I. ВСТРЕЧИ ЛЮДЕЙ И ВНУТРЕННЯЯ СВЯЗЬ

Своим светом Эго пытается выявить причины любопытства в укромных уголках личности, выискивает детали детских воспоминаний, поощряет периоды молчаливой интроспекции. Нам любопытно узнать, кто мы, каким образом мы стали такими, тогда как при религиозной установке мы бы изначально признали, что являемся Божьими созданиями и стали тем, кто мы есть, по Божьей воле, а не вследствие случайных обстоятельств воспитания. Предостережение св. Бернара о разрушительной силе любопытства, будучи интерпретировано в терминах глубинной психологии, означает, что бессознательному разрешается «наносить визиты» в сознание выбранным им путем и в выбранное им время, причем без какой-либо попытки составить историю болезни в качестве ответа на вопрос «почему».
Итак, один человек своим любопытством возбуждает любопытство в другом человеке, сидящем напротив. Чувствуя себя объектом любопытства, тот начинает хвалить или ругать себя, находит в себе недостатки, обвиняет себя, развивает свои супер-Эго и Эго за счет простого осознания — словом, начинает чувствовать себя пациентом с диагнозом из учебника, воспринимать себя как воплощение проблемы, а не как душу.
На практике любопытство проявляется в вопросах. Меня спрашивают: «Снятся ли другим людям подобные сновидения?» Или же человек читает Кляйн, Хорни, Фромма, чтобы узнать, как «другие школы» будут рассматривать интересующую его проблему. Часто такое чтение называют «интеллектуализацией», но, скорее, здесь мы имеем дело с проблемой чувства. Любопытство порождается чувством сомнения и неуверенности; человеку необходимы другие люди, подтверждающие его опыт, когда нет веры в себя или когда она ослаблена. Любопытство уничтожает доверие к аналитику или консультанту: начинается этап постоянного сравнения, попыток выйти за пределы ситуации, оценить ее со стороны, принимать решения относительно сложившейся ситуации с так называемой объективной точки зрения. Объективная точка зрения располагается как бы на склоне холма, где человек находится вне вихря чувств. Однако в центре вращающегося круга объективности ровно столько, сколько и за пре-лелами бурлящего водоворота страсти. Любопытство не только выискивает и преследует, оно выслеживает и хватает мертвой бульдожьей хваткой.
После раскрытия секретов, после прозвучавших признаний нет надобности возвращаться к ним вновь и вновь, делать их краеугольными камнями психопатологии. Целью признания является очищение. То, что смыто, ушло, унесено рекой в далекое море. Бессознательное может поглотить наши грехи. Оно оставляет их в покое, давая чувство самопрощения. Но любопытство стремится выяснить, что в данный момент «делают» грехи: действительно ли они ушли? Не осталось ли чего-нибудь еще? Таким образом, любопытство не оставляет в покое тот или иной комплекс. Напротив, оно питает комплекс, предоставляя ему новые возможности переживания, увеличивая чувство вины. Ничто другое не может сделать встречу в большей степени неудачной (причем при полной иллюзии прогрессивных терапевтических открытий), чем ситуация, когда человек, охваченный стремлением исповедаться, попадает в руки консультанта, одержимого ненасытным любопытством. Любопытство — отрицательная интроверсия, узко интроспективная, а не откровенно созерцательная. Так, в «Облаке незнания» («The Cloud of Unknowing») любопытство рассматривается как часть деятельности, не подходящая для созерцательной жизни, то есть для установки слушающего. Фенелон (1651-1715), великий наставник человеческих душ, в своих «Духовных письмах» заявляет, что любопытство представляет собой сверхактивность. Он описывает, каким образом протекает беседа между двумя расположившимися в креслах людьми. Кратко обобщая его слова, скажем, что Фенелон полагал необходимым, чтобы человек время от времени обращался к кому-либо для задушевной беседы (исповеднику, наставнику, аналитику). Он утверждал: «Не обязательно, чтобы такое лицо прибыло издалека и оказалось бы лучшего, чем у вас, поведения. Достаточно просто побеседовать с человеком, далеким от философствования и лишенным любопытства» («Письма», 156).
Согласно Фенелону, такой исповедник не обязательно должен быть человеком идеального поведения, образцом, но желательно, чтобы он не отличался любопытством, не любил задавать много вопросов.
Современные формы любопытства очень наглядно проявляются в анализе, особенно в тех случаях, когда большое внимание уделяется психодинамике. При анализе такого рода, применяемом как к области воспоминаний о раннем детстве, так и к реакциям переноса, используется выведывание и выпытывание, как будто в глубины души можно проникнуть, только проявляя к ним любопытство. Затем мы видим бесконечное прослеживание ассоциаций, вычисление механизмов и диагнозов; причем все сопровождается дилетантским использованием клинических терминов (эпитеты «невротический», «параноидальный», «маниакальный»). Кто может «вычислить» другого человека? Кто может хоть ненамного увеличить свой личностный рост с помощью озабоченности и интроспекции? Один Бог, возможно, знает нас, но Его знание, безусловно, не результат вычислительных операций. Особенно ошибочно мнение, что старательно собирая детали, мы можем раскрыть тайну личности. Детали жизненных происшествий, если они не являются репрезентативно символическими, не оказывают существенного влияния на душу. Они формируют только ее «собирательный шум» и периферийные области, а не индивидуальную субстанцию. Человек обращается к каунселингу с целью освободиться от груза событий и происшествий, стремясь обрести истину, шагнуть за пределы банальностей, которые он сам таковыми признает, но запутался в их паутине. Здесь задача состоит в том, чтобы вырваться в неизвестность нового качества, а не в том, чтобы путем выспрашивания устанавливать детали ради определения шаблона или паттерна. Вспомним, как много времени старики уделяют размышлениям и воспоминаниям и как мало паттернов они в состоянии обнаружить в конце своей долгой жизни! Чем дольше и лучше один человек знает другого, как, например, при многолетнем глубинном анализе, тем меньше его уверенность в истинных корнях проблем, требующих решения, ибо истинной причиной всегда бывает сама личность, которая не является ни болезнью, ни проблемой, а представляет собой неразрешимую тайну.
В наши дни негативное влияние любопытства проявляется также в психологическом тестировании. Существует множество охраняемых авторским правом стандартизованных психологических тестов. Есть и профессионалы, зарабатывающие себе на жизнь, применяя эти тесты. Для них любопытство стало хорошим источником дохода.
Тестирование является полезным, профессиональным занятием. Многие люди имеют ученые степени за работы в этой области. При тестировании делается попытка рассматривать психику или душу как головоломку, которую можно разобрать на части, собрать, сосчитать ее части, снабдить ярлыками, понять структуру. Тесты вызывают в нас любопытство к себе, к нашим особенностям и устремлениям. Пробуждая в нас тягу к соревнованию, они извлекают нашу сущность, разделяя ее на наблюдателя и наблюдаемый объект. Вопрос требует ответа; субъекту требуется объект. Любопытство не объединяет. Оно рождает сомнения, разъедает нашу самоуверенность, разрушает доверие к себе. Если кто-то меня тестирует, то стол, блокнот, вопросы разделяют нас, не формируется связи, встречи не происходит.
Порой пастырский каунселинг испытывает влияние психологического тестирования; и если священник опрашивает человека в манере, заимствованной из области психологии, спрашивает о школе, работе, сексе, пытается свести результаты опроса в таблицы или присуждать баллы за достижения, то его слабые психологические знания превращаются в опасный инструмент.
Психодинамический анализ и психологическое тестирование — это только две области, в которых любопытство оказало сильное влияние на работу психолога. Есть и еще одно: анализ поведения или микроанализ общения на основе звукозаписи или даже фотосъемки; наблюдение встречи может осуществляться также и через односторонние стекла. Изучается значение каждого жеста, изменения положения тела, паузы в разговоре. Такой способ позволяет понять значительную долю бессознательного материала. Анализируя недостатки в моем поведении, прислушиваясь не к содержанию, а к манере моей речи, наблюдатель может выявить многочисленные неосознанные привычки и рассказать мне, например, о том, как я выражаю волнение или неуверенность. Мы не всегда осознаем, что порой зажимаем в кулаке большой палец, обеспокоенно хмуримся или сидим ссутулившись, не проявляя интереса к беседе.
Описанные выше методы, позволяющие познакомиться с другим человеком, поставить любопытство на службу психологии посредством психодинамического анализа, проективных тестов, магнитофонных записей, были разработаны в последнее время в качестве вспомогательных средств для тех из нас, кто занимается решением личностных проблем. Но содействуют ли сведения, полученные за счет еще большего отдаления наблюдателя от наблюдаемого, за счет внутреннего разъединения самого индивида, оказанию ему помощи, излечению его души?