла — в добро и, в лучшем случае, является компромиссом, в котором "лучшее" только ненамного лучше "худшего". Стало быть, осложнения со "старым Адамом" не являются простой случайностью, поскольку они образуют фактор в архетипическом quaternio, составленным следу­ющим образом: 

        Черная Суламифь

Старый Адам  +  Адам Кадмон

     Просветленная Суламифь

или

           Второй Адам

Первый Адам + Черная возлюбленная

       Божественная невеста

612 Эта структура cooтветсвует браку quaternio, о котором идет речь в "Психологии переноса"²¹⁶, и который основан на опреде­ленных психических фактах и имеет следующую структуру:

        Анимус

Супруг + Супруга

         Анима

или

       Анимус

Супруг + Анима

      Супруга

613 Хотя это quaternio играет значительную роль в алхимии, оно является не продуктом рассуждений алхимиков, а архетипом, про­явление которого можно обнаружить уже в примитивной брачно-классовой системе (система четырех родственников). Будучи Чет-верицей, он представляет весь здравый рассудок и формулирует психическую структуру совокупности человека. Она выражает, с одной стороны, структуру индивида, то есть мужское или женское это в соединении с бессознательным противоположного пола, а с другой — связь это с другим полом, без которой психологический индивид неполон. (Под этим я понимаю прежде всего психическую связь.) Но в этой схеме отсутствует идея трансформации, столь характерная для алхимии. Будучи научной дисциплиной, эмпири­ческая психология не в праве решать, что "выше" — осознающее эго или анима, которая, как и эго, обладает положительным и от­рицательным аспектами. Наука не дает никаких оценок "духовной ценности" чего-либо, и хотя в психологии есть концепция "ценнос­ти", она является ни чем иным, как концепцией "интенсивности": один комплекс идей имеет большую ценность, чем другой, если его способность к ассимиляции оказывается сильнее²¹⁷. Корни алхими­ческой идеи трансформации находятся в духовной концепции цен­ности, в соответствии с которой "трансформированный" — это более ценный, более хороший, более высокий, более духовный и т.д. Эмпирический психолог ничего не может этому противопос­тавить. Но поскольку "оценивание" есть функция чувства и оно все-таки играет определенную роль в психологии, то "ценность" должна каким-то образом приниматься во внимание. Это проис­ходит, когда определение "ценность" объекта воспринимается, как неотъемлемая часть его описания.

614    Как нравственная, так и энергетическая ценность осознающей и бессознательной личности у разных индивидов разная. Как правило, осознающая сторона доминирует, несмотря на большое количество ограничений. Стало быть, схема психологической структуры, если ее сравнивать с алхимической схемой, должна быть дополнена идеей трансформации. Такая операция в принци­пе возможна, поскольку процесс осознания анимы и анимуса дей­ствительно приводит к трансформации личности. Потому-то эта проблема интересует прежде всего психотерапевтов. Основной терапевтический принцип заключается в том, что это осознанное понимание является важным элементом трансформации личнос­ти. Благоприятный аспект любой такой трансформации оценива­ется как "улучшение". Такое заключение делается прежде всего на основе заявлений самого пациента. Под улучшением, в первую очередь, понимается улучшение его психического здоровья, но речь может также идти и о нравственном улучшении. Подтвердить до­стоверность этих заявлений становится все труднее или вообще не­возможно, когда "оценивание" незаметно вторгается на участок, огражденный философскими или теоретическими предубеждения­ми. Весь вопрос "улучшения" настолько деликатен, что покончить с ним гораздо легче волевым решением, чем осторожными размышле­ниями и сравнением, что так оскорбляют всех этих "ужасных упрос­тителей", которые, как правило, и возделывают данную грядку.

615   Хотя факт трансформации и улучшения не может быть под­вергнут сомнению, тем не менее, очень трудно подобрать для них подходящий термин, который не стал бы причиной недоразуме­ния и умещался бы в нашу схему. Человек Средневековья, как и наши упростители, был всегда достаточно наивен, чтобы знать, что для него "лучше". Мы не отличаемся такой уверенностью и, кроме того, мы чувствуем некоторую ответственность перед теми, кто придерживается отличного мнения. Мы не можем наслаж­даться радостной верой в то, что все остальные неправы. По этой причине мы, скорее всего, будем вынуждены отказаться от стрем­ления выразить посредством терминологии нашей схемы тот тип траснформации, который связан с осознанным пониманием и его неразлучной спутницей — целостностью (индивидуацией).

616  Для наивного человека несовершенный, грешный старый Адам попросту является антиподом совершенного "Первичного Челове­ка", а темная Ева — антиподом просветленного и, соответственно, более благородного существа. Современная точка зрения более ре­алистична, поскольку она извлекает из проекции архетипическую схему, которая поначалу отражала мифологическую ситуацию, и населяет сцену не сказочными персонажами, а реальными челове­ческими существами и их психе. Тогда мужчина или мужское эго-сознание противопоставляется анимусу, мужскому образу в бессознательном женщины, который заставляет ее либо переоценивать мужчину, либо защищаться от него. Образом, который противопос­тавляется женщине и ее женскому эго-сознанию, является анима источник всех иллюзий, пере- и недооценок, в которых мужчина виновен по отношению к женщине. В этой схеме ничто не указывает на то, что мужчина лучше аиимуса или vice versa, или что анима — это "высшее" существо по сравнению с женщиной. Нет там также и никаких указаний на то, в каком направлении движется развитие. Ясно только одно      когда в результате длительной технической и нравственной процедуры пациент обретает знание этой структу­ры, основанной на ощущении, наступает интеграция или процесс завершения индивида, который, таким образом, приближается к це­лостности, но не к совершенству        идеалу некоторых мировых философий. В Средние Века "философия" возвышалась над фак­тами до такой степени, что примитивному металлу свинцу приписы­валась способность при определенных условиях превращаться в зо­лото, а темному, "психическому", человеку приписывалась способ­ность превращаться в более возвышенного "духовного" человека. Но как свинец, теоретически способный превратиться в золото, на прак­тике никогда таковым не становился, так и современный трезво мыс­лящий человек тщетно оглядывается вокруг себя в поисках возмож­ности для окончательного "усовершенствования". Поэтому, при том объективном взгляде на факты, который один только и заслуживает называться наукой, он видит, что должен несколько снизить свои претензии и, отказавшись от погони за идеалом совершенства, удовлетворяется более доступной целью приблизительной завершенности. В результате чего возникает возможность прогресса, который ведет не к состоянию экзальтированной одухотворености, а к мудрым самоограничению и скромности,  тем самым уравновешивая недоста­ток меньшего добра преимуществом меньшего зла.

617   Соорудить психологическую схему, полностью соответствующую алхимической, нам не дает только разница между старым и со­временным взглядом на мир, разница между средневековым романтизмом и научной объективностью.

618   Но более критическая точка зрения, которую я обрисовал здесь на объективной основе научной психологии, тем не менее, про­истекает из самой алхимической схемы. Ибо даже когда старый Адам возвращается и присутствует в схеме как Адам Кадмон, чернота не уходит из Суламифи — признак того, что процесс трансформации не закончен и продолжается. Стало быть, старый Адам еще не отброшен, а Суламифь еще не стала белой.

619   С точки зрения каббалистов, Адам Кадмон — это не просто всемирная душа или, выражаясь языком психологии, "самость"; он представляет собой процесс трансформации, его деление на три или четыре фазы (триметрия или тетраметрия). Алхимичес­кой формулой этого является Аксиома Марии: "Единица стано­вится двойкой, двойка становится тройкой, а из Тройки получа­ется Единица, как Четверка"²¹⁸. В трактате раввина Абрахама Коэна Ириры (Хакоена Герреры) говорится: "Адам Кадмон про­исходит от Простоты и Единицы и в этом смысле он является Единством; но он также снизошел в свою собственную природу и в этом смысле он является Двойкой. И он снова вернется к Единице, которая находится в нем, а также к Высшему; и в этом смысле он является Тройкой и Четверкой"²¹⁹. В этом пассаже речь идет о "главном Имени", Тетраграмматоне, которое пред­ставляет из себя четыре буквы Божьего имени, "три из который разные, а четвертая является повторением второй"²²⁰. В ивритс-ком слове YHVH (пишется без гласных), хе — это женская, предназначенная в жены йод²²¹ и вау). В результате, йод²²² и вау²²³ относятся к мужскому полу, а две женских хе тождествен­ны друг другу и потому являются одним элементом. В этом смыс­ле главное Имя представляет собой триаду. Но в силу того, что хе удвоена, Имя является также и тетрадой или четверкой²²^ — запутанный момент, странным образом совпадающими с Аксиомой Марии. С другой стороны, Тетраграмматон состоит из двойного брака и потому не менее примечательным образом согласуется к нашими диаграмммами Адама. Удвоение женской хе архетипич-но²²⁵, поскольку брак quaternio изначально предполагает как разность, так и тождественность женских фигур.  Это также отно­сится и к мужским фигурам,  как мы уже имели возможность убедиться, хотя в данном случае, как правило, доминируют раз­личия, что не удивительно, поскольку эти вещи по большей части являются плодами мужского воображения. Соответственно, муж­ская фигура совпадает с мужским сознанием, в котором различия являются практически абсолютными.  Хотя женских фигур  --две, различия между ними настолько невелики, что эти фигуры представляются практически тождественными. Эта двойная и, в то же время, тождественная фигура точно соответствует аниме, которая в силу своего (как правило "бессознательного") состоя­ния, песет на себе все признаки не-дифференцированности. 620   Если мы применим эти размышления к алхимической схеме, то мы будем в состоянии модифицировать ее так, как это совер­шенно невозможно в случае со схемой психологической. Таким образом, у нас получается формула, в которой обе схемы приво­дятся к общему знаменателю:

               Адам Кадмон,
               психо-духовный человек
                              |
Адам,
материально____________________Черная Суламифь
психический человек
                              |
                 Просветленная Суламифь

621    Главная мысль, а именно то, что трансформация не завершена, проистекает из самого текста; желаемое совершенство оставляет­ся на будущее, "в котором та, что скована многими горами, будет освобождена". Для этого требуется божественное чудо, нужно сокрушить и сжечь Ханаан, обрушить небо и растопить горы. Подобная демонстрация силы указывает на остроту различий, которые надо преодолеть, чтобы достичь совершенства.

622   Странным аналогом скованной горами Суламифи является Парвати, имя которой означает "жительница гор", и которая счи­талась дочерью Химават (Гималаев)²²⁶. Опечаленная своей чер­нотой, в которой се упрекал ее супруг Шива, она покинула его, удалилась в лес и стала там жить в одиночестве. И Суламифь в своем одиночестве и уединении восклицает:

Что я скажу? Я одна в этой глуши; и все же в сердце моем радость, ибо живу я спокойно и нахожу новые силы в самой себе. Но под своей чернотой я укрыла светлую зелень²²⁷.

623   Состояние не доведенной до конца трансформации, на которую надеялись и которой ждали, доставляет не только мучения, но и обладает положительными, хотя и скрытыми качествами.