Прощение и его смыслы

Является ли прощение сознательным выбором личности в ответ на разрушенную картину справедливости? Ведь это в пределах моей ответственности за свое собственное психо-эмоциональное состояние - "простить и отпустить" или выносить и реализовать месть.

Но если погрузиться в феномен прощения и попробовать прочувствовать - что за этим стоит - тогда что откроется мне же про меня? Идея справедливости и долженствования мира лежит в основе представлений большинства людей о том, что такое хорошо, и что такое плохо. Это нравственно-этические представления, и они мало связаны с реальностью, так как в реальности человек - это целая динамическая система, которую нельзя втиснуть ни в одну нравственно-этическую категорию. Собственно, моральность прощения заключается в том, что оно дает нам некую иллюзию собственной хорошести и плохости того другого, который разрушил наши представления о справедливости. Если оставить мораль и коснуться психологического аспекта, то о пошатнувшейся картине веры и убеждений сообщает ощущение нарушенных личностных границ.
Обидчик - если не брать во внимание контекст - это всегда тот, кто нарушает мои границы и таким образом проявляет враждебность ко мне, а значит он - плохой. Я испытываю боль, разочарование, обиду, гнев и задаюсь вопросами, отталкиваясь от внешних обстоятельств, которые якобы имеют силу повлиять на мою самоценность - За что мне это? Почему со мной так поступили? Что мне теперь с этим делать? Как мне восстановиться и жить дальше? И наконец - простить ли мне?

Начиная с этого момента прощение переходит от некоего безжизненного представления к вполне реальному действию. Прощение становится процессом и, зачастую, очень нелегким, не одномоментным. Если мои представления о себе выстроены таким образом, чтобы избежать столкновения с реальным "Я", теневой стороной своей личности и настоящими переживаниями, то я попробую обратиться к другой идее, например - всепрощения. Или к идее всепринятия. Или к идее веры как таковой - в высшую силу, которая якобы определяет, что лучше для меня. И если меня предали, оскорбили или унизили, то наверное, это какой-то урок свыше, и мне следует немедленно простить обидчика, чтобы утвердиться в собственной вере и не дать себе прожить настоящие переживания. Ведь настоящие переживания вскрывают во мне очень многослойную структуру, комбинацию чувств и эмоций, испытывая которые я могу осознать о себе неприглядные для себя же вещи. Что я не могу быть все время хорошим и правильным, удобным и терпеливым, я - разный, но все, что я делаю это подавляю в себе живое отреагирование ради реализации очередной идеи.

 Ради чего? Ради соответствия. Раз уж я выстроил для себя картину мира, то должен как-то вписываться в нее. И в этом смысле мне кажется, что прощение - сверхволевой акт. Но в конечном итоге, когда мне все таки удается простить, оказывается, что это не акт воли, а неожиданное открытие о том, что я обретаю способность простить тогда, когда наконец осознаю - я не вправе давать прощение. Но зато я вправе проявлять ответственность по отношению к себе, и заботиться о себе и своих чувствах.
Я позволяю себе испытывать настоящие чувства и отыгрывать боль и травму, ради самопознания и роста, ради большей осознанности и движению к свободному выбору - как реагировать и как проживать.

Я научаюсь управлять своим внутренним содержанием и повышать качество моих взаимоотношений с другими, когда позволяю себе быть естественным, а не следовать удобным установкам. Я больше не ищу вторичных выгод, не подпитываю свое эго убеждениями, основанными на отрицании действительности и обесценивании собственных реальных переживаний. Я научаюсь удовлетворять свои истинные потребности, заявлять о них открыто и прямо, утверждая таким образом свои границы и проявляя настоящую заботу о себе. А самое главное - я принимаю разные стороны своей личности, и отдаю себе отчет в том, что я тоже причиняю боль и могу ранить так же сильно, как ранили меня, для кого-то я могу быть таким же, как и тот, кого я хотела «благородно» простить. Такое честное отношение к себе помогает личности обретать зрелость. Тогда становится возможным посмотреть на себя и на другого новыми глазами, и отказ от справедливой мести, в ответ на несправедливое отношение враждебного мира в чем-то лице, освобождает место для выбора. Отказ от желания причинить боль  делает возможным свободно выбирать и принимать решение - что я хочу отдать в ответ тому, кто причинил боль мне: откровенность и одностороннюю открытость в проявлении этой боли, или подавленный гнев, затаенную обиду и взращиваемую месть. Тогда концепция прощения избегает позиции чьей-то возвышенности и чьей-то никчемности, чьей-то грандиозности и чьей-то ничтожности, чьего-то благородства и чьего-то малодушия.

Мы перестаем держаться за связь с обидчиком, когда понимаем, что прощение нужно не ему, а нам самим, и реальное проживание прощения делает обидчику подарок, который он никогда не смог бы заслужить - мы признаем в нем человека, способного испытывать те же чувства - разочарования, боли, гнева, обиды, отчаяния -  но в отношениях с другими, когда нарушаются его границы и рушиться его собственная картина справедливого мира.