Мужчины имитируют оргазм

За несколько шокирующим, эпатажным названием стоит именно то, что я и собираюсь сказать в этом тексте. Поскольку наши законы запрещают говорить об этом с несовершеннолетними, то если вам не исполнилось 18, прекратите читать это немедленно! Конечно, мы с вами отдаем себе отчет, что такого рода призыв более чем бессмысленный, но почему-то он успокаивает законодателя, то ли создавая иллюзию правопорядка, то ли мажа всех общим миром лицемерия. Ведь когда все декламируют одно, а делают противоположное, то чувствуешь себя на одной волне с массами, если ты законодатель.

Но мы тут не о политике собрались говорить, а о сексе. Хотя секс – дело, безусловно, политическое. И вот в каком смысле: благодаря достижениям феминизма, сексуальная эксплуатация и сексизм в целом становятся предметом общественного порицания. Не то, чтобы это вело к полному искоренению насилия, но такие факты, во всяком случае, признаются обществом возмутительными. А вот маскулизм, то есть движение против дискриминации мужчин, всё ещё отстает от своего собрата (или сестры). Уверен, что большинство читателей первый раз встречают такое слово, хотя логика должна была подсказывать эту аналогию при каждой встрече с понятием феминизма.

Хотя с дискриминацией мужчин мы встречаемся часто (например, мужчин отправляют в армию, у них гораздо-гораздо меньше свободы в одежде, а школы и детские сады – традиционно матриархальные заведения и т.п.), сейчас только о сексе!

Ужасаясь вместе со всеми историям о совращении, насилии и инцесте, я окружен в большинстве своем нормальными невротичными мужчинами, которые имеют довольно феминистический взгляд на секс. Его нам, нормальным невротикам, прививали бабушки и, в меньшей степени, мамы. Состоит он в том, что женщинам нужен секс в целом гораздо меньше, чем мужчинам, что они могут без него жить (в отличие от), но из милосердия и гуманизма всё-таки им занимаются. Поэтому мужчина заведомо в долгу у женщины, и обязан не только долго и старательно добиваться секса, но и в процессе проявить недюжую смекалку, чтобы доставить женщине удовольствие. Если он приложит усилия, будет деликатен, но настойчив, терпелив и не скор, но стремителен, при этом нежен и любвеобилен, то женщина может (о счастье!) испытать оргазм. Но вполне вероятно, что она его симулирует. Вопрос: может ли наслаждаться сексом мужчина, у которого это всё в голове?

В рамках возвращения равенства и отказа от дискриминации мужчин в постели, придется признать несколько вещей, которые справедливы про мужчин не меньше, чем про женщин, хотя последним это невдомек, да и первым тоже. Равенство в постели может стать угрозой существующему режиму, и во всяком случае, раскачать лодки семейных гнездышек. Но тем интереснее.

Начнем с конца, с оргазма. Даже сами мужчины верят в то, что эякуляция у них равносильна оргазму. Это глубокое заблуждение. Да, оргазм может сопровождать эякуляцию, но это происходит далеко не всегда. Формула «кончил, значит ему хорошо» совершенно несправедлива. Как и женщина, мужчина может испытать самую разнообразную гамму переживаний во время оргазма, он может охватить все его жилы, заставить трястись и кричать от истомы, удовольствия и блаженства единения, а может просто скучно кончить. Мужской оргазм тоже может быть множественным, с радужными переливами и т.п. (возможно, не у всех мужчин, как и не у всех женщин – но может, на оба лагеря работает «утешение подруги»: просто не нашел/а подходящего, внимательного партнера). Как и женщины, мужчина может имитировать, изображая бурное удовольствие в надежде завести тем самым её.

Учитывая, что происходит в голове невротика, не удивительно, что многие парни получают большее наслаждение и испытывают оргазм мощнее мастурбируя, а не занимаясь сексом, где так важно доставить удовольствие партнеру, что о собственном уже и думать не приходится.

Более того, как и для женщин, для мужчин часто удовольствие приносит не «финал», а процесс: ласки, прикосновения, ощущение близости важнее завершения. Он может не эякулировать вовсе, и при этом остаться удовлетворенным сексом. Говорят, в некоторых даоских практиках считалась не полезной потеря семени, и редкий половой акт заканчивался эякуляцией. Ориентированные на результат мужчины, конечно, нуждаются в такой своеобразной точке, вполне осязаемому итогу, но реальной необходимости и колоссального удовольствия в ней часто нет.

Хотя идея, что мужчины хотят все время секса, а женщины в нем не нуждаются, является очевидно неверной, она прочно живет в головах и управляет отношениями. Я видел пары, в которых муж настолько любит жену, что не может заниматься с ней сексом, потому что полагает, что причиняет ей тем самым неудобства (даже когда она утверждает обратное). Или пары, в которых муж изменяет из самых добрых побуждений – оградить супругу от досадных обязанностей. Или пары, в которых секс является аргументом и основанием торга, как валюта, причем «печатным станком» заправляет женщина. Так хотят женщины секса, или нет?

Правда состоит в том, что в этом вопросе тоже существует паритет и равенство. И мужчины, и женщины хотят секса. Иногда больше, иногда меньше. У либидо каждого человека есть определенная цикличность, которая связана со многими факторами. Существует еще и сексуальный темперамент, то есть врожденная особенность организма, влияющая на сексуальную потребность и силу либидо.

Счастливы те семьи, в которых супруги имеют схожий сексуальный темперамент! Но даже у них совпадение силы влечения в конкретный момент – невероятная удача. Обычно это происходит в начале отношений, но полностью совпадать на длинной дистанции практически невозможно.

Тем не менее, игнорируя факты, что мужчина иногда не хочет секса или может хотеть его меньше, чем женщина, матриархальный миф пропагандирует неуёмность мужеского вожделения, сохраняя за дамой флёр невинности и целомудрия. Это может быть увлекательной и возбуждающей игрой, пока не перерастает в реальную историю жертвы и преследователя, принципиально меняющую баланс власти в отношениях. Как мужчина с такой идеей в голове легко становится тираном, поскольку не верит в возможность получить желаемое добровольно, не надеется на согласие, не способен соблазнить, ухаживать – а берет вместо этого силой. Так и женщина использует свою жертвенную позицию для устрашения и эксплуатации, поскольку он оказывается хронически и глубоко виноват перед ней, имеет неоплатный долг, за который она требует постоянной неискупной расплаты.

Возвращаясь к технике и процессу, стоит добавить, что мужчине также важны прелюдии и предварительные ласки. У него тоже есть эрогенные зоны. Более того, оргазм, скорее всего, будет более ярким и объемлющим, если к нему привели полные чуткости и внимчивости прикосновения и эксперименты.

 Для женщин это настолько неочевидно, что даже некоторые мужчины стали об этом забывать: возбужден – еще не значит, что хочет секса! Кончил – еще не значит, что испытал оргазм.

Мужчина-невротик озабочен столькими вещами: и достаточно ли у него большой, и долго ли он продержится, хорошо ли ей, нравится ли, получает ли удовольствие – что это не секс, а стресс. Не удивительно, что сам он может перестать получать удовольствие и столкнуться с разными дисфункциями.

Секс состоит из двух противоположных импульсов: нежности и агрессии. Если преобладает агрессия, то секс превращается в насилие и не доставляет наслаждения. Если преобладает нежность, то секс может лишиться страсти и удовлетворения. В парах часто теряется агрессия, а с ней энергия и интерес. Именно поэтому секс после ссор, измен, экстремальный или внезапный эксцесс может быть более ярким. К тому же мужчина, будучи во власти стереотипов, может подавлять свою страсть в отношениях, стараясь не быть «преследователем», агрессором. Тогда его либидо размещается в других отношениях или в уединенных забавах.

И, наконец, говоря о долгосрочной перспективе, мужчина обвиняется в том, что он ищет разнообразия и потому принципиально полигамен, в отличие от моногамных женщин. Идея понятна, но не верна. Оба пола любопытны, склонны к новизне и экспериментам. Различия носят скорее социальный характер, а не сексуально-биологический. Многомужество – явление довольно редкое, но всё же встречающееся в определенных экономических условиях как социальная норма отдельных народностей (погуглите, это занятно!). Понятно, что важную роль в этом играет традиция, религия и практика воспитания детей. Пока социальная ответственность за ребенка лежит на матери, отец остается более свободным в выборе сексуального партнера, а женщина больше заинтересована в сохранении семейных уз.

Мужчины настолько находятся под властью идеи, что они должны хотеть переспать со всеми, что быть верным и моногамным в иной компании может быть постыдно. Хотя склонных к верности мужчин так же много, как и женщин. Это подтверждается и крепкими многолетними гомосексуальными отношениями, которых по логике поборников мужской полигамии не должно существовать вовсе. Пора бы вернуть мужчинам право хотеть моногамную, стабильную семью без зазрения совести. Или не хотеть – как это бывает и с некоторыми женщинами, если они положат руку на сердце и отвергнут социальное давление и стереотипы.

Но если освободить взгляд от духовных скреп и посмотреть правде в глаза, сам по себе институт брака мало что говорит о сексуальной жизни вступивших в него, а его функции всё больше выхолащиваются, превращая идею брака в лицемерную иллюзию соответствия некоторым идеалам, призрачным по своей сути.

В прагматичном обществе институт семьи поддерживается, поскольку это проверенная мера обеспечения устойчивости – финансовой, бытовой, социальной – граждан. То есть государство облегчает себе нагрузку социальной ответственности, поддерживая семьи. Выгоднее экономить на антидепрессантах, комиссиях по делам несовершеннолетних, судам, пособиям по безработице и выплатам матерям-одиночкам, давая привилегии полным семьям. Они состоят в налоговых вычетах, особых пенсионных условиях (в Америке супруги, выходя на пенсию, оба получают сумму, причитающуюся тому, кто больше зарабатывал), возможности получить завещание и принимать решения в случае недееспособности супруга и т.д. Эти меры создают юридический и экономический смысл брака, это то, за что борются ЛГБТ-семьи в развитых странах. Но сексуального смысла это браку не добавляет. Речь идет о расчете, договоре, контракте, бытовом и организационном удобстве. И надо признать, что семьи, хорошо осознающие это, могут оказаться наиболее крепкими партнерскими союзами.

В тех же обществах, где брак носит исключительно формально-сакральный смысл, не подкрепленный прагматическим содержанием, его устойчивость легко может пошатнуться первым же кризисом. Неудивительно, что семьи для сохранения отношений бессознательно, но неумолимо вступают в замысловатые финансовые отношения, берут ипотеку, замышляют переезд. Какое это всё имеет отношение к сексу? Никакого, поэтому он постепенно сходит на нет.

Секс остается в отношениях, когда есть возможность проявлять как нежность, так и агрессию, а партнер продолжает восприниматься вожделенным, непознанным и загадочным, неуловимым, но достижимым и своим. И любимым, конечно. Свобода в приближении и отдалении в паре, взаимное уважение и внимание к желаниям и ограничениям друг друга дают сексуальности надежную почву. И всё это не относится к полу вовсе.

В завершении этого манифеста равенства, хочется выразить надежду, что будущие поколения, которым пока нельзя читать этот текст, будут жить в более равноправном мире. В нем будет меньше иллюзий и ожиданий друг от друга, и о сексе, своих желаниях и нежеланиях они будут говорить прямо и честно, и тогда секс сможет быть в большей степени таинством любви и близости, слияния двоих в одно, а не предметом товарообмена, торга, шантажа и эксплуатации. Верю, что и нас с вами еще ждет впереди много секса по любви.

психолог, гештальт-терапевт, Виталий Сонькин