Что значит быть психотерапевтом?

Если представить себе это как очень наивный вопрос от Винни Пуха, младенца или инопланетянина, который спросил бы меня: 

— А чем ты занимаешься? — что я ответил бы?

Во-первых, надо признать, что этот вопрос вызывает некоторую неловкость. Хочется сразу иметь какую-то простую и ясную профессию, чтобы ответить: я готовлю еду, или я строю дома, или я вожу автомобиль и так далее. 

А что делаю я? Разговариваю с людьми. Лечу людей. Так разговариваю с людьми, что они исцеляются. Все это звучит плохо и для нашего младенца-виннипуха-гуманоида неубедительно. 

Во-вторых, хочется отмахнуться от навязчивого вопрошателя и сказать: это слишком сложно, так не объяснишь. Младенцам/медведям/инопланетянам этого не понять. 

Что же, это привычный способ обходиться с неловкостью и растерянностью — переложить их на собеседника — в данном случае не работает.

В-третьих, приходит в голову то, кем я не являюсь: я лечу, но не как врачи, таблетками и рекомендациями; я разговариваю по душам, но не как друг или близкий человек; я имею дело с тонкими материями, но не как священник или целитель. Все эти доказательства моего бытия от обратного тоже мало проливают света. 

Поэтому наивному другу я бы ответил так: психотерапия — это любопытство, которое помогает задуматься и понять лучше себя и свои отношения. Я профессионально удивляюсь тому, как у других людей устроена жизнь. И это позволяет им удивляться самим и меняться. Да, в этом, дорогой виннипух-маленькийпринц-гуманоид-младенец, мы с тобой коллеги. Но ты это делаешь для себя самого. Есть те, кто делает это для общества: ученые, философы, поэты и писатели, художники и публицисты. Они стараются задавать наивные вопросы об устройстве мира и общества, иногда — о человеческой сущности. 

Психотерапевт же интересуется конкретным человеком, лично, пытается понять, как построена персональная жизнь, что движет и влечёт, что интересует и пугает, что тревожит и сковывает именно тебя. 

Это сложно, потому что дети любопытны, не зная, как бывает. А взрослые знают, как может быть, и думают, что знают, как правильно. Психотерапевт же знает, как бывает, но нацелен на поиск того, как хорошо для конкретного человека — всегда не так, как кажется. 

Тут мой наивный друг скажет: 

— Что же, достаточно быть любопытным и сочувствующим? Я тоже тогда психотерапевт?

Но нет, придётся разочаровать несостоявшегося коллегу. Этого недостаточно. Психотерапевт знает много о страдании и человеческих переживаниях, он умеет не только спрашивать, но и искренне откликаться на истории другого. Он все время развивает собственную чувствительность и способность присутствовать рядом с другим человеком, бесконечно учится и, рефлексируя, осознает что он делает, чувствует, думает.

— Ну вот, теперь сложно и непонятно, — справедливо заметит мой собеседник, — так чем ты занимаешься?

— Попробую ещё проще: я умею быть с человеком так, что ему становится яснее про собственную жизнь. Не про мою, не про жизнь вообще, а про себя самого — как он чувствует, что с ним происходит, чего он хочет. Это происходит благодаря вниманию и уважению к его образу жизни. Человек приходит со страданием, а уходит с любопытством и интересом. Но это в идеале, конечно. На пути нас поджидают разочарование, недоумение и тупик неопределённости. Как та сороконожка, которая задумалась, с какой ноги она начинает ходить, и замерла. Но потом то она смогла танцевать всеми сорока ногами!

— Все ясно, похоже, ты и сам не очень разбираешься, — подытожит мой собеседник. — А как тебе жить со всем этим? Ты же все про всех понимаешь, не скучно?

— На самом деле, понимать и чувствовать другого человека — большой труд, и жить в таком режиме постоянно невозможно и вредно. И если психотерапевтическая встреча — время для другого, то обыкновенные отношения — для всех участников в равной степени. 

То, что остаётся со мной и вне работы — мои ценности, которые я реализую в практике: уважение к способу жизни и особенностям другого, сохранение чувства собственного достоинства, способность к разнообразию опыта и способов взаимодействия, надежность и ясность в договоренностях. На самом деле, если бы я был в состоянии этому всегда соответствовать, то от меня, наверное, исходил бы свет. Но во всяком случае, мы можем стремиться к тому, чтобы в наших отношениях и обществе этого становилось больше.

— Так что, быть психотерапевтом просто значит — быть хорошим человеком?

— Вовсе нет.  Хотя я верю в то, что без этого быть хорошим терапевтом очень трудно (но возможно). Главный фокус — в особом внимании к тому, как существует человек, какие стереотипы в поведении, восприятии и мышлении мешают ему быть счастливым, понимать, чего он сам хочет и достигать этого. Такой тип отношений — большая редкость, поскольку обычно другому человеку либо нет до меня дела, либо что-то от меня нужно. А психотерапевту есть дело, но ничего не нужно, он внимателен и уважителен. 

— А при чем тут тогда терапия? Разве так лечат? Рецепт с таблетками хотя бы можно получить?

— Нет, рецепта тоже нет, потому что психотерапевт лечит как раз способность самостоятельно принимать решения, лучше понимать, чего я сам хочу. Но какие-то рекомендации или домашние задания он может, конечно, дать. Психотерапевт лечит, возвращая чувство, что я управляю своей жизнью, собой (именно их отнимает в первую очередь любая болезнь). Ещё он исцеляет отношения, делая их более гибкими и пластичными. Он делает это, возвращая интерес и любопытство туда, где нам кажется, что все ясно — все плохо!

— Я мало что понял, — скажет мой наивный собеседник. 

— Вот и хорошо! — замечу я, — психотерапия начинается там, где задаются вопросы, которые вызывают недоумение и удивление. А заканчивается там, где я вижу другого человека во всей красоте его несовершенства. 

Но похоже, я сам не очень понимаю, что значит быть психотерапевтом, раз не могу это внятно объяснить. 

Кстати, мы с Ольгой Мовчан планируем в феврале 2019 стартовать новый набор программы подготовки Гештальт-терапевтов от МИГТиК.

А совсем скоро запускаем тематические супервизии для уже практикующих терапевтов.