Эссе из женского отделения

Волею судьбы я оказалась в отделении экстренной гинекологии. Подавленное состояние, страх и неизвестность... Люди в белых халатах, коридоры в кафеле, женщины в трикотажных халатах и тапочках на последних сроках беременности – унылость и обреченность. Меня селят в палату №7 – я уже даже не удивлена, что именно седьмой номер, этот номер до сих пор преследует меня по жизни, как и «№31».

Я из последних сил стараюсь быть вежливой, здороваюсь с тремя обитательницами палаты и прохожу на свободную кровать. Палата странно выглядит, и я это замечаю даже в стрессовом состоянии. Очень высокие стены, они под потолок выложены кафелем, соответственно в палате эхо от малейшего шороха. Окна огромные, и всего одна маленькая квадратная створка в середине окна, она открыта на проветривание, «моряк» шурует свежим потоком по палате и в ней достаточно зябко. Но самое странное - на окнах ничего нет, вообще ничего, ни тюли, ни штор, ни жалюзи... они совершенно пустые.

Скажите мне, почему я вообще сейчас об этом думаю, почему всё это замечаю?? и про окна, и про стены……как это устроено в голове? Думать об отсутствии штор на окнах в такой стрессовой ситуации…вот оно мне вообще нужно - где эти шторы и почему их нет на окнах????

Когда из-за туч выходит солнце, палата превращается в огромную стеклянно-кафельную линзу, под ней невыносимо ярко и жарко, и не спасает свежий сквозняк-«моряк».... Мне достается кровать в самом солнечном месте палаты - у окна, тут солнце печет, а ветер через чур холодный, противоречивые ощущения, они еще сильнее обостряют оголенные нервы. Все остальные места заняты.

Я распихиваю по углам тумбочки рулоны-щетки-мыльницы и ложусь лицом к кафелю. Девочки говорят достаточно тихо, и я им благодарна за то, что они не нарушают меня неуместным любопытством-заботой. Через некоторое время я немного осваиваюсь, начинаю слышать о чем они говорят.

Они все разного возраста. Наташа, 23-24 года, изящная блондинка, похожа на подростка. Галя лет 45, с кудрявой копной и прекрасной фигурой, она странно загорелая для начала марта. А третья, Любочка, лет 30... вот вокруг Любочки и происходит основной разговор. Мое внимание привлекают регулярные доброжелательные одергивания и успокаивания Любочки. Прислушиваюсь внимательнее, пытаясь понять причину такого перекоса во внимании в ее сторону. Отлавливаю своё раздражение, которое мигрирует от Любы к Наташе и Гале. То я раздражаюсь на Любочкину словоохотливость, то на опекающие интонации девочек. Отловив поднимающееся раздражение, контейнирую его, чтобы оно не мешало понять происходящее, и остаюсь только с голосом и интонациями Любы. Люба говорит много, охотно. От её слов приходит ощущение недоверия к компетенции врачей, горевание по оборвавшейся беременности, недоумение по поводу выявленного воспалительного процесса. Часто дрожит любочкин самсунг на «вибро», а она всё говорит и говорит, пытаясь понять причину выкидыша. Несколько минут наблюдения за происходящим погружают меня в поток напряжения, в котором теряешь способность рассуждать здраво и просто заражаешься ощущением невозможности какой-то. Судя по словам Любы, беременность была очень желанной и долгожданной. А еще выясняется, что она жена православного священника одного из приходов в пригороде. Так она верующая!!!!…. вот оно в чем дело….я еще больше проникаюсь Любочкиной историей!

Я слушаю непрекращающийся поток слов и стараюсь вырваться из этой обволакивающей тревоги, что-то мешает вспорхнуть и посмотреть на ситуацию сверху, я не могу понять, что именно меня удерживает в этом вязком состоянии. С трудом, но я отстраиваюсь и умудряюсь посмотреть со стороны на расстановку сил и средств в палате.
И вдруг приходит ощущение понимания - красной нитью через все эти фразы между девочками и телефонными разговорами одна пульсирующая мысль: «Вот если бы Люба не тревожилась, не суетилась, не переживала, то все было бы хорошо». Эта идея не оформлена в мысль и тем более в слово. Это идея живет своей жизнью. Её боятся подумать или произнести. От нее уклоняются виртуозно, лишь бы не догнала и не оформилась. Вам знакомо это состояние - стараться о чем-то не думать?! Странное состояние, правда? Прилагать усилия, чтобы «неподумать» какую-то мысль?!! Вот надо думать о хорошем! А о плохом «недумать»! Странное и идиотское состояние - недумания о плохом! Обхохочешься! Интересно, какой умник этот механизм придумал! Как можно думать только о том, о чем можно или нужно?! Смешно...абсурдно...как ни крути, а ты «ни о чём» перед этой идеей! Ведь для того, чтобы понять о чём не надо думать, надо столкнуться с этой запретной мыслью, она ведь оформится в мозге и ты влетишь в нее со всей дури...увидишь её и тут же тебя догонит и накроет осознание, что ты её подумал....и все! Проиграл! Теперь эту недомысль надо куда-то пристроить...за шкаф? за дверь?....куда её пристроить в своей башке, в тупой башке, которая думает не о том о чём надо.

И это вечная история. Наверное, не у всех. Но я очень очевидно вылетаю в чувство вины и отчаяния! Как будто именно глупая башка виновата в том, что ребенка не будет! В этот раз не будет! Он ушел. А ты тут в палате под стеклянно-кафельной линзой лежишь и не знаешь, почему он от тебя ушел? Почему выкидыш? Что я сделала не так?! Не там ходила? Не с тем разговаривала? Не то ела или пила? Какое такое воспаление и из-за чего оно получилось.... Есть обстоятельство, жестко усугубляющее эмоциональное состояние Любы - она верующая! Православная, жена батюшки! В данном случае это не является ресурсом для молодой женщины! Поиски причин и бесконечный анализ событий и обстоятельств еще глубже погружают в пучину чувства вины! Люба как уж на сковороде под пристальным обвиняющим взглядом!! Понять, чей это взгляд невозможно. И мне кажется, что ей хочется кричать этому взгляду, что она старалась всё делать правильно! И ходить, и спать, и молиться, и думать правильные мысли.... Господи, ну ведь всё же учла! Обо всём позаботилась!

Но Любочка, как веретено в руках опытной прядильщицы, снует и снует между мыслями своих родных и подружек по несчастью в палате номер 7! Она не может ни замолчать, ни прекратить тревожиться, ни прекратить анализировать. Тревога как дрожжи, она бродит и бродит! А Люба улыбается и старается говорить негромко, рассказывает какие-то истории, но постоянно соскакивает в «нукакжетак» и «авдругониошиблись»...и каждый такой съезд в опасную зону фиксируют Наташа и Галя! Тут же мягко или не очень мягко ей отражают: «Ну что ты так переживаешь? Ну вот, ты опять! Смотри, как ты себя накручиваешь? Что ты хотела? Ведь ты постоянно дергаешься?».... и Люба опять виновата и выглядит немного неадекватной, она улыбается и оправдывающимся тоном, пытается сменить тему, или поясняет, что не очень сильно она и нервничает. Начинает рассказывать что-то другое, но опять сбивается на больную тему и звучат опекающие/обвиняющие интонации «сопалатниц»...

Я лежу молча, но в душе волной растет потребность защитить Любочку от неё самой и от девочкиной помощи. Понимаю, что это не мое дело и нет запроса на оказание помощи….. Но! Неужели я не могу предложить помощь?!

Пытаюсь сообразить, как именно мне помочь Любочке? Болезненных тем несколько – чувство вины, страх, тревога. Эти чувства нанизаны на прочную стальную нить, и меняют друг друга без остановки. Это такое ожерелье самообвинения и самобичевания. Я продолжаю молчать, отслеживая ход мыслей Любы. А раздражение в палате растет. Советы не очень работают. Люба не очень слышащая в данный момент.

Я не выдерживаю напряжения и аккуратно поворачиваюсь лицом в палату. Я не могу больше думать о своих проблемах и переключаюсь на чужие! Я ввязываюсь в групповой процесс. Конечно, могу отхватить по полной, но молчать сил нет.

Тихо что-то спрашиваю у одной из девочек и оттягиваю внимание от Любы и подвисшей темы её тревожности. Разговор проходит не очень активно, спрашиваем, кто, с чем и после чего здесь очутился. Вдруг заходит врач и говорит мне, что скоро меня заберут в операционную. Голову опять заполняет вата-туман страха, и я убегаю от него  в разговор к девочкам. Проговариваю про свой страх и окончательно забираю внимание трех женщин на себя....понятное дело, ведь это хорошая возможность прожить через мою историю, что-то своё непрожитое и непрореагированное. Ну и пусть. Я получаю в это время внимание и сочувствие, становится полегче. Я немного расслабляюсь, и в этот момент Любочка активизируется в беседе. А девочки умолкают.

У меня уже есть право внести себя в разговор, и я уточняю у Любы диагноз. Оказывается, случился выкидыш, как я и поняла ранее, причины выкидыша не ясна врачам. Попутно выясняется ещё один диагноз - хроническое заболевание щитовидной железы, аутоиммунный тиреоидит! Вот как?! Можно конечно тут предположить вклад щитовидки в срыв беременности! Это физиологический аспект заболевания. Скорее всего «второе» сердце женщины криво сработало, и случился сбой в репродуктивной системе! И тогда выкидыш это последствия! А вот откуда у молодой женщины заболевание щитовидки - это точно важно!

Я выпадаю из разговора, замолкаю и пытаюсь понять, что же первично, выкидыш или заболевание щитовидки? Ну и учитывая хронологию, скорее всего щитовидка наверняка ближе к ядру эмоциональной травмы. Я спрашиваю у Любы некоторые моменты из истории её семьи, она, не интересуясь, зачем мне это нужно, рассказывает. Внимательно смотрит на меня и охотно, к тому же интересно, рассказывает про дедов и бабушек. Наташа и Галя пристально слушают наш разговор, и я понимаю, что дело явно становится больше чем трёп четырёх женщин. Чтобы продолжать говорить в том же русле, необходимо легализоваться и спросить разрешения на дальнейшее продолжение. Но девочки уже помогают мне и спрашивают с улыбкой: «Вы психолог?»....«Психотерапевт» - отвечаю я, в ответ девчата кивают головами и говорят, что они так и поняли.

Я с огромным уважением отношусь к законам формирования психосоматических заболеваний. Я их прожила, нет, я их выстрадала на себе. И моя дочь, и мой сын – все они в разные периоды жизни достаточно длительное время ходили со мной от врача к врачу, выискивая самых умных и правильных, самых внимательных и ответственных. А врачи попадались самые разные. Как и люди. И кто-то не мог справиться с моими страхами за жизнь и здоровье детей, перегибал палку и я уходила от них. А кто-то выдерживал. Педиатры, терапевты, невропатологи, аллергологи, гастроэнтерологи и т.д. Страшно вспомнить, сколько специалистов было мной вовлечено в обслуживание моих страхов за детей и себя. Я теряла силы и разум. Помню сейчас почему-то Евгения Александровича Садаева. Улыбаюсь! Спасибо ему! Что-то в этом педиатре с нашей новороссийской скорой помощи, меня просто останавливало…..интересно, что именно?! Я просто выдыхала на его приёме. После него дети выздоравливали на «ингалипте» и «мукалтине». Мне бы мои знания и мой опыт туда, в те годы. И я бы поняла, что состояние моих детей опиралось на мое состояние – если я обезумела от страха, если мне важно быть очень-очень хорошей заботливой мамой, мои любимые дети обязательно помогут мне чувствовать это днем и ночью в буквальном смысле. Я вспоминаю с болью, пока еще с болью, детские болезни детей. Дети очень болели. Ещё тогда я понимала, что надо менять вообще сам подход к детским болезням. Мой путь в мир психосоматики начался больше 20 лет назад.

Помню как после обучения в школе «Психосоматики PSI2.0», я везде за собой таскала их справочник по заболеваниям – а он весит совсем как советская энциклопедия. Вот только недавно рассталась с ним и мне вполне комфортно, когда он лежит у меня в кабинете. 

Так вот вернусь к аутоиммунному тиреоидиту… По теории психосоматики, запускает заболевание  щитовидки так называемый «кусковой конфликт» - проще говоря, у тебя отняли то, что ты считал своим! Где-то в прошлом произошла какая-то травмирующая история, она вроде как забылась. По какой-то причине, там, в прошлом нельзя было ни отстоять «свое», ни сдачи дать обидчику. Но ведь психика заботливая. Жизнь продолжается. И все непрожитое психика спрятала в теле (Фрейд называл этот процесс вытеснением в бессознательное). Доктор Хаммер сказал, что бессознательного нет. Бессознательное - это наше тело! Это всё то, что наше бедное тело сохранило в себе, вернее упрятало от нас, чтобы оно не мешало нам жить, работать, дышать. Как инсулин утаскивает все углеводы к себе в депо, так и тело пристраивает все наши непонятые - невыносимые эмоциональные переживания в те места, где они менее заметны. Это сложный биохимический и физиологический процесс. Но ведь ничто, никогда и никуда не исчезает. Помните закон сохранения энергии из физики?! Энергия не может исчезнуть, она преобразуется в другой вид энергии. Ну например, старая эмоциональная травма превратилась в медицинский диагноз. Вот тебе и процесс психосоматики!

Я поднимаю глаза на Любочку и интересуюсь у нее, хочет ли она, чтобы я продолжила разговор. Она волнуется. Видно, что ей сложно решиться, но она рискует и соглашается. Такие моменты легко можно назвать демонстрационной сессией и тут важно быть предельно аккуратной и осознавать, что ты одна, ты отвечаешь за клиента, и что тут присутствует двое неподготовленных слушателей, которые могут вносить что-то в процесс. Я, понимая все риски и осознавая свою физическую слабость, начинаю работу. Она должна занять минут 10, не больше. Я не успею больше, и это будет интервенция. Вернее, это будет скорая помощь.

Я делаю краткое вступление и поясняю, чем могу помочь. А затем прошу Любу вспомнить, когда она теряла что-то, что считала своим? Любе очень интересно и не очень безопасно. Она задумывается, вслух вспоминает истории из детства. Начинает говорить более собрано и конкретно. Уходит в воспоминания и видно, что она осталась только с ними. Примерив пару детских историй, она останавливается на воспоминании 8-9 летней девочки. Ну что ж значит это сейчас то, что нужно. В этой истории у Любочки забрали любимую куклу, очень красивую и дорогую куклу. Забрали родители для продажи – была очень сложная финансовая ситуация, а кукла была сувенирная. Я слушаю и думаю, что же такое должно было случиться в семье, что родители решают продать игрушки детей….. Понятно, что там какая-то драма. Понятно, что родители вынуждены идти на такие крайние меры. На вырученные деньги можно было решить какую-то семейную проблему. Забрали куклу не грубо, все объяснили и пообещали купить другую. Но Люба до сих пор не может забыть эту историю. И даже как-то, уже будучи взрослой, она сказала маме: «Ну вот зачем ты эту куклу продала?». Сказала по-доброму, предельно корректно. Любочка, рассказывая историю с куклой, интонациями и чем-то еще, невербальным, легким полунамеком обращает особое внимание на то, что не обижается на маму, что понимает ее. Потом добавляет, что мама купила взамен позднее куклу другую. Что это за объяснения и поправки в отношении «отношения» к маминым поступкам... Что мешает отпустить ту историю? Понятно, что родители не хотели обидеть или травмировать ребенка, понятно, что они позаботились и всё объяснили и потом компенсировали потерю малышке. А вот в памяти всё ещё что-то живо. Зачем-то Любочка сейчас мне, незнакомой тётке, поясняет, что она не обижается на маму, что она всё понимает….и несколько раз делает на этом моменте акцент. Это место в истории заряжено.

Я решаю проверить возникшую у меня фантазию и спрашиваю у Любы: «А зачем ты сейчас так подробно рассказываешь о причинах того поступка мамы и свое отношение к продаже куклы? Что за важность такая?». Люба тушуется и активно еще раз повторяет, что она не держит зла на маму, что все понимает! И вот тут я четко представила себе фигуру маленькой, очень огорченной девочки, у которой забрали куклу, и как взрослой объяснили, что так правильно и нужно, что в семье сложная ситуация и нужно понять это. И девочка просто вынуждена молчать и терпеть, так как нельзя ни злиться, ни просить, ни требовать, ни психовать! Ведь родители не виноваты, ведь такая ситуация, что тут поделаешь! Куклу продали. Всем всё ясно. И Люба молчит…и даже не плачет. Ну как она может плакать? Она ведь хорошая дочь и серьезная девочка. И приходится психике девочки заботиться о ней и вытеснить боль, досаду, обиду, злость, горе, ведь разве можно сердиться на любимую мамочку!!!! Нельзяяя! Что делать нельзя – Любочка знает (как и все мы знаем это), а вот что «зя» – она не знает. Никто не научил.

 

В возрасте лет 2-3х ребенок еще может искренне кричать маме в истерике: «Ты плохая! Я тебя не люблю!» Хорошо, если мама осознанная и спокойно встретит недовольство ребенка: «Я вижу, ты очень злишься на меня! Но я сейчас не могу поступить иначе». А если мама растеряется, обидится, разозлится, одернет, загонит в чувство вины??? Ну, в общем, что тут говорить, как можем, так и реагируем. Ну не знаем мы к каким последствиям приведут наши воспитательные меры. Это алхимия! Это колдовство! Невозможно вырастить ребенка и не травмировать его!!! Хотя… я конечно сейчас очень лицемерю! Нет там ни алхимии, ни колдовства, всё достаточно предсказуемо к сожалению. Уже позднее, лет в 5-6, ребенок не позволит себе кричать такие вещи маме! Он станет более социализированным. И скорее всего уже будет уметь прятать злость или недовольство на близких значимых людей. Прятать такие интенсивные чувства не только от взрослых, но и от себя… Они потом и становятся причинами психосоматики.

 

Я - «Люба, мне сейчас приходит в голову такая идея, или можно сказать фантазия, что ты чего-то сейчас смущаешься….у тебя виноватый вид, опущена голова и оправдательные нотки в голосе. Как ты думаешь, от чего это может быть?!»

Люба слушает цепочку моих предположений, зависает и молчит.

Я знаками прошу сопалатниц не нарушить ее процессы, помолчать, они прониклись, притихли, ушли во что-то свое.

Времени совсем нет. Дверь открывается и медсестра называет мою невыговариваемую фамилию. Через десять минут мне на выход.

А Люба молчит и смотрит в сторону, но это взгляд, обращенный в себя. Я встаю с кровати, ухожу в тень палаты и только сейчас замечаю ощущения своего тела – из жары в холодок. Приседаю перед Любочкой, смотрю ей в глаза: «Люба, перед кем же там виновата маленькая девочка? Что она там натворила, что до сих пор нет возможности произнести хоть слово?»  Я умоляю взглядом девушку сказать, верны ли мои предположения, отзываются ли они?! Люба смотрит на меня, что-то четко сформулировать ей сложно, она еще в прошлом, её «снесло»... но она мне кивает. Я тихонько, даже не шепотом, а просто губами проговариваю целиком суть внутреннего эмоционального конфликта – маленькая, воспитанная доченька, испытывает сильные негативные чувства, и зная, что злятся на мамочку только плохие, неблагодарные девочки, вытесняет эту злость в бессознательное. Но обида и злость еще живы, и встреча с ними  шокирует положительную Любочку. Таким же беззвучным голосом, я говорю Любе,  что ее чувства закономерны. Злость - это нормальная реакция здоровой психики, это нормально испытывать весь спектр эмоций, от минуса до плюса. Все близкие знают, как сильно Люба любит и почитает свою маму и какая она замечательная дочь. Если бы у меня была возможность, я бы обязательно разобрала ту «кривую» логическую цепочку, которая сформировалась у девочки в тот момент. Надо бы выяснить, как забирали куклу и что говорили друг другу и так далее. Но, к сожалению, на это нет сейчас времени. Люба плачет молча, и не отрываясь смотрит мне в глаза. Идет интенсивная внутренняя работа. Я мягко улыбаюсь и говорю ей, что нам надо сейчас закончить минисессию. Говорю, что мысленно я с ней, прошу посидеть еще тихонько и дать мыслям и чувствам улечься по новому, поудобнее. Ведь там девочке просто было очень жалко отдавать куклу. Конечно, она злилась. Кто поймал там эту злость и как ее объяснил?

Я предупреждаю девочек о том, чтобы хотя бы полчасика они не нарушали Любу, пусть она обработает и присвоит поднятый материал. Они кивают.

Наверное, в других условиях, и в другой обстановке, я провела бы консультацию иначе. Я была бы более мягкой, более размеренной, я бы больше отражала Любочке про нее. Я бы не спешила. Но получилось именно так, экстренно и внезапно. Не факт, что менее эффективно. И, конечно же, я как обычно не узнаю, чем закончится эта истории для самой Любочки. Что она присвоит из проведенной сессии, а что даже не заметит. А что-то останется невыясненным навсегда. Я привыкла к тому, что люди приходят ко мне, прикасаются своим горем, мы вместе форматируем их прошлое и они тихо уходят. Но я скучаю, иногда даже тоскую, и вспоминаю их истории... Понятия не имею как это устроено в моей голове, но я помню почти всех!!

 

Меня забирает анестезиолог. Высокий крупный мужчина, с холодным лицом и минимумом эмоций – профессиональная маска. Теперь я остаюсь один на один с незнакомым мужчиной в халате, мы сидим в пустом коридоре с высоченными потолками, он задает дурацкие вопросы, собирая анамнез: сколько мне лет (и я суетливо считаю в уме свой возраст от года рождения), сколько раз я рожала, сколько раз и чем я болела….. Мамочки!!! это прямо таки гинекологическая исповедальня… Доктор!!! да я всю жизнь мечтаю забыть ответы на эти ваши вопросы, а вы всё спрашиваете и спрашиваете!!!!! О чем-то предупреждает строго и заставляет расписаться под странной бумагой. Короче, если я загнусь, то меня об этом предупредили и я сама виновата. Я его боюсь и одновременно дико на него надеюсь.

Вот она операционная! Странный факт, но именно в гинекологии в операционную идешь своими ногами, во всех других отделениях тебя везут на каталке! Вот интересно!! Это только со мной такие вещи происходят, или со всеми?! Одежду снимаешь в предбаннике, напяливаешь бумажный халат и бахилы. Очень холодно. Стучат зубы то ли от страха, то ли от холода. Металлический разделочный стол, холодный блестящий инструмент, полумрак (и это странно). Господи, как я сюда попала? Такая умная, спец в психосоматике, такая сильная, смелая, всем помогаю, про всё понимаю, твою мать!!!!!! И вдруг на разделочном столе хирурга. Злость на себя бешенная, и только одна мысль вскоре остается в голове: «Татьяна Николаевна, миленькая, умоляю, не трогай меня пока я в сознании, дай мне «отъехать», и только потом работай свою работу». Я всегда дико боюсь, что меня начнут резать до того момента, пока подействует наркоз. Я всех врачей прошу как дура, сюсюкаюсь и умоляю подождать меня….они кивают, поддакивают, а я всё равно боюсь. Тело помнит, как двадцать два года назад мне оперировали аппендицит под местной анестезией. А я была в тот момент беременна сыном, 4 месяца, аккуратненький животик. Боже упаси, еще раз почувствовать, как врачи о чем-то переговариваясь, копаются у меня в кишках, попутно требуя, чтобы я им стихи рассказывала. Рассуждали, что общий наркоз все-таки очень вреден для развивающегося плода, а я всё это слушаю…потом рассуждали, что лучше бы я раньше вырезала аппендицит. Вот как? Вот каким образом я могла это предусмотреть?! «Что вы молчите, девушка, давайте считайте барашков или стихи нам рассказывайте, молчать нельзя!» Какие нафиг стихи????? Вы в своем уме?! Я стала тогда молиться вслух, и они почему-то дали общий наркоз.

Анестезиолог наконец-то взял меня за руку, я чувствую иглу в сгибе локтя, ругательства, что вена глубоко ушла. Затем звучит просьба посчитать до десяти и тут же накатывает усиливающееся головокружение, но я вместо счета вдруг кокетничаю -улыбаюсь анестезиологу, говорю ему «пока-пока». Все.

 Потом вдруг опять кафель в потолок, палата и странные ощущения. Мне стыдно. Как будто я вчера напилась и куролесила. Спрашиваю у девочек, хорошо ли я себя вела, когда отходила от наркоза? Надо мной смеются и успокаивают. Тело ничего не чувствует. Я просто лежу. Я всё вытерпела, в очередной раз я выжила и вытерпела. И, наверное, это больше про эмоциональные переживания, чем про физические ощущения.

А атмосфера в палате изменилась. Нет напряжения. Люба какая-то другая, тихая, копается в инстаграмме.

Мы больше не возвращались к прежней теме. И я вечером ушла домой. Я ненавижу больницы и сбегаю из них при первой же возможности. Уходя, я пожелала Любе всего самого хорошего. Но историю про девочку, которая вдруг, через 20 лет встретилась с негативными чувствами, подавленными из-за любви к маме, я унесла с собой. В свою профессиональную копилку историй психосоматики.

Любочка....женского счастья тебе и счастливой беременности!

PS. Через полгода, когда был написан этот рассказ, я обратилась к Любе с просьбой прочесть рассказ и подумать над возможностью его публикации. Люба прочла и разрешила. Правда сказала, что опять плакала. И в последнем смс от Любы, была информация о том, что оказывается  мама после выписки подарила ей куклу, очень похожую на ту из детства и сказала какие-то очень важные для Любы слова. Какие именно слова произнесла мама, я не знаю, но думаю это Вселенная услышала Любу.

Все имена в истории изменены

 

08.08.2019г.