|
|
1 ВВЕДЕНИЕ
Прежде чем бездумно согласиться с предположением, согласно которому такой поворот событий продиктован исключительно идеалами науки, следует вспомнить о причинах тех конфликтов, которые омрачали взаимоотношения между школами в психологии до самого начала второй мировой войны — поскольку за время войны в области психологии не было сделано каких-либо открытий, которые бы оправдывали примирение между участниками этих дискуссий. Напротив, несмотря на царившее в период войны всеобщее увлечение психиатрией, какой-либо прогресс в психологической науке в это время полностью отсутствовал. Более того, для психологической науки это был период стремительного регресса, избежать которого, впрочем, было нельзя, поскольку главной движущей силой исследований в это время служили не научные принципы, а военная необходимость. Единственный вывод, который можно сделать из психиатрических разработок военного времени, заключается в том, что необходимость — мать компромисса; это заключение настолько аксиоматично, что оно вряд ли нуждается в дополнительном подтверждении.
Однако если новых открытий, оправдывающих появление в раздираемой конфликтами науке коллаборационистского движения, не имеется, мы вынуждены предположить, что либо ранее имевшие место конфликты были несущественны, либо по той или иной причине эти конфликты теперь пытаются замазать. По моему убеждению, конфликты в психологической науке были неизбежны и фундаментальны. Хотя с момента открытия Фрейдом бессознательного прошло немало времени, попытки оспорить это открытие как внутри самого психоаналитического движения, так и вне его не прекращаются. В среде сторонников психоанализа об этом свидетельствуют расколы и конфликты; вне этой среды теории Фрейда либо открыто отвергаются, либо ловко выхолащиваются или смешиваются с не имеющими отношения к психоанализу разработками, в результате чего получается внутренне противоречивая мешанина. Именно этому последнему виду противодействия и отдают свою энергию психологи-«эклектики». Кичась своей научной беспристрастностью и способностью брать от каждой школы только «лучшее», эклектик ничуть не заботится о том, может ли в его лоскутном одеяле кусочек, взятый у Фрейда и кусочек, взятый у Юнга, подойти без прорех к кусочкам из теорий Адлера или Штекеля: для него главное, чтобы это «одеяло» давало терапевтический эффект — критерий, который, как мы увидим ниже, не является определяющим для оценки какой-либо теории. На самом же деле эклектик препятствует прогрессу клинической психологии больше, чем кто-либо иной. Заглаживая фундаментальные расхождения в психологической науке, он оказывает ей весьма дурную услугу, так как при этом затемняется основополагающий факт, а именно: до тех пор, пока существуют психологические школы, основанные на объективном изучении бессознательного, неизбежны непримиримые конфликты между теми, кто их поддерживает безоговорочно, теми, кто поддерживает их только на словах и теми, кто их отвергает. Хотя в настоящее время было бы преждевременно оценивать влияние усилий профессиональных миротворцев от психологии на широкую публику, будет справедливо предположить, что средний читатель окажется весьма восприимчив к новоявленному эклектизму. А это фактически означает, что со временем создадутся условия для восстановления влияния самых «удобных» теорий умственной деятельности. Такому развитию событий, без сомнения, будут усердно способствовать церковники всех вероучений. Открытие бессознательного, совершенное Фрейдом, поставило перед богословами немало трудных вопросов, и уже имеются свидетельства о том, что, когда прихожане спрашивают у католических священников их мнение об учениях Юнга и Фрейда, те, будучи не в состоянии отвергнуть сразу обе теории, становятся на сторону теории Юнга, которая почему-то считается ближе к религиозным верованиям, нежели «детерминистское» учение Фрейда. Следует признать, что точно оценить общественное мнение по подобным вопросам нелегко; однако за неимением более точной информации, вероятно, будет оправданным процитировать сделанные публично высказывания одного из тех, кого обыватель считает своими апостолами. В своем недавнем выступлении по радио, посвященном Юнгу, мистер Дж. Б. Пристли заявил следующее: «Он (Юнг — Э. Г.) кажется мне не только единственным великим оригинальным мыслителем нашей эпохи, но также одним из немногих живущих в эту эпоху освободителей, он сделал Запад ближе древнему и отличающемуся глубокой интуицией Востоку; а еще он открыл по меньшей мере один путь из кошмарного лабиринта, выход из которого современный западный человек уже начал отчаиваться найти». Говоря о сформулированной Юнгом концепции коллективного бессознательного, Пристли замечает: «Я, со своей стороны, нахожу в его теории освобождающую силу... Она возвышает человека вместо того, чтобы его принизить... Оно (коллективное бессознательное — Э. Г.) является неотъемлемой частью нашей личности... Именно об этом говорили нам все великие религии, и здесь Юнг, доведя научное исследование до логического конца, приблизился к религии». И далее: «Возможно, это и есть величайшее достижение Юнга — используя инструмент современного западного человека, научный интеллект, он прорубил сквозь сумрачные джунгли путь к синему горному небу, между тем как внизу, на извилистой тропинке попыток человека постигнуть дух...» — и так далее, в лучших юнговских традициях. Как и следовало ожидать, Пристли отвергает Фрейда в нескольких фразах, не имеющих себе равных по степени невежества, которое обнаруживается за столь краткий промежуток времени: «Таким образом, бессознательное (юнговское — Э. Г.) — это явно не то бессознательное, которое описывали фрейдисты: не более чем маленький чулан сознания». «Эта теория (фрейдизм — Э. Г.) была чересчур ограниченной» — и так далее. Нет смысла ожидать от апостолов чувства научной ответственности. Единственное, чему они хранят верность — это их вероучение. Прочитав и перечитав Юнга «со все большим удовольствием и пользой для себя», мистер Пристли, само собой, желает поделиться со слушателями утешением, которое получил, читая его, он, обычный человек, «знающий, что такое жизненные трудности и тупики». Более того, он всеми силами старается подчеркнуть, что не является авторитетом в данной области, а значит — не несет никакой ответственности. Обращение мистера Пристли начинается с короткой фразы, которой ему следовало бы закончить: «Я не психолог», — заявляет он. Это, безусловно, правда; однако миллионы радиослушателей, знающих, что такое жизненные трудности и тупики, не меньше этого скромника, могут принять его слова как дополнительное подтверждение силы здравого смысла. Будучи, подобно мистеру Пристли, не в состоянии понять, что в психологии Юнга взято у Фрейда, а что безусловно принадлежит самому Юнгу, они скорее всего еще больше укрепятся в своих прежних предрассудках и будут и дальше считать Юнга великим мистиком и заодно великим освободителем, а Фрейда не более чем создателем ущербного учения в психологии — скучного, сухого, приносящего одни разочарования, а вероятно, к тому же еще и грязного. КРИТЕРИИ ОЦЕНКИ Если приведенные выше соображения убедили читателя в том, что возобновление спора между сторонниками Фрейда и Юнга будет вполне своевременным, он вправе потребовать, чтобы ему указали, на основе каких критериев он должен делать свои оценки. И в самом деле, как можно сравнить одну психологическую теорию или систему с другой? Категория: Библиотека » Постъюнгианство Другие новости по теме: --- Код для вставки на сайт или в блог: Код для вставки в форум (BBCode): Прямая ссылка на эту публикацию:
|
|